Время убегало от нее. Получив назначение в команду Ламберта, она восприняла это не только как наказание за прошлые грехи, но и как шанс начать все сначала.
Проблема состояла в том, что Ламберт и не собирался скрывать, что смотрит на этот вопрос иначе. Он не желал видеть ее в своей группе, с самого начала решив, что Беверли неисправимо плоха, и не собирался тратить силы и время на ее перевоспитание. Если он и замечал ее, то лишь для того, чтобы в очередной раз помянуть всуе ее промежность. Беверли не была наивной девушкой. За годы службы в полиции ей не раз доводилось встречать людей, похожих на Ламберта, но прежде они всегда оказывались бессильны против нее. Уортон была не только сексуально привлекательной женщиной, но и обладала репутацией толкового полицейского. Как только ее репутация оказалась запятнанной, Беверли стала уязвима.
Конечно, всегда есть возможность проявить «сговорчивость»…
Теперь она лишилась не только репутации, но и возможности ее восстановить. И никто не домогался ее «сговорчивости».
Черт! Она тут же отбросила это слово. «Называй вещи их именами, девочка». Готовности лечь под кого угодно.
Было время, когда ей не требовалось прибегать к подобным эвфемизмам, когда она легко и свободно употребляла более точные выражения. Боясь, что сейчас расплачется, она взяла с туалетного столика бумажную салфетку и высморкалась, словно это могло остановить слезы. Беверли встала, накинула халат и отправилась на кухню за виски. Отыскав початую бутылку и перестав жалеть себя, она уселась в гостиной и принялась думать, как ей быть со всем этим дальше.
Ламберт только и ждет удобного случая, чтобы избавиться от нее, и ее единственный шанс в борьбе с ним – довести дело «Пел-Эбштейн» до конца. До победного конца. Три, может, четыре смерти за месяц – этого уже вполне достаточно, чтобы задаться целью установить истину. И какие смерти! Беверли повидала немало людей, отправившихся в мир иной, видела жестокость убийц и изобретательность самоубийц, обыкновенные и, если так можно выразиться, уникальные способы ухода из жизни, но то, что произошло с этими людьми, представляло собой далеко не ординарный случай. Подробности смерти других экс-сотрудников злополучной лаборатории, которые сообщил ей Люк, были хотя и скупыми, но весьма интригующими.
Прежде всего, не осталось тел. В первом случае бедную девушку взрывом газа разнесло в клочья, во втором – молодой человек просто исчез, растворился в воздухе, оставив подружку гадать, куда он подевался. В третьем французские жандармы также пришли к выводу, что бедняга мертв, – показания свидетелей наводили на мысль о похищении.
Во-вторых, даты. Временная разница между гибелью девушки и исчезновением молодого человека составляла несколько дней, как будто смерть сперва навестила одного, а затем отправилась к другому. В довершение всего пропал Карлос Ариас-Стелла, и хотя его подруга пребывала в уверенности, что тот ее бросил, Беверли пришла к куда более печальному выводу.
А какой вывод можно сделать относительно Штейна? Исчез два года назад, и с тех пор о нем ни слуху ни духу – никто не видел его и никто ничего о нем не слышал. Что бы это могло значить? Не мертв ли он тоже? Или жив-здоров, в отличие от своих бывших коллег?
Все эти «несчастные случаи» имели место в разных странах, и каждый из них в отдельности не выглядел чем-либо подозрительным. Профессиональный опыт подсказывал Беверли, что первым делом она должна расследовать эти случаи, интерпретировав их как результат заговора с целью устранения лиц, перечисленных в списке. Одновременно с этим необходимо как можно скорее отыскать Карлоса и Штейна. Без поддержки Ламберта у нее не было возможности осуществить первое, тогда как официальное расследование не позволяло сделать второе. Ламберт же, скорее всего, поступит следующим образом: либо, получив от Беверли всю информацию, воспользуется ею самостоятельно, отстранив инспектора Уортон от расследования и присвоив лавры победителя себе, либо положит дело под сукно, использовав допущенные Беверли нарушения для того, чтобы навсегда лишить ее перспективы служебного роста.
А если она ничего ему не скажет?
Продолжать.
Казалось бы, так просто – одно слово, три слога, десять букв.
Подобно приказу министерства внутренних дел, эти десять букв предписывали, но ничего не объясняли. Стратегия без тактики, все равно что поручить глухому написание рецензии на музыкальный концерт.
Это была рискованная игра.
Ее интерес к этому делу перестал быть тайной. Скорее всего, очень скоро Ламберт узнает о ее действиях – официально или неофициально, и тогда времени у нее не останется. Если она продолжит расследование, не ставя его в известность, тогда, чтобы выкрутиться, ей потребуются серьезные аргументы, объясняющие, почему она пошла на нарушение служебной дисциплины.
Можно было, конечно, продолжить поиски Ариаса-Стеллы в надежде, что он не только жив, но способен ответить на ее вопросы. Беверли не имела ни малейшего представления о том, что происходит. Она знала наверняка лишь одно – потенциальные свидетели стремительно исчезают. Одни умирали хотя и естественным образом, но при весьма загадочных обстоятельствах, другим, несомненно, кто-то помогал уйти из жизни. Беверли не знала, как связаны между собой все эти смерти, но связь эта явно существовала.
Она посмотрелась в зеркало, не без удовлетворения отметив, что снова выглядит великолепно, и даже удивилась, обнаружив на своем лице улыбку. Уортон поймала себя на мысли, что смотрит на себя словно со стороны.
В этот момент пришло решение, положившее конец колебаниям Беверли Уортон.
В этот момент она поняла, что ей нужны союзники.
– Есть какие-нибудь новости от Рэймонда Суита?
Елена и Айзенменгер полулежа расположились на диване; он положил голову ей на плечо, и Елена уже начала дремать, к доктору же сон не шел вовсе. Мысли крутились в его голове, не давая покоя.
– Нет. Я позвоню ему утром, – тихо ответила Елена. Он отхлебнул вина.
– Почему? – вдруг спросил он. – Почему они так испугались?
– Кто?
– «ПЭФ».
Не открывая глаз, она проговорила:
– Потому что они боятся утечки информации. Может быть, заразились и другие сотрудники лаборатории; в таком случае на «ПЭФ» ложится ответственность, колоссальная материальная ответственность.
Доктор задумался.
– Нет, – решительно произнес он. – Ничего подобного. Если это был просто несчастный случай, «ПЭФ» не может нести ответственность ни за пожар, ни за его последствия.
– Как посмотреть.
– Так… – Айзенменгер на секунду замер, задумавшись.
– Кем бы ни был этот Карлос, нам обязательно нужно с ним поговорить, – сказала Елена.
– Или еще с кем-нибудь из сотрудников лаборатории.
– Но мы даже не знаем их имен! И вряд ли узнаем, потому что и Милли, и Тернер мертвы.
– Да, – согласился Айзенменгер, явно размышлявший еще о чем-то.
– Ага, узнаю этот тон, – заметила Елена. – Ты что-то придумал?
– Тернер умер. У него обнаружен рак на ранней стадии, очень может быть, тот же самый вирус. А если это так, значит, включился Протей. Но Тернер умер не от рака, а сорвался с высоты.
– И?
– Как-то уж очень кстати он свалился с крыши. Кстати для тех, кто всеми силами стремится скрыть существование Протея.
Сон моментально покинул Елену.
– Боже мой, – прошептала она.
До этого момента речь шла всего лишь о международной компании, которая вела грязную игру с целью ухода от судебного преследования. Именно поэтому, как полагала Елена, «ПЭФ» и стремился скрыть все улики. Но замечание Айзенменгера наводило на куда более мрачные предположения.
– Они убили его? Чтобы он не заговорил?
– Вполне вероятно.
– А что делать с другими? Как быть с тем же Карлосом?
– Что делать и как быть? «ПЭФ», судя по тому, что мы знаем, действует весьма решительно. Остальные, скорее всего, тоже мертвы.
Он умолк, но сказанного было достаточно, чтобы изгнать самую мысль о сне. Айзенменгер знал, что им следовало теперь предпринять. Оставалось убедить в необходимости этого шага Елену.
– У меня в голове не укладывается, – прошептала она. – Ты пытаешься убедить меня, что какая-то, пусть даже очень крупная фармацевтическая компания убивает людей только для того, чтобы скрыть несчастный случай в лаборатории? Если это так, то мы вступили в очень опасную игру.
Айзенменгер нагнулся за бутылкой, наполнил свой бокал и предложил вина Елене. Она отказалась, и доктор выпил в одиночестве.
– Они попытались подслушать нас в машине, – заметил он.
– Да, – согласилась она, – и шантажировали Хартмана, но то, в чем ты пытаешься меня убедить, куда серьезнее банальной прослушки и шантажа.
– Возможно, я ошибаюсь. Пока мы не найдем таинственного Карлоса, ничего нельзя сказать наверняка.
Снова возникла пауза. Первой нарушила молчание Елена.
– Представляешь, что это такое? Знать, что в твоем теле сидит эта штука, знать, что в любой момент она может взорваться, и не знать, когда это произойдет. Или не произойдет.
– А знать, – пробормотал доктор, – знать когда, по-твоему, лучше?
С минуту она раздумывала над его словами.
– Она не знала? Думаешь, она ничего не понимала?
– Это объясняет, зачем им понадобилось убирать Тернера. Он работал с Милли в медицинской школе и мог докопаться до истинной причины ее смерти. Возможно, он успел сделать кое-какие выводы, которые «ПЭФ» не понравились.
– Все равно не могу понять, как они решились на убийство, если речь шла всего лишь о несчастном случае в лаборатории. Если то, что ты говоришь, верно, то либо «ПЭФ» чувствует, что существуют неопровержимые доказательства их вины в том, что произошло с Милли и другими, либо…
Айзенменгер ждал, что она скажет дальше. Елена продолжила, медленно, словно перебирая в уме возможные варианты:
– …Либо они заразили их вирусом намеренно. Они заразили их Протеем, чтобы посмотреть, что будет.
Ее голос дрожал от ужаса.
Розенталь провел ночь в обществе старой знакомой. Он мысленно возвращался в былые времена, и в его памяти всплывали картины счастливого прошлого. Казалось, годы не изменили его: он оставался все тем же джентльменом, заботливым и внимательным. Несмотря на комфорт и покой, который дарила ему неторопливая беседа, и жар объятий, ум Розенталя ни на минуту не покидали мысли о насущных проблемах.
Делать окончательный вывод о том, что поисками Карлоса Ариаса-Стеллы официально занялась полиция, было бы преждевременно, и пока он склонялся к мысли, что этого не произошло. Розенталю удалось раздобыть послужной список и краткую характеристику Беверли Уортон. Из этих документов следовало, что инспектор Уортон – эгоцентрик, кошка, гуляющая сама по себе. Методы расследования, которыми она обычно пользовалась, навели Розенталя на мысль, что она и сейчас станет преследовать в первую очередь личные интересы. А значит, с официальным возбуждением дела будет тянуть до последней возможности. Но это вовсе не означало, что Беверли Уортон не нужно принимать в расчет. Ее активность необходимо было как-то ограничить. Весьма вероятно также, что Ариас-Стелла каким-то образом узнал о смерти Миллисент и Тернера и сделал соответствующие выводы. Такой поворот событий казался Розенталю весьма вероятным, поскольку, несмотря на то что бывшие сотрудники злополучной лаборатории жили теперь в разных городах и даже странах, полностью исключать возможность контактов между ними при современных средствах коммуникации было нельзя. С самого начала этот психопат Тернер требовал, чтобы, когда команду Протея перевели в другое место, девица Суит осталась при нем. Не следовало этого допускать. Но что сделано, то сделано, былого не воротишь. Розенталь был реалистом и не привык мыслить в сослагательном наклонении.
И все-таки он сомневался в том, что Ариас-Стелла обладал какой-то конкретной информацией. Но, видимо, даже того, что он знал, хватило, чтобы принять единственно правильное в данной ситуации решение: бежать. Поэтому отыскать его и устранить все связанные с ним проблемы представлялось Розенталю крайне важным.
Но как? Можно было пойти двумя путями. Первый и наиболее безопасный вариант – использовать для поиска Карлоса ресурсы конторы. У «ПЭФ» имелась превосходно организованная и весьма эффективная служба безопасности. Розенталь хорошо это знал, поскольку сам относился к нелегальной составляющей этой службы. У «ПЭФ» было достаточно людей и средств, чтобы за несколько дней вычислить Ариаса-Стеллу, и этим уже занимались. Второй вариант – использовать для этой цели Уортон. Разумеется, вслепую. Дать ей возможность самостоятельно выследить Карлоса, а потом перехватить добычу. Это может потребовать дополнительной «подчистки», но вряд ли ему придется идти на крайние меры в отношении Уортон. Хотя если она знает, о чем следует спрашивать Карлоса, это уже является основанием для ее ликвидации.
Кроме того, совершенно ясно, что адвокат и ее друг также должны быть устранены.
Таким образом, он может идти сразу двумя путями, ожидая, какой из них первым принесет удачу.
Теперь, когда он знал, как ему действовать дальше, можно было переключить все свое внимание на лежавшую рядом девушку. Сейчас она спит, но больше ей заснуть в эту ночь не удастся.
Айзенменгер проснулся рано и, к своему удивлению, обнаружил, что лежит в постели один. Он поднялся с кровати и, пребывая в полном недоумении, накинул на себя первое, что подвернулось под руку. Доносившийся из кухни звон посуды подсказал ему, куда направить свои стопы. Елена была уже одета, накрашена и пребывала во всеоружии, но что-то странное сквозило в ее поведении. Айзенменгер сразу заметил эту странность, но не сразу понял, в чем именно она заключается.
– Что-то ты рано встала.
– У нас уйма дел. До одиннадцати у меня встречи, но затем я свободна. Возьму отпуск на несколько дней.
Доктор подошел к Елене и принялся помогать ей, принимая из ее рук чистые тарелки и чашки и расставляя их по полкам. При этом он понимал, что ставит их совсем не туда, где им следует находиться.
– Зачем? – коротко спросил он.
Елена отобрала у него большое блюдо, которое он намеревался водрузить на нижнюю полку серванта вместо висевшей на уровне глаз полки над кухонным столом.
– Нам нужно как можно скорее найти Карлоса. Он – наш единственный шанс разобраться во всем этом.
Это было правильно, но решительность Елены все равно несколько настораживала Айзенменгера. Он попробовал управиться с ножами и вилками, и вновь у него ничего не получилось. На сей раз ему было велено ничего не трогать.
– Сядь, – сказала она доктору тоном, в котором он уловил намек не просто угомониться, но и приготовиться к чему-то важному.
– Хорошо, – согласился он, – первым делом нужно связаться с Рэймондом Суитом.
Стоя к доктору спиной, Елена разбирала ножи, вилки и ложки.
– Я уже сделала это. Он рано встает.
Айзенменгер встрепенулся:
– И?…
– К сожалению, ему так и не удалось узнать ничего нового. Зато он с восторгом рассказал, что к его заявлению проявила интерес полиция.
От удивления Айзенменгер забыл все, о чем только что думал.
– Что?!
Елена обернулась. Сказать, что выражение ее лица показалось Айзенменгеру странным, было бы неправильно. Оно было очень странным. Елена выглядела так, словно с ней внезапно приключился приступ аппендицита.
– Приходила полиция. Симпатичная молодая женщина. Много записывала. Когда у него не хватило духу показать ей личные вещи Милли, она осмотрела их сама. Еще Рэймонд сказал, что она показалась ему очень обходительной. А напоследок он сообщил, что она кое-что нашла. Письмо от Карлоса. Она забрала его с собой.
Заранее зная ответ, Айзенменгер все же осторожно спросил:
– Она?
Елена улыбнулась, но улыбка получилась невеселой.
– Да. Беверли Уортон.
– Вот черт! – пробормотал он и тут же принялся гадать, что бы это могло значить. Откуда она знает? Это официальное расследование? И чем это все может им грозить? Мысли беспорядочно роились в голове доктора, и, пытаясь собрать их, он уткнулся взглядом в поверхность стола.
– Джон?
Он ответил не сразу:
– Ммм…
– Ты ведь не говорил ей?
Вопрос настолько поразил Айзенменгера, что он не сразу нашел, что ответить. В итоге он не придумал ничего лучшего, как сформулировать ответ максимально коротко:
– Нет.
Невольное воспоминание о последней встрече с Беверли Уортон едва не выбило доктора из колеи. Елена секунду-другую смотрела на него, потом кивнула:
– Значит, ей что-то известно. И, судя по всему, знает она больше нашего.
Айзенменгер лихорадочно просчитывал в уме варианты. Участие в деле Беверли Уортон существенно затрудняло их и без того сложное и опасное расследование…
Елена что-то сказала, но доктор был настолько поглощен собственными мыслями, что пропустил ее слова мимо ушей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Проблема состояла в том, что Ламберт и не собирался скрывать, что смотрит на этот вопрос иначе. Он не желал видеть ее в своей группе, с самого начала решив, что Беверли неисправимо плоха, и не собирался тратить силы и время на ее перевоспитание. Если он и замечал ее, то лишь для того, чтобы в очередной раз помянуть всуе ее промежность. Беверли не была наивной девушкой. За годы службы в полиции ей не раз доводилось встречать людей, похожих на Ламберта, но прежде они всегда оказывались бессильны против нее. Уортон была не только сексуально привлекательной женщиной, но и обладала репутацией толкового полицейского. Как только ее репутация оказалась запятнанной, Беверли стала уязвима.
Конечно, всегда есть возможность проявить «сговорчивость»…
Теперь она лишилась не только репутации, но и возможности ее восстановить. И никто не домогался ее «сговорчивости».
Черт! Она тут же отбросила это слово. «Называй вещи их именами, девочка». Готовности лечь под кого угодно.
Было время, когда ей не требовалось прибегать к подобным эвфемизмам, когда она легко и свободно употребляла более точные выражения. Боясь, что сейчас расплачется, она взяла с туалетного столика бумажную салфетку и высморкалась, словно это могло остановить слезы. Беверли встала, накинула халат и отправилась на кухню за виски. Отыскав початую бутылку и перестав жалеть себя, она уселась в гостиной и принялась думать, как ей быть со всем этим дальше.
Ламберт только и ждет удобного случая, чтобы избавиться от нее, и ее единственный шанс в борьбе с ним – довести дело «Пел-Эбштейн» до конца. До победного конца. Три, может, четыре смерти за месяц – этого уже вполне достаточно, чтобы задаться целью установить истину. И какие смерти! Беверли повидала немало людей, отправившихся в мир иной, видела жестокость убийц и изобретательность самоубийц, обыкновенные и, если так можно выразиться, уникальные способы ухода из жизни, но то, что произошло с этими людьми, представляло собой далеко не ординарный случай. Подробности смерти других экс-сотрудников злополучной лаборатории, которые сообщил ей Люк, были хотя и скупыми, но весьма интригующими.
Прежде всего, не осталось тел. В первом случае бедную девушку взрывом газа разнесло в клочья, во втором – молодой человек просто исчез, растворился в воздухе, оставив подружку гадать, куда он подевался. В третьем французские жандармы также пришли к выводу, что бедняга мертв, – показания свидетелей наводили на мысль о похищении.
Во-вторых, даты. Временная разница между гибелью девушки и исчезновением молодого человека составляла несколько дней, как будто смерть сперва навестила одного, а затем отправилась к другому. В довершение всего пропал Карлос Ариас-Стелла, и хотя его подруга пребывала в уверенности, что тот ее бросил, Беверли пришла к куда более печальному выводу.
А какой вывод можно сделать относительно Штейна? Исчез два года назад, и с тех пор о нем ни слуху ни духу – никто не видел его и никто ничего о нем не слышал. Что бы это могло значить? Не мертв ли он тоже? Или жив-здоров, в отличие от своих бывших коллег?
Все эти «несчастные случаи» имели место в разных странах, и каждый из них в отдельности не выглядел чем-либо подозрительным. Профессиональный опыт подсказывал Беверли, что первым делом она должна расследовать эти случаи, интерпретировав их как результат заговора с целью устранения лиц, перечисленных в списке. Одновременно с этим необходимо как можно скорее отыскать Карлоса и Штейна. Без поддержки Ламберта у нее не было возможности осуществить первое, тогда как официальное расследование не позволяло сделать второе. Ламберт же, скорее всего, поступит следующим образом: либо, получив от Беверли всю информацию, воспользуется ею самостоятельно, отстранив инспектора Уортон от расследования и присвоив лавры победителя себе, либо положит дело под сукно, использовав допущенные Беверли нарушения для того, чтобы навсегда лишить ее перспективы служебного роста.
А если она ничего ему не скажет?
Продолжать.
Казалось бы, так просто – одно слово, три слога, десять букв.
Подобно приказу министерства внутренних дел, эти десять букв предписывали, но ничего не объясняли. Стратегия без тактики, все равно что поручить глухому написание рецензии на музыкальный концерт.
Это была рискованная игра.
Ее интерес к этому делу перестал быть тайной. Скорее всего, очень скоро Ламберт узнает о ее действиях – официально или неофициально, и тогда времени у нее не останется. Если она продолжит расследование, не ставя его в известность, тогда, чтобы выкрутиться, ей потребуются серьезные аргументы, объясняющие, почему она пошла на нарушение служебной дисциплины.
Можно было, конечно, продолжить поиски Ариаса-Стеллы в надежде, что он не только жив, но способен ответить на ее вопросы. Беверли не имела ни малейшего представления о том, что происходит. Она знала наверняка лишь одно – потенциальные свидетели стремительно исчезают. Одни умирали хотя и естественным образом, но при весьма загадочных обстоятельствах, другим, несомненно, кто-то помогал уйти из жизни. Беверли не знала, как связаны между собой все эти смерти, но связь эта явно существовала.
Она посмотрелась в зеркало, не без удовлетворения отметив, что снова выглядит великолепно, и даже удивилась, обнаружив на своем лице улыбку. Уортон поймала себя на мысли, что смотрит на себя словно со стороны.
В этот момент пришло решение, положившее конец колебаниям Беверли Уортон.
В этот момент она поняла, что ей нужны союзники.
– Есть какие-нибудь новости от Рэймонда Суита?
Елена и Айзенменгер полулежа расположились на диване; он положил голову ей на плечо, и Елена уже начала дремать, к доктору же сон не шел вовсе. Мысли крутились в его голове, не давая покоя.
– Нет. Я позвоню ему утром, – тихо ответила Елена. Он отхлебнул вина.
– Почему? – вдруг спросил он. – Почему они так испугались?
– Кто?
– «ПЭФ».
Не открывая глаз, она проговорила:
– Потому что они боятся утечки информации. Может быть, заразились и другие сотрудники лаборатории; в таком случае на «ПЭФ» ложится ответственность, колоссальная материальная ответственность.
Доктор задумался.
– Нет, – решительно произнес он. – Ничего подобного. Если это был просто несчастный случай, «ПЭФ» не может нести ответственность ни за пожар, ни за его последствия.
– Как посмотреть.
– Так… – Айзенменгер на секунду замер, задумавшись.
– Кем бы ни был этот Карлос, нам обязательно нужно с ним поговорить, – сказала Елена.
– Или еще с кем-нибудь из сотрудников лаборатории.
– Но мы даже не знаем их имен! И вряд ли узнаем, потому что и Милли, и Тернер мертвы.
– Да, – согласился Айзенменгер, явно размышлявший еще о чем-то.
– Ага, узнаю этот тон, – заметила Елена. – Ты что-то придумал?
– Тернер умер. У него обнаружен рак на ранней стадии, очень может быть, тот же самый вирус. А если это так, значит, включился Протей. Но Тернер умер не от рака, а сорвался с высоты.
– И?
– Как-то уж очень кстати он свалился с крыши. Кстати для тех, кто всеми силами стремится скрыть существование Протея.
Сон моментально покинул Елену.
– Боже мой, – прошептала она.
До этого момента речь шла всего лишь о международной компании, которая вела грязную игру с целью ухода от судебного преследования. Именно поэтому, как полагала Елена, «ПЭФ» и стремился скрыть все улики. Но замечание Айзенменгера наводило на куда более мрачные предположения.
– Они убили его? Чтобы он не заговорил?
– Вполне вероятно.
– А что делать с другими? Как быть с тем же Карлосом?
– Что делать и как быть? «ПЭФ», судя по тому, что мы знаем, действует весьма решительно. Остальные, скорее всего, тоже мертвы.
Он умолк, но сказанного было достаточно, чтобы изгнать самую мысль о сне. Айзенменгер знал, что им следовало теперь предпринять. Оставалось убедить в необходимости этого шага Елену.
– У меня в голове не укладывается, – прошептала она. – Ты пытаешься убедить меня, что какая-то, пусть даже очень крупная фармацевтическая компания убивает людей только для того, чтобы скрыть несчастный случай в лаборатории? Если это так, то мы вступили в очень опасную игру.
Айзенменгер нагнулся за бутылкой, наполнил свой бокал и предложил вина Елене. Она отказалась, и доктор выпил в одиночестве.
– Они попытались подслушать нас в машине, – заметил он.
– Да, – согласилась она, – и шантажировали Хартмана, но то, в чем ты пытаешься меня убедить, куда серьезнее банальной прослушки и шантажа.
– Возможно, я ошибаюсь. Пока мы не найдем таинственного Карлоса, ничего нельзя сказать наверняка.
Снова возникла пауза. Первой нарушила молчание Елена.
– Представляешь, что это такое? Знать, что в твоем теле сидит эта штука, знать, что в любой момент она может взорваться, и не знать, когда это произойдет. Или не произойдет.
– А знать, – пробормотал доктор, – знать когда, по-твоему, лучше?
С минуту она раздумывала над его словами.
– Она не знала? Думаешь, она ничего не понимала?
– Это объясняет, зачем им понадобилось убирать Тернера. Он работал с Милли в медицинской школе и мог докопаться до истинной причины ее смерти. Возможно, он успел сделать кое-какие выводы, которые «ПЭФ» не понравились.
– Все равно не могу понять, как они решились на убийство, если речь шла всего лишь о несчастном случае в лаборатории. Если то, что ты говоришь, верно, то либо «ПЭФ» чувствует, что существуют неопровержимые доказательства их вины в том, что произошло с Милли и другими, либо…
Айзенменгер ждал, что она скажет дальше. Елена продолжила, медленно, словно перебирая в уме возможные варианты:
– …Либо они заразили их вирусом намеренно. Они заразили их Протеем, чтобы посмотреть, что будет.
Ее голос дрожал от ужаса.
Розенталь провел ночь в обществе старой знакомой. Он мысленно возвращался в былые времена, и в его памяти всплывали картины счастливого прошлого. Казалось, годы не изменили его: он оставался все тем же джентльменом, заботливым и внимательным. Несмотря на комфорт и покой, который дарила ему неторопливая беседа, и жар объятий, ум Розенталя ни на минуту не покидали мысли о насущных проблемах.
Делать окончательный вывод о том, что поисками Карлоса Ариаса-Стеллы официально занялась полиция, было бы преждевременно, и пока он склонялся к мысли, что этого не произошло. Розенталю удалось раздобыть послужной список и краткую характеристику Беверли Уортон. Из этих документов следовало, что инспектор Уортон – эгоцентрик, кошка, гуляющая сама по себе. Методы расследования, которыми она обычно пользовалась, навели Розенталя на мысль, что она и сейчас станет преследовать в первую очередь личные интересы. А значит, с официальным возбуждением дела будет тянуть до последней возможности. Но это вовсе не означало, что Беверли Уортон не нужно принимать в расчет. Ее активность необходимо было как-то ограничить. Весьма вероятно также, что Ариас-Стелла каким-то образом узнал о смерти Миллисент и Тернера и сделал соответствующие выводы. Такой поворот событий казался Розенталю весьма вероятным, поскольку, несмотря на то что бывшие сотрудники злополучной лаборатории жили теперь в разных городах и даже странах, полностью исключать возможность контактов между ними при современных средствах коммуникации было нельзя. С самого начала этот психопат Тернер требовал, чтобы, когда команду Протея перевели в другое место, девица Суит осталась при нем. Не следовало этого допускать. Но что сделано, то сделано, былого не воротишь. Розенталь был реалистом и не привык мыслить в сослагательном наклонении.
И все-таки он сомневался в том, что Ариас-Стелла обладал какой-то конкретной информацией. Но, видимо, даже того, что он знал, хватило, чтобы принять единственно правильное в данной ситуации решение: бежать. Поэтому отыскать его и устранить все связанные с ним проблемы представлялось Розенталю крайне важным.
Но как? Можно было пойти двумя путями. Первый и наиболее безопасный вариант – использовать для поиска Карлоса ресурсы конторы. У «ПЭФ» имелась превосходно организованная и весьма эффективная служба безопасности. Розенталь хорошо это знал, поскольку сам относился к нелегальной составляющей этой службы. У «ПЭФ» было достаточно людей и средств, чтобы за несколько дней вычислить Ариаса-Стеллу, и этим уже занимались. Второй вариант – использовать для этой цели Уортон. Разумеется, вслепую. Дать ей возможность самостоятельно выследить Карлоса, а потом перехватить добычу. Это может потребовать дополнительной «подчистки», но вряд ли ему придется идти на крайние меры в отношении Уортон. Хотя если она знает, о чем следует спрашивать Карлоса, это уже является основанием для ее ликвидации.
Кроме того, совершенно ясно, что адвокат и ее друг также должны быть устранены.
Таким образом, он может идти сразу двумя путями, ожидая, какой из них первым принесет удачу.
Теперь, когда он знал, как ему действовать дальше, можно было переключить все свое внимание на лежавшую рядом девушку. Сейчас она спит, но больше ей заснуть в эту ночь не удастся.
Айзенменгер проснулся рано и, к своему удивлению, обнаружил, что лежит в постели один. Он поднялся с кровати и, пребывая в полном недоумении, накинул на себя первое, что подвернулось под руку. Доносившийся из кухни звон посуды подсказал ему, куда направить свои стопы. Елена была уже одета, накрашена и пребывала во всеоружии, но что-то странное сквозило в ее поведении. Айзенменгер сразу заметил эту странность, но не сразу понял, в чем именно она заключается.
– Что-то ты рано встала.
– У нас уйма дел. До одиннадцати у меня встречи, но затем я свободна. Возьму отпуск на несколько дней.
Доктор подошел к Елене и принялся помогать ей, принимая из ее рук чистые тарелки и чашки и расставляя их по полкам. При этом он понимал, что ставит их совсем не туда, где им следует находиться.
– Зачем? – коротко спросил он.
Елена отобрала у него большое блюдо, которое он намеревался водрузить на нижнюю полку серванта вместо висевшей на уровне глаз полки над кухонным столом.
– Нам нужно как можно скорее найти Карлоса. Он – наш единственный шанс разобраться во всем этом.
Это было правильно, но решительность Елены все равно несколько настораживала Айзенменгера. Он попробовал управиться с ножами и вилками, и вновь у него ничего не получилось. На сей раз ему было велено ничего не трогать.
– Сядь, – сказала она доктору тоном, в котором он уловил намек не просто угомониться, но и приготовиться к чему-то важному.
– Хорошо, – согласился он, – первым делом нужно связаться с Рэймондом Суитом.
Стоя к доктору спиной, Елена разбирала ножи, вилки и ложки.
– Я уже сделала это. Он рано встает.
Айзенменгер встрепенулся:
– И?…
– К сожалению, ему так и не удалось узнать ничего нового. Зато он с восторгом рассказал, что к его заявлению проявила интерес полиция.
От удивления Айзенменгер забыл все, о чем только что думал.
– Что?!
Елена обернулась. Сказать, что выражение ее лица показалось Айзенменгеру странным, было бы неправильно. Оно было очень странным. Елена выглядела так, словно с ней внезапно приключился приступ аппендицита.
– Приходила полиция. Симпатичная молодая женщина. Много записывала. Когда у него не хватило духу показать ей личные вещи Милли, она осмотрела их сама. Еще Рэймонд сказал, что она показалась ему очень обходительной. А напоследок он сообщил, что она кое-что нашла. Письмо от Карлоса. Она забрала его с собой.
Заранее зная ответ, Айзенменгер все же осторожно спросил:
– Она?
Елена улыбнулась, но улыбка получилась невеселой.
– Да. Беверли Уортон.
– Вот черт! – пробормотал он и тут же принялся гадать, что бы это могло значить. Откуда она знает? Это официальное расследование? И чем это все может им грозить? Мысли беспорядочно роились в голове доктора, и, пытаясь собрать их, он уткнулся взглядом в поверхность стола.
– Джон?
Он ответил не сразу:
– Ммм…
– Ты ведь не говорил ей?
Вопрос настолько поразил Айзенменгера, что он не сразу нашел, что ответить. В итоге он не придумал ничего лучшего, как сформулировать ответ максимально коротко:
– Нет.
Невольное воспоминание о последней встрече с Беверли Уортон едва не выбило доктора из колеи. Елена секунду-другую смотрела на него, потом кивнула:
– Значит, ей что-то известно. И, судя по всему, знает она больше нашего.
Айзенменгер лихорадочно просчитывал в уме варианты. Участие в деле Беверли Уортон существенно затрудняло их и без того сложное и опасное расследование…
Елена что-то сказала, но доктор был настолько поглощен собственными мыслями, что пропустил ее слова мимо ушей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47