чудилось, что она то отливает рыжинкой подобно золоту, то отблескивает красноватым оттенком бронзы, то пропадает вообще, обратившись в грубую первозданную скалу. Такими же зыбкими, туманными, были и магические символы, изображенные на створках огромных дверей: знаки луны вращались медленно, неторопливо, тогда как рои звезд кружились в стремительном хороводе, иногда собираясь в привычные созвездия, иногда вытягиваясь в большие спирали или вовсе исчезая.
Конан глядел на это чудо с равнодушием, не восхищаясь и не удивляясь привычной игре иллюзий; в голове его, сменив воспоминая о Кардале, царила сейчас лишь одна мысль: он – свободен! На северном побережье Острова Снов, в укромной бухте, киммерийца поджидал корабль, и тугие паруса да быстрые весла «Громовой Стрелы» могли унести его на все четыре стороны света.
Он – свободен! Свободен!
Он ждал, то снова предаваясь мыслям об аргосце Рагаре, то вспоминая смуглянку Каллу или светловолосую Зийну, то думая о новом своем судне и экипаже, о косоглазом кормчем Сандаре, о черном гиганте Хафре, рулевом Кроле и остальных, покорных его власти, признающих его первенство и силу. Он запретил им сходить на берег; слишком прекрасен был Остров Снов, и не всякий мог преодолеть соблазн остаться здесь навсегда.
Конан не сомневался, что его люди выполнили этот приказ. Хорошая команда, да и корабль неплох, – размышлял он, – и, видит Кром, жаль покидать их… Но придется! Ибо пришло время расстаться с океаном и вновь начать странствия по равнинам и горам, по лесам и пустыням, раскинувшимся на твердой земле. Солнце еще не коснется западного горизонта, а «Громовая Стрела» будет уже плыть к далеким берегам, к Аргосу или Шему, где капитан распрощается со своим кораблем. Распрощается и уйдет скитаться по хайборийским землям, доберется до Турана и бурного синего Вилайета, потом – до гирканских степей я горных хребтов, что высятся за ними… До тех гор, про которые рассказывал Рагар, до погасшего вулкана, на склонах коего живет Наставник… Он разыщет божественного Учителя, – думал Конан, – обязательно разыщет! И когда молнии покорятся ему, он снова отправится в дорогу – искать богатства и славы, протаптывать тропу в свое неведомое королевство.
Увлеченный этими раздумьями, киммериец даже не дрогнул, когда мерцающие створки врат с тихим шелестом разъехались в стороны, открыв широкую лестницу белого мрамора, полого уходившую вниз. Все было как в самый первый раз, когда он встретился в этой пещере с Владычицей Острова Снов: все так же неторопливо и торжественно поднимались по ступеням девушки в ярких разноцветных хитонах, с драгоценностями в высоко подобранных волосах, и мужчины, облаченные в сиреневые, палевые и лиловые плащи; все так же несли они светильники – не факелы или масляные лампы, но сиявшие ровным светом шары на серебряных стержнях. Были тут и другие мужчины, не слуги, а воины в доспехах из панцирей морских черепах, инкрустированных золотом и перламутром, с трезубцами и обнаженными волнистыми клинками, с секирами в форме полумесяца, с боевыми молотами, остроконечными или загнутыми словно клюв коршуна. Некоторые из них вели с собой зверей, тигров, леопардов и черных пантер в шипастых ошейниках – вели не на цепях, а на шелковых лентах или тонких ременных поводках; но это уже не вызывало у Конана никакого удивления.
Прищурив глаза, он глядел на высокую стройную женщину, что шла во главе пышной процессии. Рыжие волосы, уложенные короной, обрамляли ее чистый лоб с блистающим над бровями лунным камнем, огромные глаза с вертикальными, как у кошки, зрачками, светились радостью, на свежих пунцовых губах играла улыбка. С плеч ее спадали серебристая туника и плащ, расшитый изображениями луны и звезд – великолепная мантия из ткани дзонна, какую не умели ткать ни в древней Стигии, ни в изысканном Офире, ни в далеком Кхитае. И немудрено – в ткань эту, вместе с нитями паутины, искусные мастерицы вплетали серебряные лунные лучи. На пальцах женщины сверкали драгоценные перстни, на шее – изумрудное ожерелье, на запястьях – браслеты из бледносияющего орихалка. Воистину, она затмевала всех красавиц мира!
Но Конан видел сейчас лицо и фигуру Рагара, слуги Митры; видел его распростертые руки и синие слепящие молнии, что били из них, усмиряя огненных демонов; видел знак Могущества и Силы, дарованных светлым богом человеку. Такой Силы, перед которой магия Владычицы Острова Снов, волшба Гор-Небсехта или старого Зартрикса, друида пиктов, значили меньше, чем ничего. Этот мираж стоял перед глазами киммерийца, заслоняя прекрасный лик Дайомы, а в голове торжествующим звоном колокола билась прежняя мысль: он – свободен!
Владычица сделала повелительный жест, и свита ее замерла. В одиночестве она двинулась вперед; край мантии скользил по золотому песку, порывы теплого ветра играли серебристой туникой. Блеск и сверканье самоцветов слепили взор, но глаза Дайомы светились ярче драгоценных камней. Она была счастлива: возлюбленный вернулся!
Потом Владычица Острова Снов взглянула на Конана, и улыбка на пунцовых губах поблекла, погасло сияние очей, и кровь отхлынула от нежного атласа щек. Долго они смотрели друг на друга; мгновения казались годами, и в безмолвном их диалоге глаза говорили то, о чем молчали губы. Наконец Конан потянулся к поясу и вытащил из ножен свой стигийский клинок. Лезвие кинжала казалось покрытым запекшейся кровью, но то была не кровь, а ржавчина; шелушась под сильными пальцами, она закружила в воздухе облачком бурого праха. Дайома глядела на эту пыль, и последние следы радостного ожидания меркли в ее изумрудных зрачках, сменяясь удивлением и печалью.
Переломив клинок, Конан швырнул его к ногам Владычицы. Потом содрал с головы обруч и отправил его следом.
– Я свободен? – глухо промолвил он.
Как всякая женщина, Дайома не пожелала сразу ответить на этот вопрос. Она сделала еще один шаг вперед; ее туника, подхваченная свежим порывом бриза, натянулась, обрисовав чарующие контуры груди, стройного стана, упругих и округлых бедер. Как прекрасна была она в этот миг – высокая и гибкая, с короной из переплетавшихся рыжих локонов, с зелеными глазами, в которых искрились слезинки! Но взгляд Конана был холоден и равнодушен. Сейчас он видел уже не аргосца, усмиряющего огненных демонов Кардала, а черный кубический алтарь, труп стигийского мага перед ним и золотистый клинок, извлеченный из шеи Гор-Небсехта. Клинок, оставшийся нетленным; свидетельство обмана. – Ты… – выдохнула Дайома, – ты даже не хочешь меня поцеловать?
Брови ее надломились в горестном изумлении.
– Я свободен? – повторил Конан, подтолкнув ржавые обломки носком сапога. Он не желал разбираться с тем, как его обманули, не желал доискиваться правды; он хотел лишь уйти и отправиться в путь. В дальний путь к гирканским горам, где обитал божественный Учитель! То было его предназначение – по крайней мере, в этот миг.
Дайома снова не ответила; прикрыла веками изумрудные глаза и замерла, словно пытаясь обрести силу и примириться со случившимся. Теперь она понимала: возлюбленный вернулся на Остров Снов лишь с одной-единственной целью – швырнуть ей под ноги покрытый ржавчиной клинок. Предъявить доказательства, а потом уйти, исчезнуть навсегда.
Будь проклят тот день, в который начала она плести свои сети! Ловушку, расставленную на двух птиц… В нее попались целых три, да самая нужная и дорогая выпорхнула!
Что ж, так решили боги… Она не держала на Конана зла, не собиралась мстить за отвергнутую любовь, не ощущала обиды или раздражения – только печаль. Великую печаль одиночества… Быть может, светлый Ормазд придет к ней, чтобы утешить в горе? Но человек, стоявший перед Владычицей Острова Снов, был ей дороже бога.
– Ты вернулся один? – спросила она. – Где же Идрайн, твой слуга?
– Там, где все мертвые неверные слуги: раздувает огонь под сковородками на кухне Нергала. Если только эту тварь пустили туда. – Конан помолчал и добавил: – Разве ты не видела, что с ним случилось? В своем волшебном зеркале?
Дайома печально покачала головой.
– Мое зеркало разбилось… Теперь я не увижу ничего… даже твоего лица, любимый…
– Оно и к лучшему, – сказал Конан и усмехнулся. – Но хватит об Идрайне! Ты не ответила на мой вопрос: я – свободен?
– Свободен… – Голос ее был тих, едва слышен. – Ты получил то, чего желал…
– Ты тоже, – он снова коснулся носком сапога ржавых обломков.
– Я желала совсем не этого, – прекрасные глаза Дайомы наполнили слезы.
Конан пожал плечами.
– Кто знает, чего вы хотите, чародейное племя! Думаете одно, делаете другое, говорите третье… Ну, боги вас рассудят! А я – я ухожу! – Он отступил на шаг назад, не сводя с Дайомы настороженного взгляда. – Прощай, рыжая, и забудь обо мне!
– Погоди! – Она сорвала с пальца кольцо, драгоценный перстень с изумрудом, подобным месяцу с острыми рогами. Алмазные и рубиновые звезды окружали его, теснясь на ободке из черненого серебра. – Возьми его, милый! Возьми на память обо мне! Это не простой камень. Его магия…
Конан отступил еще на шаг и, прервав Владычицу Острова Снов, взмахнул рукой.
– Нет, не надо! Видит Кром, я не хочу иметь дела со всякими колдовскими талисманами и волшбой! Разве их можно сравнить… – Он замолк и, остановившись на пороге грота, поднял голову к небесам. На востоке собирались тучи.
– С чем? – прошептала Дайома.
– С молниями Митры, рыжая! Вот настоящая Сила, клянусь Кромом!
– И ты хочешь овладеть ею?
– Да! – Резко повернувшись, киммериец вышел из грота, усыпанного золотым песком, и бросил через плечо: – Прощай!
Дайома глядела вслед возлюбленному, пока высокая фигура Конана не скрылась за прибрежной скалой. Пальцы Владычицы машинально погладили изумруд, ее отвергнутый дар, затем стерли слезинки с побледневших щек. Над Островом Снов метались чайки, и в криках птиц ей слышалось: «Прощай!.. Прощай!..»
– Прощай… – прошептала она. – Прощай, милый, и пусть пребудет с тобой моя любовь…
Но Конан, торопившийся к своему кораблю, ее не услышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Конан глядел на это чудо с равнодушием, не восхищаясь и не удивляясь привычной игре иллюзий; в голове его, сменив воспоминая о Кардале, царила сейчас лишь одна мысль: он – свободен! На северном побережье Острова Снов, в укромной бухте, киммерийца поджидал корабль, и тугие паруса да быстрые весла «Громовой Стрелы» могли унести его на все четыре стороны света.
Он – свободен! Свободен!
Он ждал, то снова предаваясь мыслям об аргосце Рагаре, то вспоминая смуглянку Каллу или светловолосую Зийну, то думая о новом своем судне и экипаже, о косоглазом кормчем Сандаре, о черном гиганте Хафре, рулевом Кроле и остальных, покорных его власти, признающих его первенство и силу. Он запретил им сходить на берег; слишком прекрасен был Остров Снов, и не всякий мог преодолеть соблазн остаться здесь навсегда.
Конан не сомневался, что его люди выполнили этот приказ. Хорошая команда, да и корабль неплох, – размышлял он, – и, видит Кром, жаль покидать их… Но придется! Ибо пришло время расстаться с океаном и вновь начать странствия по равнинам и горам, по лесам и пустыням, раскинувшимся на твердой земле. Солнце еще не коснется западного горизонта, а «Громовая Стрела» будет уже плыть к далеким берегам, к Аргосу или Шему, где капитан распрощается со своим кораблем. Распрощается и уйдет скитаться по хайборийским землям, доберется до Турана и бурного синего Вилайета, потом – до гирканских степей я горных хребтов, что высятся за ними… До тех гор, про которые рассказывал Рагар, до погасшего вулкана, на склонах коего живет Наставник… Он разыщет божественного Учителя, – думал Конан, – обязательно разыщет! И когда молнии покорятся ему, он снова отправится в дорогу – искать богатства и славы, протаптывать тропу в свое неведомое королевство.
Увлеченный этими раздумьями, киммериец даже не дрогнул, когда мерцающие створки врат с тихим шелестом разъехались в стороны, открыв широкую лестницу белого мрамора, полого уходившую вниз. Все было как в самый первый раз, когда он встретился в этой пещере с Владычицей Острова Снов: все так же неторопливо и торжественно поднимались по ступеням девушки в ярких разноцветных хитонах, с драгоценностями в высоко подобранных волосах, и мужчины, облаченные в сиреневые, палевые и лиловые плащи; все так же несли они светильники – не факелы или масляные лампы, но сиявшие ровным светом шары на серебряных стержнях. Были тут и другие мужчины, не слуги, а воины в доспехах из панцирей морских черепах, инкрустированных золотом и перламутром, с трезубцами и обнаженными волнистыми клинками, с секирами в форме полумесяца, с боевыми молотами, остроконечными или загнутыми словно клюв коршуна. Некоторые из них вели с собой зверей, тигров, леопардов и черных пантер в шипастых ошейниках – вели не на цепях, а на шелковых лентах или тонких ременных поводках; но это уже не вызывало у Конана никакого удивления.
Прищурив глаза, он глядел на высокую стройную женщину, что шла во главе пышной процессии. Рыжие волосы, уложенные короной, обрамляли ее чистый лоб с блистающим над бровями лунным камнем, огромные глаза с вертикальными, как у кошки, зрачками, светились радостью, на свежих пунцовых губах играла улыбка. С плеч ее спадали серебристая туника и плащ, расшитый изображениями луны и звезд – великолепная мантия из ткани дзонна, какую не умели ткать ни в древней Стигии, ни в изысканном Офире, ни в далеком Кхитае. И немудрено – в ткань эту, вместе с нитями паутины, искусные мастерицы вплетали серебряные лунные лучи. На пальцах женщины сверкали драгоценные перстни, на шее – изумрудное ожерелье, на запястьях – браслеты из бледносияющего орихалка. Воистину, она затмевала всех красавиц мира!
Но Конан видел сейчас лицо и фигуру Рагара, слуги Митры; видел его распростертые руки и синие слепящие молнии, что били из них, усмиряя огненных демонов; видел знак Могущества и Силы, дарованных светлым богом человеку. Такой Силы, перед которой магия Владычицы Острова Снов, волшба Гор-Небсехта или старого Зартрикса, друида пиктов, значили меньше, чем ничего. Этот мираж стоял перед глазами киммерийца, заслоняя прекрасный лик Дайомы, а в голове торжествующим звоном колокола билась прежняя мысль: он – свободен!
Владычица сделала повелительный жест, и свита ее замерла. В одиночестве она двинулась вперед; край мантии скользил по золотому песку, порывы теплого ветра играли серебристой туникой. Блеск и сверканье самоцветов слепили взор, но глаза Дайомы светились ярче драгоценных камней. Она была счастлива: возлюбленный вернулся!
Потом Владычица Острова Снов взглянула на Конана, и улыбка на пунцовых губах поблекла, погасло сияние очей, и кровь отхлынула от нежного атласа щек. Долго они смотрели друг на друга; мгновения казались годами, и в безмолвном их диалоге глаза говорили то, о чем молчали губы. Наконец Конан потянулся к поясу и вытащил из ножен свой стигийский клинок. Лезвие кинжала казалось покрытым запекшейся кровью, но то была не кровь, а ржавчина; шелушась под сильными пальцами, она закружила в воздухе облачком бурого праха. Дайома глядела на эту пыль, и последние следы радостного ожидания меркли в ее изумрудных зрачках, сменяясь удивлением и печалью.
Переломив клинок, Конан швырнул его к ногам Владычицы. Потом содрал с головы обруч и отправил его следом.
– Я свободен? – глухо промолвил он.
Как всякая женщина, Дайома не пожелала сразу ответить на этот вопрос. Она сделала еще один шаг вперед; ее туника, подхваченная свежим порывом бриза, натянулась, обрисовав чарующие контуры груди, стройного стана, упругих и округлых бедер. Как прекрасна была она в этот миг – высокая и гибкая, с короной из переплетавшихся рыжих локонов, с зелеными глазами, в которых искрились слезинки! Но взгляд Конана был холоден и равнодушен. Сейчас он видел уже не аргосца, усмиряющего огненных демонов Кардала, а черный кубический алтарь, труп стигийского мага перед ним и золотистый клинок, извлеченный из шеи Гор-Небсехта. Клинок, оставшийся нетленным; свидетельство обмана. – Ты… – выдохнула Дайома, – ты даже не хочешь меня поцеловать?
Брови ее надломились в горестном изумлении.
– Я свободен? – повторил Конан, подтолкнув ржавые обломки носком сапога. Он не желал разбираться с тем, как его обманули, не желал доискиваться правды; он хотел лишь уйти и отправиться в путь. В дальний путь к гирканским горам, где обитал божественный Учитель! То было его предназначение – по крайней мере, в этот миг.
Дайома снова не ответила; прикрыла веками изумрудные глаза и замерла, словно пытаясь обрести силу и примириться со случившимся. Теперь она понимала: возлюбленный вернулся на Остров Снов лишь с одной-единственной целью – швырнуть ей под ноги покрытый ржавчиной клинок. Предъявить доказательства, а потом уйти, исчезнуть навсегда.
Будь проклят тот день, в который начала она плести свои сети! Ловушку, расставленную на двух птиц… В нее попались целых три, да самая нужная и дорогая выпорхнула!
Что ж, так решили боги… Она не держала на Конана зла, не собиралась мстить за отвергнутую любовь, не ощущала обиды или раздражения – только печаль. Великую печаль одиночества… Быть может, светлый Ормазд придет к ней, чтобы утешить в горе? Но человек, стоявший перед Владычицей Острова Снов, был ей дороже бога.
– Ты вернулся один? – спросила она. – Где же Идрайн, твой слуга?
– Там, где все мертвые неверные слуги: раздувает огонь под сковородками на кухне Нергала. Если только эту тварь пустили туда. – Конан помолчал и добавил: – Разве ты не видела, что с ним случилось? В своем волшебном зеркале?
Дайома печально покачала головой.
– Мое зеркало разбилось… Теперь я не увижу ничего… даже твоего лица, любимый…
– Оно и к лучшему, – сказал Конан и усмехнулся. – Но хватит об Идрайне! Ты не ответила на мой вопрос: я – свободен?
– Свободен… – Голос ее был тих, едва слышен. – Ты получил то, чего желал…
– Ты тоже, – он снова коснулся носком сапога ржавых обломков.
– Я желала совсем не этого, – прекрасные глаза Дайомы наполнили слезы.
Конан пожал плечами.
– Кто знает, чего вы хотите, чародейное племя! Думаете одно, делаете другое, говорите третье… Ну, боги вас рассудят! А я – я ухожу! – Он отступил на шаг назад, не сводя с Дайомы настороженного взгляда. – Прощай, рыжая, и забудь обо мне!
– Погоди! – Она сорвала с пальца кольцо, драгоценный перстень с изумрудом, подобным месяцу с острыми рогами. Алмазные и рубиновые звезды окружали его, теснясь на ободке из черненого серебра. – Возьми его, милый! Возьми на память обо мне! Это не простой камень. Его магия…
Конан отступил еще на шаг и, прервав Владычицу Острова Снов, взмахнул рукой.
– Нет, не надо! Видит Кром, я не хочу иметь дела со всякими колдовскими талисманами и волшбой! Разве их можно сравнить… – Он замолк и, остановившись на пороге грота, поднял голову к небесам. На востоке собирались тучи.
– С чем? – прошептала Дайома.
– С молниями Митры, рыжая! Вот настоящая Сила, клянусь Кромом!
– И ты хочешь овладеть ею?
– Да! – Резко повернувшись, киммериец вышел из грота, усыпанного золотым песком, и бросил через плечо: – Прощай!
Дайома глядела вслед возлюбленному, пока высокая фигура Конана не скрылась за прибрежной скалой. Пальцы Владычицы машинально погладили изумруд, ее отвергнутый дар, затем стерли слезинки с побледневших щек. Над Островом Снов метались чайки, и в криках птиц ей слышалось: «Прощай!.. Прощай!..»
– Прощай… – прошептала она. – Прощай, милый, и пусть пребудет с тобой моя любовь…
Но Конан, торопившийся к своему кораблю, ее не услышал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34