– Мы слишком далеко зашли. – Она пожала плечами. – Вот в чем дело, разве не так?
Пол так сильно стиснул ее руки, что ей стало больно.
– Неужели ты не понимаешь? Нам так хорошо вместе, потому что мы нужны друг другу. Мы – как двое детей в игровой комнате, только мы слишком большие, чтобы продолжать играть. Мы хотим выбраться наружу и вырасти. А снаружи – страшно. Там опасно. И как только мы выберемся наружу, да мы уже выбрались, назад дороги нет. Поэтому мы нужны друг другу. Вот в чем разница.
Сибил задумалась.
– Ты делаешь мне больно.
– Извини.
– Ты никогда раньше не говорил, что я нужна тебе, – тихо заметила она. – Это правда, Пол? Как перед богом, без вранья?
– Да.
Несколько мгновений она молчала, складывая ладони ковшиком, набирая воду из ванной и пуская ее тоненькой струйкой между грудей. – Я говорила раньше, что не боюсь. За нас. Это неправда.
– Я знаю, – откликнулся Пол. Она проглотила комок в горле.
– Я не н-н-нужна людям. Они просто х-х-хотят меня… – она остановилась и испуганно посмотрела на него.
Пол ничего не сказал. Он ждал.
– Я – большая, роскошная п-п-польская з-з-задница!
– Роль, которую ты играла до сих пор, – спокойно парировал Пол.
– Когда ты говоришь, что ты нуждаешься во мне, я хочу верить тебе. Но… – Она попыталась что-то сказать, но не могла найти слов. Сибил сделала еще одну попытку. – Я… с нами все иначе. Я всегда это чувствовала, но, может быть – мне трудно судить, – я имею в виду, что я не верю. Себе.
Пол приподнялся в воде и развел ее колени так, чтобы присесть между ее бедрами. Это была неудобная, смешная поза. Теперь они чем-то напоминали сиамских близнецов. Достоинство же ее состояло в том, что она придавала им смиренный вид. Сибил, опиравшаяся спиной о край ванны, стала гротескно беспомощной, а Пол неуверенно покачивался и выглядел маленьким и нелепым.
– Ты уважаешь меня? – спросил он.
– Конечно, Пол.
– Ты не считаешь меня ничтожеством?
– Бог ты мой, нет!
– Хорошо. Отсюда мы и начнем. Я утверждаю, что ты – гораздо больше, чем большая польская и так далее. Ты – сильная, иначе ты не зашла бы так далеко. И ты твердая. Я утверждаю это. Теперь ты в это веришь.
– Хорошо, – отозвалась она. Это был почти шепот.
– Это взаимная защита, – он усмехнулся. – Ты болеешь за меня, а я – за тебя. Мы знаем, что мы не герои, но не позволим другим узнать об этом. Хорошо?
Она засмеялась.
– Идет. Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя. Как ты отнесешься к тому, чтобы пойти посмотреть баскетбол? Поболеем.
– Что?
– Я не был на баскетболе с тех пор, как окончил колледж. Несколько минут назад ты сказала, что хотела бы пойти куда-нибудь…
– Да, я хотела, но… сколько времени у нас осталось?
– Час или около того.
– М-м-м. – Она улыбнулась и сжала бедра. – Наверно, тебе неудобно сидеть так скрючившись?
Он медленно кивнул, наблюдая, как улыбка исчезала из ее глаз, когда он положил на нее руки. Это был взгляд, который он любил: серьезный, спокойный, напряженный, взгляд зверя, подкрадывающегося к добыче. Ее зрачки то сужались, то расширялись, веки то подымались, то опускались, и глаза ни на минуту не отрывались от его лица. От маленькой морщинки на лбу залегла тень, а губы ее раскрылись.
– М-м-м.
– М-м-м?
Ее губы тронула легкая рассеянная улыбка, но морщинка стала глубже. Глаза ее блестели.
– М-м-м! – Она была в нетерпении. Он повиновался.
– О! – произнесла она. – Боже!
Он кивнул, к удивлению своему обнаружив, что у него перехватило дыхание.
– Понимаю.
Она взяла его голову в руки и притянула ее к себе. – Скажи мне снова, что я нужна тебе, – попросила она.
– Это правда. Ты нужна мне.
– Давай не будем слишком долго ждать. И они не стали ждать.
К концу третьего периода матча между командами «Питтс» и «Дюкенс» при счете 86:8 °Cибил прокричала в ухо Полу:
– Это настоящая идиллия! У тебя горчица на подбородке.
Он засмеялся и поцеловал ее. Она слизала горчицу с его подбородка, и четверо юных болельщиков команды Питтсбурга, сидевших у них за спиной, сразу же решили сделать предложение своим девушкам. Если этим занимаются люди старшего возраста, зачем же ждать? Сибил, всегда улавливающая реакцию окружающих, подмигнула им и рассмеялась. Затем она прижалась щекой к плечу Пола. Она не была так счастлива с детства.
Когда кончился третий период, университетское начальство, боясь, что спортивный азарт зрителей, находящихся на стадионе, уступит место болезненному молчанию, которое может породить полную разобщенность, отдало распоряжение, и на них посыпался град «других спортивных новостей по стране».
– В Пеории пятеро напористых иллинойсцев нанесли поражение команде из Брэдли со счетом 107:98; команда «Лейкерс» лидирует в третьем периоде последнего из двух матчей с командой «Селтикс» со счетом 96:89…
Зрители счастливо улыбались. Чувство общности, это полубожество XX века, заменившее такие архаизмы, как одиночество и чистый воздух, было восстановлено. Вокруг стадиона, нагретого от обрушившихся децибел, толпа поредела; зрители выключали транзисторы, чтобы не разряжались батарейки, и расправляли затекшие члены.
– В Палм Дезерт Арнольд Палмер лидирует со счетом 273… Из Калифорнии сообщают, что Тедди Фрейм, всемирно известный гонщик, погиб сегодня днем во время автомобильной катастрофы на скоростном шоссе. И другие новости… Матч с нью-йоркским «Рейнджером» отложен…
– О боже, – сказала Сибил.
– Пойдем, – Пол взял ее под руку. Идилия окончилась. Все уже совершилось.
Когда Сибил позвонила Холдингу, он сообщил ей, что Фрейм был убит на прибрежной автостраде около Малибу. Он врезался в трейлер, пытаясь избежать столкновения со странной колымагой, в которой ехали двое подростков.
– Ты думаешь, что это несчастный случай? – спросила Сибил.
– Нет, я так не думаю, – ответил Ходдинг. – Мы поговорим об этом. Как себя чувствует твоя мать?
– Что?
– Я сказал…
– Извини, – вспомнила Сибил, – здесь шумно. Ей гораздо лучше.
– Ты можешь прилететь самолетом?
Сибил взглянула на Пола. Он кивнул.
– Да.
– Сообщи мне телеграммой номер рейса и время прибытия. Я встречу тебя, – пообещал Ходдинг.
Сибил положила трубку на рычаг и тяжело опустилась на кровать.
– Почему? – шепотом спросила она у Пола.
– Потому что у него будут трудные гонки, и ему надо сосредоточиться.
– Гонки! – пронзительно закричала Сибил. – Ты что – спятил? При чем тут гонки? Если мы скажем ему правду, он, может быть и не захочет участвовать в них. Пару недель он ежедневно походит к психиатру, а затем забудет об этом.
– Да, но я не забуду.
– Какое тебе до этого дело? Какая тебе разница – выиграет он гонки или нет?
– Давай лучше собираться, – отозвался Пол. Сибил вскочила и закричала:
– Ради всего святого, ты ответишь мне? Я задала тебе вопрос.
– Мне это небезразлично. Я хочу, чтобы он выиграл гонки. Сибил покачала головой, подбирая слова.
– Я больше ничего не понимаю, – сказала она дрожащим, прыгающим вверх-вниз голосом, – кто для кого что делает? Может быть, между вами что-то есть, о чем ты мне не говорил?
У Пола вырвался смешок.
– У меня есть выбор. Если я буду продолжать смеяться, я расслаблюсь, и ты не попадешь на самолет. Если я поколочу тебя, ты будешь в синяках, когда прилетишь в Нью-Йорк. А теперь послушай: я хочу, чтобы он победил на гонках, потому что он приличный парень и он мне нравится. И он доверяет мне. Я больше тебе скажу: я буду сидеть с ним в одной машине.
– Ты и правда тронулся.
– Может быть. Но это к делу не относится.
Встретив Сибил в нью-йоркском аэропорту, Ходдинг нежно поцеловал ее, хотя смотреть ей в глаза не мог, и повел ее к вертолету, ожидавшему их для полета в Айдлуайлд.
– Мы летим в Швейцарию, – сообщил он ей. Так как разговаривать в вертолете можно было с таким же успехом, как в аэродинамической трубе, он выкрикивал отдельные фразы.
– Около Малибу, – прокричал он, – по дороге в Санта Барбару. Тягач и полуприцеп… Раздавлен всмятку.
– Что ты об этом думаешь? – повысила голос Сибил.
– Что? О! – он выкрикнул это, преувеличенно пожав плечами.
– Неважно, – продолжал Ходдинг. – Я хочу сказать, что сожалею об этом. – Он сделал решительный жест. – Но я намерен идти вперед.
– Ты?
Он энергично кивнул.
– Но ты… не совсем в форме. Разве нет?
Он снова кивнул.
– Почему мы летим в Швейцарию? Разве тебе не надо тренироваться? Я говорю – разве тебе не надо?..
– Я знаю. Всего несколько дней. После всего этого. Тренировка потом.
Сибил в отчаянии покачала головой.
Ходдинг улыбнулся. Ему очень понравилось, как она отнеслась к случившемуся. – Не беспокойся. Я разговаривал с доктором Вексоном. Он сказал, о'кей. – Ходдинг соединил большой и указательный пальцы в кольцо.
Сибил застонала.
– Что?
Она жестом показала – не обращай внимания. Затем выкрикнула:
– Его не могли убить.
Ходдинг улыбнулся и сжал ее в объятиях, потом поцеловал в ухо.
Позже, когда они уютно устроились в постели, там же, в вертолете, Сибил нервно отвернулась от него и, заикаясь, произнесла:
– Я н-на с-с-самом деле н-н-не хочу. Ты не обидишься?
По правде говоря, Ходдинг не обиделся. Он почувствовал облегчение. Карлотта, теперь он понял это, произвела на него неизгладимое впечатление. Он гнал от себя эту мысль, но внезапно ощутил некоторую неприязнь к Сибил. Раньше ему никогда не приходило в голову, что совершенство ее фигуры портила некоторая угловатость. Ее фигуре не хватало округлости, и это вызывало беспокойство: у нее был плоский – даже слишком плоский – живот. У Карлотты живот был сдобный, с намеком на второй, ниже. Конечно, он устал, да и она тоже. Она тоже устала. Он поцеловал ей спину между лопаток. Это был жест искреннего раскаяния, и его задело, что она неправильно истолковала его.
– Я совсем выдохлась из-за матери и всего прочего, – отозвалась Сибил: она уже не заикалась, но не могла унять дрожь.
– Это было ужасно?
Она молча кивнула. Сибил была в замешательстве и чувствовала такую опасность, какой не ощущала уже много лет. Речь уже не шла о ее обязательствах перед Полом или – она все время напоминала себе об этом – о его обязательствах по отношению к ней. Идиллия окончилась, и все спуталось в безумный клубок. Если бы только у него было время объяснить это. Но времени не было. Снова и снова, подобно зверю, преследуемому лесным пожаром и обнаруживающему, что путь к спасению преграждает пропасть, она возвращалась мыслью к этой опасности. Никогда, она должна была это признать, никогда она настолько не вверяла свою судьбу другому человеку: всю, полностью. Повернувшись спиной к Холдингу, она беззвучно шептала слова. Конечно, у него было время на объяснения, время всегда было. Но он не захотел этого. Он сказал: – Не забивай свою голову. Не трусь.
Но она трусила и понимала это. И сказала ему об этом:
– А что, если он захочет меня? Он захочет. Что мне делать?
Пол ответил просто:
– Ты сумеешь это уладить. У тебя всегда это получается.
– Но теперь совсем другое дело.
– Черт возьми, – отозвался он раздраженно, – мы так долго лгали. Давай, соберись. У тебя же сильный характер, помнишь? Ты – сильная и все сумеешь уладить. Помнишь?
– Но я больше не могу… – продолжала настаивать она. Но тут больше не осталось времени. Ее приглашали на посадку.
Сейчас она вздохнула, когда Ходдинг, прикурив две сигареты и избегая прикосновения к ее руке, передал ей одну. Может быть, Пол понимал, как все изменилось, как ей трудно. Может быть, он прав. Соберись. Это была надежда, за которую она цеплялась. Потому что – если он не понял, если он не осознавал, что он делал с ней… Она опустила голову на руку и с удивлением почувствовала, что лицо ее пылает, а тело бьет озноб.
– Ты уверена, что чувствуешь себя хорошо? – осведомился Ходдинг.
– Уверена. – Сибил повернулась к нему и улыбнулась. – Я просто устала. Наверное, это от того, что я попала с холода в тепло. Так много надо было сделать.
– Биопсия дала положительный результат?
Она покачала головой: – Я просто падаю от усталости. Расскажи о себе. Как у тебя дела? Как дела у твоей матери?
– Боже мой! – Ходдинг изумленно приоткрыл рот. – Я не знаю. Я не… я забыл… боже мой! Это со мной впервые. Хотел бы я знать, что это значит.
– Что значит? О чем ты говоришь? – Сибил не могла сдержать раздражения.
– Это значит, что я совсем забыл о том, что она собиралась приехать в Нью-Йорк. Она не была на приеме – это было что-то вроде свадебного ужина. – Он изумленно замолчал и закончил чуть слышно:
– Думаю, я просто забыл.
Сибил долго смотрела на него, прежде чем сказать что-либо.
– Это не похоже на тебя. Ты всегда такой вежливый. Ты ни разу не позвонил в отель «Плаза» узнать не зарегистрировалась ли она?
– Нет, – откликнулся Ходдинг сдавленным голосом.
– И от Веры нет известий?
Он покачал головой. Наконец Сибил улыбнулась и очень мягко спросила:
– Что ты делал в Нью-Йорке, дорогой, пока меня не было?
– Ничего. Я хочу сказать… знаешь… – Голос Ходдинга поднялся до визга. И сразу же лицо его, в котором обычно было что-то ребячье и нежное, посуровело от обиды.
Сибил похлопала его по щеке, показывая, что вопросов больше не будет.
– Засыпай покрепче, – сказала она. – Я скучала по тебе.
– Я тоже, – ответил он.
Она не могла не обратить внимания на то, что ответ прозвучал безлико. Сибил утешилась мыслью о том, что какой бы поступок он ни скрывал, ему это причинит большую боль, чем ей. Это может даже оказаться полезным.
Она в самом деле устала. Она спала.
В Цюрихе Ходдинг позвонил Полу, который сразу же вылетел из Питтсбурга в Лос-Анджелес, и узнал, что деловая поездка Пола прошла успешно. Новые сплавы оказались именно тем, что им было нужно, а детали можно было изготовить в течение одного-двух дней.
– Я собираюсь принять участие в гонках, – сообщил Холдинг.
– Я знаю, – ответил Пол. – А какого черта в таком случае вы делаете в Швейцарии? Катаетесь на бобслее?
– Завершай все дела, я вернусь через четыре-пять дней, – отозвался Ходдинг, – самое позднее – через неделю.
Пол пожал плечами. Даже на расстоянии разделявших их двух континентов и океана слышалось, что голос Ходдинга полон негодования.
– Речь идет о вашей жизни, – сказал Пол и добавил: – Кстати, о моей тоже. Я буду находиться на правом сиденье.
– Это не оговорено в контракте. Вы не обязаны делать это.
– Если вы велите отказаться, я откажусь, – парировал Пол. – Выплатите двухнедельное выходное пособие, и мы квиты.
Ходдинг посмотрел через комнату на Сибил. Она подпиливала ногти и делала вид, что разговор ее не интересует.
– Я ничего такого не предлагаю. Я только говорю, что от вас это не требуется…
– О Боже, Ход, – голос Пола, казалось, потрескивал в трубке, – давайте оставим это. Я предлагаю потому, что мне этого хочется. Вам решать – вы босс. Привет Сибил.
– Не хотите ли с ней поговорить? Она рядом.
– В другой раз. Сейчас я занят. Пока.
Ходдинг не мог знать наверняка, но он был уверен, что Пол бросил трубку.
По дороге в Сюр-ле-Сьерр Ходдинг пересказал Сибил содержание разговора и торжественно добавил:
– Это очень порядочно с его стороны. В самом деле, как ни толкуй, это больше, чем можно ожидать от человека. Никто не делал для меня ничего подобного.
Сибил хотела закричать. Вместо этого она спросила:
– Больше, чем доктор Вексон?
– Я полагаю, что любая шутка, а тем более такая, неуместна, – заметил Ходдинг. Он укоризненно посмотрел на нее.
Тогда она закричала и сделала это вовремя. В то мгновение, когда Ходдинг бросил на Сибил осуждающий взгляд, он перестал управлять машиной, и она чуть было не врезалась в стену при въезде в тоннель. Они отделались смятым крылом и несколько мгновений ехали в молчании. Сибил покусывала костяшки пальцев. Ее лицо побелело.
– Я знаю, о чем ты подумала, – наконец сказал он, – но, несомненно, я просто не сосредоточился. Естественно, когда будет нужно, я сделаю это. – Затем он сердито добавил: – И чтобы успокоить тебя, я распорядился… о тебе позаботятся. В случае… ты понимаешь.
– О чем ты говоришь? – спросила она низким голосом.
– Я хочу сказать, что если мы не поженимся до гонок, тебе не придется беспокоится об этом. Помимо всего прочего… – Он сделал паузу. – По крайней мере, я надеюсь, что это будет помимо всего прочего.
– Останови машину, – потребовала она.
– Ты хочешь в туалет? Тогда почему ты…
– Я сказала – останови машину! – крикнула она.
Он нажал на тормоз, и она яростно стала крутить дверную ручку. Они взяли «мерседес» напрокат, и эта модель была ей незнакома. Наконец, она открыла дверцу.
– Куда ты идешь? – спросил Ходдинг.
– Обратно в Цюрих.
– Но ты не можешь…
– Могу! – она так хлопнула дверцей, что у него заложило уши.
Ходдинг выбрался вслед за ней из машины.
– Сибил, золотко, – позвал он. Она уже уходила.
– Пропади ты пропадом! Ты – злобный сукин сын, и я ненавижу тебя.
Воздух был весьма прохладным, ветер дул со скоростью семи-восьми узлов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Пол так сильно стиснул ее руки, что ей стало больно.
– Неужели ты не понимаешь? Нам так хорошо вместе, потому что мы нужны друг другу. Мы – как двое детей в игровой комнате, только мы слишком большие, чтобы продолжать играть. Мы хотим выбраться наружу и вырасти. А снаружи – страшно. Там опасно. И как только мы выберемся наружу, да мы уже выбрались, назад дороги нет. Поэтому мы нужны друг другу. Вот в чем разница.
Сибил задумалась.
– Ты делаешь мне больно.
– Извини.
– Ты никогда раньше не говорил, что я нужна тебе, – тихо заметила она. – Это правда, Пол? Как перед богом, без вранья?
– Да.
Несколько мгновений она молчала, складывая ладони ковшиком, набирая воду из ванной и пуская ее тоненькой струйкой между грудей. – Я говорила раньше, что не боюсь. За нас. Это неправда.
– Я знаю, – откликнулся Пол. Она проглотила комок в горле.
– Я не н-н-нужна людям. Они просто х-х-хотят меня… – она остановилась и испуганно посмотрела на него.
Пол ничего не сказал. Он ждал.
– Я – большая, роскошная п-п-польская з-з-задница!
– Роль, которую ты играла до сих пор, – спокойно парировал Пол.
– Когда ты говоришь, что ты нуждаешься во мне, я хочу верить тебе. Но… – Она попыталась что-то сказать, но не могла найти слов. Сибил сделала еще одну попытку. – Я… с нами все иначе. Я всегда это чувствовала, но, может быть – мне трудно судить, – я имею в виду, что я не верю. Себе.
Пол приподнялся в воде и развел ее колени так, чтобы присесть между ее бедрами. Это была неудобная, смешная поза. Теперь они чем-то напоминали сиамских близнецов. Достоинство же ее состояло в том, что она придавала им смиренный вид. Сибил, опиравшаяся спиной о край ванны, стала гротескно беспомощной, а Пол неуверенно покачивался и выглядел маленьким и нелепым.
– Ты уважаешь меня? – спросил он.
– Конечно, Пол.
– Ты не считаешь меня ничтожеством?
– Бог ты мой, нет!
– Хорошо. Отсюда мы и начнем. Я утверждаю, что ты – гораздо больше, чем большая польская и так далее. Ты – сильная, иначе ты не зашла бы так далеко. И ты твердая. Я утверждаю это. Теперь ты в это веришь.
– Хорошо, – отозвалась она. Это был почти шепот.
– Это взаимная защита, – он усмехнулся. – Ты болеешь за меня, а я – за тебя. Мы знаем, что мы не герои, но не позволим другим узнать об этом. Хорошо?
Она засмеялась.
– Идет. Я люблю тебя.
– Я тоже люблю тебя. Как ты отнесешься к тому, чтобы пойти посмотреть баскетбол? Поболеем.
– Что?
– Я не был на баскетболе с тех пор, как окончил колледж. Несколько минут назад ты сказала, что хотела бы пойти куда-нибудь…
– Да, я хотела, но… сколько времени у нас осталось?
– Час или около того.
– М-м-м. – Она улыбнулась и сжала бедра. – Наверно, тебе неудобно сидеть так скрючившись?
Он медленно кивнул, наблюдая, как улыбка исчезала из ее глаз, когда он положил на нее руки. Это был взгляд, который он любил: серьезный, спокойный, напряженный, взгляд зверя, подкрадывающегося к добыче. Ее зрачки то сужались, то расширялись, веки то подымались, то опускались, и глаза ни на минуту не отрывались от его лица. От маленькой морщинки на лбу залегла тень, а губы ее раскрылись.
– М-м-м.
– М-м-м?
Ее губы тронула легкая рассеянная улыбка, но морщинка стала глубже. Глаза ее блестели.
– М-м-м! – Она была в нетерпении. Он повиновался.
– О! – произнесла она. – Боже!
Он кивнул, к удивлению своему обнаружив, что у него перехватило дыхание.
– Понимаю.
Она взяла его голову в руки и притянула ее к себе. – Скажи мне снова, что я нужна тебе, – попросила она.
– Это правда. Ты нужна мне.
– Давай не будем слишком долго ждать. И они не стали ждать.
К концу третьего периода матча между командами «Питтс» и «Дюкенс» при счете 86:8 °Cибил прокричала в ухо Полу:
– Это настоящая идиллия! У тебя горчица на подбородке.
Он засмеялся и поцеловал ее. Она слизала горчицу с его подбородка, и четверо юных болельщиков команды Питтсбурга, сидевших у них за спиной, сразу же решили сделать предложение своим девушкам. Если этим занимаются люди старшего возраста, зачем же ждать? Сибил, всегда улавливающая реакцию окружающих, подмигнула им и рассмеялась. Затем она прижалась щекой к плечу Пола. Она не была так счастлива с детства.
Когда кончился третий период, университетское начальство, боясь, что спортивный азарт зрителей, находящихся на стадионе, уступит место болезненному молчанию, которое может породить полную разобщенность, отдало распоряжение, и на них посыпался град «других спортивных новостей по стране».
– В Пеории пятеро напористых иллинойсцев нанесли поражение команде из Брэдли со счетом 107:98; команда «Лейкерс» лидирует в третьем периоде последнего из двух матчей с командой «Селтикс» со счетом 96:89…
Зрители счастливо улыбались. Чувство общности, это полубожество XX века, заменившее такие архаизмы, как одиночество и чистый воздух, было восстановлено. Вокруг стадиона, нагретого от обрушившихся децибел, толпа поредела; зрители выключали транзисторы, чтобы не разряжались батарейки, и расправляли затекшие члены.
– В Палм Дезерт Арнольд Палмер лидирует со счетом 273… Из Калифорнии сообщают, что Тедди Фрейм, всемирно известный гонщик, погиб сегодня днем во время автомобильной катастрофы на скоростном шоссе. И другие новости… Матч с нью-йоркским «Рейнджером» отложен…
– О боже, – сказала Сибил.
– Пойдем, – Пол взял ее под руку. Идилия окончилась. Все уже совершилось.
Когда Сибил позвонила Холдингу, он сообщил ей, что Фрейм был убит на прибрежной автостраде около Малибу. Он врезался в трейлер, пытаясь избежать столкновения со странной колымагой, в которой ехали двое подростков.
– Ты думаешь, что это несчастный случай? – спросила Сибил.
– Нет, я так не думаю, – ответил Ходдинг. – Мы поговорим об этом. Как себя чувствует твоя мать?
– Что?
– Я сказал…
– Извини, – вспомнила Сибил, – здесь шумно. Ей гораздо лучше.
– Ты можешь прилететь самолетом?
Сибил взглянула на Пола. Он кивнул.
– Да.
– Сообщи мне телеграммой номер рейса и время прибытия. Я встречу тебя, – пообещал Ходдинг.
Сибил положила трубку на рычаг и тяжело опустилась на кровать.
– Почему? – шепотом спросила она у Пола.
– Потому что у него будут трудные гонки, и ему надо сосредоточиться.
– Гонки! – пронзительно закричала Сибил. – Ты что – спятил? При чем тут гонки? Если мы скажем ему правду, он, может быть и не захочет участвовать в них. Пару недель он ежедневно походит к психиатру, а затем забудет об этом.
– Да, но я не забуду.
– Какое тебе до этого дело? Какая тебе разница – выиграет он гонки или нет?
– Давай лучше собираться, – отозвался Пол. Сибил вскочила и закричала:
– Ради всего святого, ты ответишь мне? Я задала тебе вопрос.
– Мне это небезразлично. Я хочу, чтобы он выиграл гонки. Сибил покачала головой, подбирая слова.
– Я больше ничего не понимаю, – сказала она дрожащим, прыгающим вверх-вниз голосом, – кто для кого что делает? Может быть, между вами что-то есть, о чем ты мне не говорил?
У Пола вырвался смешок.
– У меня есть выбор. Если я буду продолжать смеяться, я расслаблюсь, и ты не попадешь на самолет. Если я поколочу тебя, ты будешь в синяках, когда прилетишь в Нью-Йорк. А теперь послушай: я хочу, чтобы он победил на гонках, потому что он приличный парень и он мне нравится. И он доверяет мне. Я больше тебе скажу: я буду сидеть с ним в одной машине.
– Ты и правда тронулся.
– Может быть. Но это к делу не относится.
Встретив Сибил в нью-йоркском аэропорту, Ходдинг нежно поцеловал ее, хотя смотреть ей в глаза не мог, и повел ее к вертолету, ожидавшему их для полета в Айдлуайлд.
– Мы летим в Швейцарию, – сообщил он ей. Так как разговаривать в вертолете можно было с таким же успехом, как в аэродинамической трубе, он выкрикивал отдельные фразы.
– Около Малибу, – прокричал он, – по дороге в Санта Барбару. Тягач и полуприцеп… Раздавлен всмятку.
– Что ты об этом думаешь? – повысила голос Сибил.
– Что? О! – он выкрикнул это, преувеличенно пожав плечами.
– Неважно, – продолжал Ходдинг. – Я хочу сказать, что сожалею об этом. – Он сделал решительный жест. – Но я намерен идти вперед.
– Ты?
Он энергично кивнул.
– Но ты… не совсем в форме. Разве нет?
Он снова кивнул.
– Почему мы летим в Швейцарию? Разве тебе не надо тренироваться? Я говорю – разве тебе не надо?..
– Я знаю. Всего несколько дней. После всего этого. Тренировка потом.
Сибил в отчаянии покачала головой.
Ходдинг улыбнулся. Ему очень понравилось, как она отнеслась к случившемуся. – Не беспокойся. Я разговаривал с доктором Вексоном. Он сказал, о'кей. – Ходдинг соединил большой и указательный пальцы в кольцо.
Сибил застонала.
– Что?
Она жестом показала – не обращай внимания. Затем выкрикнула:
– Его не могли убить.
Ходдинг улыбнулся и сжал ее в объятиях, потом поцеловал в ухо.
Позже, когда они уютно устроились в постели, там же, в вертолете, Сибил нервно отвернулась от него и, заикаясь, произнесла:
– Я н-на с-с-самом деле н-н-не хочу. Ты не обидишься?
По правде говоря, Ходдинг не обиделся. Он почувствовал облегчение. Карлотта, теперь он понял это, произвела на него неизгладимое впечатление. Он гнал от себя эту мысль, но внезапно ощутил некоторую неприязнь к Сибил. Раньше ему никогда не приходило в голову, что совершенство ее фигуры портила некоторая угловатость. Ее фигуре не хватало округлости, и это вызывало беспокойство: у нее был плоский – даже слишком плоский – живот. У Карлотты живот был сдобный, с намеком на второй, ниже. Конечно, он устал, да и она тоже. Она тоже устала. Он поцеловал ей спину между лопаток. Это был жест искреннего раскаяния, и его задело, что она неправильно истолковала его.
– Я совсем выдохлась из-за матери и всего прочего, – отозвалась Сибил: она уже не заикалась, но не могла унять дрожь.
– Это было ужасно?
Она молча кивнула. Сибил была в замешательстве и чувствовала такую опасность, какой не ощущала уже много лет. Речь уже не шла о ее обязательствах перед Полом или – она все время напоминала себе об этом – о его обязательствах по отношению к ней. Идиллия окончилась, и все спуталось в безумный клубок. Если бы только у него было время объяснить это. Но времени не было. Снова и снова, подобно зверю, преследуемому лесным пожаром и обнаруживающему, что путь к спасению преграждает пропасть, она возвращалась мыслью к этой опасности. Никогда, она должна была это признать, никогда она настолько не вверяла свою судьбу другому человеку: всю, полностью. Повернувшись спиной к Холдингу, она беззвучно шептала слова. Конечно, у него было время на объяснения, время всегда было. Но он не захотел этого. Он сказал: – Не забивай свою голову. Не трусь.
Но она трусила и понимала это. И сказала ему об этом:
– А что, если он захочет меня? Он захочет. Что мне делать?
Пол ответил просто:
– Ты сумеешь это уладить. У тебя всегда это получается.
– Но теперь совсем другое дело.
– Черт возьми, – отозвался он раздраженно, – мы так долго лгали. Давай, соберись. У тебя же сильный характер, помнишь? Ты – сильная и все сумеешь уладить. Помнишь?
– Но я больше не могу… – продолжала настаивать она. Но тут больше не осталось времени. Ее приглашали на посадку.
Сейчас она вздохнула, когда Ходдинг, прикурив две сигареты и избегая прикосновения к ее руке, передал ей одну. Может быть, Пол понимал, как все изменилось, как ей трудно. Может быть, он прав. Соберись. Это была надежда, за которую она цеплялась. Потому что – если он не понял, если он не осознавал, что он делал с ней… Она опустила голову на руку и с удивлением почувствовала, что лицо ее пылает, а тело бьет озноб.
– Ты уверена, что чувствуешь себя хорошо? – осведомился Ходдинг.
– Уверена. – Сибил повернулась к нему и улыбнулась. – Я просто устала. Наверное, это от того, что я попала с холода в тепло. Так много надо было сделать.
– Биопсия дала положительный результат?
Она покачала головой: – Я просто падаю от усталости. Расскажи о себе. Как у тебя дела? Как дела у твоей матери?
– Боже мой! – Ходдинг изумленно приоткрыл рот. – Я не знаю. Я не… я забыл… боже мой! Это со мной впервые. Хотел бы я знать, что это значит.
– Что значит? О чем ты говоришь? – Сибил не могла сдержать раздражения.
– Это значит, что я совсем забыл о том, что она собиралась приехать в Нью-Йорк. Она не была на приеме – это было что-то вроде свадебного ужина. – Он изумленно замолчал и закончил чуть слышно:
– Думаю, я просто забыл.
Сибил долго смотрела на него, прежде чем сказать что-либо.
– Это не похоже на тебя. Ты всегда такой вежливый. Ты ни разу не позвонил в отель «Плаза» узнать не зарегистрировалась ли она?
– Нет, – откликнулся Ходдинг сдавленным голосом.
– И от Веры нет известий?
Он покачал головой. Наконец Сибил улыбнулась и очень мягко спросила:
– Что ты делал в Нью-Йорке, дорогой, пока меня не было?
– Ничего. Я хочу сказать… знаешь… – Голос Ходдинга поднялся до визга. И сразу же лицо его, в котором обычно было что-то ребячье и нежное, посуровело от обиды.
Сибил похлопала его по щеке, показывая, что вопросов больше не будет.
– Засыпай покрепче, – сказала она. – Я скучала по тебе.
– Я тоже, – ответил он.
Она не могла не обратить внимания на то, что ответ прозвучал безлико. Сибил утешилась мыслью о том, что какой бы поступок он ни скрывал, ему это причинит большую боль, чем ей. Это может даже оказаться полезным.
Она в самом деле устала. Она спала.
В Цюрихе Ходдинг позвонил Полу, который сразу же вылетел из Питтсбурга в Лос-Анджелес, и узнал, что деловая поездка Пола прошла успешно. Новые сплавы оказались именно тем, что им было нужно, а детали можно было изготовить в течение одного-двух дней.
– Я собираюсь принять участие в гонках, – сообщил Холдинг.
– Я знаю, – ответил Пол. – А какого черта в таком случае вы делаете в Швейцарии? Катаетесь на бобслее?
– Завершай все дела, я вернусь через четыре-пять дней, – отозвался Ходдинг, – самое позднее – через неделю.
Пол пожал плечами. Даже на расстоянии разделявших их двух континентов и океана слышалось, что голос Ходдинга полон негодования.
– Речь идет о вашей жизни, – сказал Пол и добавил: – Кстати, о моей тоже. Я буду находиться на правом сиденье.
– Это не оговорено в контракте. Вы не обязаны делать это.
– Если вы велите отказаться, я откажусь, – парировал Пол. – Выплатите двухнедельное выходное пособие, и мы квиты.
Ходдинг посмотрел через комнату на Сибил. Она подпиливала ногти и делала вид, что разговор ее не интересует.
– Я ничего такого не предлагаю. Я только говорю, что от вас это не требуется…
– О Боже, Ход, – голос Пола, казалось, потрескивал в трубке, – давайте оставим это. Я предлагаю потому, что мне этого хочется. Вам решать – вы босс. Привет Сибил.
– Не хотите ли с ней поговорить? Она рядом.
– В другой раз. Сейчас я занят. Пока.
Ходдинг не мог знать наверняка, но он был уверен, что Пол бросил трубку.
По дороге в Сюр-ле-Сьерр Ходдинг пересказал Сибил содержание разговора и торжественно добавил:
– Это очень порядочно с его стороны. В самом деле, как ни толкуй, это больше, чем можно ожидать от человека. Никто не делал для меня ничего подобного.
Сибил хотела закричать. Вместо этого она спросила:
– Больше, чем доктор Вексон?
– Я полагаю, что любая шутка, а тем более такая, неуместна, – заметил Ходдинг. Он укоризненно посмотрел на нее.
Тогда она закричала и сделала это вовремя. В то мгновение, когда Ходдинг бросил на Сибил осуждающий взгляд, он перестал управлять машиной, и она чуть было не врезалась в стену при въезде в тоннель. Они отделались смятым крылом и несколько мгновений ехали в молчании. Сибил покусывала костяшки пальцев. Ее лицо побелело.
– Я знаю, о чем ты подумала, – наконец сказал он, – но, несомненно, я просто не сосредоточился. Естественно, когда будет нужно, я сделаю это. – Затем он сердито добавил: – И чтобы успокоить тебя, я распорядился… о тебе позаботятся. В случае… ты понимаешь.
– О чем ты говоришь? – спросила она низким голосом.
– Я хочу сказать, что если мы не поженимся до гонок, тебе не придется беспокоится об этом. Помимо всего прочего… – Он сделал паузу. – По крайней мере, я надеюсь, что это будет помимо всего прочего.
– Останови машину, – потребовала она.
– Ты хочешь в туалет? Тогда почему ты…
– Я сказала – останови машину! – крикнула она.
Он нажал на тормоз, и она яростно стала крутить дверную ручку. Они взяли «мерседес» напрокат, и эта модель была ей незнакома. Наконец, она открыла дверцу.
– Куда ты идешь? – спросил Ходдинг.
– Обратно в Цюрих.
– Но ты не можешь…
– Могу! – она так хлопнула дверцей, что у него заложило уши.
Ходдинг выбрался вслед за ней из машины.
– Сибил, золотко, – позвал он. Она уже уходила.
– Пропади ты пропадом! Ты – злобный сукин сын, и я ненавижу тебя.
Воздух был весьма прохладным, ветер дул со скоростью семи-восьми узлов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38