Где-то здесь…
– А это что – пробег?
– Все расстояние в километрах.
– Точное?
– Да, точное. У меня ведь есть спидометр. Иногда я забывал его включить, но не очень часто.
Если верить этому списку, то Спрингвей сказал правду, что Мендес не навещал их в последний приезд. Пока Уиллоус не заметил ничего, что могло бы представлять особый интерес.
Мендес питал слабость к базарам, магазинам, магазинчикам и ресторанам. Единственное место, которое он посетил несколько раз, был ресторан «Уайт-Спот» на Робсон-стрит – он был там три раза, причем два раза в первый день своего пребывания в городе.
– Он с кем-то встречался в «Уайт-Споте» на Робсон-стрит?
– Ни с кем.
– Ты уверен?
– Я ходил с ним туда. Обычно я ждал его в автомобиле на улице, но, как вы видите по времени, это был завтрак и ленч, оба раза он заказывал гамбургер. Он был неравнодушен к соусу, который подают к этому блюду.
– Ты сам догадался или кто-то тебе подсказал, что я идиот?
– Простите?
– Мендес обожал гамбургеры в «Уайт-Споте», и поэтому вы два раза в день ездили туда и еще утром того дня, когда он был убит?
– Да, правильно. – Бернард говорил с явным удовольствием. Он выплюнул окурок сигары в корзину с мусором и промахнулся.
– Вы с кем-нибудь разговаривали, когда были там?
– С официанткой. С официантками, потому что всякий раз были другие.
– А еще с кем?
– Еще с одним поваром. Два последних раза, когда мы там были, мы заходили на кухню. Первый раз Мендес и повар долго разговаривали. Я не мог слышать о чем, потому что стоял далеко, у сковороды. Но они пожали руки, когда мы уходили, поэтому я понял, что все было в порядке. А на следующее утро после завтрака мы снова пошли на кухню, и Мендес купил большую пластиковую канистру специального соуса. Десять галлонов. Заплатил повару тысячу баксов. Я видел, как он отдавал деньги. Потом мы поехали прямо в отель и поставили соус на кухню в холодильник, чтобы он не испортился.
Бернард посмотрел на выражение лица Уиллоуса и побожился:
– Нет, ей-богу, это действительно правда. Мендес съедал два гамбургера на завтрак и еще три на ленч. Пять за день. И поливал дополнительной порцией соуса. Они называли это «тройное О». У всего персонала глаза из орбит выкатывались, когда он это ел: все было размазано у него по рукам и по тарелке. Вот что я скажу: вы много потеряли, если не видели, как Мендес облизывал пальцы. Безобразно, абсолютно безобразно. Я возил его по всему городу, – продолжал Бернард. – Десять заведений. Плюс еще три в Барнаби. Он предлагал управляющему пять кусков за рецепт соуса, но ему отказали. Потому мы и купили десять галлонов. Мне пришлось поставить их в багажник автомобиля, вести в отель, звать людей с кухни и стоять там, словно влюбленный, с этим соусом, пока он заплатил шефу, чтобы тот освободил место в холодильнике.
Манера держать сигару напоминала Уиллоусу Бредли – сигара казалась то скипетром, то оружием.
– Теперь вы видите, детектив, что мы с вами абсолютно ни к чему не придем по этому пути: как Мендес любил проводить время, сколько съедал гамбургеров. Скука и пустота, он встречался только с официантами, продавцами. Он любил покушать и делать покупки, в этом все дело. Образцовый потребитель.
– А что из вещей он любил покупать, Ален?
– Одежду, массу одежды. Этот костюм – вам нравится?
– Приятный, – сказал Уиллоус. Он действительно был хорош. Или, вернее, мог быть.
– Мне его купил Гарсия. Тысяча баксов, и даже не положили запасную пару брюк. Но настоящей его слабостью были галстуки. Обычно я привозил его на какой-нибудь базарчик, Окридж или «Метротаун». Вы знаете, где он расслаблялся, думаете, дома? Нет, в дорогом магазине мужской одежды. Например, у Харри Розена или в другом подобном месте. Вы когда-нибудь делали покупки у Харри?
Уиллоус потряс головой – нет.
– Там, где он обычно делал покупки, стоило ему войти – продавец в его распоряжении. Мендес говорил парню, чтобы он вытянул руку и, как на вешалку, цеплял на нее пятнадцать или двадцать галстуков. Продавец стоял, с него лился пот и держал на вытянутой руке эти мили шелка по восемьдесят или даже сто баксов за ярд.
Бернард ухмыльнулся.
– Заметьте еще: он всегда покупал шелк, ничего кроме шелка, самых кричащих расцветок. Если вы остановились в отеле, а в соседнем номере у парня надет галстук, купленный Гарсия, поверьте, вам никогда не уснуть. Такой кричащий.
Сигара у Бернарда погасла.
– У продавца рука отламывалась, было видно по глазам. Ну и что? Он получает комиссионные, богатеет!
Он снова раскурил сигару, выпустил клуб дыма.
– А если Мендес выбирал галстук, а тебе он не нравился?
Бернард склонил голову к плечу, будто ему что-то попало в ухо и он надеется, что сейчас это что-то оттуда выпадет.
– Повторите, как вы сказали?
– Я спрашиваю – что случилось бы, если бы он выбрал некрасивый галстук, а ты бы ему отсоветовал его покупать?
– Дважды я пытался это сделать. В первый раз он не обратил внимания.
– А во второй раз?
– Он подошел ко мне сзади, обмотал мне шею галстуком, уперся коленом в поясницу. Я задыхался. Это было за вешалками с зимними пальто, и никто ничего не видел.
– А потом, уже отпустив меня, он сказал продавцу, что у нас полное взаимопонимание. Он вспомнил шутку о сельской девочке и осьминоге, они хохотали.
– И ты остался с ним?
– Да, теперь у нас действительно было взаимопонимание. К тому же – деньги.
– И еще кокаин, – сказал Уиллоус.
Глаза Бернарда расширились от ужаса.
– Постойте, минутку. Кокаин? Да нет, Гарсия любил гамбургеры, у него, возможно, проблемы с холестерином, но не это же.
– Хочешь прочитать медицинское заключение?
– Не очень.
– Мендес нюхал наркотики в тот день, когда его убили, Алан. И ты думаешь, я поверю, что, пока он ехал в лимузине, он не прикладывался к ним?
Бернард пожал плечами, посмотрел в сторону.
– Может, немного и нюхал. Я не обязан за ним следить, да и за другими тоже. Я не вмешиваюсь в чужие дела. Кто бы ни сидел за моей спиной, это человек, который платит деньги. Правильно?
– Где Мендес доставал продукт?
– Откуда мне знать?
– С какой стороны прилавка он стоял? Он покупал или продавал?
– Мне жаль, что я не могу помочь. Но я действительно не знаю.
– И ты никуда его не возил, кроме магазинов и ресторанов?
– Из аэропорта и обратно плюс еще к сестре один раз, это я вам говорил.
– А как насчет его девушки – кстати, как ее зовут?
– Он никогда ее не представлял.
– А сколько раз ты ее подвозил?
– Очень много раз. – Бернард осклабился. – Наверное, у нее тоже был какой-то соус.
– А куда ты за ней заезжал?
– Обычно в какое-нибудь приличное место в городе. Рамада, Байшоур и тому подобные места. Он заходил и через пару минут выходил.
– И что же, она проводила у него ночь?
– Никогда. Обычно он провожал ее еще днем. Иногда она проводила с ним вечер, но не часто. И она всегда уходила от него не позднее одиннадцати тридцати. Словно, если она вернется домой после полуночи, то превратится в тыкву.
– Расскажи мне, как она выглядит?
Бернард был наблюдателен. Он так подробно описал девушку, что Уиллоус надеялся узнать подружку Мендеса, как только ее увидит. Он задал Бернарду еще несколько вопросов и сказал:
– Если я узнаю, что ты солгал или что-то утаил… Бернард поднял к потолку пухлые коротенькие руки.
– Вы услыхали правду, только правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Клянусь своей жизнью!
– Не думай, что так дешево от меня отделался, – сказал улыбаясь Уиллоус.
Паркер сидела за рулем черного «роллс-ройса», опустив затемненное стекло и забавляясь кнопками стереосистемы. Алан Бернард смотрел на нее, стоя в окне своей конторы, неподвижный, словно шкаф: он очень напоминал картинку «до» в рекламе средства для похудения.
– Ну, нашла улики? – подойдя, спросил Уиллоус.
– Не повезло. Проклятый автомобиль вычищен пылесосом до пылинки от бампера до бампера. До сих пор пахнет очищающей жидкостью.
Паркер оставила ключи Бернарда в замке зажигания. Они с Уиллоусом прошли по пятнистому от масла асфальту к своему полицейскому автомобилю. Паркер бросила Уиллоусу ключи.
– Не возражаешь порулить?
– Конечно нет. Как ты, в порядке?
Ветровое стекло запотело. Они сидели, ожидая, пока обогреватель высушит стекло и оно опять станет прозрачным. Уиллоус рассказал Паркер о склонности Мендеса к гамбургерам в «Уайт-Споте».
– Джек, от нас начинает ускользать нить. Особый соус. Ты напишешь в отчете, что Гарсия Лорка Мендес прилетал из Колона купить десять галлонов особого соуса? Нам будет стыдно перед панамскими полицейскими, а им будет неловко делать нам подсказки.
– Но они, возможно, и сами не знают. Если это было отмывание денег, ты думаешь, они пришлют кого-то, чтобы во всем разобраться? Мне кажется, Мартин Росс – единственный человек, который знает кое-что о бизнесе Мендеса в Ванкувере. Но Росс молчит.
– Он заговорит, если мы нажмем посильнее, – заверила Паркер. – Он бесхарактерный.
Уиллоус улыбался, глядя на нее. Паркер нахмурилась.
– Что смешного?
– Нет, ничего, абсолютно ничего.
– И все-таки?
– Посмотрела бы ты на себя – в тебе больше твердости, чем в стойке за три доллара.
– Не пытайся меня заговорить, Джек. Это может сработать, и что ты тогда будешь делать?
Уиллоус быстро взглянул на нее. Он не имел права заниматься расследованием, не сообщив Паркер, к чему он подбирается. Но у него уже был готов план провести ночь, свернувшись в автомобиле, запаркованном в тени Морского музея, напротив дома Мартина Росса. Он проведет время, попивая из термоса тепловатый кофе и слушая записи любимых певцов, в ожидании, когда человек, убивший Гарсия Лорку Мендеса, придет к Мартину Россу.
Частично его проблемы с Паркер заключались в том, что, когда Шейла ушла от него, он слишком быстро привык жить один. Он наслаждался отсутствием повседневности, свободный от бытовой ответственности. Но больше всего он ценил возможность встать с постели среди ночи, схватить бляху и пистолет и рыскать по улицам, сколько душе угодно.
Сладкий звук саксофонов, сирены звучал у него в ушах.
Глава 16
Грег вдыхал глубоко, с любовью втягивая в нос последний толстенький кусочек кокаина сквозь пушистый фильтр своих фальшивых усов. Он достал коробку с драгоценностями, поставил ее на стол и долго копался в ней, пока не нашел дешевую бриллиантовую серьгу, которую ему подарил черный гитарист Джереми. Он продел золотой стерженек в отверстие мочки левого уха, как тот певец, который красился в блондина, всегда ходил небритый и носил черную кожанку.
Грег порылся в шкафу, нашел свою черную кожанку – убийственная модель – с болтающимися лацканами и таким количеством молний, что и не сосчитать. Он надел куртку почти на голое тело и поежился от холодного прикосновения кожи. Неужели кокаин весь? Да, весь вышел.
Грег горделиво прошелся по квартире, злобно зашипел на свою тень, повалился, закатившись смехом, вскочил и внезапно лягнул стену.
– Что, Ренди, больно?
Грег еще раз прицелился в тень. Тень согнулась. Он ударил ее ногой.
– Проклятие!
В то время как он боролся и играл, он подсматривал за собой в зеркала, которые висели повсюду, и любовался своей фигурой. От утомился от игры, устал. Выпив холодного пива, он снова пошел в спальню, снял кожанку, надел шелковые боксерские шорты, украшенные маленькими красными чертенятами с крошечными вилами в руках, шелковые черные носки и такую же рубашку с отделкой в виде красного в голубую полоску окуня с огромной пастью, и однобортный черный шерстяной костюм с разрезом и пуговицами из оникса. Костюм был от итальянского кутюрье и стоил почти пять миллионов лир, или около двух тысяч баксов. Он еще тогда шутил с продавщицей, пытался заглянуть за пазуху, когда она поправляла складки на брюках, однако она носила одну из тех маленьких хитрых штучек, что плотно прилегали во всех нужных местах.
Он схватил зеркало для бритья, на котором крошил кокаин. Фу ты, да он весь кончился, никаких следов, но он все-таки чисто облизал зеркало. Усы не отклеились? Нет. Что еще? Нужен галстук, он выбрал темно-зеленый с рисунком в виде широко открытых челюстей акулы – одни челюсти и зубы.
Наконец он надел блестящие черные ботинки с узкими носками и толстыми каблуками, которые делали его рост выше шести футов.
Чуть позже семи, одетый и готовый к выходу, он вызвал такси и, ожидая его, выпил еще довольно много водки. Он ощущал беспокойство, раздражение и в то же время внутреннюю сконцентрированную энергию. Парк через улицу, освещенный фонарями, был по периметру отвратительного желтого цвета и черный там, где деревья росли густо.
Такси медленно двигалось вдоль улицы и остановилось напротив его дома. Грег видел лицо водителя, когда он, высунувшись из автомобиля, стал смотреть вверх на ряды окон. Встав поближе к стеклу, Грег помахал таксисту, допил водку, схватил свой тренч от Ральфа Лорена и захлопнул за собой дверь.
Барбара жила в одном из тех старых больших домов, которые давно уже были перестроены и лишились своего былого очарования. Внутри сделали перегородки, дома превратились в четырехквартирные, их сдавали внаем людям, согласным платить большие деньги, чтобы жить в старом доме, от прелести которого ничего не осталось. Барбара жила в блоке С-4 на первом этаже.
Он нажал кнопку, но звонка не услышал. Он постучал, снова ничего. Он постучал сильнее, из дома прозвучал слабый крик.
Он открыл дверь и вошел. Слева была совмещенная кухня-столовая, справа – совмещенная спальня-гостиная – так называется свободная планировка. Через стеклянную дверь виднелся паркинг на другой стороне улицы. Грег прошел по недлинному коридору и заглянул в ванную.
Барбара, вытянув шею, смотрела на себя в зеркало: увидев Грега, она выразила удивление и, закрыв руками грудь, сказала, что она почти готова, ей осталось только одеться. Это было совершенно очевидно. Между прочим, что он здесь делает? Неужели она опять оставила дверь незапертой? Грег улыбнулся. Барбара попросила не смотреть на нее так. Грег сказал: хорошо – но и глазом не моргнул. Она велела ему пойти приготовить себе выпивку и помахала ему рукой, чтобы он ушел. Он бросил на нее долгий взгляд и отправился делать, что ему велено. В шкафу была неоткрытая бутылка, коробка с готовыми гренками, набитая до отказа, и пара банок помидорного супа.
Из встроенной мойки Грег достал довольно чистый стакан, налил солидную порцию виски, наполнил вазу гренками, затем вернулся в гостиную и растянулся на софе, готовой в любой момент превратиться в кровать.
Он услышал движения Барбары в ванной, чувствовал, что она довольна собой, а почему бы и нет с такой фигурой? Грег огляделся вокруг, мысль обшарить квартиру позабавила его. Лучший способ узнать девушку – это полазить по ее шкафам. Но что ему нужно знать о Барбаре?
Грег сунул в рот горсть гренок, запил их глотком шотландского виски. Он почувствовал, что начинает расслабляться, входить в роль Найла. Именно так Найл обращался с жизнью – черпал пригоршнями, пил большими глотками.
Он посмотрел на фотографии Шера в старом номере журнала «Пипл» с именем врача на адресной бирке, на этой фотографии он нюхал духи. Он уронил журнал и встал. На Барбаре было темное платье до колен и свитер с мягким, пушистым воротником, он выглядел как кашемир, наряд, в котором можно пойти устраиваться на работу, скажем, медсестрой. Грег тщательно осмотрел, как она одета и как держалась и не нашел ничего, чем она хотела бы спровоцировать его. Разве что вот духи. Они оказали на него странное воздействие: его нос, казалось, переместился в пах.
Смущенно улыбаясь, Барбара сказала:
– Ну, как у тебя с выпивкой, успеем махнуть еще по стаканчику?
– Да, конечно. – Грег посмотрел на часы.
Она придвинулась к нему, взяла стакан и спросила:
– Что случилось с твоими усами?
– Они отлетели?
Она улыбнулась, вполне доброжелательно.
– Ты правда художник, Найл?
– А что, не похож?
– Не знаю, так выглядят многие.
Пытаясь проявить свой артистический темперамент, Грег напустил на себя угрюмый вид и сказал:
– Не понимаю, почему для меня это должно быть проблемой?
– И ты зарабатываешь этим какие-то деньги?
– Больше, чем могу истратить, – сказал Грег. Он начинал чувствовать себя Найлом, влезать в его шкуру. Он импровизировал. – Я известен, и на меня спрос, потому что я рисую животных в среде их обитания в натуральную величину, такие картины лучше всего смотрятся в резных дубовых рамах стоимостью по триста баксов за линейный дюйм. Я все сдаю на комиссию. Корпорации, систематически разрушающие природную среду, нанимают меня, чтобы покрыть стены их офисов произведениями, которые успокаивали бы остатки их совести, а для их противников были бы отвлекающим маневром. Да, я – циник. Но я богат, и я занимаюсь тем, о чем всегда мечтал, я – художник.
Барбара поморгала и кивнула, затем подошла к кухонному прилавку, достала из мойки еще один стакан и налила себе и ему по хорошей порции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
– А это что – пробег?
– Все расстояние в километрах.
– Точное?
– Да, точное. У меня ведь есть спидометр. Иногда я забывал его включить, но не очень часто.
Если верить этому списку, то Спрингвей сказал правду, что Мендес не навещал их в последний приезд. Пока Уиллоус не заметил ничего, что могло бы представлять особый интерес.
Мендес питал слабость к базарам, магазинам, магазинчикам и ресторанам. Единственное место, которое он посетил несколько раз, был ресторан «Уайт-Спот» на Робсон-стрит – он был там три раза, причем два раза в первый день своего пребывания в городе.
– Он с кем-то встречался в «Уайт-Споте» на Робсон-стрит?
– Ни с кем.
– Ты уверен?
– Я ходил с ним туда. Обычно я ждал его в автомобиле на улице, но, как вы видите по времени, это был завтрак и ленч, оба раза он заказывал гамбургер. Он был неравнодушен к соусу, который подают к этому блюду.
– Ты сам догадался или кто-то тебе подсказал, что я идиот?
– Простите?
– Мендес обожал гамбургеры в «Уайт-Споте», и поэтому вы два раза в день ездили туда и еще утром того дня, когда он был убит?
– Да, правильно. – Бернард говорил с явным удовольствием. Он выплюнул окурок сигары в корзину с мусором и промахнулся.
– Вы с кем-нибудь разговаривали, когда были там?
– С официанткой. С официантками, потому что всякий раз были другие.
– А еще с кем?
– Еще с одним поваром. Два последних раза, когда мы там были, мы заходили на кухню. Первый раз Мендес и повар долго разговаривали. Я не мог слышать о чем, потому что стоял далеко, у сковороды. Но они пожали руки, когда мы уходили, поэтому я понял, что все было в порядке. А на следующее утро после завтрака мы снова пошли на кухню, и Мендес купил большую пластиковую канистру специального соуса. Десять галлонов. Заплатил повару тысячу баксов. Я видел, как он отдавал деньги. Потом мы поехали прямо в отель и поставили соус на кухню в холодильник, чтобы он не испортился.
Бернард посмотрел на выражение лица Уиллоуса и побожился:
– Нет, ей-богу, это действительно правда. Мендес съедал два гамбургера на завтрак и еще три на ленч. Пять за день. И поливал дополнительной порцией соуса. Они называли это «тройное О». У всего персонала глаза из орбит выкатывались, когда он это ел: все было размазано у него по рукам и по тарелке. Вот что я скажу: вы много потеряли, если не видели, как Мендес облизывал пальцы. Безобразно, абсолютно безобразно. Я возил его по всему городу, – продолжал Бернард. – Десять заведений. Плюс еще три в Барнаби. Он предлагал управляющему пять кусков за рецепт соуса, но ему отказали. Потому мы и купили десять галлонов. Мне пришлось поставить их в багажник автомобиля, вести в отель, звать людей с кухни и стоять там, словно влюбленный, с этим соусом, пока он заплатил шефу, чтобы тот освободил место в холодильнике.
Манера держать сигару напоминала Уиллоусу Бредли – сигара казалась то скипетром, то оружием.
– Теперь вы видите, детектив, что мы с вами абсолютно ни к чему не придем по этому пути: как Мендес любил проводить время, сколько съедал гамбургеров. Скука и пустота, он встречался только с официантами, продавцами. Он любил покушать и делать покупки, в этом все дело. Образцовый потребитель.
– А что из вещей он любил покупать, Ален?
– Одежду, массу одежды. Этот костюм – вам нравится?
– Приятный, – сказал Уиллоус. Он действительно был хорош. Или, вернее, мог быть.
– Мне его купил Гарсия. Тысяча баксов, и даже не положили запасную пару брюк. Но настоящей его слабостью были галстуки. Обычно я привозил его на какой-нибудь базарчик, Окридж или «Метротаун». Вы знаете, где он расслаблялся, думаете, дома? Нет, в дорогом магазине мужской одежды. Например, у Харри Розена или в другом подобном месте. Вы когда-нибудь делали покупки у Харри?
Уиллоус потряс головой – нет.
– Там, где он обычно делал покупки, стоило ему войти – продавец в его распоряжении. Мендес говорил парню, чтобы он вытянул руку и, как на вешалку, цеплял на нее пятнадцать или двадцать галстуков. Продавец стоял, с него лился пот и держал на вытянутой руке эти мили шелка по восемьдесят или даже сто баксов за ярд.
Бернард ухмыльнулся.
– Заметьте еще: он всегда покупал шелк, ничего кроме шелка, самых кричащих расцветок. Если вы остановились в отеле, а в соседнем номере у парня надет галстук, купленный Гарсия, поверьте, вам никогда не уснуть. Такой кричащий.
Сигара у Бернарда погасла.
– У продавца рука отламывалась, было видно по глазам. Ну и что? Он получает комиссионные, богатеет!
Он снова раскурил сигару, выпустил клуб дыма.
– А если Мендес выбирал галстук, а тебе он не нравился?
Бернард склонил голову к плечу, будто ему что-то попало в ухо и он надеется, что сейчас это что-то оттуда выпадет.
– Повторите, как вы сказали?
– Я спрашиваю – что случилось бы, если бы он выбрал некрасивый галстук, а ты бы ему отсоветовал его покупать?
– Дважды я пытался это сделать. В первый раз он не обратил внимания.
– А во второй раз?
– Он подошел ко мне сзади, обмотал мне шею галстуком, уперся коленом в поясницу. Я задыхался. Это было за вешалками с зимними пальто, и никто ничего не видел.
– А потом, уже отпустив меня, он сказал продавцу, что у нас полное взаимопонимание. Он вспомнил шутку о сельской девочке и осьминоге, они хохотали.
– И ты остался с ним?
– Да, теперь у нас действительно было взаимопонимание. К тому же – деньги.
– И еще кокаин, – сказал Уиллоус.
Глаза Бернарда расширились от ужаса.
– Постойте, минутку. Кокаин? Да нет, Гарсия любил гамбургеры, у него, возможно, проблемы с холестерином, но не это же.
– Хочешь прочитать медицинское заключение?
– Не очень.
– Мендес нюхал наркотики в тот день, когда его убили, Алан. И ты думаешь, я поверю, что, пока он ехал в лимузине, он не прикладывался к ним?
Бернард пожал плечами, посмотрел в сторону.
– Может, немного и нюхал. Я не обязан за ним следить, да и за другими тоже. Я не вмешиваюсь в чужие дела. Кто бы ни сидел за моей спиной, это человек, который платит деньги. Правильно?
– Где Мендес доставал продукт?
– Откуда мне знать?
– С какой стороны прилавка он стоял? Он покупал или продавал?
– Мне жаль, что я не могу помочь. Но я действительно не знаю.
– И ты никуда его не возил, кроме магазинов и ресторанов?
– Из аэропорта и обратно плюс еще к сестре один раз, это я вам говорил.
– А как насчет его девушки – кстати, как ее зовут?
– Он никогда ее не представлял.
– А сколько раз ты ее подвозил?
– Очень много раз. – Бернард осклабился. – Наверное, у нее тоже был какой-то соус.
– А куда ты за ней заезжал?
– Обычно в какое-нибудь приличное место в городе. Рамада, Байшоур и тому подобные места. Он заходил и через пару минут выходил.
– И что же, она проводила у него ночь?
– Никогда. Обычно он провожал ее еще днем. Иногда она проводила с ним вечер, но не часто. И она всегда уходила от него не позднее одиннадцати тридцати. Словно, если она вернется домой после полуночи, то превратится в тыкву.
– Расскажи мне, как она выглядит?
Бернард был наблюдателен. Он так подробно описал девушку, что Уиллоус надеялся узнать подружку Мендеса, как только ее увидит. Он задал Бернарду еще несколько вопросов и сказал:
– Если я узнаю, что ты солгал или что-то утаил… Бернард поднял к потолку пухлые коротенькие руки.
– Вы услыхали правду, только правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Клянусь своей жизнью!
– Не думай, что так дешево от меня отделался, – сказал улыбаясь Уиллоус.
Паркер сидела за рулем черного «роллс-ройса», опустив затемненное стекло и забавляясь кнопками стереосистемы. Алан Бернард смотрел на нее, стоя в окне своей конторы, неподвижный, словно шкаф: он очень напоминал картинку «до» в рекламе средства для похудения.
– Ну, нашла улики? – подойдя, спросил Уиллоус.
– Не повезло. Проклятый автомобиль вычищен пылесосом до пылинки от бампера до бампера. До сих пор пахнет очищающей жидкостью.
Паркер оставила ключи Бернарда в замке зажигания. Они с Уиллоусом прошли по пятнистому от масла асфальту к своему полицейскому автомобилю. Паркер бросила Уиллоусу ключи.
– Не возражаешь порулить?
– Конечно нет. Как ты, в порядке?
Ветровое стекло запотело. Они сидели, ожидая, пока обогреватель высушит стекло и оно опять станет прозрачным. Уиллоус рассказал Паркер о склонности Мендеса к гамбургерам в «Уайт-Споте».
– Джек, от нас начинает ускользать нить. Особый соус. Ты напишешь в отчете, что Гарсия Лорка Мендес прилетал из Колона купить десять галлонов особого соуса? Нам будет стыдно перед панамскими полицейскими, а им будет неловко делать нам подсказки.
– Но они, возможно, и сами не знают. Если это было отмывание денег, ты думаешь, они пришлют кого-то, чтобы во всем разобраться? Мне кажется, Мартин Росс – единственный человек, который знает кое-что о бизнесе Мендеса в Ванкувере. Но Росс молчит.
– Он заговорит, если мы нажмем посильнее, – заверила Паркер. – Он бесхарактерный.
Уиллоус улыбался, глядя на нее. Паркер нахмурилась.
– Что смешного?
– Нет, ничего, абсолютно ничего.
– И все-таки?
– Посмотрела бы ты на себя – в тебе больше твердости, чем в стойке за три доллара.
– Не пытайся меня заговорить, Джек. Это может сработать, и что ты тогда будешь делать?
Уиллоус быстро взглянул на нее. Он не имел права заниматься расследованием, не сообщив Паркер, к чему он подбирается. Но у него уже был готов план провести ночь, свернувшись в автомобиле, запаркованном в тени Морского музея, напротив дома Мартина Росса. Он проведет время, попивая из термоса тепловатый кофе и слушая записи любимых певцов, в ожидании, когда человек, убивший Гарсия Лорку Мендеса, придет к Мартину Россу.
Частично его проблемы с Паркер заключались в том, что, когда Шейла ушла от него, он слишком быстро привык жить один. Он наслаждался отсутствием повседневности, свободный от бытовой ответственности. Но больше всего он ценил возможность встать с постели среди ночи, схватить бляху и пистолет и рыскать по улицам, сколько душе угодно.
Сладкий звук саксофонов, сирены звучал у него в ушах.
Глава 16
Грег вдыхал глубоко, с любовью втягивая в нос последний толстенький кусочек кокаина сквозь пушистый фильтр своих фальшивых усов. Он достал коробку с драгоценностями, поставил ее на стол и долго копался в ней, пока не нашел дешевую бриллиантовую серьгу, которую ему подарил черный гитарист Джереми. Он продел золотой стерженек в отверстие мочки левого уха, как тот певец, который красился в блондина, всегда ходил небритый и носил черную кожанку.
Грег порылся в шкафу, нашел свою черную кожанку – убийственная модель – с болтающимися лацканами и таким количеством молний, что и не сосчитать. Он надел куртку почти на голое тело и поежился от холодного прикосновения кожи. Неужели кокаин весь? Да, весь вышел.
Грег горделиво прошелся по квартире, злобно зашипел на свою тень, повалился, закатившись смехом, вскочил и внезапно лягнул стену.
– Что, Ренди, больно?
Грег еще раз прицелился в тень. Тень согнулась. Он ударил ее ногой.
– Проклятие!
В то время как он боролся и играл, он подсматривал за собой в зеркала, которые висели повсюду, и любовался своей фигурой. От утомился от игры, устал. Выпив холодного пива, он снова пошел в спальню, снял кожанку, надел шелковые боксерские шорты, украшенные маленькими красными чертенятами с крошечными вилами в руках, шелковые черные носки и такую же рубашку с отделкой в виде красного в голубую полоску окуня с огромной пастью, и однобортный черный шерстяной костюм с разрезом и пуговицами из оникса. Костюм был от итальянского кутюрье и стоил почти пять миллионов лир, или около двух тысяч баксов. Он еще тогда шутил с продавщицей, пытался заглянуть за пазуху, когда она поправляла складки на брюках, однако она носила одну из тех маленьких хитрых штучек, что плотно прилегали во всех нужных местах.
Он схватил зеркало для бритья, на котором крошил кокаин. Фу ты, да он весь кончился, никаких следов, но он все-таки чисто облизал зеркало. Усы не отклеились? Нет. Что еще? Нужен галстук, он выбрал темно-зеленый с рисунком в виде широко открытых челюстей акулы – одни челюсти и зубы.
Наконец он надел блестящие черные ботинки с узкими носками и толстыми каблуками, которые делали его рост выше шести футов.
Чуть позже семи, одетый и готовый к выходу, он вызвал такси и, ожидая его, выпил еще довольно много водки. Он ощущал беспокойство, раздражение и в то же время внутреннюю сконцентрированную энергию. Парк через улицу, освещенный фонарями, был по периметру отвратительного желтого цвета и черный там, где деревья росли густо.
Такси медленно двигалось вдоль улицы и остановилось напротив его дома. Грег видел лицо водителя, когда он, высунувшись из автомобиля, стал смотреть вверх на ряды окон. Встав поближе к стеклу, Грег помахал таксисту, допил водку, схватил свой тренч от Ральфа Лорена и захлопнул за собой дверь.
Барбара жила в одном из тех старых больших домов, которые давно уже были перестроены и лишились своего былого очарования. Внутри сделали перегородки, дома превратились в четырехквартирные, их сдавали внаем людям, согласным платить большие деньги, чтобы жить в старом доме, от прелести которого ничего не осталось. Барбара жила в блоке С-4 на первом этаже.
Он нажал кнопку, но звонка не услышал. Он постучал, снова ничего. Он постучал сильнее, из дома прозвучал слабый крик.
Он открыл дверь и вошел. Слева была совмещенная кухня-столовая, справа – совмещенная спальня-гостиная – так называется свободная планировка. Через стеклянную дверь виднелся паркинг на другой стороне улицы. Грег прошел по недлинному коридору и заглянул в ванную.
Барбара, вытянув шею, смотрела на себя в зеркало: увидев Грега, она выразила удивление и, закрыв руками грудь, сказала, что она почти готова, ей осталось только одеться. Это было совершенно очевидно. Между прочим, что он здесь делает? Неужели она опять оставила дверь незапертой? Грег улыбнулся. Барбара попросила не смотреть на нее так. Грег сказал: хорошо – но и глазом не моргнул. Она велела ему пойти приготовить себе выпивку и помахала ему рукой, чтобы он ушел. Он бросил на нее долгий взгляд и отправился делать, что ему велено. В шкафу была неоткрытая бутылка, коробка с готовыми гренками, набитая до отказа, и пара банок помидорного супа.
Из встроенной мойки Грег достал довольно чистый стакан, налил солидную порцию виски, наполнил вазу гренками, затем вернулся в гостиную и растянулся на софе, готовой в любой момент превратиться в кровать.
Он услышал движения Барбары в ванной, чувствовал, что она довольна собой, а почему бы и нет с такой фигурой? Грег огляделся вокруг, мысль обшарить квартиру позабавила его. Лучший способ узнать девушку – это полазить по ее шкафам. Но что ему нужно знать о Барбаре?
Грег сунул в рот горсть гренок, запил их глотком шотландского виски. Он почувствовал, что начинает расслабляться, входить в роль Найла. Именно так Найл обращался с жизнью – черпал пригоршнями, пил большими глотками.
Он посмотрел на фотографии Шера в старом номере журнала «Пипл» с именем врача на адресной бирке, на этой фотографии он нюхал духи. Он уронил журнал и встал. На Барбаре было темное платье до колен и свитер с мягким, пушистым воротником, он выглядел как кашемир, наряд, в котором можно пойти устраиваться на работу, скажем, медсестрой. Грег тщательно осмотрел, как она одета и как держалась и не нашел ничего, чем она хотела бы спровоцировать его. Разве что вот духи. Они оказали на него странное воздействие: его нос, казалось, переместился в пах.
Смущенно улыбаясь, Барбара сказала:
– Ну, как у тебя с выпивкой, успеем махнуть еще по стаканчику?
– Да, конечно. – Грег посмотрел на часы.
Она придвинулась к нему, взяла стакан и спросила:
– Что случилось с твоими усами?
– Они отлетели?
Она улыбнулась, вполне доброжелательно.
– Ты правда художник, Найл?
– А что, не похож?
– Не знаю, так выглядят многие.
Пытаясь проявить свой артистический темперамент, Грег напустил на себя угрюмый вид и сказал:
– Не понимаю, почему для меня это должно быть проблемой?
– И ты зарабатываешь этим какие-то деньги?
– Больше, чем могу истратить, – сказал Грег. Он начинал чувствовать себя Найлом, влезать в его шкуру. Он импровизировал. – Я известен, и на меня спрос, потому что я рисую животных в среде их обитания в натуральную величину, такие картины лучше всего смотрятся в резных дубовых рамах стоимостью по триста баксов за линейный дюйм. Я все сдаю на комиссию. Корпорации, систематически разрушающие природную среду, нанимают меня, чтобы покрыть стены их офисов произведениями, которые успокаивали бы остатки их совести, а для их противников были бы отвлекающим маневром. Да, я – циник. Но я богат, и я занимаюсь тем, о чем всегда мечтал, я – художник.
Барбара поморгала и кивнула, затем подошла к кухонному прилавку, достала из мойки еще один стакан и налила себе и ему по хорошей порции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23