Элизабет, к счастью, не собиралась никуда съезжать, хотя это и стоило Дэвиду некоторых усилий. За два дня она уже дважды пыталась переселиться в гостиницу. Ей уехать из Америки было куда проще, чем Майклу. Она актриса. У нее всегда готовы документы для любых поездок. Она прилетела к Дэвиду в порыве обиды, захлестнувших чувств. Уже на следующий день, однако, пришла в себя и тут только поняла, как эгоистично поступила. В момент расстройства Элизабет думала только о себе, чувства Дэвида отошли на второй план. Поняв свою оплошность, она принялась извиняться и порывалась перебраться в гостиницу. Конечно, он ее не пустил.
Его любовь к Элизабет изжила себя окончательно, вместо нее, несмотря на драматический финал, в его сердце поселилась дружба. Искренняя, без сожалений и сомнений. Элизабет стала другой, похожей на Жюльена. Те же чувства Дэвид теперь испытывал и к Майклу. Хорошие люди, общение с которыми доставляет удовольствие. Даже воспоминания о разводе перестали для него быть болезненными. Все это ушло в прошлое; переболело, изжилось, перекипело. Выгоревшая под палящими лучами солнца равнина снова распустилась всеми цветами и ароматами луговых трав. Поэтому Дэвид никуда не пустил Элизабет. Жюльена уговаривать не пришлось. Места в доме было достаточно. Два этажа по четыре комнаты каждый. Дэвид, приехав в Швейцарию, хотел снимать что-нибудь крохотное. Но ничего меньше этого дома не нашлось. Он не пользовался большинством комнат. Дом был меблированный, с чехлами на диванах, кроватях, столах и даже тумбочках. Дэвид прожил в доме не один месяц, но так и не удосужился их снять. До того ли ему было?
За выходные дом преобразился. Стал, можно сказать, более обжитым. Элизабет всюду навела порядок, разложила вещи, которые, как и в кабинете, стояли в комнатах в коробках, расставила книги, вытерла всюду пыль, скопившуюся в незаселенных комнатах. Дэвид с Жюльеном расставили мебель, повесили полки. Элизабет еще и кухню привела в порядок. В холодильнике появились нормальные продукты. Дэвид до этого питался полуфабрикатами либо вообще заказывал пиццу или готовый обед в китайском ресторане. А часто и вовсе обходился без еды. Чувство сытости мало волновало его, когда на душе было неспокойно. Теперь же Элизабет готовила завтрак, обед и ужин по всем правилам.
Вообще дом превратился в какой-то приют разбитых сердец. Все они оказались здесь в результате катаклизмов на личном фронте. Однако ссора Жюльена с женой не грозила перейти в масштабный конфликт и носила, скорее, воспитательный характер. Катрин решила хорошенько проучить своего ротозея-мужа и за рассеянность, и за почти детское, смешное вранье. Он чувствовал себя ужасно виноватым. Преувеличивал свою «драму», но сам отлично понимал, что все это несерьезно. А у них с Элизабет истории похожи: оба они расстались со своими возлюбленными из-за жуткого недоразумения. Дэвид был уверен, что сегодня все утрясется. Он ничего не говорил Элизабет о проблемах, которые она невольно привнесла в его жизнь, – ей и своих было вполне достаточно.
Это утро стало утром надежд. Он поговорит с Мишель. Объяснит ей все. Она обязательно поймет. Что здесь понимать? Просто недоразумение чистой воды. И все. Он стал готовить завтрак. Заспанный, лохматый, вышел на кухню Жюльен.
– Что же мне еще сделать? – Он с грустью вздохнул. – Я уже пел, дарил цветы, я испробовал все.
Посторонний человек ничего не понял бы в этом разговоре. Но Дэвид усмехнулся: в последние дни голова Жюльена была занята только изобретением новых способов извиниться. Разлука с женой действовала на него подавляюще. Как выяснилось, после свадьбы Жюльен покидал Катрин не более чем на день. Он ее обожал, дышал ею. За последнее время Этьен даже похудел. Выглядел он неважно, ел плохо, если бы Дэвид не заставлял его, то и вовсе бы, наверное, бросил это бесполезное занятие. Жюльен был по-прежнему весел, прекрасно понимал, что это ненадолго, но томился разлукой.
– Попробуй сегодня пойти домой ближе к вечеру и лечь на крыльце на коврике. У нее не останется другого выхода, как впустить тебя. – Дэвид улыбался.
– Плохо ты знаешь Катрин, – и снова тоскливый вздох, – она, разумеется, не проигнорирует этого. Но я могу точно сказать, что сделает: выйдет, отчитает меня, а потом отправит в гараж, дав теплое одеяло и подушку. Нет. Тут важно не просто проникнуть в дом. Важно, чтобы она меня простила.
Он сел на табуретку и уронил голову на руки. Жюльен сегодня выглядел особенно подавленным. Дэвид посмотрел на него внимательнее. За ночь он действительно как-то особенно переменился. Плечи опустились, взгляд поник.
– А ты не болен? – спросил Дэвид. – Плохо выглядишь.
– Да нет. – Жюльен покачал головой. – Просто болит голова. И как-то не по себе. Я уже три дня не видел Катрин и мальчиков.
– Ты уверен, что не болен?
Дэвид подошел к другу и присел рядом на корточки, чтобы заглянуть ему в лицо. Глаза Жюльена горели болезненным блеском, но трудно было определить, в чем причина. Дэвиду показалось, что скулы на лице Жюльена как будто отчетливее проступили, вокруг век залегли темные круги.
– Да ты спал ли вообще-то? – спросил он, не дождавшись ответа на свой повторный вопрос.
Жюльен кивнул, но Дэвид ему не поверил. С другом действительно творилось что-то странное. Дэвид положил руку на его лоб: он горел. Температура, кажется, повышенная. Дэвид знал, что иначе просто не почувствовал бы ее, по этой части мастера – женщины. Он всегда удивлялся тому, как по одному взгляду на ребенка любая мать может определить, болен он или нет. У Жюльена был жар.
– Ты горишь, – сказал Дэвид, – иди ложись. Я позвоню Катрин. Возможно, придется везти тебя в больницу. В университете я все улажу.
Жюльен вскочил, словно его обвинили в преступлении.
– Никаких врачей! – Он махнул рукой, словно своим резким движением хотел оградить себя от людей в белых халатах. – Я здоров и великолепно себя чувствую.
Он прошелся по кухне, словно демонстрируя свои физические возможности. Ходить у него действительно получалось неплохо. Пока.
– Я никуда не поеду, – продолжал Жюльен. – И не смей звонить Катрин, я сам разберусь со своей женой. Это мое дело.
Дэвид знал, что Жюльен терпеть не может больниц и врачей. Он считал это лишней тратой денег, если дело касалось его самого, однако бежал по врачам, не жалея никаких средств, едва легкое недомогание появлялось у Катрин или детей. В этом был весь Жюльен. Он считал себя уполномоченным лечить других, но к себе никого не подпускал.
В прошлый раз Этьен схватил воспаление легких именно потому, что с простудой не пошел к врачу. Жена пыталась лечить его сама, но безрезультатно. А все из-за того, что Жюльен был упрям как осел в вопросах, касающихся здоровья. Он исповедовал весьма сомнительный подход – непоколебимо верил в силы собственного организма и, заболев, отказывался принимать лекарство, ожидая, что иммунитет сам сделает свое дело. Жена смотрела на вещи более трезво. И пыталась его лечить.
– Я не собираюсь лезть в ваши личные дела. – Дэвид пожал плечами. – Я просто позвоню и скажу, что ты серьезно болен. Выясняйте отношения сами.
Он встал и перевернул бекон, который жарился на сковороде.
– Не смей звонить, – уперся Жюльен. – Я здоров.
– Ага, – усмехнулся Дэвид. – Я бы заставил тебя измерить температуру, но у меня нет градусника. Хотя, я тебя уверяю, что ты горишь. И сам это прекрасно знаешь.
– Так, – сказал Жюльен, приглаживая волосы на макушке, – сейчас я иду в душ, а потом на работу, Если ты позвонишь Катрин, считай, что мы никогда друг друга не знали. Ты выставляешь меня идиотом перед женой. Не смей этого делать, слышишь!
Голос его стал строгим, но Дэвид безошибочно угадал в нем одно только фирменное этьеновское упрямство. Жюльен отлично понимал, что, узнай Катрин о его болезни, ему волей-неволей придется отправиться в больницу.
Дэвид решил предпринять скрытый маневр.
– Хорошо, – согласился он. – Нет так нет. Но хотя бы не ходи на работу.
– Я сам решу, когда и куда мне ходить, – отрезал Жюльен.
В эту минуту он как никогда напоминал капризного ребенка. Дэвиду вспомнились слова Катрин: «Мужчина еще один ребенок в доме». С Жюльеном все обстояло именно так.
– Я не болен, – продолжал упрямиться Жюльен. – Это ерунда, пройдет.
– Как знаешь. – Дэвид пожал плечами.
Сейчас лучше отступиться. Пусть идет на работу, а он позвонит Катрин и все расскажет. Жюльен будет дуться, обижаться, зато останется жив и здоров. Интересно, как он жил до того момента, как женился на Катрин?
Тем разговор и закончился. Жюльен ушел принимать душ. Дэвид остался варить кофе. Через пару минут на кухню вошла Элизабет – ее разбудил громкий разговор. Она уже успела привести себя в порядок: волосы красиво причесаны, глаза подкрашены. Узкие брюки и облегающий пуловер выгодно подчеркивали стройность ее фигуры.
– Куда-то собираешься? – поинтересовался Дэвид.
– Да, – кивнула она. – Пройдусь по магазинам, осмотрю памятники. Не зря же я сюда летела. Надо чем-то отвлечься. К тому же хочу заняться работой. Куплю пару профессиональных журналов.
– Они все на немецком, не думаю, что тебе будет интересно, – сказал Дэвид.
В отличие от него, Элизабет знала немецкий плохо. Сейчас они говорили по-английски.
– Ничего, – махнула рукой Элизабет, – найду что почитать. И вообще, пора уже заняться чем-то полезным. Я останусь здесь еще недели две и поеду назад. Перееду в Сиэтл. Там Майкл меня не найдет, если вообще станет искать. Видеть его больше не хочу.
Дэвиду так хотелось все ей рассказать, но он обещал Майклу не вмешиваться. И промолчал. Из душа вернулся Жюльен.
– Доброе утро, мадам! – Он поклонился, но веселость не шла его болезненному лицу.
Элизабет заметила это, а может, просто слышала их разговор.
– Вы неважно выглядите, – сказала она, выкладывая омлет на тарелки.
– Нет, вы что, сговорились? – беззлобно возмутился Жюльен.
– Я ни слова не сказал, – заверил его Дэвид. – Просто очень заметно.
Жюльен не нашелся, что ответить. За завтраком он как всегда много шутил, построил Эйфелеву башню из помидоров, которая плавно перешла в Пизанскую, но, в отличие от своего реального прототипа, все-таки упала. Дэвид и Элизабет смеялись, но оба поняли, что Жюльен таким способом просто пытается отвлечь их внимание от своего болезненного состояния. Сегодня в университете ему нужно было появиться раньше, чем его другу. Едва дверь за ним захлопнулась, Дэвид позвонил Катрин. Но той уже не оказалось дома, трубку сняла няня. Он попросил ее найти рабочий телефон мадам Этьен. Няня перезвонила только через час. Дэвид уже сам собирался уходить. Потом у Катрин было занято. В итоге он дозвонился до нее по сотовому, лишь уже подходя к университету.
– Катрин? Это Митчелл.
– Да.
– Ты когда собираешься вернуть мужа?
– А он тебе уже успел надоесть за три дня? – Она звонко рассмеялась. – Неудивительно. У Жюльена талант на этот счет. Не беспокойся, я сегодня собиралась зайти к вам после работы и забрать его.
– Боюсь, что после работы может быть уже поздно, у Жюльена с утра температура. Он болен. И, наверное, уже не первый день. Просто сегодня стало заметно. Я не смог его уговорить остаться дома. Он действительно очень плох, но доказать ему это, сама понимаешь, практически невозможно.
– Я приеду, как только смогу. – Голос на том конце линии стал испуганным, в нем слышалась тревога. – Присмотри за ним.
– Само собой. – Дэвид улыбнулся. – Он очень скучал все это время, и любое твое слово на какой-то срок станет для него непререкаемым. Он будет послушным.
– Надеюсь. Спасибо, что позвонил.
– Не за что, пока.
Дэвид уже шел по коридору университета. Сейчас по расписанию у него должна быть лекция по искусству. Он мысленно готовился к встрече с Мишель. Нужно поговорить с ней после занятия. Пусть даже этот парень, Люк, все слышит. Ему все равно. Он не позволит ей мучиться и мучить его из-за глупого недоразумения. Понятно, юношеский максимализм – важное дело. Но Дэвид не даст ему разбить их счастья. А ведь всего-то и нужно, что поговорить. Одной минуты, ну двух, обязательно хватит. Мишель поймет.
Он вошел в аудиторию и без вступления сразу начал читать лекцию. Какое-то время Дэвид не поднимал глаз, а когда наконец решился, обнаружил, что Мишель в аудитории нет. Жюльен говорил, что у нее есть близкая подруга – Мари. Дэвид окинул взглядом студентов – девушка сидела рядом с тем самым Люком. Они не слушали лекцию, а тихо что-то выясняли. Мари подняла глаза, словно почувствовав взгляд преподавателя, и Дэвид прочел в них укор, даже презрение. Люк что-то рассказывал ей, ничего не замечая. Дэвид снова уткнулся в бумаги. Взгляд Мари заставил его покраснеть, хотя он не был виноват перед Мишель.
Дэвид не мог дождаться конца лекции, время тянулось, словно резиновое. Он смотрел в листы не отрываясь и читал машинально, думая совсем о другом. Надо во что бы то ни стало выяснить, где Мишель. А для этого придется поговорить с Мари.
Лекция закончилась. Мари с Люком стали продвигаться к выходу. Дэвид опередил их. Он уже стоял в коридоре, когда молодые люди вышли.
– Мисс Райно, – обратился Дэвид к девушке. – Мне срочно нужно поговорить с вами.
– Извините, но я спешу, в другой раз. Мари повернулась, чтобы уйти. Но на помощь преподавателю совершенно неожиданно пришел Люк.
– Давай задержимся, у нас двадцать минут, торопиться некуда.
Мари не нашлась, что ответить, и развернулась к Дэвиду. Он видел, что она совсем не расположена к разговору с ним. В глазах ее горели искорки праведного гнева. Так бывает зол человек, когда непоколебимо уверен в своей правоте.
– Ты иди, – обратилась Мари к Люку. – Я догоню.
Дэвид был ей благодарен за это безмерно. Но он отлично понимал, что Мари сделала это не ради него, а чтобы не подвергать опасности репутацию подруги.
– Я вас слушаю, – холодно сказала она.
– Где Мишель? – спросил Дэвид коротко.
Зачем вступления, если и одному и другой все понятно?
– Далеко, – так же коротко ответила Мари.
– Послушайте! – Дэвид не знал с чего начать. – Произошло недоразумение. Женщина, с которой видела меня Мишель, моя бывшая жена. Мы разведены. Я не собираюсь никого обманывать. У нее проблемы, она приехала ко мне за помощью.
– Проблемы будут у вас, если Мишель забеременеет, – ответила Мари. – Это все, что вы хотели сказать?
Она не поверила не единому его слову.
– Какие у вас основания утверждать, что я лгу? У меня есть все документы, подтверждающие развод. Вы можете поговорить с моей бывшей женой. Или нужны еще какие-то доказательства?
Мари засомневалась.
– Но все знают, что вы не даете жене развод. Все это говорят.
Дэвид хлопнул себя по лбу. Вот только нелепых слухов ему больше всего и не хватало до полного счастья!
– Послушайте, пусть все говорят, что им будет угодно. Я разведен. Я безумно люблю Мишель и хочу на ней жениться. Если вы не скажете, где она, я сейчас же объявлю розыск и переверну вверх дном весь Базель. Вы знаете, что как преподаватель я имею право поднять панику, если студентка не явилась на лекцию и никто не имеет никаких сведений о ее местонахождении.
Он так разнервничался, что последние слова произнес слишком громко. Идущие мимо студенты повернули головы в их сторону, Дэвид смутился, поняв свою оплошность. Мари еще сомневалась, но, похоже, уже начинала ему верить.
– А вы точно разведены? И…
– Что еще за «и»! – Дэвид всплеснул руками. – Я ее люблю. Понимаете, люблю! Скажите – и не пожалеете. Я понимаю, вы связаны обязательствами, вы обещали ничего не говорить, но вы сделаете хуже своим молчанием. И хуже в первую очередь Мишель. Где она?
– Перевелась, – тихо ответила Мари. – Уехала к родителям в Цюрих. Теперь она будет учиться там. Вернется сюда, когда закончится ваш контракт. По крайней мере, она собиралась так поступить.
– Вы знаете адрес или телефон? Или хоть что-нибудь? Как с ней связаться? Ведь перевод не могут оформить так быстро. Все-таки университеты достаточно автономны.
– Она написала заявление по семейным обстоятельствам, их обычно удовлетворяют быстро. Но у меня есть телефон. А домашний адрес в Цюрихе можно посмотреть по документам. Она мне его не оставляла. И вообще, это не проблема. База данных по студентам и преподавателям, по-моему, есть везде.
– Спасибо, – поблагодарил Дэвид.
Услышав, что Мишель нет в городе, он словно оцепенел. Сердце внутри сжалось, по спине пробежала дрожь. Но надежда зажглась снова.
– Мы можем посмотреть прямо сейчас. – Мари улыбнулась.
И все-таки, какая она доверчивая! Начала с холодного приветствия, а закончила тем, что предложила помощь.
Дэвид тоже улыбнулся.
– Буду благодарен безмерно.
– Пойдемте!
Они прошли через несколько коридоров старого здания. Того самого, с чего все когда-то начиналось в пятнадцатом веке. Дэвид не мог припомнить точную дату основания университета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17