Пресса нашла виновного в этих беспорядках. Началось расследование. Гай Гранд был вынужден заплатить нескольким большим людям, чтобы покончить с этим делом, и выплаченная сумма оказалась гораздо больше суммы обычной сделки. Вернуться в Нью-Йорк и сохранить репутацию стоило ему порядка двух миллионов долларов.
5
– Да, понимаю, – Гай прочистил горло и с интересом поглядел на сладкое печенье в руке. – Конечно. Почему бы тебе не… Знаешь, выясни, сколько денег им нужно, сделай чек и…
Тетя Эстер кашлянула, прикрыв рот рукой, ее глаза буквально вспыхнули. Тетя Агнесс, оскорбленная, в раздражении отвернулась.
– Речь не идет о том, чтобы дать им деньги, Гай! – воскликнула Агнесс. – Они и слышать об этом не захотят, особенно Сол, этот молодой человек. Ты же знаешь, какая гордость у этих людей… Нет! Я хотела предложить им купить долю акций, вот что.
– Правильно, – твердо сказал Гай. – Тогда они смогли бы второе путешествие совершить позже, так? Но, послушай, а если они потратят все свои деньги только на одну поездку? Как они тогда смогут купить акции?
– Гай! – сказала тетя ледяным тоном, с болью в голосе.
– Боюсь, что я уловил суть, – Гай был откровенен.
Тетя Эстер хихикнула и тут же прикрыла рот платком.
– Я имею в виду сделать это вот так: вверх и вниз – сердито воскликнула Агнесс. – Или сначала вниз, потом вверх.
Тоненькая, вытянутая как струна, она напоминала в этот момент рассерженного лебедя. Бедная тетушка всерьез подозревала, что Гай нарочно притворяется идиотом.
– Наивный, как дитя! – сказала она. – Как ты умудряешься вести переговоры, не могу себе представить!
– Извини, – сказал Гай, без тени улыбки и совсем по-детски наклонил голову, чтобы глотнуть чаю.
На самом деле они всего лишь играли в свою старую игру.
– Назови одну хорошую компанию, в которой ты держишь долю акций в десять тысяч, – резким тоном потребовала Агнесс.
– Одну хорошую компанию… – повторил Гай, нахмурив свои огромные брови.
– Которая начинается на А, – сказала тетя Эстер.
– Которая начинается на А? – почти скептически повторил Гранд, словно добродушное дитя за игрой.
– Эстер! – воскликнула Агнесс.
– Ну хорошо. Мы говорим конкретно о десяти тысячах или как минимум десяти тысячах? – спросил Гай.
– Как минимум о десяти тысячах, – сказала Агнесс. И, строго поглядев на сестру, добавила: – И не нужно, чтобы она начиналась с А.
– Хммм… Хорошо, как насчет «Аберкромби и Адамс»? – неуверенно сказал Гай, – по звучанию очень подходит…
– Хорошо, – сказала тетя Агнесс. – Теперь. Что, если ты продашь все свои акции, которые там держишь? Что произойдет с их ценой?
– Ужас, – Гранд поморщился при одной мысли об этом. – Это может вызвать обвал.
– Ну так вот! – воскликнула Агнесс. – А молодой человек Клеменс купит – когда цена упадет, а на следующий день ты у него выкупишь то, что ты ему продал! Я думаю, цена вырастет, когда ты заново выкупишь акции, не правда ли?
– Может быть, да, а может быть, и нет, – холодно ответил Гай.
– Ну хорошо, – высокомерно произнесла Агнесс, – тогда ты просто можешь продолжать покупать, пока цена не вырастет! – Затем, смягчив тон, она продолжила, очень веско: – Ну конечно, ты это можешь сделать, Гай. И потом, понимаешь, когда цена снова прыгнет вверх, Клеменс и ее молодой человек продадут акции.
– Да, – сказал Гай с достоинством, – но знаешь, это может не приглянуться Комиссии Федеральной Безопасности.
Агнесс с такой силой сжала губы, что они стали похожи на черепаший рот.
– Может не приглянуться, – бессмысленно повторила она. Ее глаза расширились, как будто она увидела пустынную скалу и пыталась безуспешно разглядеть, что находится за ней. – Хорошо, – мягко произнесла она, сделав глоток. – Если все, чем ты занимаешься в жизни, только видимость и маска, значит, ты не тот человек, которого я знала всю жизнь. Вот так. – И она налила себе еще чашку.
Гранд закашлялся.
– Да, – наконец произнес он, – ты права, конечно. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Такие тюфяки, как я, тоже иногда думают, надо сказать…
Ошеломленная тетя Агнесс была готова тут же продолжить столь интересный разговор, но внезапно появившаяся на пороге служанка объявила о прибытии мисс Джинджер Хортон. Это была леди необъятных размеров, которая появилась в гостиной, одетая в огромное трапециевидное летнее платье, держа в руках крошечного пекинеса.
– Гай! – закричала она, протягивая руку, а Гай, привстав с кресла, подался вперед, чтобы поприветствовать ее. – Как я счастлива видеть тебя! Поздоровайся с Гаем, дорогая Битси! – пронзительно закричала она в ухо собаке, показывая на Гая и остальных. – Это Агнесс и Эстер, видишь, Битси?
Вместо приветствия собака коротко тявкнула, слегка в нос.
– Моя Битси заболела? – ворковала мисс Хортон, пока Гай сопровождал ее к креслу, туда, где сидели все остальные, маневрируя ею по комнате, словно гигантской речной баржей. – Хммм… Битси заболела?
– Надеюсь, ничего серьезного? – заботливо сказал Гранд.
– Думаю, просто нервный стресс, – высокомерно сказала мисс Хортон и сердито добавила. – Погода такая… такая отвратительная, и все эти мерзкие людишки… Вот твои дорогие Агнесс и Эстер, Битси.
– Так приятно видеть тебя, дорогая, – сказали обе пожилых женщины, поочередно вкладывая свои тонкие пальцы в ее огромную руку. – Какое прелестное летнее платье! Так прекрасно с твоей стороны привезти с собой Битси, не правда ли, Гай?
– Восхитительно, – сказал Гай, с улыбкой усаживаясь обратно в свое огромное кресло около окна.
* * *
Не кто иной, как Гай Гранд, работая через своих представителей, купил в прошлом сезоне контрольный пакет акций в трех больших клубах элитных пород собак Восточного побережья. Таким образом, он получил фактически полный контроль над проведением «Собачьего Шоу», которое должно было состояться этим летом в Мэдисон Сквер Гарден. Главным представителем, или лучше сказать, помощником Гранда в этом деле был сеньор Эрнандес Гонсалес – мексиканец огромных размеров, который долгое время был известен в кругах собачников как заводчик голубых чихуахуа. При поддержке Гранда уже через шесть месяцев Гонсалес стал известным владельцем одного из лучших в мире собачьих клубов, который был знаменит не только породой чихуахуа, но и пекинесами, шпицами и другими редкими и странными породами Востока.
Было очевидно, что шоу этого сезона в Гардене будет великолепным – состоятельность новых фаворитов клуба не вызывала сомнений, призовой фонд был значительно увеличен, а соревнование обещало быть более ожесточенным, чем обычно.
Сияющие молодые люди и богатые вдовы отовсюду привозили своих любимцев самых лучших и редких пород. Сам Гонсалес пообещал приз владельцу животного самой редкой и старинной породы. Национальный иллюстрированный журнал посвятил обложку этому мероприятию. В длиннющей передовице воздавалась хвала великой доброте американцев, в особенности их любви к животным: «представляющим полную противоположность – говорила передовица, – таким проявлениям первобытного варварства, как испанская коррида».
Когда наступил долгожданный день, все шло как по маслу. Гарден был оформлен ярко и празднично, зрители пребывали в воодушевлении, сияли огни, сверкали большие камеры, а сами участники шоу были наряжены как на прием к Папе Римскому – хотя и несколько экстравагантно. С одной стороны, никто не хотел остаться незамеченным, с другой, они старались одеться так, чтобы одежда не мешала контакту с обожаемыми питомцами.
До начала финального соревнования все шло гладко, если не считать отсутствия сеньора Гонсалеса. Соревнование должно было проходить между победителями конкурса «Лучшие породы» за титул чемпиона.
Как раз в этот момент внезапно появился Гонсалес. Он присоединился к сборищу владельцев и их зверей, толкавшихся в центре Гарден. Было очевидно, что он очень гордится своим питомцем, и действительно – животное, которое этот великан держал на цепи, было великолепно: черный как смоль пёс, размером почти со взрослого датского дога, с удивительной шерстью и превосходными манерами. Это было самое поразительное животное в Гарден-шоу в этом сезоне. Голова зверя была пострижена, как у циркового пуделя, при том, что морду было практически не видно.
Гонсалес присоединился к толпе, беспечно и приветливо улыбаясь. Такое поведение совсем не соответствовало его высокому положению. Не прошло и секунды, как он и его зверь были облаяны маленьким злобным шпицем Миссис Винтроп-Гарде.
Она выступила вперед, сама по себе не слишком отличающаяся от своей собаки, весьма решительно, и за ней незамедлительно последовали еще несколько женщин с пекинесами, шпицами и миниатюрными чау-чау, которые, как известно, отличаются прескверным характером.
Гонсалес поклонился и с очаровательной старо-модной грацией поцеловал руки леди.
– Как он великолепен! – пронзительно воскликнула миссис Винтроп-Гарде, глядя на зверя, который следовал на привязи за Гонсалесом. Затем она повернулась к своему собственному питомцу: – Не правда ли, моя крошка? А-а-а? А-а-а? Не правда ли, моя сладенькая? А как же его зовут? – спросила она Гонсалеса, поняв, что ее животное отказывается что-либо отвечать, а только потявкивает.
– Его зовут… Коготь, – несколько зловеще сказал Гонсалес, пытаясь избавиться от назойливой миссис Винтроп-Гарде. Но она продолжала громко реагировать на происходящее.
– Коготь! Это восхитительно, моя дорогая! Скажи привет Когтю, Анжелика! Скажи привет Когтю, моя пусечка!
Она вытянула вперед своего маленького злобного шпица, который продолжал лаять, фыркать и что-то вынюхивать. И тут произошло нечто поразительное – то, что замыслили Гранд и Гонсалес – то, что никогда бы не просочилось в прессу. Общими усилиями было задумано представить на Гарден-шоу в этом сезоне вообще не собаку, а черную пантеру или перекрашенного ягуара. Зверь был голоден и зол. Он успел не только внести хаос и панику в формальную процедуру, но и фактически испортил половину церемонии «Лучшая порода».
В течение первого часа Гонсалес, по причине своей безупречной репутации в этих кругах, был вне подозрения. А все инциденты рассматривались как случайности, хотя и очень досадные и неприятные.
«Слишком темпераментный», – объяснял он, хмурясь и покачивая головой. Вместе со зверем они медленно продвигались вперед, в самую гущу толпы, и он, ворча, повторял животному:
– Устал в дороге, да? Устал, мальчик мой? Дааа? Дааааа?
Время от времени среди всего этого гавканья и воя можно было услышать странные удары и свист. Гонсалес и невиданный хищник продвигались вперед, распугивая встречных одного за другим.
В конце концов некая дама, видимо, новенькая в кругах собачников и пока не имеющая понятия о том, какой важной персоной являлся Гонсалес, вернулась обратно с автоматическим пистолетом и попыталась пристрелить огромную кошку. К сожалению, дама была абсолютно вне себя от собственного праведного гнева. Она растерялась, и ее моментально арестовали.
Гонсалес воспринял случившееся как сигнал к завершению и удалился с поля боя. В итоге соревнование «Лучшие в шоу» было проведено между теми участниками, которых еще не сняли с конкурса.
Позже Гранд сочинил серию едких статей об этом происшествии: «Скандал на Собачьем шоу!», «Как это могло произойти?», «Это чья-то задумка или шутка?» и так далее.
Пострадавшие от этой выходки владельцы собак элитных пород были люди богатые и влиятельные. Они настойчиво требовали расследования. Вскоре нашлись свидетели, но, увы, они были заранее подкуплены Грандом. Так ничего и не выяснилось – хотя Гаю стоило больших денег сохранить в чистоте свое имя и репутацию.
6
– Как прошло твое путешествие, Гай? – спросила Джинджер Хортон, слегка шмыгнув носом.
Гай пожал плечами.
– Ох, все те же самые шесть и семь, Джинджер, – ответил он.
– Я прошу прощения… – вмешалась тетя Агнесс.
Эстер улыбнулась, выражая Гаю своё полное одобрение. В конце концов, для нее и ее сестры он был единственным и любимым сыночком.
– Это значит – не очень хорошо, Агнесс, – с пафосом провозгласила она. – Эта фраза используется при игре в кости: «Ты выбываешь! – правильно, Гай? – когда выпадает «шестерка», а потом ты выбрасываешь «семь», и это значит: все плохо, ты проиграл. – Она посмотрела на своего обожаемого Гая: – Правильно, дорогой?
– О, эта фраза используется в азартных играх! – сказала Агнесс Эдварде с забавным самодовольством. Она приподняла чашку, выражая одобрение, а Эстер осталось только лучезарно улыбнуться Гаю.
– В таком случае твоя поездка была… не очень хорошей? – серьезно спросила Джинджер Хортон, поставив чашку и быстро промокнув салфеткой губы.
Эстер начала было отвечать, но, замешкавшись, посмотрела на Гая.
– О, это всего лишь речевой оборот, – безмятежно сказал Гай. – Почему так – да потому что «шесть» – в основном – выкинуть очень легко, понимаете, и… но факт тот, что… уфф… национальная экономика, скажем так, сейчас находится не в лучшей форме. Невыгодная конъюнктура для покупателя. Тенденции к снижению на рынке ценных бумаг, вот в чем дело. – Он хихикнул, поглядывая на пекинеса.
Джинджер Хортон не упустила шанса втянуть в беседу и собаку.
– Ты все понимаешь, Битси? Даааа? Ты все понимаешь, сладкая Битси? Дааа?
– Пессимистично… – начала объяснять Эстер.
– Я думаю, мы все знаем, что на самом деле это значит, – отрезала Агнесс, и ее глаза засияли, как огромные бриллианты, которые она привыкла носить.
Гай, безусловно, любил притворяться ослом.
Он приобрел огромный кинотеатр в Филадельфии. Этот кинотеатр терпел убытки вот уже в течение шести месяцев, и, конечно, без серьёзной встряски для менеджера и персонала, которые ничего не знали о прошлом Гая, здесь обойтись не могло.
Менеджер был очень умным и способным человеком, с огромным опытом работы в области кино-проката. Работа была для него любимым и единственным в жизни делом. Он решил, что под влиянием обстоятельств лучшим решением проблемы будет заявиться к Гранду и ненавязчиво порекомендовать урезать зарплаты всему персоналу.
В ходе их первой беседы Гранд, на правах нового владельца, взял инициативу в свои руки.
В ходе предварительных расспросов, пока менеджер, нервничая, пытался устроиться на краешке большого кожаного кресла, Гай мерил шагами пол своего комфортабельного офиса, слегка нахмурившись. Наконец он остановился в центре комнаты и провозгласил:
– У китайцев есть выражение, мистер… Мистер Менеджер. Кажется, оно встречается в книге.
И Чанга: «Содержи свой дом в порядке». За этим следует: «Это первый шаг».
От этих слов кровь прилила к лицу менеджера, и он вцепился руками в кресло.
– Мой отец, – произнес Гранд с явным пиететом, – приехал в Америку в 1920 году. В то время для него было открыто несколько границ. И есть несколько границ, которые по-прежнему открыты для нас сегодня!
Он взглянул на менеджера, как бы пытаясь передать ему инициативу разговора, глядя прямо ему в глаза. Но тот смог только кивнуть, изображая глубокомысленное согласие.
– Если есть хотя бы одна неизведанная территория, – продолжал Гранд с пафосом, – одно живое деревце в нашей стране, заселенной такими людьми, как мы, – то это кинопрокат! Мой отец – «Папа Гранд» – был чемпион по гольфу. Может быть, поэтому… хотя теперь можно только догадываться… может, поэтому он всегда побеждал: «Если ты хочешь, чтобы они играли по твоим правилам – не клади камни в траву!»
Гай сделал паузу, уставившись на сияющие ботинки менеджера. Затем сдвинул брови на переносице и сжал губы в предельной задумчивости. А после выстрелил вопросом:
– Вы знаете историю театра Маджестик в Канзас-Сити?
Менеджер, человек с тридцатилетним опытом работы в этой области, знавший историю каждого театра в этой стране, как выяснилось, никогда не слышал об этой истории.
– В августе 1939 года менеджмент театра Маджестик сменил персонал и стратегию бизнеса. Они поставили новые кресла – на четыре дюйма шире стандартных, а стоимость входных билетов урезали вдвое… каждое кресло теперь могли занять два человека. Новый менеджер, Джейсон Франк, который умер от кровоизлияния в мозг в том же году, потратил на рекламу девять миллионов долларов ради одной фразы: «Полцены и шанс быть зажатым в тиски», которая впоследствии стала поговоркой.
Гранд прервался, испытующе взглянул на менеджера, и продолжил:
– Но это не сработало, сэр! Это не сработало… и я скажу почему: это был издевательский план! Издевательский план и камни в траве! Это стоило Франку его лицензии, его здоровья, и, видимо, его жизни.
Гранд выдержал эффектную паузу, после чего подошел к столу, взял пачку бумаг и потряс ими перед носом менеджера. Каждый лист был испещрен цифрами.
– В соответствии с моими расчетами, – отрезал он, – это заведение продержится еще в течение девяти месяцев, если плата за входные билеты будет поднята как минимум на восемь процентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9