На несколько минут профессор впал в транс, затем, ни на кого не обращая внимания, медленно достал из потрёпанного портфеля маленькую серебряную фляжку, отвинтил крышечку и, сделав пару глотков, устало произнёс:
– В философском смысле, вы, Кусков, безусловно, правы. Спасибо за откровенный ответ! Но, всё же, Горный Институт готовит вовсе не легкомысленных гусар. А совсем, даже, наоборот.…Представьте себе: дремучая тайга, до ближайшего населённого пункта – километров сто, а, может, и поболе. Вертолёты, как назло, не летают ни хрена, погода-то нелётная. И стоят на ветру – сиротиночками позабытыми – копры буровых установок. Хлебушек закончился давно, голодно. Шестерёнка какая-то важная сломалась. Разброд и уныние царят в некогда дружном коллективе…. Но план-то давать, всё равно, надо! Иначе денег не будет, да и злое начальство головы отвертит на фиг…. И, вот, тогда на арену, под нестерпимый свет софитов, выходит наш главный герой – буровой мастер. Он и хлеба испечёт, и рыбки наловит в ближайшей речке, и на стареньком фрезерном станке выточит нужную шестерёнку, и паникерам разным – профилактики для – наваляет по гнусным физиономиям. Короче говоря, отец родной для подчинённых, да и только! Если даже кто, не дай Бог, представится, он и похоронит по человечески, молитву – какую-никакую – прочтёт над свежей могилкой…. Теперь, голодранцы, вам всё понятно – относительно перспектив на ближайшие годы? Ну, ясен пень, что «буровой мастер» – это лишь первая карьерная ступень. Но важная – до чёртиков! А «гусарство» – это так, для души и внутреннего комфорта, не более того.… Вот, я, к примеру, профессор, доктор технических наук, лауреат разных премий. Только не греют эти громкие титулы! Горжусь же я – главным образом – тем, что лет десять тому назад полярники присвоили мне высокое звание – «Король алхимиков, Князь изобретателей». За что, спрашиваете, присвоили? Тут дело такое…. В Антарктиде мы лёд не только бурим механическим способом, но – также – и плавим. А для этого процесса – чисто технологически – необходим питьевой спирт. Но на антарктических станциях начальство – как ему и полагается – умно и коварно. И, дабы предотвратить повальное пьянство, добавляет в спиртягу всякие, насквозь ядовитые примеси. То есть, разнообразную химическую дрянь.…Каждая же новая смена, прибывшая на зимовку, считает своим святым долгом – за отведённый год – изобрести хотя бы один новый способ очистки спиртовой смеси. Тем более, что и начальство не дремлет, а так и норовит – применить новую химию. Ну, а изобретателю конкретному – почёт и всеобщее уважение…. Я в Антарктиде побывал четыре раза, а новых способов очистки изобрёл – целых девять. Ясно вам, оглоеды? О чём это, то бишь, я толкую?
Бур Бурыч ещё долго рассказывает о всяких разностях – о горах Бырранга, о чукотской тундре, о южных пустынях, о принципах и традициях, об известных личностях, учившихся когда-то на РТ:
– Даже Иосиф Кобзон у нас отучился целый семестр, а потом – то ли Мельпомена его куда-то позвала, то ли с высшей математикой казус какой-то произошел…. Что касается «Главного принципа», то это совсем просто. Всегда и со всеми – деритесь только с открытым забралом! С открытым забралом и без острого стилета – за голенищем ботфорта…
Лекция должна была длиться полтора часа, но прошло два часа, три, четыре, а студенты – как завороженные, позабыв обо всём на свете – внимали необычному профессору…
В самом конце выступления Бур Бурыч – то ли нечаянно вырвалось, то ли совершенно осознанно – произнёс, якобы между делом:
– В мои-то студенческие годы у «эртэшников» существовал ещё такой нестандартный обычай: первую стипендию – коллективно пропивать с шиком гусарским. Но тогда всё было по-другому: и стипендии поменьше, и народ поздоровее…
По тому, как понимающе переглянулись Кусков с Лёхой, Серый отчётливо понял: брошенные семена упали на благодатную почву, знать, будет дело под Полтавой…
Через месяц выдали первую стипендию, и подавляющее большинство студентов РТ-80 – во главе с доблестным ротмистром Кусковым – на несколько суток обосновались в общаге: с гусарским шиком пропивать полученные деньги. На одного участника мероприятия пришлось – помимо скромных, но разнообразных закусок – по пятнадцать бутылок портвейна различных марок и названий. Совсем нехило.
Честно говоря, справиться с таким количеством спиртного было просто нереально, если бы не бесценная помощь старшекурсников. Они благородно и регулярно помогали салагам бороться с зелёным змием, приносили с собой гитары и душевно пели геологические песни. Например, такую:
На камнях, потемневших дочерна,
В наслоённой веками пыли,
Кто-то вывел размашистым почерком —
Я люблю тебя, мой ЛГИ.
Может, это – мальчишка взъерошенный,
Только-только – со школьной скамьи,
Окрылённый, счастливый восторженный,
Стал студентом твоим, ЛГИ.
Может, это – косички да бантики,
Да полнеба в огромных глазах,
Наконец, одолев математику,
Расписалась на этих камнях.
Может, это – мужчина седеющий
Вспомнил лучшие годы свои.
И как робкую, нежную девушку
Гладил камни твои, ЛГИ…
Многим первокурсникам это испытание оказалось, явно, не по плечу. Сергей вышел из игры на вторые сутки и поехал домой – к бабушке – отпаиваться молоком, кто-то сошёл с дистанции чуть позже. Но ударная группа коллектива, возглавляемая принципиальным ротмистром, героически сражалась до конца….
Через неделю Бур Бурыч пригласил всю группу на внеочередное собрание. Хмуро оглядев собравшихся, он – голосом, не сулившим ничего хорошего – начал разбор полётов:
– Только неразумные малолетки понимают всё буквально! Умные же и взрослые люди, они всегда тщательно анализируют полученную информацию. А затем корректируют её, учитывая реальную обстановку и собственные возможности. В противном же случае – получаются сплошные нестыковки и насквозь неприятные последствия.… Вот, в подтверждении моих слов, из милиции пришла интересная бумага. Медицинский вытрезвитель № 7 города-героя Ленинграда уведомляет, что 5-го октября сего года студент славного Ленинградского Горного Института – некто Кусков – был доставлен в означенный вытрезвитель в мертвецки-пьяном состоянии, через три часа проснулся и всю ночь громко орал пьяные матерные частушки…. Ротмистр, ваши комментарии?
– Не был. Не привлекался. Всё лгут проклятые сатрапы, – не очень-то и уверенно заявил Кусков.
– Выгнал бы я тебя, мерзавца, ко всем чертям, – мечтательно прищурится Бур Бурыч. – Да, вот, закавыка имеется: из того же учреждения поступил ещё один – бесконечно-милый – документ. В нём говорится, что всё тот же Кусков – 6-го октября сего года – был, опять-таки, доставлен в мертвецки-пьяном состоянии в вытрезвитель, где через три часа успешно проснулся и всю ночь напролёт читал вслух поэму «Евгений Онегин», естественно, в её матерном варианте исполнения…. Ротмистр?
– Отслужу, кровью смою, дайте шанс…
– Ты, тварь дрожащая, у меня не кровью, а тонной пота солёного всё это смоешь! На производственной практике, в пыльных степях Казахстана, куда загоню я тебя безжалостно! – уже во весь голос заорал профессор, затем неожиданно успокоился и задумчиво продолжил: – За один вытрезвитель – выгнал бы, не ведая сомнений. Но, два привода – за двое суток? Это уже, однако, прецедент! А от прецедента – до самой натуральной легенды – только один шаг. Выгоню – к чертям свинячьим – героя легенды, а потом совесть замучит…. Но с пьянкой, шпана подзаборная, будем заканчивать. Всем выйти в коридор и прикрыть за собой дверь! Там дожидайтесь дальнейших указаний. А вы, Кусков, останьтесь….
Ротмистр, провожая друзей-товарищей грустным взглядом, пробормотал себе под нос:
Пошлите же за пивом – денщика!
Молю вас, о, прекрасные гусары!
А почему вы – в серых галифе?
И для чего вам – чёрные дубинки?
Студенты РТ-80, чуть слышно пересмеиваясь, вышли в коридор и, не сговариваясь, замерли возле замочной скважины. Из-за дверей доносилась отборная матерная ругань, раздавались глухие неясные шлепки и жалобное оханье…
Минут через десять-двенадцать в коридор неуклюже вывалился Кусков. Одно его ухо было ярко-рубиновым и формой напоминало обыкновенный банан, другое же представляло собой небольшую, тёмно-фиолетовую тарелку.
– Чем же это он тебя лупцевал, стулом, что ли? – заботливо поинтересовался Лёха.
– Ну, что ты! – улыбаясь, как ни в чем не бывало, ответил ротмистр. – Разве можно – бить советских студентов? Так, только за ухо потаскал слегка. Причём, сугубо по-отечески….
«Эртэшники» принялись неуверенно хихикать. Кусков, неожиданно став бесконечно-серьёзным и строгим, заявил:
– А теперь, эскадрон, слушай команду Верховной ставки! С крепкими напитками – крепко завязать! Кроме, понятное дело, исключительных случаев. В мирное время разрешается только пиво…. К исключительным случаям относятся: дни рождения – свои и друзей, свадьбы – свои и друзей, рождение детей – своих и у друзей, похороны – свои и друзей, а также – успешная сдача отдельных экзаменов и сессии в целом, начало производственной практики и её успешное завершение. Всем всё ясно, оглоеды?
– Да, уж, не тупее тупых! – понятливо откликнулся Лёха. – Кстати, о пиве…. Поблизости располагается три пивных бара. «Петрополь» – ерунда полная, там всё время тусуются ботаники из Университета. «Бочонок» – весьма почётное заведения, туда иногда заглядывают очень авторитетные пацаны. Например, Гена Орлов и Миша Бирюков. Только «Бочонок», он очень маленький – для нашей большой компании.…А, вот, «Гавань», пожалуй, будет нам в самый раз. Там имеется целых два зала, просторно, даже в футбол запросто можно играть. Курсанты из Макаровки, правда, держат в «Гавани» мазу. Но, ничего, прорвемся! Как, замётано? Тогда – за мной!
Дружной и весёлой толпой, под неодобрительными взглядами прохожих, они двинулись к «Гавани». Впереди следовал ротмистр – верхом – как и полагается истинному гусару. На Лёхе, естественно, как на самом здоровом и выносливом…
Вот, такие педагоги жили в те времена – с решениями нестандартными и сердцами добрыми.
Бур Бурыч умер несколько лет назад. На похороны приехало народу – и не сосчитать. Шли толпой громадной за гробом – малолетки, и сединой уже вдоволь побитые – и рыдали…. Словно детишки неразумные, брошенные взрослыми в тёмной и страшной комнате, на произвол беспощадной и всесильной Судьбы…

Байка третья
Рыбалка – как философский аспект мироощущения

Для кого-то рыбалка – отдых, для кого-то – спорт.
А для нормальных людей – это, в первую очередь, возможность немного пофилософствовать в тишине, или, если немного иначе:
Лишь не забыть бы в суете —
Остановиться, оглянутся…
На том безумном вираже,
Иль на сто первом этаже,
Где нам дозволено проснуться.
Лишь не забыть бы – в суете…
– Вот, и закончен первый курс! Зимняя сессия успешно сдана! Слава всем Богам земным: новым, старым, модным, давно забытым! Мы, не смотря ни на что, прорвались! Ура!!! – торжественно объявил ротмистр Кусков, неожиданно для всех заделавшийся старостой группы. – В августе – в строгом соответствии с Учебным планом – состоится учебная же практика. Добро пожаловать, дорогие мои, в солнечный Крым! А пока – на весь июль месяц – объявляются каникулы!
Сергей решил, прихватив с собой кого-нибудь из приятелей, съездить на свою вторую Родину, то бишь, на Кольский полуостров, порыбачить. Сопровождать его вызвался Витька – по прозвищу Толстый – пацан свой в доску. Ростом Витюша был под два метра, здоров – как буйвол африканский, в институтском спортзале так жонглировал двухпудовыми гирями – легендарный Иван Поддубный обзавидовался бы. Вообще-то, Толстый – по жизни – являлся сугубо городским жителем: краснощёким и слегка изнеженным очкариком, да и на рыбалке не был ни разу. Но, ведь, когда-то надо начинать? Почему, собственно, не прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик?
Через сутки они успешно прибыли в маленький посёлок Полярные Зори. Знакомые мужики Сергея согласились доставить ребят до Долгого озера.
Старенький, видавший виды «Урал» надсадно взвыл, наполняя всё вокруг вонючим чёрным дымом, и тронулся с места. Через час они миновали припортовый городок Кандалакшу, впереди замаячил дальний перевал.
– Крестовский перевал – ранней весной и поздней осенью – место по-настоящему страшное. Бьются там машины – десятками за один раз, – объяснял Серый приятелю. – Представь себе картинку. Внизу ещё тепло, а на перевале – минус. Утром выпали всякие осадки: ленивый дождик прошёл, например, или просто туман превратился в росу. Вот, ловушка и готова…. Идёт на Крестовский перевал колонна гружёных лесовозов, держа между машинами приличную дистанцию. И, вдруг, передний автомобиль выезжает на гололёд, но пока ничего – со скрипом – проезжает. За ним двигаются остальные. А метров через двести пятьдесят гололёд превращается в самый натуральный лёд, передний лесовоз начинает неуклонно скатываться вниз, прямо под колёса второму. Тому тоже деваться некуда, начинает сдавать вниз. Но сдают-то машины назад не строго по прямой линии, косоротит их, родимых, постоянно, разворачивает поперёк дороги…. А тут – как назло – с перевала спускается одиночная вахтовка, не затормозить ей на льду. Вот, она и врезается – на полном ходу – в один из лесовозов. Секунда-другая, и покатились все вниз – со страшной силой. Огненная полоса потом видна километров за десять-пятнадцать…. Потом перевал закрывают на пару суток, и ремонтники старательно очищают дорогу от обгоревшего железа. И так случается – несколько раз за сезон…
– А, как же мы? – насторожился Толстый. – Не превратимся, часом, в обгоревшие головешки?
– Не, не должны. Сейчас, ведь, лето стоит на дворе. Поэтому должны преодолеть перевал легко, как говорится, играючи. А за ним уже тянется знаменитый Терский берег – северная граница беломорского побережья.
– Лётчики между собой называют этот перевал «Барыней», – для чего-то сообщил водитель «Урала». – Мол, сверху всё это слегка напоминает спящую грудастую бабу, лежащую на спине…
Наконец, машина выехала на перевал. Справа хорошо просматривался широкий залив Белого моря с многочисленными длинными островами, вытянутыми с юго-запада на северо-восток. Слева сверкала на солнце зеркальная гладь большого озера. Прямо по курсу была отчётливо видна узкая неровная полоска земли, зажатая между морем и озером, по которой и змеилась дальше их раздолбанная грунтовая дорога…
Съехав с Крестовского перевала вниз, они – возле безымянной речушки – сделали плановую остановку. Шофёр тут же завалился спать, остальные мужики немного выпили – так, чисто формально, ведь до Избы (так называлась конечная точка их маршрута), предстояло ещё грести часов семь-восемь на надувных лодках.
Хорошо было вокруг, речушка журчала негромко и ласково, в ней усердно плескалась мелкая рыбёшка, жужжали редкие комарики …. Неожиданно выяснилось, что Толстый – для комаров – лакомое блюдо. Облепили они его румяную физиономию и принялись кусать, то бишь, пить кровушку, не обращая на других рыбаков никакого внимания.
– Видимо, распознали-распробовали городского фраера, – широко зевая, предположил проснувшийся водитель «Урала»
Витька принялся бегать по речному берегу, бестолково размахивая руками. Его лицо страшно распухло, даже очки сваливались с раздувшегося вдвое носа. Рыбаки незлобиво посмеивались:
– Ну, Серёга, повезло тебе с напарником! Не рыбалка, а цирк сплошной намечается у вас впереди…
Через несколько часов усталый «Урал» остановился на берегу нужного водоёма. Ширина Долгого озера не превышала девятисот метров, а в длину оно вытягивалось – с северо-востока на юго-запад – на сто десять километров. Красиво было вокруг – просто несказанно. Над противоположным берегом озера нависали крутые невысокие сопки, покрытые редколесьем, далеко на юге – через белоснежные кучевые облака – смутно угадывалась горбатая, совершенно лысая Иван-гора. На озере царил полный штиль, вода отливала тусклым серебром, далеко впереди быстро передвигалась, словно бы живая, полоса цветного тумана – местами розового, местами – лилового.
Оперативно накачав лодки, они погребли, держа курс на Избу. Витька уверенно уселся на вёсла, но уже через двадцать минут успешно набил на ладошках кровавые мозоли и из игры выбыл. Дальше Сергею пришлось грести уже в одиночку, поэтому к месту назначения они прибыли последними, затратив на маршрут – вместо принятых восьми часов – на полчаса больше.
У Избы неожиданно выяснилось, что рыбачить на Долгом озере студентам предстоит одним, так как мужики, посовещавшись, решили пойти дальше – на речку Умбу – «браконьерить лохов».
1 2 3 4 5 6