– И что будет теперь?
– Я ее вырежу, – без промедления ответил мистер Энджелман. – Широкий внешний разрез.
– Без удаления груди?
– Господи, конечно, – улыбнулся врач.
– А подмышечные узлы? – Елена чувствовала, что Джон по-прежнему встревожен.
– А никаких положительных узлов я не нашел. – Это было явно адресовано Елене. – Сторожевой узел, – добавил он, поворачиваясь к Айзенменгеру. – Во время операции я введу краситель и радиоактивный индикатор, – продолжил он с ловкостью артиста из хорошо отрепетированного шоу, – и с их помощью мы проверим лимфатические узлы. Если где-нибудь что-то проявится, мы тут же это удалим, а если нет, значит, можно быть уверенными в том, что все в порядке.
– Радиоактивный индикатор?
– Доза очень небольшая и через шесть часов уже выводится из организма. Не больше чем при рентгене грудной клетки.
Елена задумалась с таким видом, словно обладала исчерпывающей информацией и осознавала все возможные последствия, словно она была спокойна, объективна и размышляла всего лишь о том, как провести ближайшие выходные. Однако все это было лишь видимостью.
– Боюсь, на данном этапе я не смогу гарантировать, что вам не потребуется дополнительное лечение.
«Что он говорит? Дополнительное лечение? Что это значит?»
И снова ей на помощь пришел Джон:
– Возможно, тебе потребуется пройти курс лучевой терапии, а может, и химиотерапии.
Елена тут же представила себе выпадающие волосы, тошноту, усталость и тысячу других побочных эффектов, связанных с облучением.
– Мне еще надо проверить, но, думаю, я смогу вас принять в начале следующей недели. – И Энджелман, производивший впечатление ангела, стал просматривать свое расписание. Затем он что-то отметил, кивнул и поднялся с кресла. Визит был закончен. В мгновение ока из здоровой женщины Елена превратилась в развалину, которой предстояло задуматься о смерти, однако ее врача это уже не волновало.
– Вы напрасно волнуетесь, Елена, – внезапно переходя с фамилии на имя, произнес он. – Можете взять у сестры кое-какие буклеты. – Как будто буклеты гарантировали излечение от рака.
Они с Джоном уже тоже встали, но Елене казалось, что она плывет, погружаясь в состояние полного забытья.
Джон взял ее за руку, и они вышли из кабинета.
– Ну и где мы?
Райт победил в себе желание ответить: «В полном дерьме, сэр» – и произнес:
– У нас второе убийство за два дня.
– Жертвы были связаны друг с другом?
– Нет, но обе были знакомы с Мартином Пендредом. Гомер сидел за столом с самым мрачным видом. У него всегда был подавленный вид, когда он думал, но в данный момент выглядел положительно мрачным. Он, сжав ладони и облокотившись о стол, сидел, наклонившись вперед в молитвенной позе. Памятуя о том, что Колл сказал Гомеру, Райт старался не задерживать взгляд на лице начальника.
– Что еще?
– Образ действий идентичен в обоих случаях.
– Да, похоже на то, Райт, похоже на то. Но результатов вскрытия второго тела мы еще не получили.
Райт сидел в кресле напротив. Он чувствовал себя уставшим, мочевой пузырь у него был переполнен, и большой палец на левой ноге болел. Время от времени его мучили приступы подагры, и он опасался, что эта боль предвещает очередной.
– Да что вы, сэр! – с нажимом возразил он. – Беднягу разрезали точно так же, как Дженни Мюир, и внутренние органы у него удалили таким же образом. И спрятали их столь же чудовищно.
– Да, похоже на то, – помолчав, ответил Гомер и резко поднял взгляд на Райта. – Но мы не имеем права делать скоропалительные выводы, Райт. Это свидетельствовало бы о непрофессионализме.
Это высказывание отдавало таким лицемерием, что Райт, кивнувший с серьезным видом, даже не обратил на него внимания, как муравей не обращает внимания на слона.
– А когда будут готовы результаты вскрытия Уилмса, сэр?
Гомер вновь опустил голову и уперся взглядом в небольшое расстояние между своими ладонями.
– Завтра утром. Ровно в восемь утра. – Он мог не добавлять, что Райт должен присутствовать, это подразумевалось. – Неужто я ошибаюсь? Неужто Пендред здесь ни при чем? – неожиданно вырвалось у него.
Райт не сразу понял, требуется ли от него ответ, поскольку Гомеру было свойственно задавать риторические вопросы, однако тот вскинул голову и устремил на него требовательный взгляд:
– А?
– Ну, я думаю, существует определенная вероятность… – Райт умолк, чувствуя, что над его головой сгущаются тучи. Гомер начал хмуриться, и Райт, давно усвоивший командный дух, тут же поменял позицию. – Но, по-моему, она не слишком убедительна, как вам кажется? – Утвердительного кивка со стороны Гомера не последовало, однако Райта это не остановило. – У нас достаточно оснований считать, что это один из братьев Пендредов, совершивших первые убийства. – При этих словах выражение непоколебимости на лице Гомера немного смягчилось, и ободренный Райт продолжил: – Нам известно, что Мелькиор Пендред мертв, значит, остается Мартин. Эти убийства имеют те же отличительные признаки, что и предыдущие, более того, они идентичны им, а незначительные отличия могут быть отнесены за счет разницы во времени.
– Возможно, – с самодовольным видом откликнулся Гомер.
– А если учесть, что обе жертвы были знакомы с Мартином Пендредом и стоило нам отпустить его, как он исчез и тут же был найден следующий труп, я не вижу поводов для сомнений.
Это заявление не было встречено троекратным «ура», однако Райт почувствовал, что выступил успешно и Гомер, несмотря на свои сосредоточенные поиски возможных противоречий, доволен.
– А как насчет его алиби на время убийства Мюир?
Это было элементарно, и Райт с уверенным видом не оставил от возражения Гомера камня на камне.
– На мой взгляд, никакого алиби у него нет. Думаю, никто из присяжных даже внимания на него не обратит после того, что произошло вчера вечером.
Гомер кивнул. И вероятно, именно в этот момент ему в голову пришла неприятная мысль, ставившая под сомнение всю его теорию.
– Но почему? – чуть ли не жалобным голосом произнес он. – Почему он вдруг взялся за старое?
Это был высший пилотаж – посланный мяч завис в воздухе. Райт не знал, как на это реагировать, и занял стойку защиты.
– Он сумасшедший, сэр. – Удар был не слишком хорош, но зато эффективен.
– Да, – ответил старший инспектор. Судя по всему, он был удовлетворен этим объяснением вопреки истошным протестам тысяч усопших психиатров и бойко продолжил: – Хорошо. Кто опрашивает соседей?
– Сержант Каплан. В его распоряжении восемь человек.
– За домом Пендреда следят?
– Фишер и Ньюман. Кларк отправлен в дом Уилмса.
Однако этот взрыв оптимизма быстро уступил место подавленности, когда Гомер внезапно вздохнул и заметил:
– Впрочем, вряд ли он там появится.
– А почему бы и нет, сэр? – чтобы подбодрить начальника, ответил Райт. – Он же непредсказуем.
Однако это не подействовало – Гомер продолжал о чем-то думать.
– Надо его найти, – наконец изрек он. – Колл недвусмысленно дал понять, что если мы его не найдем, то я могу прикупить себе швабру и начать подыскивать место уборщика. А судмедэкспертиза, вскрытие и свидетельские показания – это все дополнительные детали.
Райту это показалось вполне разумным.
– Ну и с чего мы начнем? – осведомился он. – У него нет ни родственников, ни друзей. Единственные места, которые он посещал, – это дом, работа и паб.
Гомер поднял на него тяжелый взгляд. Задуши Райт котенка на его глазах, он и то не выразил бы большего презрения.
– Может, судмедэксперты найдут что-нибудь, что поможет нам определить его местонахождение, – пробормотал Райт.
– Правда? Что-нибудь типа грунта, который встречается на одной-единственной улице? Или обрывок библиотечной карточки, которая позволит нам вычислить его местонахождение? – Гомер издал хрюкающий звук. – Сделай одолжение, Райт, не корчи из себя Эркюля Пуаро. Чем нам помогли эксперты при первом убийстве? Ничем. А сейчас у нас столько дерьма вокруг, что с его помощью можно закопать нефтеналивной танкер, поэтому вряд ли стоит рассчитывать на свежие следы.
– Да, сэр, – покорно откликнулся Райт.
И словно для того, чтобы подтвердить свои слова, Гомер поинтересовался:
– А где отчеты судмедэкспертов об убийстве Мюир?
Райт выудил их из внушительной стопки аналогичных документов, сложенных на столе возле окна. Они были соединены скрепкой с наклейкой, на которой значилось имя Дженни Мюир.
Гомер пролистал отчет, однако тот не улучшил его настроения, и он отбросил его с гримасой отвращения на лице.
– А где отчет о вскрытии?
Райт покорно подал следующий документ, но на этот раз терпение Гомера истощилось еще быстрее.
– Почему он так пишет?
– Как, сэр?
– Используя все эти медицинские термины. «Разрез длиной тридцать восемь с половиной сантиметров начинается на два сантиметра ниже переднего угла щитовидного хряща и заканчивается у лобкового сращения на два с половиной сантиметра выше передней комиссуры». Что это означает?
– Не знаю, сэр. – Это было произнесено исключительно для того, чтобы успокоить Гомера.
Гомер раскрыл отчет на последней странице.
– Даже выводы написаны на какой-то наукообразной тарабарщине. «Наличие небольшой глиомы (некротической, а следовательно, являющейся полиморфной глиобластомой)… – Гомер с трудом преодолел последнее словосочетание, сделав в нем неправильные ударения, – …может считаться побочным диагнозом, как и незначительное сужение коронарных сосудов, вызванное атеромой…» – Гомер отбросил отчет в сторону. – Почему нельзя просто написать, что она скончалась, когда этот сумасшедший Пендред разрезал ей горло от уха до уха?
Райт лишь пожал плечами, и Гомер, который не мог удовлетвориться этим взрывом негодования, откинулся на спинку кресла, закрыл лицо руками и замолчал, словно отдавая дань несчастливому уделу полицейского. Райт замер с видом послушного сообщника.
Прошло несколько минут, прежде чем на Гомера снизошло вдохновение и он вскочил из-за стола, что оказалось несколько неожиданным для Райта, который успел прикрыть глаза.
– Так. Вот что мы сделаем. Найди мне самую подробную карту окрестностей вокруг дома Пендреда. Мы начнем обходить дом за домом, расширяя круги поисков и захватывая все нежилые строения. Я хочу, чтобы вы обыскали Западную больницу сверху донизу и опросили всех, кто имел дело с Пендредом. Главное – не знают ли они чего-нибудь такого, что может указать нам на его местонахождение. То же относится и к пабам, в которые он заходил. Понятно?
Райт торопливо записывал эти распоряжения. Ему ставили огромную и практически невыполнимую задачу, но это было лучше, чем бездействие.
– Я понял, сэр, – с готовностью откликнулся он.
– Хорошо. Я свяжусь с Коллом. Нам для этого потребуются крупные силы. Необходимо также широкое освещение этого. Сообщите журналистам, кого мы ищем. Пусть в газетах и на телевидении опубликуют его фотографию. Все должны быть в курсе.
– Разумно ли это, сэр?
– Люди должны знать его в лицо как ради собственной безопасности, так и для того, чтобы оказать нам помощь. – Гомер помолчал, и на его лице появилась злобная улыбка. – Настало время, когда люди должны узнать правду о деле Пендреда, сержант.
Репортеры и фотографы хорошо знали Беверли, как и она их, но им было не до проявления нежных чувств; они по-прежнему играли в ту же игру с теми же правилами, только роли у них теперь были другими. Теперь она была жертвой, а не сомнительным союзником. Они ждали ее перед участком после ее беседы со старшим суперинтендантом, и, выйдя наружу, она ощутила себя куском просроченного мяса, брошенным на растерзание голодным псам.
– Беверли? Беверли?
Их было не больше десятка, но всадников Апокалипсиса было и того меньше, и сейчас у Беверли возникло отчетливое ощущение, что наступил конец света.
– Что вы можете сказать об этих убийствах, Беверли? Вы опять все перепутали? – Фоном этому допросу служило прерывистое стаккато фотовспышек.
Беверли начала продираться сквозь группу репортеров. Она решила хранить достойное молчание, зная, что это наилучший выход из подобной ситуации, однако ее намерения тут же пошли прахом.
– Отстаньте, – устало произнесла она. – Просто отстаньте.
– Я могу это процитировать? – осведомился один из репортеров, презрительно улыбаясь.
– Может, вы расскажете, как вам удалось допустить такую ошибку? – поинтересовался другой.
– А как себя чувствует муж Дженни Мюир? Вам не стыдно, что из-за вас он стал вдовцом? – настаивал третий.
Они приплясывали вокруг нее на автостоянке, расположенной рядом с полицейским участком. Она знала, что у окон стоят бывшие коллеги, наблюдая за неожиданным уличным представлением. Трудно было сказать, что они испытывали – радость или сочувствие.
– Что вы можете сказать о Мелькиоре Пендреде? Вам не стыдно за то, как вы с ним поступили?
Она уже почти добралась до своей машины, но этот вопрос заставил ее обернуться. Это был удар ниже пояса, и, оборачиваясь, она почти была готова к тому, что увидит кровь на костяшках репортера. Она уже было открыла рот, чтобы ответить, но их жадные взгляды остановили ее. Она развернулась, села в машину и двинулась прочь, с грустью отметив, что ей никого не удалось задавить.
Беверли надеялась, что на этом все закончится. Им не удастся пройти мимо консьержа многоквартирного дома, в котором она жила, а сама она не собиралась выходить на улицу в ближайшие дни. Ей необходимо было посидеть и подумать.
– Ну что ж, значит, так.
Она не собиралась говорить этого, слова вырвались сами собой. Она бросила взгляд на Джона и поняла, что он знает, о чем идет речь. Странно, если бы было иначе. Вряд ли человек, который только что узнал, что у него рак, начнет переживать из-за цен на помидоры или состояния общественного транспорта.
– Да вовсе нет, – тут же откликнулся он. Это прозвучало убедительно и неопровержимо. – Конечно, это не самая радостная новость… – продолжил он уже более мягким тоном.
Она рассмеялась, но это был ядовитый смех, от которого могли бы завянуть цветы. Несмотря на это, Джону удалось справиться с управлением:
– Но ведь это же не конец. Это ж не смертный приговор.
Они ехали из госпиталя, и движение было чрезвычайно оживленным, так как они попали в час пик. Она с каменным лицом сидела рядом с ним, пытаясь проанализировать собственные ощущения, и в результате пришла к выводу, что среди них преобладает ярость. Еще глубже был страх, и если она задерживалась на этом уровне, то начинала отчетливо ощущать запах ужаса, но внешне ее реакция выражалась в виде ярости.
Она чувствовала, что ей нечем ответить на его поддержку.
– Небольшой разрез и никакой мастэктомии. В лимфатических узлах ничего нет. Все это прекрасные прогностические факторы.
В течение нескольких секунд в машине царила полная тишина, пока не зашумел двигатель и внутрь снова не ворвались звуки улицы. Елена на протяжении всей его речи ни разу не повернула к нему головы, и он тоже вполне естественно смотрел на дорогу, и лишь когда они остановились на красный свет, она заметила, что он искоса смотрит на нее.
– Уровень смертности от рака груди каждый год снижается, особенно в Великобритании, – произнес он, прикасаясь к ее руке.
– В том-то все и дело, кретин! – Желчь и горечь вырвались наружу столь же неожиданно для нее, как и для него. – В том-то и дело! Уровень смертности! Я превратилась в человека, который должен его преодолеть. Еще неделю назад все было хорошо, а теперь я стою лицом к лицу со смертью!
Она пыталась подавить свой крик, но ей не удавалось это сделать.
– Господи, меня тошнит от тебя! От твоих разглагольствований о статистике, прогнозах и лечении. Разве ты можешь понять, что я чувствую?!
Зажегся зеленый сигнал светофора, но Айзенменгер этого не заметил, пока сзади ему не стали гудеть. Он поспешно надавил на педаль газа и двинулся вперед.
– Я не…
Но она уже начала плакать, словно этот неконтролируемый выброс опустошил всю ее ярость, и теперь ее затопил страх.
– Да, ты не понимаешь. Ты думаешь, что все понимаешь, потому что ты врач, потому что ты ходил на лекции, работал в клиниках, к тебе приходили бедные больные, чтобы ты их вылечил, или тебе привозили трупы, чтобы ты их разрезал, но ты все равно ничего не понимаешь!
Она умолкла, чтобы перевести дыхание, и ему хватило ума не вмешиваться. Когда она продолжила, ее глаза уже заволокла пелена слез, а голос то и дело срывался.
– Ты ничего не поймешь, пока сам не окажешься у врача из-за того, что нащупал у себя уплотнение, или начал резко худеть, или слишком часто кашлять. И только после того, как ты отсидишь все это время, пока они берут свои анализы, видя выражения их лиц, на которых уже написано все, о чем они не хотят говорить, и после того, как они, набрав воздуха, нацепят на себя эти улыбки, готовясь к тому, чтобы дотла разрушить твой мир, ты сможешь понять, что я сейчас ощущаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40