Здесь выложена электронная книга Поэма Гоголя "Мертвые души" автора по имени Смирнова Елена Александровна. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Смирнова Елена Александровна - Поэма Гоголя "Мертвые души".
Размер архива с книгой Поэма Гоголя "Мертвые души" равняется 159.87 KB
Поэма Гоголя "Мертвые души" - Смирнова Елена Александровна => скачать бесплатную электронную книгу
Введение
Ни одно произведение русской литературы не порождало столь противоречивых толкований, как «Мертвые души». И в вихре догадок, недоумений, насмешек и откровенных издевательств, который поднялся сразу же после выхода книги в свет (1842 г.) и вылился в серию ожесточенных дискуссий на страницах русской прессы, в светских гостиных и литературных салонах, пожалуй, чаще всего повторялось злополучное слово «поэма».
Сообщая Гоголю осенью 1842 г. о впечатлении, которое «Мертвые души» произвели в московском обществе, К. С. Аксаков писал: «Одни говорят, что „Мертвые души“ — поэма, что они понимают смысл этого названия; другие видят в этом насмешку, совершенно в духе Гоголя: на-те вот, грызитесь за это слово».[1] «Велико достоинство художественного произведения, когда оно может ускользать от всякого одностороннего взгляда», — писал по поводу «Мертвых душ» Герцен.[2]
Нужно признать, что ясность в этом вопросе не достигнута и по сей день.[3] Настоящая работа — посильный вклад в обсуждение художественной природы гоголевского произведения. Слово «поэма», которым начинается ее заглавие, отчасти проясняет тот угол зрения, под которым это произведение будет здесь рассматриваться, но книга писалась, разумеется, не с той целью, чтобы доказать, что «Мертвые души» именно поэма, а не что-нибудь другое. Для этого прежде всего слишком широк диапазон тех значений, которые слово «поэма» имеет в нашей еще далекой от точности науке. Автором руководило более скромное желание — привлечь внимание к бесконечной сложности «Мертвых душ», художественной и соответственно смысловой, которая, по-видимому, только одна и может объяснить жанровое определение, данное им Гоголем.
Гоголь сознательно строил свой труд в расчете на длительное «вглядывание» в него и лишь постепенное постижение. «… книга писана долго: нужно, чтоб дали труд всмотреться в нее долго», — заявлял он в 1843 г. (XII, 144).[4] А в 1845 г. утверждал, что предмет «Мертвых душ» «пока еще тайна», о которой «ни одна душа из читателей не догадалась» (XII, 504). Поэтому, принимаясь за «Мертвые души», нужно знать, как их читать. Школьное, лобовое, так сказать, прочтение игнорирует гоголевское предупреждение, оно имеет дело лишь с тем, что сказано «открытым текстом», и поэтому вся глубина поэтического своеобразия книги до конца не раскрывается. С другой стороны, подход к «Мертвым душам» как к «книге с секретом» открывает путь субъективизму, приводящему подчас к анекдотическим результатам. Субъективизмом грешит даже такое блестящее исследование, как книга Андрея Белого «Мастерство Гоголя», вышедшая в 1934 г. и несвободная от вульгарно-социологических упрощений. Однако она содержит тезис, который представляется ключевым для изучающего «Мертвые души»:
«Анализировать сюжет „Мертвых душ“ — значит: минуя фикцию фабулы, ощупывать мелочи, в себя вобравшие: и фабулу и сюжет <…> Сюжета вне подробностей в „Мертвых душах“ нет: его надо выжать из них; необходимо исследование контрапункта всех штрихов, слагающих картину первого тома».[5] Другими словами: главное в содержании поэмы не совпадает с тем, что выглядит главным в сюжете. Последний служит только поводом, чтобы высказать нечто неизмеримо более важное. Но это важное надо суметь распознать в образной ткани произведения, где оно прячется под видом «мелочей».
К сожалению, это не всегда удавалось и самому Андрею Белому. Без сомнения, многое не попало в поле зрения и автора предлагаемой книги. Но он сочтет свою задачу выполненной, если эта книга углубит и расширит те первичные сведения о «Мертвых душах», которыми сейчас располагает каждый грамотный человек, даст почувствовать неповторимость творческой индивидуальности Гоголя и вместе с тем позволит увидеть в его создании один из оригинальнейших памятников русской и мировой литературы.
* * *
Несколько слов о технике подачи материала. В древнерусских текстах правописание приближено к современным нормам. В приводимых рукописных отрывках зачеркнутые слова помещаются в прямые скобки, в угловые скобки заключены вставки публикатора. Курсив везде принадлежит автору настоящей работы, разрядка означает шрифтовые выделения, сделанные авторами цитируемых произведений.
* * *
Некоторые разделы этой работы обсуждались в ходе ее подготовки в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР. За доброжелательное внимание к его труду и разного рода помощь автор приносит глубокую благодарность Д. С. Лихачеву, Г. М. Прохорову, П. Р. Заборову, а также выражает самую горячую признательность И. Г. Резниченко и Г. А. Бялому, любезно предоставившим уникальный экземпляр первого издания «Мертвых душ» для воспроизведения рисунка обложки,[6] и фотографу М. М. Лакомскому.
Я вижу только грозное и правдивое потомство, преследующее меня неотразимым вопросом: «Где же то дело, по которому бы можно было судить о тебе?» И чтобы приготовить ответ ему, я готов осудить себя на все, на нищенскую и скитающуюся жизнь, на глубокое, непрерываемое уединение, которое отныне я ношу с собою везде…
Гоголь
Глава первая
Формирование замысла
Гордое стремление «означить свое существование» в мире (X, 111) появляется у Гоголя еще в ученические годы. «Я поклялся ни одной минуты короткой жизни своей не утерять, не сделав блага», — пишет восемнадцатилетний Гоголь своему родственнику. Первоначальные его замыслы вовсе не связаны с литературой. «Я перебирал в уме все состояния, все должности в государстве и остановился на одном. На юстиции. — Я видел, что здесь работы будет более всего, что здесь только я могу быть благодеянием, здесь только буду истинно полезен для человечества», — сообщает он в том же письме (X, 111–112). Однако первые шаги на поприще государственной службы в Петербурге, куда Гоголь перебирается после окончания Нежинского лицея, не принесли ему удовлетворения. Между тем поэзия, музыка, театр, изобразительные искусства глубоко волнуют художественную натуру будущего автора «Мертвых душ». И уже в первый год его петербургской жизни он печатает (под псевдонимом В. Алов) идиллию «Ганц Кюхельгартен», где пытается воплотить в поэтических образах свои представления о жизни и назначении человека.
При всем художественном несовершенстве этого произведения оно интересно для нас тем, что главный психологический мотив, главное жизненное стремление молодого автора выражается его героем в словах, непосредственно перекликающихся с будущим названием поэмы:
??????????????????… Теперь ужели
Мне здесь душою погибать?
И не узнать иной мне цели?
И цели лучшей не сыскать?
Себя обречь бесславью в жертву?
При жизни быть для мира мертву?
(I. 78)
Неудача «Ганца» не обескуражила Гоголя, и его следующая книга — «Вечера на хуторе близ Диканьки» — не только имела успех у публики, но и была одобрена самим Пушкиным. Вся нервая половина 1830-х годов — это период необычайно быстрого и яркого расцвета гоголевского таланта. Одно за другим следуют издания: за двумя книгами «Вечеров» — сборники «Арабески» и «Миргород»; идет работа над драматическими произведениями.
Центральная категория не только гоголевской поэм, но по существу и всего его творчества — душа — определила собой характеристику человеческой личности уже в первых произведениях писателя. Чтобы яснее себе представить смысл, который вкладывал в это понятие Гоголь, необходимо кратко остановиться на тех течениях в умственной жизни России и Европы, которые обусловили возникновение концепции души в его творчестве.
Период, предшествовавший созданию «Мертвых душ», — это пора повсеместного распространения романтизма, романтического ви?дения и понимания мира, проявившихся не только в искусстве, но и во всех других сферах общественного сознания. Романтизм в самом общем смысле означает обращение к внутреннему миру человека, к его душевной жизни, и в этом своем качестве он не только не противостоит реалистическому миропониманию и реалистическому искусству, но, наоборот, обусловливает и подготавливает их возникновение. Так, первые реалистические произведения Пушкина появились, когда и самого термина «реализм» в литературе еще не было, а шла борьба за «истинный романтизм» — лозунг, под которым тогдашние писатели ратовали за свободу от условностей в искусстве и верность действительности.
Важным шагом на пути к историческому постижению общественных процессов было обращение романтиков к понятиям народности и национального духа. Народность становится лозунгом времени и тем главным требованием, с которым критика подходит к литературе. Если старшие современники Пушкина и Гоголя, воспитанные в правилах эстетики классицизма, полагали, что любое литературное произведение должно соответствовать законам изящного, выводимым из всеобщего и потому безликого Разума, — поколение, к которому принадлежат названные писатели, уже выдвигает романтические требования; каждая литература должна быть национальной, т. е. выражать дух своего народа, своей нации.
Возникший еще в конце XVIII в. интерес к национальной старине — памятникам, запечатлевшим в себе дух народа, особенно широко проявляется в России после 1812 г. в связи с патриотическим подъемом, охватившим русское общество. «Появление „Истории государства Российского“ (как и надлежало быть), — писал Пушкин, — наделало много шуму и произвело сильное впечатление. <…> Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом».[7] И в составленном Пушкиным «Плане истории русской литературы» (1829) первый пункт обозначен в следующих словах: «Летописи, сказки, песни, пословицы».[8]
Если противоречия между народами и государствами выводятся в этот период из особенностей их национального духа, то противоречия внутри общества, среди которых одним из важнейших было обезличивание человека, возраставшее одновременно с усложнением социального организма, связываются с категорией человеческой души. «… смотри — душа твоя обратилась в паровую машину. Я вижу в тебе винты и колеса, но жизни не вижу!» — читаем в одном из первых русских антибуржуазных произведений — романе В. Ф. Одоевского «Русские ночи».[9]
«Остановитесь, одумайтесь! Знаете ли, куда вы идете? Посмотрите — душа убывает», — в таких словах передавал Герцен романтически-субъективный протест английского мыслителя Джона Стюарта Милля против воцарения «общества лавочников» с его «общими стадными типами».[10]
Все перечисленные особенности духовной жизни эпохи непосредственно отражены в творчестве Гоголя. Недаром же он писал: «Предмет мой была современность и жизнь в ее нынешнем быту…» (VIII, 449). Писатель безошибочно связал психологию своих персонажей с теми факторами, которые олицетворяли собой социальную структуру николаевской России: «электричеством» чина и денежного капитала, а также «бездельем», с одной стороны, и трудом — с другой. Однако совершенно очевидно, что выступают все эти явления у Гоголя, осмысливаются им не в плане политическом или общественно-экономическом. Противопоставляя меркантильной современности Тараса Бульбу или старосветских помещиков, писатель тоже явно исходит не из классовых принципов, в иной плоскости лежит и антитеза между фигурами поручика Пирогова и художника Пискарева.
Рассмотренные с точки зрения их внутреннего единства, произведения Гоголя наводят на мысль, что той глубоко демократической, хотя и социально расплывчатой идеей, которая лежит в основе содержащегося в них анализа общественных «нравов», является идея человеческого равенства и братства, одушевляющая созданные писателем картины Запорожской Сечи.
Как бы ни были разнообразны отрицательные персонажи Гоголя, у них есть одна общая черта — отсутствие внутренних связей с другими людьми, забвение тех великих слов, о которых писатель хотел напомнить обществу историей Акакия Акакиевича.
Ничтожность интересов, соединяющих людей, высмеивает Гоголь, изображая провинцию в «Шпоньке», «Повести о том…», «Коляске». В петербургских повестях тема иерархической раздробленности общества и страшного одиночества человека получает трагическое звучание. Пьесы и драматические отрывки Гоголя показывают, что за «приличной» оболочкой служебных, семейных и бытовых отношений кроются полная внутренняя разобщенность людей и глубокий антагонизм.
Итак, вся совокупность связей и отношений между людьми, изображенных в произведениях Гоголя, складывается в единую картину полной духовной дезинтеграции современного писателю общества и неразрывно с ней связанной дезинтеграции личности, ее раздробленности, в гоголевской терминологии. Эти психологические феномены, выражающие внутренние противоречия, которыми сопровождается формирование буржуазного уклада, по существу и представляют собой основную, универсальную проблему творчества Гоголя.
Категорией, непосредственно связанной с положительным идеалом, в системе гоголевской мысли выступает душа. Именно душа — частица высшего, надматериального начала в человеке — означает у Гоголя те внутренние возможности личности, основанные на ощущении братства с другими людьми, которые позволяют ей противостоять господствующему вокруг нее отчуждению. Наличие души выражает у Гоголя полноценность человека. Пассивное же подчинение силе внешних обстоятельств и прежде всего антигуманной морали современного Гоголю общества писатель рассматривает как духовную смерть личности, или смерть души.
Этот процесс был показан еще в первой редакции «Портрета», где намечена схема мертвой души богача-накопителя, предвосхищающая основные черты образа Плюшкина: «Уже жизнь его коснулась тех лет, когда все дышащее порывом сжимается в человеке, когда могущественный смычок слабее доходит до души и не обвивается пронзительными звуками около сердца, когда прикосновение красоты уже не превращает девственных сил в огонь и пламя, но все отгоревшие чувства становятся доступнее к звуку золота, вслушиваются внимательнее в его заманчивую музыку и, мало-помалу, нечувствительно позволяют ей совершенно усыпить себя <…> Пуки ассигнаций росли в сундуках его. И как всякой, которому достается этот страшный дар, он начал становиться скучным, недоступным ко всему и равнодушным ко всему. Казалось, он готов был превратиться в одно из тех странных существ, которые иногда попадаются в мире, на которых с ужасом глядит исполненный энергии и страсти человек и которому они кажутся живыми телами, заключающими в себе мертвеца» (III, 420–421). Во второй редакции появляются выражения «беспричинный скряга», «беспутный собиратель», которые еще больше приближают нарисованный образ к характеристике Плюшкина.
Привязанность к собственности убивает, как показывает писатель, главное в человеке — привязанность к людям. Богач, накопитель, который фактически занимает важное место в социальной структуре общества, по Гоголю — выпадает из человечества, становится прорехой в нем. Поэтому так ничтожен гоголевский Плюшкин.
Деление персонажей по принципу живой или мертвой души представляет собой как бы дополнительную — более широкую — типологию, которая придает собственно гоголевскую окраску каждому из выведенных писателем социальных типов. В большинстве образов гоголевского творчества категория души обнаруживается лишь негативно, но само ее отсутствие играет важнейшую роль в художественной структуре образа.
Хотя душа у Гоголя как будто и не имеет точек соприкосновения с социальной сферой, категория, с которой она сопряжена в произведениях писателя по принципу взаимоисключения, безусловно к этой сфере принадлежит. Речь идет о главном принципе нарождавшейся в России буржуазности, который Гоголь называл «приобретением» («Приобретение — вина всего…» — VI, 242). Поэтому гоголевскую душу можно определить от противного как антибуржуазное, антимещанское начало в духовном складе личности. И в этом определении у нас совпадут и вольнолюбивые запорожцы, и замкнутые в своем сельском раю старосветские помещики, и романтическая фигура художника.
Взаимоисключающую природу души и «приобретения» Гоголь ярко демонстрирует на примере тех помещиков, которых посещает в его поэме Чичиков. Мысль о последовательно прогрессирующем оскудении личности в образе каждого из них не нова. Ее высказал еще современник Гоголя С. П. Шевырев. Но важно подчеркнуть, что критерием, которым автор «Мертвых душ» определяет это оскудение, является связь человека с человечеством. И параллельно с ослаблением человеческих связей возрастает привязанность персонажей к собственности.
На первой ступени лестницы стоит Манилов. Он, бесспорно, самый бескорыстный из всех, у кого Чичиков торгует мертвые души. Он единственный, кто отдает их даром. Правда, доброта фантазера Манилова, как показывает Гоголь, приводит только к отрицательным результатам, тем не менее он искренне расположен ко всем окружающим, включая и его крестьян.
Поэма Гоголя "Мертвые души" - Смирнова Елена Александровна => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Поэма Гоголя "Мертвые души" автора Смирнова Елена Александровна дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Поэма Гоголя "Мертвые души" у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Поэма Гоголя "Мертвые души" своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Смирнова Елена Александровна - Поэма Гоголя "Мертвые души".
Если после завершения чтения книги Поэма Гоголя "Мертвые души" вы захотите почитать и другие книги Смирнова Елена Александровна, тогда зайдите на страницу писателя Смирнова Елена Александровна - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Поэма Гоголя "Мертвые души", то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Смирнова Елена Александровна, написавшего книгу Поэма Гоголя "Мертвые души", к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Поэма Гоголя "Мертвые души"; Смирнова Елена Александровна, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн