– Что это за чертовщина, Марти? – спросил черный коп.
– Прекрасные экземпляры, правда? А вот этот парнишка, – сказал первый коп, схватив меня за шиворот, – считает себя слишком умным. Мы с ним уже как-то встречались. Я старался вложить в него немножко ума. Бесполезно. – Он залез ко мне в карман, вытащил шнапс с корицей. – Гляди-ка, фоли. Кто это пьет такие напитки?
– Девушки.
– Ну, возможно, у нас тут и парочка смешанных. Я с ним разберусь, а ты с этими… девушками.
– Почему я?
– Поверь, тебе досталось самое легкое.
– Возьмите стулья, – сказал Фоли, – и садитесь… девушки.
– Сюда, папаша Мак, – сказал мне офицер Марти.
Сели. По сравнению со мной, кажется, будто он по-прежнему стоит.
– Ну что я тебе говорил? Держись подальше от этого квартала. А ты что сделал? Вернулся. Что тебя так восхищает в этой части города? Тут что-нибудь особенное? Или тебе просто нравится мне досаждать? Думаешь, город меня нанял с тобой нянчиться? Как тебя зовут?
– Рей Пуласки, офицер.
– Что за история с этими девушками? Или кто они там такие.
– Нет никакой истории.
– Должна быть. Я имею в виду, посмотри на них.
– Знаю. Я от них убегал.
– Убегал? Почему ж я тогда видел, как ты перед собой их толкал?
– Они мне не давали выйти из автобуса, офицер.
– Ладно, – сказал он, – не обязательно за каждым словом величать меня офицером.
– Да ведь вы говорили…
– Помню, что говорил. Только не строй из себя лошадиную задницу, повторяя каждые две секунды. Вставь сначала, потом посередине, потом еще разок, когда мы кончим дело. Вот как делается. Тогда будет уважительно.
– Как узнать, где середина?
Он схватил себя за челку, резко дернул.
– Почему эти – кто они там такие – за тобой бегают? Должен сказать, трудновато поверить.
– Действительно трудно. Дело в том… слушайте, я, пожалуй, не хочу рассказывать.
– Ты под арестом. Меня не волнует, чего ты хочешь, а чего не хочешь, если, конечно, не хочешь загреметь в тюрьму. Хочешь? Потому что это, так или иначе, может случиться. Желаешь поспорить на деньги, случится или не случится, тогда давай играй со мной в игры.
– Эти… девушки мне платили за то… ну, вы знаете.
– Нет. Не знаю. За что?
– За то… что я с ними спал.
– За что?…
Из его рта начали вырываться вулканические взрывы смеха, подняли в воздухе клубы пыли, и не прекращались, а становились все громче, пока не показалось, что постройка сейчас содрогнется, развалится на части. Не совсем прекратившись, возобновились и продолжались еще добрых две минуты.
Наконец, Фоли сказал:
– Марти, черт побери, что там тебе сказал этот парень?
– Он… сказал… Господи, я сейчас даже и повторить не могу. Потом… объясню.
– Нельзя, чтобы это осталось между нами? – шепнул я.
– Между нами… – Он снова захохотал, потом совладал с собой. – Парень, это мой партнер. То, что знаю я, должен знать и он. В любом случае не беспокойся. Кроме нас с ним, никто не поверит, а может быть, и мы тоже. Это надо видеть собственными глазами.
– Рад, что это вас позабавило.
– Значит, – сказал он, – девушки гнались за то – бой. Почему?
– Я сказал, что больше не хочу иметь с ними дело.
– А они не сдаются?
– Нет. Бегают за мной по всему городу как ненормальные.
Он хрустнул костяшками пальцев.
– Господи, голова идет кругом. Никогда не слышал ничего подобного.
– Это чистая правда.
Он почесал в затылке.
– И сколько… Господи помилуй… сколько они тебе платили?
– Я получал пятьдесят.
– А остальное кто?
– Этого я вам никак сказать не могу.
– Тогда поехали в окружную тюрьму.
По-прежнему натыкаюсь на ту же кирпичную стену.
– Знаю только имя – Шантиль.
– Шантиль?
– Так она назвалась.
– Значит, у тебя и сутенер имеется? Причем женщина?
– Наверно.
– Глядя на этих девушек, интересно, как тебе вообще удавалось… Ну ладно. Думать даже не хочется.
– Насчет одной я даже не уверен, что она такое.
– Меня сейчас стошнит.
– А я, по-вашему, как себя чувствовал?
Марти подался вперед, глядя в стол.
– У тебя есть… За тобой кто-то присматривает?
– Фактически нет.
– У тебя есть опекун? Или живешь в каком-нибудь специальном доме?
– В квартире. Не совсем похоже на дом.
– Родители поблизости?
– Мама только что умерла, а жила далеко. По крайней мере, я так думаю.
– Не знаешь, где жила твоя мать?
– Всегда знал, а потом она переехала, так и не сообщила куда.
– Значит, мама… от тебя сбежала?
– Ну, не совсем. После того, как выгнала меня из дома.
– А родные есть?
– Тетя Мисси. Она мне и сообщила про маму. Но живет в Денвере.
– Думаешь, что и мама твоя там жила?
– Сомневаюсь. Тетя Мисси написала бы. Наверно, сама от кого-то другого узнала.
– Даже не поедешь на похороны матери?
– Как же я поеду, не зная куда?
– Ясно.
Марти встал и направился к столу Фоли.
– Этим девушкам нечего предъявить, – сказал Фоли.
– Это его подружки, – сказал Марти.
– Кто?
– Не важно. Ну, девочки, слушайте, повторять не стану. Оставьте мистера Пуласки в покое. Я хочу, чтоб вы к нему не подходили ближе, чем на пятьдесят ярдов. Не приставайте. Даже не заговаривайте. Если узнаю, что ослушались, притащу к судье, получу ордер на задержание. Следующая остановка – тюрьма. Поняли?
Они кивнули.
– Тогда идите, – сказал Марти. – Проваливайте к чертям.
Они медленно встали, направились к двери. Прежде чем выйти, все на меня оглянулись и подмигнули. Потом исчезли из моей жизни. Одна мысль о том, что больше я никогда не услышу их песню, пролилась на меня благодатным дождем.
Фоли сказал:
– Что за чертовщина тут происходит?
– Потом, – ответил Марти. – История долгая-долгая. Иди сюда, Рей.
Теперь он себя считает моим отцом. Надо по-прежнему называть его офицер или папа?
– Назови свой адрес.
Я назвал, гадая, зачем ему адрес.
– Дай мне обещание, что будешь держаться подальше от неприятностей. В первый раз я на тебя круто наехал, теперь лучше понял твои проблемы.
– Все почти прояснилось, офицер?
– Пока не говори «офицер». Я скажу, когда можно.
– Дело улажено?
– Сомневаюсь, Рей.
– Но…
– Пойми, это не телешоу. Часто смотришь телевизор, правда?
– Иногда.
– Смотришь, смотришь. Тебе никогда не казалось, что в жизни только и приходится увертываться от ударов, потом посмотришь телик, и все снова обретает смысл?
– Именно так мне и кажется.
– Научись отделять одно от другого. Иначе люди этим воспользуются в своих интересах.
– Хорошо.
– Запомнишь мои слова?
– Обязательно.
– Ладно, Рей. Можешь идти. Только отныне держись ближе к дому. Не рыскай по всему городу.
– Постараюсь.
Я пошел к двери.
– Рей, – окликнул он. – Теперь самый подходящий момент… Ну, сам знаешь.
– Ох да. Спасибо, офицер.
– Пожалуйста.
Когда я выходил, Фоли сказал:
– Что за чертовщина тут происходит?
Последним, что я услышал, были слова Марти:
– У меня был двоюродный брат вроде него, который трахался с…
Водителем следующего автобуса случайно оказался тот самый, который высадил меня из первого, поэтому я его пропустил. Мне просто повезло, что тупые девицы отправились по домам другим путем. Иначе я наверняка услышал бы громкую песню, до сих пор звучавшую у меня в голове. Дорога домой заняла три часа.
Вернувшись, наконец, в квартиру, я подумал, что последую совету копа, посижу дома, хотя бы сегодня. Хочется прочесть еще несколько писем, может быть, нижних в пачке, посмотреть, не удастся ли выяснить, что стряслось с мамой. Пусть даже это и не мое дело.
13
23 августа

Наверное, по штемпелю ты догадаешься, что я сейчас в Лос-Анджелесе, где и собираюсь остаться. Вчера мы с Джо ездили смотреть, где жил Джим Моррисон. Потом поехали к дому, где произошло одно из убийств Мэнсона. Кругом сплошная история. Здесь легко забыть прошлое, а я именно это намерена сделать, особенно теперь, когда мне больше не надо работать, обо мне заботится хороший мужчина. Знаю, ты никогда не понимала меня, того, что я делаю, чего не делаю, но порой, Мисси, сворачиваешь на дорожку и не можешь повернуть обратно. Для тебя и для того другого лучше, что вы не пытаетесь повернуть назад, даже если весь мир думает иначе. Не забывай, ты не дольше меня оставалась в забытом Богом городе, где мы родились.
14 сентября

Получила твое последнее письмо. Признаю, тебе хватает пороху говорить со мной в таком тоне. Ты тоже не осталась дома. Сбежала точно так же, как я. Могла бы позаботиться о Рее, если считаешь себя сильно лучше, чем я. То есть если бы кто-нибудь знал, где ты обитаешь. Знаю, звучит жестоко, но я ничего больше не могла сделать, только набрасываться и орать на него. Будешь меня упрекать после того, как он чуть не переехал меня в пикапе? Все прошедшие годы без конца напоминаешь. У меня много чего на совести. Теперь он уже вырос, по крайней мере, насколько возможно. Если так уж беспокоишься, почему не вернешься, не заберешь его? Думаешь, будто весь мир тебе чем-то обязан за заботу о нем, по крайней мере, за видимость заботы, а я твердо знаю, ты точно такая же эгоистка, как все остальные. Что ты когда-нибудь для Рея сделала, кроме тех лет, когда он был ребенком, проводил с тобой пару часов? Это мне приходилось с ним жить. Ты себе даже представить не можешь. Пара часов вовсе не означает, что ты продержалась бы целый день, тем более неделю. Потом я осталась без мужа, вообще без всего. Деньги тем временем полностью достались Рею. Ну, если у него есть хоть какой-нибудь здравый смысл, которого нет, он должен жить прекрасно. А если не прекрасно, думаешь, рядом со мной ему было бы хоть немножечко лучше? Ты видела, какой он был при мне. Без меня ему не хуже, не лучше. Дело в его мозгах. Ты не можешь поехать и все наладить. Никто не может. Наверное, ты и в этом меня обвиняешь? Считаешь, я его заставила свалить Рея-старшего с лестницы? Так думаешь? Хотела попросить тебя больше мне не писать, но я не такая уж злая. Прошу только немножечко обождать, прежде чем снова писать в таком духе. Надеюсь, ты просто сунула письмо в ящик не думая, а потом уж подумала и пожалела. Потому что я больно обижена, и не скоро смогу снова слышать твои оскорбления и сносить тычки пальцем.
31 октября

Давно не было от тебя известий, поэтому решила написать первой, как бы принося извинения.
Сегодня ездили в пустыню. Красивая, белая, чистая. Наверное, такой вид открывается на Луне. Стоя под солнцем, сразу забываешь обо всем, обо всех, кроме самой себя. Будто весь мир создан лишь для тебя.
На другой неделе ездили в Голливуд. Бывали там и раньше, но на этот раз впервые долго пробыли. Ходили вверх-вниз по дорожкам, рассматривали имена звезд. Про многих я даже никогда не слышала, а Джо про всех подробно рассказывал. Он столько знает про кино, не поверишь. Скажет, кто снимался почти в любом фильме, какой только придет тебе в голову, даже в старых черно-белых. Ну, кажется, он действительно на пятнадцать лет старше меня, но совсем еще не старый. Кстати, в Голливуде полно ненормальных. Ничего не могу с собой поделать, все думаю, что любой из них мог бы оказаться Реем.
4 января

Ну вот и Новый год, а от тебя по-прежнему ничего. Знаешь, я даже подумывала пригласить тебя в гости. А теперь, кажется, чувствую, что ты твердо признала меня жуткой личностью, недостойной даже нескольких счастливых лет, прежде чем Господь призовет меня к Себе. Я, наконец, встретила человека, который обеспечил себе приличную жизнь, хочет разделить ее со мной, а ты только считаешь меня самой эгоистичной особой на всем белом свете. Ну, позволь сказать тебе кое-что. Я провела большую часть своей жизни в заботах о других людях, пусть теперь кто-нибудь чуточку обо мне позаботится. Знаю, ты меня считаешь ужасной, виноватой во всех семейных бедах. Это не так, поэтому прекрати мне внушать эту мысль. Я десять лет ходила к психотерапевту, чтоб забыть все несчастья. Терапевт говорит, что я слишком казню себя из-за низкой самооценки. Теперь я отказалась от низкой самооценки. Теперь я люблю себя, даже если никто меня больше не любит. Можешь сколько угодно меня ненавидеть, этого ты у меня не отнимешь. Я для этого слишком старалась. Я это заслужила. Не я сделала Рея таким, какой он есть. Это сделал Бог, и терапевт мой так говорит, я ничего не могла поделать. Надеюсь, ты весело встретила Новый год, и спасибо, что постаралась испортить мне праздник.
2 февраля

Слушай, сука проклятая, НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ ХОЧУ СЛЫШАТЬ от тебя ни единого слова. Твое обвинение – ЛОЖЬ, хуже которой я в жизни не слышала. Я тебе уже раньше РАССКАЗЫВАЛА, что именно произошло. А теперь не хочу НИКОГДА о тебе слышать.
14
Иду вокруг квартала, стараюсь прояснить тяжелую голову. Не могу удержаться от мысли, что чтение этих чертовых писем – наихудшее дело, которое я в своей жизни сделал. Для того, кто знает почти каждую неправильную дорожку; улыбается, когда надо хмуриться; плачет, когда надо смеяться; идет, когда надо бежать, это, пожалуй, вершина невежества. Король Рей, лорд Идиотов. Тетушка Мисси все не так поняла. Я сам себя должен двинуть ногой в яйца. Пошло бы на пользу. И поверьте, если есть на свете парень, способный вывернуть коленки в обратную сторону и отвесить себе пинок, – это я.
Кстати, что за чертовщину Мисси написала маме? Я никогда не считал ее интриганкой или скандалист – кои, хотя она действительно тратила время, совершая со мной визиты. Маме никогда ни о чем особенно не рассказывала. Я объяснял это вечными мамиными проблемами: расстройство желудка, головная боль, еще какая-нибудь хреновина. А теперь призадумался.
Думаю, может быть, надо бы написать письмо Мисси или разузнать номер ее телефона, а тут появляется очередной чертов коп. Едет за мной в патрульной машине, погоняет в задницу, движется очень медленно. Когда я оглянулся, обжег его бешеным взглядом, он сразу быстренько убрался. Да, офицер Марти исполнил в участке великолепный номер, изображая моего отца, а ему требовался только мой адрес для организации слежки с помощью кореша-копа, чтобы поймать на том, за что меня можно бросить в окружную тюрьму. Я для этого слишком умен. Насмотрелся полицейских спектаклей. У моего дома наверняка стоит фургон, битком набитый спутниками и радарами.
Черт возьми, самое подходящее время для выпивки, просто чтобы убраться с улиц и подумать. Все, что мне нужно, – бар, любой, кроме Рея, о котором хочется сохранить наилучшее воспоминание. А вот заведение за углом под названием «Сардж» отлично подойдет.
Снова смотрюсь в зеркало в туалете, только оно совсем дешевое, все перекашивает. Вид в зеркале суммирует происходящее. С каждым днем сильней путаюсь, словно все на планете сговорились обязательно помешать мне до конца понять, кто я такой и как здесь очутился. Невозможно узнать что-то одно в этом мире. Оно без конца вертится, шмыгает, дергается. Думаешь, что, наконец, уловил, и тут же появляются еще три неразгаданные загадки.
Вроде проклятых писем. Говоря, что мама постоянно врала, я знал, что прав, но не знал почему. Везде всегда какая-то тайна, словно кто-то шутки со мной шутит, некий тип в плаще спортивного покроя дергает за резинки длиной в три мили, привязанные ко всему, к чему я приближаюсь. Может быть, все и все в мире ненастоящее, кроме меня. Может быть, небо держится на подпорках и, если дотронешься до звезд или до облаков, опрокинется назад. Подойдешь и увидишь простую картонку с нарисованными планетами и звездами. Одна сторона картонки светлая, другая темная. Может быть, каждый вечер около семи небо кто-то переворачивает. Потом кто-то другой подсвечивает фонариком, чтобы было похоже… Ох, черт возьми, не знаю, как оно работает.
Подошел бармен, крупный жирный тип с рыжей бородой.
– Где Сардж? – спрашиваю.
– Что?
– Ничего.
– Будешь пить, или что?
В последнее время каждому нравится изображать передо мной крутого парня. Куда подевались славные времена Рея Стиля?
– Чай со льдом «Лонг-Айленд».
Можно подумать, я его оскорбил, зайдя к нему в бар, тогда как, кроме меня, там и нет никого. Он принес стакан и встал рядом, скрестив на груди Руки. На этот раз я обязательно выясню, что такого он, черт возьми, знает, чего я не знаю.
Поэтому сказал:
– Ну, что я такого сделал?
– Ничего не сделал, – сказал он. – Мне что, в собственном баре нельзя постоять?
– Просто интересно. Похоже, ты не слишком-то рад моему приходу.
– Рад. Ты вложил мне в голову кое-какие мысли.
– Как я понимаю, ты Сардж?
– Сардж мой отец. Я назвал заведение в его честь.
– А тебя как зовут?
– Стэнли. Еще есть вопросы?
– Просто разговор поддерживаю.
– На самом деле это неразговорчивый бар.
– А какой?
– Молчаливый и тихий. Куда приходят люди, которые не любят, чтоб приходили люди.
– Если люди не любят людей, то зачем ходят в людное заведение?
– Ты здесь еще кого-нибудь видишь?
– Тебя. Хочешь сказать, что люди, которые не любят людей, приходят туда, где всегда есть как минимум один другой человек?
– Угу, только я молчу. С тобой сейчас разговариваю лишь потому, что ты вопросы без конца задаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16