А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z


 

Его непосредственный начальник в чине зихерхайтсдиректора был на четыре года его моложе. Он слабо помнил этого молодого курсанта академии, бывшего первокурсником в течение того года, когда пятикурсник Шмидт исполнял обязанности сержанта в его учебной сотне. Слабо помнил, несмотря на свою вообще-то прекрасную память на лица, незаменимую в его профессии, потому что молодой ученик никакими особенными способностями себе не проявлял. Его способности в деле защиты национальной безопасности проявились несколько позже, когда он, будучи уже зихерхайтслейтенантом, которому грозило откомандирование в дикие и неспокойные районы Предгорья, молниеносно женился на полноватой, некрасивой и на удивление глупой дочери культурдиректора, тогдашнего заместителя начальника Департамента Культуры. Наивный Шмидт, никогда ранее не предполагавший, какое огромное значение имеет женитьба для Государственных Интересов, все свободное время тратил тогда на ухаживания за очаровательной кудрявой блондинкой, дочерью булочника из пригорода, обладавшей великолепной фигурой и, как показала жизнь, абсолютно неперспективным генеалогическим древом.
Старый человек, умудренный большим жизненным опытом, такой убежденный ортодокс, как его дед, прошедший всю Большую Войну от начала и до конца в тяжелой кавалерии под командованием самого темника Берга Великолепного и много повидавший на своем веку, мог бы, будь он жив, сказать ему, что это не так уж и плохо – не сделать головокружительной карьеры, но зато – сохранить свои убеждения. К сожалению, дед давно уже покинул наш суетный мир, но дело было не в этом. Штука вся была именно в том, что, по мере того как жизнь подбрасывала ему все новые и новые несоответствия реальности с Идеалами, убеждениям все труднее и труднее было сохраняться в его душе. Ощущение было такое, что его идеалы находятся на льдине, которая неумолимо тает под лучами весеннего солнца и они, как и полагается в подобной ситуации утопающим, находящимся на тающей льдине, цепляясь за ее края и отчаянно сопротивляясь, все же, нехотя и неумолимо, идут ко дну. Результат был плачевен, хотя и ожидаем, – интуитивно предпочтя карьере идеалы, зихерхайтскапитан Шмидт в настоящее время не мог похвастаться ни тем ни другим. Это заполняло его душу невнятной и почти неуловимой, но в то же время отвратительно непрекращающейся тоской, значительно ухудшавшей качество его жизни. Впрочем, несмотря ни на что, ему все еще нравилась его работа, он ощущал себя высоким профессионалом и фактически таковым и являлся, что вынуждены были (разумеется – с должной долей пренебрежения) признавать даже его недоброжелатели.
Предстоящее совещание в конференц-зале не было чем-то из ряда вон выходящим: подобные совещания проводились в среднем раз в месяц, и Шмидт уже не испытывал былого юношеского трепета, появляясь на них. Тогда, в те далекие теперь уже годы, ему казалось, что каждое такое совещание может стать началом какого-то большого, героического дела, которое он, уж будьте уверены, доведет до победного конца. В настоящее время зихерхайтскапитан уже давно уяснил для себя простую истину, к пониманию которой рано или поздно приходит каждый профессионал – в жизни никогда нет места подвигу. Подвиги совершаются только дилетантами, при этом каждому подвигу должна предшествовать катастрофа, виной чему чаще всего являются также дилетанты, а финалом подвига – какая-нибудь трагедия, которая если и не уменьшает общее число дилетантов (ибо их не счесть), то, по крайней мере, позволяет поддерживать их количество в социуме на допустимом, неопасном уровне. У профессионалов же подвига нет, и его не может быть в принципе. Профессионал никогда не произнесет фразы «мы воевали в Предгорье» или «мы сражались в Предгорье», он просто скажет: «Последние два месяца работали в районе Предгорья». Чаще всего за этим следовала фраза, которую Шмидт периодически слышал на утренних докладах в Департаменте: «Легкораненых в подчиненной мне полусотне трое, убитых нет». У тех же, кто «воюет» или «сражается», Шмидт хорошо знал это по рассказам деда, да и по опыту собственных командировок в районы боевых действий, через два месяца от полусотни остается человек семь-восемь, не более.
Конечно, такое представление абсолютно не соответствовало тому, что говорилось о подвигах в школьных книгах и «Независимом Государственном Листке Новостей», но ведь они писались в соответствии с нормативами Правды, а Департамент Государственной Стражи, хотите вы этого или нет, был особой службой и в своей работе должен был опираться на Фактическую Правду. Естественно, что к Фактической Правде допуск имело лишь ограниченное число лиц, что, как это прекрасно понимал Шмидт, было одним из высших проявлений заботы правительства о людях. Знание Фактической Правды для людей с неуравновешенной психикой, да и вообще для тех, кто не прошел спецподготовку, неминуемо причиняло ущерб их здоровью и могло закончиться где-нибудь в приюте для душевнобольных. В то же время информация, соответствующая критериям Правды, прекрасно воспринималась обывателями и в конечном счете помогала им выполнять их работу, получать от нее определенный доход и уплачивать справедливые налоги и подати.
Зихерхайтскапитан вспомнил, что мудрое выделение трех уровней Правды – это относительно недавнее изобретение, хотя сам по себе принцип подобной сортировки информации известен был издревле, и без него не могло существовать ни одно правительство. В то же время именно ученые Центральной Империи Рутении, его Родины, первыми осмыслили многовековой опыт и пришли к выводу, что существуют три уровня, научно обосновав их строгие критерии. Первый уровень, или Фактическая Правда, был собственно информацией в ее необработанном состоянии. Подача такой информации населению, справедливо утверждали ученые, является в высшей мере проявлением неуважения к нему, так как подобна подаче на обеденный стол нечищеного и не обработанного кулинарными способами картофеля или свеклы. Никакой культурный человек не станет питаться сырым нечищеным картофелем, ведь даже восточные варвары – горцы пекут его в золе костра. Пользоваться такой информацией могут только специально обученные люди, своего рода – кулинары, причем с определенным уровнем опыта и мастерства. Теоретически, на государственном уровне, такой информацией могли пользоваться лишь руководители Департамента Государственной Стражи и Высший Совет Крон-Регента. Фактически же и зихерхайтскапитан это отчетливо осознавал, единственным сборщиком такого рода информации является только его Департамент. В силу огромного объема этой информации (его сортировкой занимался специальный отдел с начальником в чине зихерхайтсдиректора, занимавший в департаменте целый флигель), его главный руководитель, господин зихерхайтспрезидент при всем желании не может сообщать Высшему Совету всю информацию. Это означает, что верховные правители государства получают уже обработанную информацию, так как именно господин зихерхайтспрезидент решает, какая новость существенна, а какая незначительна.
Второй уровень, или Частичная Фактическая Правда, предназначался для относительно многочисленной армии чиновников департаментов, ответственных за разнообразные стороны жизни государства. Например, чиновникам Департамента Сельского Хозяйства все-таки приходилось сообщать фактические цифры урожая пшеницы в этом году и объемы ее продаж за границу (в миллионах пудов). Хотя данная информация не всегда носила позитивный, эмоционально-положительный характер и могла приводить к патологическим размышлениям, все же без нее работа данного департамента приобрела бы уж слишком мистический характер. В то же время, и на это справедливо обращали внимание те же ученые, данная информация сообщалась не абы кому, а Средним и Высшим чиновникам, прошедшим специальную подготовку в Академии Государственного Правления и имевшим чин не ниже агрокультурмайора.
Третий уровень, или просто Правда, сообщалась населению через независимую прессу, представленную «Независимым Государственным Листком Новостей», печатавшимся на сносного качества бумаге, и Службой Государственных Глашатаев, в обязанности которых вменялось прочтение вслух «Листка» еженедельно на всех центральных площадях городов до волостного центра включительно, а в столице – порайонно. Этот уровень правды, как уже было сказано выше, предназначался для простых обывателей и был ориентирован на заботу об их здоровье, хорошем настроении и Чистоте Помыслов, что формировало необходимую Общенациональную Позитивную Психологическую Атмосферу и улучшало качество жизни каждого отдельного человека.
Шмидт еще раз взглянул на часы. Было без трех минут полдень. Пора. Нельзя опаздывать на совещания к зихерхайтсдиректору, однако и приходить раньше, без дела шатаясь под закрытой дверью конференц-зала, означало показать себя смешным. Он встал, вышел из своего кабинета, запер дверь и пошел по просторному, с высоким потолком коридору к центральной лестнице, которая вела на третий этаж. Он проходил мимо рядов запертых дверей таких же, как и у него, кабинетов начальников групп, обитых кожей, под которой располагался толстый слой хлопковой ваты. Могло показаться, что в учреждении, в котором он служит, существует некий Культ Сохранения Тепла. На самом деле в кабинетах было чаще прохладно, они хорошо проветривались, так как по рекомендации отдела организации службы именно такой микроклимат и создавал наилучшие условия для умственной работы. Шмидт знал, что «теплозащитные» двери на самом деле существуют для того, чтобы исключить возможность подслушивания снаружи. Кто мог бы себе позволить подслушивать у двери начальника группы Департамента Государственной Стражи, в то время как на каждом конце коридора стоял бдительный зихерхайтскапрал и внимательно следил за происходящим в коридоре, Шмидт не мог себе представить; но двери были одной из добрых традиций его Департамента, имевшего уже более чем вековую историю, традиций, которые всегда почтительно соблюдались. «Каждый Департамент силен своими традициями» – вспомнил он старую поговорку…

Глава 2

Полусотник Корпуса Пограничной Стражи Гюнтер Фишер совершал обычный инспекционный обход своего участка границы в секторе ответственности Айзенвальдской пограничной заставы. Он шел пешком в сопровождении двух бойцов, так как это было положено по уставу, хотя здесь, в горах северо-запада подобная предосторожность и воспринималась им как обычная перестраховка. За десять лет службы в Корпусе Фишер успел побывать на таких участках границы, где и полусотня не всегда могла справиться с отрядами прорывавшихся с юго-востока бандитов. Здесь же, в этом спокойном и тихом захолустье, самым тяжким правонарушением считалось пересечение границы группой из двух-трех невооруженных контрабандистов, как правило – местных крестьян с небольшими котомками товара за плечами.
Фишер не без основания считал себя опытным командиром. Его медленный рост по службе, а точнее сказать – отсутствие какого бы то ни было роста за последние шесть лет объяснялось не профессиональными качествами, но прямолинейностью характера и укоренившейся с юных лет привычкой докладывать командованию реальное положение дел. Подобное качество было его несомненным недостатком в системе, где уже в течение многих лет руководство предпочитало узнавать от подчиненных лишь то, что хотелось от них услышать.
Несмотря на спокойное патрулирование, полусотник старался не терять времени даром и, раз уж судьба давала такую возможность, тренировать взятых с собой молодых бойцов в оперативном и розыскном искусстве. Патрулирование с полусотником Фишером среди начинающих пограничных стражников всегда считалось трудным, но интересным, и он по праву пользовался среди низших чинов заслуженным уважением.
– Вот посмотрите на эту тропинку, – сказал он молодым стражникам, поворачивая на северо-восток и поднимаясь по склону горы. – Что вы, Вейль, можете мне о ней сказать?
Рядовой Вейль, вспоминая прежние уроки и пытаясь в своей манере говорить и рассуждать походить на командира, неспешно осмотрелся и ответил:
– Герр Фишер, по этой тропинке два-три дня назад проходил человек!
– Недурно, Вейль, недурно для начинающего, – ответил полусотник. – А вы, Шнайдер, тоже так полагаете?
Шнайдер, худощавый молодой боец среднего роста, с очень серьезным взглядом серых глаз, осмотрев тропинку и окружающие ее кусты еще раз, ответил:
– Полагаю, герр командир, что это были два-три человека, никак не менее!
– Это уже лучше, ваш ответ принимается, Шнайдер, их действительно было трое, а как давно это было?
– Судя по подсыханию слома и увяданию молодых листиков на этой ветке, это было три дня назад, герр командир! – все так же четко ответил боец.
– Вы правы, Шнайдер, вы подаете большие надежды, – похвалил своего подчиненного Фишер. – Действительно, с чего бы это одному человеку ломать ветки и справа и слева от тропинки, когда ширина ее здесь составляет более трех ярдов? Судя по следам, их было трое, возможно – четверо, они прошли здесь компактной группой около трех дней назад. Как вы думаете, кто это мог быть?
– Пастухи сюда редко поднимаются, и пастухи никогда не ходят втроем или вчетвером, – поспешил загладить свою неточность рядовой Вейль. – Торговцы вряд ли забрались бы с товаром в такую глушь, тем более что в слякотную погоду эти тропинки небезопасны. Купцы, имеющие официальные разрешения властей торговать в этих приграничных районах и переходить границу, наверняка направились бы по большой дороге через перевал. Следовательно, можно предположить, что мы имеем дело с мелкой шайкой контрабандистов, герр Фишер.
Эти рассуждения также понравились полусотнику и удостоились его похвалой, потому что сам он пришел к таким же выводам.
– И что же нам делать с ней, с этой шайкой? – спросил он бойцов, пытаясь подловить их на скоропалительном и неправильном решении.
– А ничего с ними уже не сделать, герр командир, – уверенно воскликнул Шнайдер. – Если они и были здесь три дня назад, то теперь благополучно сидят у себя по домам и радуются провернутой сделке!
– Молодец, Шнайдер, вы не поддаетесь эмоциональным порывам! – еще раз похвалил подчиненного полусотник. – Действительно, гнаться за ними сейчас было бы верхом нелепости. Ничего, они все равно попадутся. Каждая успешно проделанная ими контрабандная операция будет внушать им уверенность в собственной ловкости и безнаказанности, так что рано или поздно, но они ошибутся, и мы их схватим. Многим кажется, что можно провернуть какое-либо криминальное дельце и уйти навсегда на дно, но это удавалось лишь единицам. И дело здесь не в нашей эффективности, хотя наш Корпус действует достаточно эффективно. Дело здесь в их собственной психологии, психологии игрока, который, выиграв случайно один раз, будет возвращаться к игре вновь и вновь, пока не продуется до нитки. Слишком велик соблазн, слишком слаб человек. Именно поэтому мы за ними и не гоняемся – они сами приходят к нам в руки. Кстати, пройдя чуть дальше, мы узнаем, сколько в точности их было – тропинка спускается вниз и через три сотни ярдов превращается в размокшее глиняное месиво, прекрасно сохраняющее следы. Пойдем, проверим свои выводы? – то ли спросил, то ли распорядился Фишер.
Бойцы, согласно кивнув, двинулись за ним.
Тропинка, как и сказал полусотник, извиваясь то вправо, то влево, уходила вниз, почва постепенно из каменистой становилась песчано-глиняной и через три сотни ярдов представляла собой сплошной слой влажной глины, обильно смоченной апрельскими дождями. Фишер внимательно осмотрел ее на протяжении двадцати ярдов, но не заметил ни одного следа. Это было странно. Очевидно, что группа предполагаемых контрабандистов шла по этой тропинке и именно в эту сторону, однако следов здесь они не оставили. Полусотник задумался и принялся осматривать края и ближайшие окрестности этого участка пути. По-видимому, люди, прошедшие здесь три дня назад, для того чтобы преодолеть глинистый участок, вскарабкались на круто возвышавшийся слева край скалы и, цепляясь за его выступы, продолжили свое движение вперед. Об этом свидетельствовали несколько небольших камешков, скатившихся с этого склона и застрявших в глинистой почве относительно недавно, после последнего в этих местах дождя.
Поведение неизвестных показалось Фишеру весьма странным, так как такое передвижение было несомненно сопряжено с риском для жизни – сорвавшись со скалы, они вполне могли не удержаться на тропинке и полететь в пропасть.
1 2 3 4 5