Один тянул волоски на его груди, другой касался его затвердевших сосков, а третий поглаживал его живот прикосновениями столь легкими, как будто это было птичье перо.
Он задержал дыхание. Его тело ожидающе выгнулось. Сверху его накрыла какая-то нежная оболочка. Очень-очень медленно эта шелковистая влажность спускалась, приноравливаясь к форме его тела, поднимая его все выше и высасывая оставшийся у него в легких воздух. Во застонал, когда вокруг него сжались бархатные тиски. Прошло мгновение, их хватка ослабла, высвобождая его, а потом все началось снова. Он последовал за ними по этому манящему пути, умирая от желания самому исследовать их дразнящую сладость.
Он задыхался, пытаясь ответить на каждый их выпад, и ревел от ярости, его голова металась из стороны в сторону. Он кипел, охваченный безумием, сжимая зубы, цепляясь ногтями за ожидавшую его синеву. В последнем сильном рывке он приподнялся навстречу, закричав, когда взрыв выдавил медовый сок экстаза из всех пор его распростертого тела, поднимая его в бесконечную вышину. А когда он истратил свой гнев и свое семя, она отпустила его, чтобы он в одиночестве пережил свое падение на землю.
Во проснулся несколько часов спустя и потянулся к ней, но его руки сомкнулись в пустоте. Его окружала мерцающая синева шелкового тента, подсвеченная одинокой масляной лампой, свисающей с потолка. В голове было странно пусто, тело наполняла такая усталость, словно он недавно участвовал в поединке. К его огромному удивлению, он был полностью одет.
Он приподнялся и сел, гоня прочь последние остатки сна, и только тогда заметил женщину, сидящую рядом, но не на шелковой подушке, а на низком, покрытом подушками стуле. Ее руки поникли, словно раненые птицы. Глаза Во приковало великолепное кольцо на ее указательном пальце, и внутри него что-то зашевелилось.
Кольцо было сделано из редчайшего розового нефрита, вырезанного в форме цветков сливы. В центре каждого цветка находился маленький бриллиант, а между цветами извивался улыбающийся дракон. Его царственная голова и длинное тело блестели изумрудами, а глазами ему служили два рубина. Во уже видел такое кольцо и считал, что оно единственное в своем роде. Сейчас же его страшно заинтересовало, каким образом оно оказалось в руках этой женщины.
От кольца его глаза медленно поднялись к ее лицу и прищуренным глазам, которые мрачно разглядывали его. За пеленой дымчатых теней ночи, скрытые парами опиума, ее глаза казались не более чем темными прорезями на бледном лице. Сейчас же, когда она не смущаясь встретила его взгляд, они распахнулись достаточно для того, чтобы свет отразил их поразительную голубизну. В этот момент огонек лампы вдруг погас.
– О нет! – Протяжный хрип, сорвавшийся с его губ, исторгся, казалось, из самой глубины его души, эхом отразившись в его ушах, снова и снова возвращаясь, чтобы причинить ему боль. – Этого не может быть! – Что за насмешка богов: он заплатил, чтобы лечь рядом с женщиной, которую когда-то любил со всей невинностью юности и которой, как залог любви, подарил то самое кольцо. Почему боги, которым он так верно служил, обманули его?
– Нет, Чин Лин, нет! – застонал он, закрывая лицо руками и отгораживаясь от женщины, которую потерял более тридцати лет назад, женщины, чей образ потускнел в его памяти, но не исчез совсем. Он искал ее все эти годы, но не додумался заглянуть в сточные канавы Гонконга, ни разу не заподозрив, что скандально известная мадам Блю была той самой Чин Лин, которая, как он когда-то поклялся, должна стать матерью его сыновей.
Мадам Блю дважды хлопнула в ладоши, и голубой шелковый занавес раздвинулся. Во отчаянно забился в руках подбежавших слуг, но они с легкостью подняли его и потащили к выходу. Она же сидела с непроницаемым лицом и молча смотрела, как они уносят его прочь.
– Чин Лин! – Его ноги волочились по полу, как корявые ветви дерева. – Ты использовала меня так же безжалостно, как это сделали боги. Но мы еще встретимся, Чин Лин! Это еще не конец!
Его голос затих. Она услышала, как хлопнула входная дверь, и позволила себе расслабиться. Она занималась с ним любовью, а сама осталась равнодушной; в представлении участвовало одно тело – отдельно от ее разума, – словно он был всего лишь очередным из мириада безликих мужчин, с которыми она делила краткие мгновения своей жизни.
Только подумать, что прошлое, которое они прожили раздельно, могло стать их совместной жизнью, если бы боги поступили по справедливости! «Это еще не конец», – сказал он. Должна ли она верить его словам? Посмеет ли он вернуться сюда? Она вздохнула. Все было закончено тридцать лет назад, а рана, когда-то кровоточащая и болезненная, зажила, не оставив даже шрама.
Медленно поднявшись со стула, она покачнулась на нетвердых ногах, не отрывая глаз от маленьких нефритовых цветов на своем пальце, напоминающих о невинности розового весеннего утра. Ей показалось, что она прожила две жизни, с тех пор как некий юноша отдал ей это кольцо в залог своей любви весенним утром тридцать три года назад, когда сливовые деревья были в полном цвету, а впереди их ждало замечательное будущее.
Пробираясь по спящему дому, она напомнила себе, что сливовые деревья скоро снова зацветут, но никогда больше не расцветет такой любви, какая была у них.
К тому времени как она добралась до своей спальни, ее сладко-горькие воспоминания снова вернулись в дальний уголок памяти, чтобы остаться там навсегда. Шукэн ошибался: между ними все кончено.
Сарине с трудом удалось поспать несколько часов. Ее разрывало желание позаимствовать у Мэй трубку и стремление доказать себе, что она может справиться без Дженсона. Краткие мгновения сна были наполнены мешаниной из халатов с черными драконами, указующих пальцев, стучащих в ее дверь кулаков и алых губ, говорящих, как она глупа. А она затыкала уши, закрывала глаза и кричала им, чтобы ее оставили в покое.
Она проснулась и посмотрела сквозь неплотно задвинутые занавески на бледно-серое небо. Сарина рассеянно погладила пустое место рядом с собой. Оно было холодным, таким холодным, как и она сама, без жарких объятий Дженсона, твердыни его груди, на которой так уютно было голове, и успокаивающего, нежного голоса.
– О Дженсон, Дженсон, – прошептала она, продолжая гладить и без того разглаженную простыню. Гнев прошлой ночи растаял, выгорев без следа, осталось только грустное одиночество.
Когда предрассветную тишину прорезал чей-то ужасный вопль, она вскочила с кровати, подбежала к двери и замерла. Она узнала этот голос. Сарина медленно отошла от двери и заткнула уши.
– Это еще не конец!
Слова, произнесенные с необычайной силой, проникли в ее уши и эхом разнеслись в голове. Что же сделала мадам Блю с Во, гадала Сарина, что довело до такого состояния мужчину, так гордившегося своим самообладанием? Раздался грохот захлопывающейся входной двери, и она опустила руки.
Ее первым желанием было побежать к мадам и по возможности утешить ее, если она в том, конечно, нуждалась. Но что-то удержало Сарину, что-то приказало не вмешиваться. По-видимому, одиночество требовалось мадам Блю больше, чем дружба. Тридцать лет ожидания были в конце концов вознаграждены несколькими полутемными рассветными часами, и этот триумф был слишком болезненный, чтобы разделить его с другим человеком.
Исполнит ли Во свое обещание, гадала Сарина, вернется ли снова в Гонконг, чтобы завершить то, что произошло сегодня между ним и мадам Блю? Дженсон уверял ее, что она в безопасности, но как надолго? Ей удалось обмануть Во и ускользнуть от него, но что если он действительно вернется и застанет ее врасплох?
Сарина грустно посмотрела на свою скомканную постель. Даже если бы Дженсон находился рядом, достаточно ли его присутствия, чтобы спасти ее от мести Во Шукэна? Она слабо улыбнулась. Ей удалось провести без Дженсона одну ночь, что было само по себе нешуточной победой, и все же именно после этой одинокой ночи она осознала: ее невольно сказанные слова были правдой – она не хотела, чтобы Дженсон Карлайл покидал ее постель.
Этим утром Сарина долго занималась своим туалетом. Она слегка подвела глаза голубым и нанесла немного краски на щеки и губы. Затем собрала волосы на затылке, оставив лишь несколько прядей, которые нежно обрамляли лицо. Она надела свое самое элегантное платье из голубой парчи с высоким воротником и длинными рукавами и терпеливо застегнула все многочисленные пуговки. Набросив поверх платья синюю накидку, она осторожно, чтобы не испортить прически, накинула капюшон и достала из ящика шелковый синий ридикюль. Выйдя из дома мадам Блю, Сарина остановила проезжающий мимо экипаж и попросила возницу отвезти ее в контору «Торговой компании Карлайла».
Длинное одноэтажное здание из серого камня на Маркет-стрит находилось рядом с портом. Плотный невысокий джентльмен, выходивший оттуда, как раз когда она поднималась по ступеням, вежливо приподнял шляпу и придержал дверь. Сарина улыбнулась ему и, скользнув внутрь, оказалась в приемной, где по стенам стояли деревянные скамейки, а мужчины, собравшись в кружки, болтали. Сарина порхнула к конторке, перед которой толпилась очередь, улыбнулась, и мужчины отошли, пропуская ее вперед.
– Мистера Карлайла, пожалуйста, – громко и четко произнесла она, обращаясь к одному из клерков-китайцев, и разговор вокруг мгновенно стих.
– У вас есть договоренность? – спросил молодой человек, не отрываясь от журнала, который он внимательно изучал.
– Вот именно, – ответила она лукаво.
– Пройдите сюда, пожалуйста. – Он неопределенно махнул рукой, продолжая листать журнал. – Третья дверь налево.
– Спасибо. – Она величественно кивнула, обогнула конторку и пошла по узкому коридору к указанной двери.
Сарина глубоко вздохнула и постучала, ожидая, пока Дженсон не попросит ее войти.
– Садитесь, – сказал он, не поднимая глаз от бумаг, над которыми работал. – Я сейчас освобожусь.
Сарина с одобрением оглядела большую, хорошо обставленную комнату. Стены были оклеены бумагой цвета слоновой кости с изображением алых ягод и ярко-зеленых побегов бамбука. Темный деревянный пол частично закрывал ало-зеленый шелковый ковер, а стоящая у стены низкая софа, так же как и два кресла возле большого стола красного дерева, была застелена алым шелковым покрывалом. Это был слишком элегантный кабинет для столь легкомысленно одетого мужчины: рукава белой рубашки Дженсона были закатаны по локоть, шейный платок незавязанным свисал с шеи, а верхние пуговицы рубашки расстегнуты.
Опустившись в одно из кресел, Сарина облизнула губы, смывая нанесенную ранее помаду, и смиренно сложила руки на коленях. Ее взгляд приковали черные кудрявые волоски, видневшиеся в распахнутом вороте рубашки, и она вспомнила, какими они казались мягкими, когда она прижималась к ним щекой и водила по ним пальцем…
– Чем могу помочь? – спросил Дженсон, опуская ручку.
– Я думаю, вы уже знаете ответ, мистер Карлайл, – мурлыкнула она.
Он резко поднял голову.
– Что за…
– Доброе утро, мистер Карлайл, – проворковала Сарина.
Хмурое выражение медленно сошло с его лица.
– И вам того же, – пробормотал он, снова подобрав ручку и откинувшись в кресле. – Вы здесь, чтобы что-то переправить по морю?
Она улыбнулась и слегка склонила голову набок.
– Если уж говорить начистоту, я здесь, чтобы передать кое-что.
– Да? – Он продолжал крутить ручку в пальцах. – И что это такое?
Она помедлила мгновение, а потом выпалила:
– Извинение. Я хочу извиниться за свое поведение прошлой ночью. – Сарина моргнула и опустила глаза, сфокусировав внимание на ручке, которой он сейчас стучал по столу. – Когда ты не появился к десяти, я начала волноваться, а затем рассердилась на тебя за то, что ты заставил меня ждать и беспокоиться. И поэтому… – она посмотрела на свои руки, – когда ты постучал ко мне в дверь, я была вне себя от обиды и решила не отвечать.
– За это время тебе удалось найти другого мужчину, который и составил тебе компанию.
Она покачала головой.
– Это не так.
– Ты уверена, что это не был наш общий друг мистер Галван, решивший помочь тебе развеять тревогу?
Ей не надо было приходить сюда и извиняться: насмешка в его голосе была еще хуже, чем гнев.
– Почему ты всегда стараешься вывести меня из себя? – воскликнула Сарина. – Неужели ты не можешь просто принять мое извинение, как истинный джентльмен, или тебе сложно справляться с подобной ролью?
Дженсон скептически приподнял бровь.
– Судя по некоторым людям из тех, с которыми ты общаешься в последнее время, Сарина, тебе вряд ли подобает судить, кто джентльмен, а кто нет.
Она вскочила на ноги, гневно сверкая глазами.
– Это недостойные слова, Дженсон! Они порочат не только меня, но и всех, с кем я знакома. А так как я, очевидно, смертельно оскорбила твою чувствительную натуру, я предлагаю, чтобы ты впредь искал кого-то другого себе для компании.
– Спасибо за совет! – Он швырнул ручку на стол. – Я так и сделаю.
Сарину охватила паника. Она пришла сюда, надеясь вернуть Дженсона, а преуспела лишь в том, чтобы еще сильнее оттолкнуть его. Спазм боли, скрутившей ее, был столь же сильным, как тогда, в первую ночь без опиума. Но она не станет унижаться! Сарина расправила плечи и бросила на него холодный, презрительный взгляд. Что-то мелькнуло в его лице, и он отвел глаза, а затем, словно придя к какому-то решению, отодвинул кресло и, обойдя вокруг стола, встал прямо перед ней. Они стояли, глядя друг на друга словно два врага, ожидая продолжения борьбы и не собираясь сдаваться, пока другой не отступит.
Сарина первой прервала эту молчаливую битву. Она повернулась и пошла к двери. Бросившись за ней, Дженсон тем самым признал свое поражение. Он схватил ее за плечо и притянул к себе. Его руки пробрались под ее накидку и сомкнулись вокруг талии. Капюшон соскользнул, когда она попыталась отодвинуться как можно дальше. Он притягивал ее все ближе, пока ее груди не соприкоснулись с его грудью и только считанные дюймы не стали разделять их лица. Их губы встретились всего лишь на мгновение, затем еще раз, пока не соединились и они не припали друг к другу, дыша и чувствуя как один человек.
Он склонил ее голову себе на плечо и зарылся лицом в шелковистые волны ее волос.
– Сарина, – прошептал он, целуя ее в лоб, нос, губы. Он не пропустил ни одной черточки ее лица и, каждый раз целуя ее, бормотал ее имя. Они были вместе, и время словно перестало для них существовать.
– Сарина, – настойчиво повторил он, обхватывая ее лицо ладонями, – я хочу, чтобы ты покинула мадам Блю. Скажи мне, где ты предпочитаешь жить, и я позабочусь об этом. Маленький домик, большой дом, в городе, на горе, где угодно, но позволь мне увезти тебя из этого места.
Казалось, прошла вечность, прежде чем сказанные им слова дошли до ее сознания. Она пришла сюда, надеясь провести с ним еще несколько ночей, а он предлагал ей намного больше. Он предлагал ей то, что не хотел предлагать никому.
– Дом? – Ее голос дрожал от возбуждения, но она приказала себе быть осмотрительной.
– Все что угодно.
– Здесь, в Гонконге?
– Или в Сан-Франциско, Шанхае, Кантоне – где ты захочешь. Как долго еще ты собираешься прятаться в борделе?
– Пока не пойму, что мне ничто не угрожает.
– Шукэн этим утром отплыл в Шанхай, но он может в любое время вернуться. Тебе нельзя больше оставаться у мадам Блю и считать, что ты навсегда скрылась от него.
– У меня нет другого выхода.
– Я только что предложил тебе его.
Она сжала кулаки, пытаясь успокоиться.
– Правильно ли я тебя поняла: ты хочешь жениться на мне и увезти меня от мадам Блю?
Брови Дженсона взлетели вверх.
– Жениться? Нет, я ничего не говорил о женитьбе, Сарина. Я просто сказал, что куплю тебе дом.
Она развернулась на каблуках и пошла к двери.
– Сарина, вернись! – Он шагнул за ней. – Это что, ультиматум: или женитьба, или ничего?
– Я уже однажды говорила тебе, что не собираюсь становиться твоей шлюхой.
– Не будь столь вульгарной, Сарина.
– Почему же нет? – холодно поинтересовалась она. – Ты сам счел меня таковой, когда обвинил прошлой ночью в том, что рядом со мной находится Галван.
– Прошлой ночью я был так же расстроен, как и ты, – нехотя признался он. – Мы оба наговорили того, чего не следовало.
Ее глаза сузились.
– Сейчас, когда моя репутация восстановлена, я стала достаточно хороша, чтобы содержать дом и изображать из себя шлюху – но только для одного тебя?
– Сарина, прекрати.
– Скажи мне, Дженсон, – продолжила она с горечью, – ты собираешься постоянно жить в том доме, который мне купишь, или просто станешь заглядывать ко мне всякий раз, когда случайно окажешься в этом городе?
– Сарина!
– И сколько еще таких городов, где женщины живут в подаренных тобою домах, высматривая на горизонте твой корабль, чтобы провести несколько благословенных дней или недель, прежде чем ты надумаешь отплыть по делам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37