А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Супер.
– Все это, конечно, наспех – speed, так сказать, мы сымпровизировали в последний момент. Как всег…
– Не колотись, в шоу-бизе только так и бывает. В одиннадцать в клубе «Однин день». Я тебя kiss, baby.
Я перезваниваю Деррику:
– Эй, босс.
– Ну что еще?
– Изменения в программе. Я должен быть в одиннадцать в «Одном дне». Вопрос жизни и смерти.
– Я могу прийти, как думаешь?
– Да, конечно.
– А я могу прийти в шубе?
– Да, почему нет? Дуй ко мне на площадь Шатле. У фонтана. Поедем на метро.
– Хорошо, еду.
Тут я вспоминаю, что еще ничего не ел, – от этого, наверное, и головокружение. Мне на глаза попадается булочная, куда я и направляюсь, на входе меня сшибает с ног запах завонявшегося масла и несвежей пиццы, но я все равно остаюсь, потому что голод у меня зверский. Смотрю, что есть, пробегаю глазами ряды круассанов и булочек с изюмом – оказывается, существуют даже ватрушки с фисташками. Есть также шоколадные пирожные с фисташками, такое впечатление, что здесь все с фисташками, и эта перспектива мне не по душе.
Кто может позасовывать фисташки во все булочки? Разве что какой-нибудь ниндзя. В ту минуту, когда я стою, предаваясь таким мыслям, мой взгляд падает на пространство между гамбургером с овощами и курицей и гамбургером с овощами и сыром, я обнаруживаю там животное цвета меди, которое лихорадочно шевелит антеннами. Прусак! Блин! Прусак в бутербродах и пирожных. Я разворачиваю пятки и выхожу, воздевая руки к небу.
Мне нужно кого-то ударить, кого угодно. Я замечаю типа, который идет по улице: лицо грустное, вот-вот заплачет, спина колесом. Он напоминает мне старую улитку, мне стыдно за него. И вот, поравнявшись с ним, я изо всех сил пинаю его ногой в бедро. Он валится на асфальт. Меня тут же охватывает сожаление, я помогаю ему встать на ноги:
– Вы больной! – кричит он.
– Вот досада, мсье. Я ошибся, я принял вас за другого человека.
– Я на вас в суд подам, уважаемый.
– Но… Говорю же вам, это страшное недоразумение, я принял вас за свою бывшую подружку.
– Мне-то что с этого, с такой ногой?

– Чтобы загладить свою вину, я дам вам 50 000 евро…
– Нет, только не это!
– Я подарю свои ботинки, это Ив Сен-Лоран.
– У меня дома такие же.
– Тогда мой костюм. Он совсем новый.
– Годится.
Я раздеваюсь прямо на улице, и мы обмениваемся одеждой, я понимаю, что он ниже меня ростом, а значит, его штаны для меня слишком короткие. Мы прощаемся, пообещав друг другу съездить в отпуск в Марракеш, где-то в ближайшие дни.
Я замечаю еще одну булочную и бегу туда. Там огромные пирожные с шоколадом и восхитительная продавщица. В этой булочной я чувствую себя замечательно. Это самая классная булочная на планете, а продавщица – сама Одри Хепберн, мне хочется поцеловать ее, и я заказываю шоколадный, а потом еще и кофейный эклер.
Я очень люблю мягкое тесто. Вообще все мягкое. Кремы, пюре, фондю, супы, майонез, гель для душа, «Нутеллу»… А также йогурты, шампуни, кремы для кожи, чистящие кремы, гели, клей…
Я не люблю жевать
Продавщица заворачивает эклеры в бумагу, бумага шуршит, и это меня огорчает, так как я знаю, что нижний слой обязательно к ней прилипнет, и эклеры уже не будут такими красивыми.
Тем не менее, я благодарю продавщицу, бросая на нее убийственный взгляд, и клянусь, что скоро зайду опять – сделать ей пару детишек.
На выходе, чтобы размяться, я изображаю лошадь. Громкоговоритель, установленный на верхушке фонарного столба, поет Dj Shadow «What does your soul look like» (часть 4).
Я встречаю Деррика, одетого в шубу из серой лисы от Hermes и пару сантьяго от Джона Гальяно. Он смотрит, есть ли сверху шнурки.
– Give me five, my friend!
– Eh, man! I fuck you!
– Fuck you too, brother!
– What are you fucking here, motherfucker?
– I suck your dick!
– God damned! You want, чтобы тебе накостыляли?
Мы обмениваемся двумя-тремя ударами для разогрева, ведь на улице минус сорок и страшный сквозняк. Но так как Деррик намного крепче, он быстро валит меня на землю.
Затем помогает мне подняться, а я пользуюсь этим, чтобы врезать ему по яйцам.
– А в остальном все в порядке, или?…
– Все зашибись.
– Кстати…
– Что еще?
– Твоя мать…
– Что?
– Она в запое.
– Ну и отлично. Пошли?
– Пошли, go!
Живот у меня раздулся, как у Стива Маккуина к концу жизни. Я вспомнил, что обычно не езжу на метро и что в этот момент уровень Vigipirate черный, то есть поезда могут взорваться в любой момент. Деррик на луне, а у окружающих довольно странный вид. Можно подумать, что они знают что-то особенное. Неожиданно приходит поезд, и я остаюсь возле Деррика в целях самозащиты. Он садится в вагон первым, а я устраиваюсь у него на коленях. Я роюсь в своих карманах и отыскиваю два совершенно смятых эклера. Вытаскиваю кофейный эклер, который уже совсем потерял форму, и засовываю его в рот. Пытаюсь заглотить все сразу – эклер очень вкусный – но у меня не получается, и тогда я проталкиваю его пальцами. Когда весь крем входит, мне стоит такого труда распределить сладкую смесь между щек, что я едва не задыхаюсь. Меня кидает в жар, а из ноздри вытекает сопля. Деррик выглядит взволнованным.
– Где выходим?
– В Рамбюто.
Двое мужчин стоят перед нами и не сводят с нас глаз. Они кажутся мне стремными. Один из них замечает, что я их рассматриваю. Похоже, он не знает, как реагировать; бросив взгляд на его обувь, я задерживаю внимание на здоровенной спортивной сумке. С грехом пополам заглатываю остаток моего кофейного эклера и достаю следующий – шоколадный. Его я поглощаю в один прием, что опечаливает Деррика. Я убеждаю себя, что в сумке нет никакой бомбы, но в то же время я уверен, что бомба есть, и она взорвется с минуты на минуту. Чем больше я об этом думаю, тем более подозрительным кажется мне этот тип. Я решаю выйти пораньше и, взяв Деррика за руку, торопливо тяну его к выходу. Когда двери открываются, я выталкиваю его, а сам прыгаю вперед.
Мы оба оказываемся на полу: руки на голове в ожидании взрыва и разлетающихся кусочков тел, но поезд дает сигнал к отправлению, и двери закрываются, как обычно. Я кричу Деррику, чтобы он не двигался, – помощь не заставит себя ждать. Он корчится от боли и орет на меня в бессильном гневе:
– Я тебе что, теннисный мячик?
Я перекатываюсь на бок, чтобы проверить, не ранен ли я. Деррик больше ничего не говорит, и я подползаю к нему.
– Все нормально, старик?
– Да, бл… Вот это дали жару.
– Я знал, что у него в сумке бомба.
– А я ничего не заметил. Какой же я наивный…
– Ну, не будем раздувать это дело.
– Ты прав. Главное – любовь.
При падении мои штаны разорвались прямо между ног, и теперь видны трусы в сине-серую полоску. Мы с трудом поднимаемся и выходим на улицу, где находится One Day. Погода супер. Больше никогда не поеду на метро, это слишком опасно. К тому же там невкусно пахнет.
Холл на входе в «Один день» уже украшен к рождественским праздникам, а девушка по имени Роза на ресепшене как раз доит козу. Я здороваюсь с козой, потому что она завсегдатай «Кокоса». Потом обращаюсь к Розе, и она объясняет нам, что shooting проходит на третьем этаже. В лифте нашими соседями оказываются шесть манекенщиц, шесть девочек лет восьми, судя по их умственному развитию; мы, как блины на сковородке, растекаемся в улыбке, не говоря ни слова. Прибыв на третий этаж, девочки нас покидают – у них, к сожалению, кастинг для рекламы японской косметики. Я первым вхожу в студию, Деррик держится рядом и вообще пытается спрятаться за моей спиной.
В качестве приветствия Жан-Батист сильно шлепает меня по заднице:
– А, вот и ты!
– Ничего, что я пришел с другом, Дерриком?
– Нет… Ты что-нибудь хочешь? Кофе, апельсиновый сок, круассаны?
– А нет суши?
– Для тебя найдем. Ты в форме? Не сильно устал?
– Устал. Я хочу пить.
– Шампанское?
– Почему нет?
– Еще есть шампанское, Людо?
Чуть в стороне я замечаю Людо и Маню, подхожу к ним, чтобы поздороваться, а потом возвращаюсь к Жан-Ба.
– Маню тебе объяснил?
– Лучше ты.
– Это серия ню, тебе не в напряг? Ты не стыдливый?
– А я могу не снимать трусы?
– Я шучу, Жанн. Просто ты выглядишь слишком натянутым.
Я думаю о песенке, которая неожиданно вырисовалась у меня в голове: «Лети, лети, воробей, лети к солнцу скорей. Ты самый красивый из всех птиц и зверей».
Потом я слышу музыку с тяжелыми басами. Звуки «Ву-Танг Клана» заполняют студию.
– Звонит твой мобильник! – кричит мне Маню.
Смотрю на имя, высветившееся на дисплее, но там указан неизвестный номер, и я отключаю телефон. Поскольку в туалете я был всего лишь раз с самого начала книги, в целях реализма я решаю опять посетить это место – оно находится в мезонине. Сцену, в которой я поднимаюсь по лестнице, одобряет большинство зрителей, но на пятнадцатой ступеньке я вспоминаю о звонке: странно, что кто-то пытается связаться со мной днем, да еще в такую рань.
Сейчас полдень, и все мои друзья спят. Может быть, что-то случилось. У меня появляются ощущение сильной тревоги и острые желудочные колики. Как только я вхожу в туалет, я спускаю штаны и быстро сажусь на сиденье. Очень приятный момент.
На выходе я чувствую себя расслабленным и ищу глазами шампанское – для подъема духа. Деррик развалился на диване и спит с бокалом в руке.
Я счастлив. Мне хочется созвониться с Лизой. Не знаю, почему. Я спрашиваю у ассистентки, где же, в конце концов, суши, но она уходит в слезах, приговаривая, что я грязный тип, затем она выбрасывает в окно свою футболку п love NY. Ассистентку зовут Доминик, ее рост метр шестьдесят восемь.
Готовясь к съемке, Жан-Батист просит меня не снимать куртку с замшевой бахромой, а также оставить сапоги АРС. Замене подлежат только мои джинсы Gap – на Helmut Lang, после чего меня ставят перед объективом на расстоянии около двух метров.
Он делает три фото, одно из которых с маской гориллы, потом мне на голову кладут жареную курицу и просят вымазаться свежей кровью. Затем меня усаживают за чтение Библии и списка лиц, которых он будет фотографировать в течение дня, причем в это же время на экране появляются только что сделанные портреты:
– Итак, снимаем Реймона Барра, Плуто, Mad Мах 3, Венсана, Поля и остальных, а потом еще мертвого осла по кличке Бертран.
– Отлично!
– Скажи мне, какие у тебя планы?
– Ничего особенного… Я, наверное, съезжу месяцев на шесть в Москву – поработать в охране одного бизнесмена-индуса.
– Ты все еще собираешь пробки от шампанского?
– Да.
– А как рука, нормально?

– Не знаю, что с ней делать. Я убеждаю себя, что она еще понадобится моим детям, когда я больше не смогу кормить их грудью.
– А почему бы не продать ее?
– Не знаю, руки ведь…
С меня градом катится пот, потому что у меня явная алкогольная недостаточность и нигде не видно бутылки шампанского. Я погиб. Остается только бутылка Coca light. Потом я чувствую, что кто-то меня щекочет, оборачиваюсь и узнаю болонку Винни, персонажа несуществующей истории. Я уже не знаю, хочется ли мне задержаться здесь подольше или нет, потому что Деррик явно заскучал, о чем свидетельствует его храп.
Вспоминаю момент, когда я кончал в попку Лизы, пытаюсь представить картинку, которая сформировалась тогда у меня в голове. Это было похоже на кристаллы, ледяные, чрезвычайно хрупкие кристаллы, они разбивались, издавая металлический звук.
Наконец Деррик просыпается:
– Ну что, пошли? Здесь сплошная фигня.
– Чем ты займешься?
– Пойдем выпьем кегового пива?
– Я хочу выспаться. Я уже никакой.
– Ну давай, давай выпьем по бокальчику, а потом пойдешь к себе.
– Слушай, ты напомнил мне об одной штуке: я должен проверить свой автоответчик.
«У вас два новых сообщения.
Сегодня в 13:12:
– Здравствуйте, это инспектор Кольмар. Я хотел спросить, не можете ли вы одолжить мне мяч. Незнакомец с биноклем наблюдал за улиткой и задушил свою двоюродную сестру при помощи осьминога, не заметив при этом, что у него горела нога. Я рассчитываю на вас».
Потом был еще один звонок, в 13:16, на этот раз без сообщения. Я смотрю Деррику прямо в глаза, и мне в голову приходит, что неплохо было бы сходить на оперу барокко. Мы обмениваемся оскорбительными словами, а потом идем в разные стороны.
Глава следующая
Я сажусь на автобус и еду в пятый округ. Да, я живу в пятом.
Расставаясь с Дерриком, я оборачиваюсь раза четыре или пять – точно не знаю, сколько, да и, честно говоря, не знаю, зачем.
В последний момент замечаю под ногами и обхожу собачье дерьмо, а в мыслях вижу, как я поскальзываюсь, более того, несколько секунд скольжу по нему, а потом врезаюсь головой в стену и умираю, но я гоню от себя эту мысль.
Стены, как обычно, увешаны рекламой. Есть и граффити. В небе – птицы. Я говорю себе, что это вовсе не птицы, а мутировавшие мыши, которые наверняка прилетели из Техаса совращать детей, потом я сажусь в автобус.
Не прошло нескольких недель – и я уже у входа в свой дом на улице Ватер. Мысль о том, что надо карабкаться по ста двадцати шести ступенькам, ведущим к моей квартире, меня, откровенно говоря, расстраивает, но по-любому нужно идти, и вот я иду.
Самый лучший способ подниматься по лестнице – это стараться не отрывать ноги от ступенек, как будто вы по ним скользите. Как будто вы жидкость или газ. Дойдя до третьего этажа, я осознаю, что глаза у меня закрыты, вот я их резко открываю – и тут… Блин! Подстава! Моя дверь выбита. Сердце начинает не стучать, а прыгать в груди, выбивая барабанную дробь. Я говорю себе: там, должно быть, кто-то есть, и у него в руках дисковая пила, которой он попытается меня убить. Заходя тихонько в гостиную, где нет света, я ищу какой-нибудь предмет для самозащиты и нащупываю воронку. Я держу ее перед собой, медленно продвигаясь к центральной комнате. Комната разворочена, перевернута вверх дном, как паршивая корзина с грязным бельем.
На полу – мои комиксы Strange, мои книги Фернандо Пессоа, диски Youssou N'Dour, мои DVD, трусы в полоску, теннисные носки, виниловый диск Джона Леннона (Imagine), лазанья, «Письма с моей мельницы», гравюра Гойя, паштет по-деревенски с автографом Jacquy, нападение, фонтан и один труп – хреново…
(И все это за один евро!)
У меня подворачивается нога, и я, как полный кретин, валюсь на пол посреди этого хаоса. Падая, я задеваю головой низкий столик и теряю сознание.
После нескольких часов вынужденного сна меня приводит в чувство телефон.
– Здравствуй, это Годар.
– Привет, Жан-Люк!
– Что поделываешь?
– Это ты разворотил мою хату?
– Пум-пум-пум.
– Что пум-пум-пум?
– Пу-пу-па-да-да.
– Ты искал наркоту?
– Слушай меня, Жанн, ты нищий, как крыса. Мы пришли к тебе в гости, а тебя не оказалось дома, вот мы и побили там все, потому что мы вообще не очень общительные ребята. Я хочу сказать тебе одну вещь: ты нищий, как крыса. Мы пришли к тебе в гости, тебя не оказалось дома, вот мы и побили там все, потому что…
– Послушайте, я не понимаю, о чем вы говорите, и не знаю, в чем я перед вами виноват, я даже не знаю, кто вы.
– Как тебя зовут?
– Жанн. Как Жанн Кальман.
– У тебя есть чем записать?
– Подождите, сейчас возьму шариковую ручку.
– Есть?
– Да, только ручка красная.
– Мой номер 06-64-94-86-73.
– Записал.
– Встречаемся завтра в 13-м округе, в бистро «Пиренеи», под ступенями Олимпиады. Ты заинтересован в том, чтобы прийти вовремя.
– В котором часу?
– Как тебе лучше?
– Не сильно рано, я сегодня вечером работаю – в «Кокосе» большая тусовка.
– А кто будет?
– Ну, в первом отделении будет Фернандель, очень классно… Потом «Шлюхи в оборках», «Лицензия № 4», потом не помню, но будет здорово.
– Не уверен, что смогу прийти, в любом случае давай договоримся завтра на 14 часов.
– Идет.
– До завтра!
– Пока…
– Подожди!
– Что?
– Как я вас узнаю?
– У нас на шапочках будет буква М.
Он кладет трубку, и я решаю, что пора падать в обморок. Потом мне снятся три сна подряд.
Сон первый.
Я в животе у своей матери, она работает в психиатрической больнице. Вечер. Интерны организовали во дворе праздник. Дружеская обстановка очень быстро набирает обороты, все трясутся под попсовые шлягеры, затем открывается одно окно, и сумасшедшая из клиники орет: «Вы можете не шуметь так сильно?! Здесь же больные!»
Сон второй.
Я на джипе с подружкой, и мы приезжаем на пляж:. Небо и море цвета Сиенской земли. Вдалеке видны заводы. Мы становимся на песок и потихоньку стаскиваем с себя одежду. Идем вдоль берега, приближаясь к концу пляжа. На самом его краю стоит большущая скала, и мы на нее взбираемся. Добравшись до вершины, мы усаживаемся, скрестив ноги, и оба даем слово бросить курить.
Сон третий.
Я шагаю вдоль реки и замечаю большую ветку. Меня сразу же охватывает желание прыгнуть, схватиться за нее и повиснуть в воздухе. Я разбегаюсь и бросаюсь прямо на нее. Но ветка, к сожалению, гнилая, и я падаю с высоты двух метров. Спина попадает на острый камень. Я лежу неподвижно и смотрю в небо.
Я люблю ходить по дому голышом, особенно перед душем. Я ставлю в CD-плеер компакт Dr Dre и включаю звук на полную мощность.
Затем я раз двенадцать отжимаюсь и смотрю на себя в зеркало, чтобы оценить, насколько изменилась мускулатура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9