OCR Busya
«Герман Мелвилл «Рай для Холостяков и Ад для Девиц». Серия «Азбука-классика (pocket-book)»»: Азбука-классика; Санкт-Петербург; 2007
ISBN 978-5-352-02121-7
Аннотация
В книгу вошли рассказы и повести знаменитого американского писателя Германа Мелвилла, прославившегося великим романом «Моби Дик, или Белый Кит». Малая проза, ставшая для автора полем смелых экспериментов, побудила критиков сравнивать Мелвилла с Гоголем и Достоевским, а также называть предвестником творчества Кафки.
Герман Мелвилл
Счастливая неудача
(История на реке Гудзон)
Мы условились встретиться с дядюшкой у самой реки, ровно в девять утра. Шлюпка должна быть наготове, а машину доставит дядюшкин слуга, старик негр. В чем, собственно, заключалось предстоящее испытание, было известно одному только изобретателю.
Первым на место явился я. Деревушка располагалась высоко по течению, и жаркое материковое солнце начинало уже припекать. Вскоре между деревьями показался дядюшка; он шел без шляпы, поминутно отирая со лба пот. За ним на изрядном расстоянии тащился бедняга Йорпи с неким сооружением на спине, по виду напоминавшим врата Газы.
– Так-так, Йорпи, давай-давай, не отставай! – покрикивал дядюшка, то и дело нетерпеливо оглядываясь.
Негр кое-как доковылял до шлюпки, и тут обнаружилось, что за великие врата Газы я принимал продолговатый обшарпанный ящик весьма внушительного объема, наглухо заколоченный. Ящик был непроницаем, словно сфинкс, и дядюшкина затея представилась мне еще более таинственной.
– Это и есть та самая чудесная машина?! – не удержался я от восклицания. – Да ведь это всего-навсего старый упаковочный ящик! И именно он должен принести вам, дядюшка, целый миллион долларов до истечения года? Измызганный, жалкий, бросовый ящик, годный разве что для золы!
– Ставь его в шлюпку! – прорычал дядюшка, повернувшись к Йорпи и не обращая ни малейшего внимания на мою мальчишескую дерзость. – Сюда его, сюда – ты, херувим седовласый! Да легче, легче! Если эта штуковина лопнет, вся моя будущность полетит к чертям!
– Лопнет? Полетит к чертям? – ужаснулся я. – Уж не набит ли ваш ящик порохом? Скорее пропустите меня на дальний конец лодки!
– Сиди помалкивай, простак! – прикрикнул на меня дядюшка. – Прыгай сюда, Йорпи, и держи ящик мертвой хваткой, а я пока оттолкнусь от берега. Осторожнее! Осторожнее, болван черномазый! Придержи с той стороны – ума не хватает, что ли? Ты что, собрался погубить машину?
– Тьяфол фосми эта машина! – проворчал старый Йорпи (он был выходец из голландских колоний в Африке). – Тесять лет фсё машина меня мучил.
– Отчаливаем! Берись за весло, малец, а ты, Йорпи, держи ящик покрепче. Так, поехали! Осторожнее, осторожнее! Не тряси ящик, Йорпи. Полегче, полегче! Там коряга. Оттолкнулись разок – ура, плывем! Прибавь-ка ходу, парень, – вперед, на остров!
– На остров? – переспросил я. – Да ведь поблизости нет никакого острова.
– А за мостом, в десяти милях отсюда, есть! – решительно заявил дядюшка.
– В десяти милях? Плыть с этой рухлядью десять миль вверх по течению, да еще в такую жару!
– Мы направляемся к Куошскому острову – и ни слова больше! – отрезал дядюшка.
– Дядюшка, помилосердствуйте! Да знай я заранее об этом великом путешествии под палящим солнцем, вам бы не удалось так легко заманить меня в лодку. Что там у вас в ящике? Булыжники для мостовой? Взгляните, как осела шлюпка. Я не собираюсь тащить за десять миль сундук с булыжниками. Какой в этом прок?
– Так слушай же, профан, – молвил дядюшка, застывая с поднятым над водой веслом. – Извольте прекратить грести, сэр! Если вы не намерены войти в историю соучастником великого эксперимента, если вы готовы пренебречь бессмертной славой – так вот, сэр, если вы не собираетесь присутствовать при первом испытании моего знаменитого Гидравлико-Гидростатического Аппарата для осушения болот и топей, при помощи которого можно будет, по одному акру за час, превратить поименованные болота и топи в поля, плодороднее заливных лугов реки Дженесси; я повторяю, сэр, если вас не прельщает роль горделивого летописца былых времен, повествующего о сегодняшнем эпохальном событии своим детям и детям детей своих, когда я, несчастный, давно уже скроюсь в могиле, – в таком случае, сэр, вы вольны поступать как заблагорассудится и можете немедля возвратиться на сушу.
– Но, дядюшка, я вовсе не хотел.
– Ни слова, сэр! Йорпи, забери у него весло и помоги подгрести к берегу.
– Но, дорогой дядюшка, я хочу сказать, что…
– Ни звука, сэр! Вы открыто продемонстрировали презрение к знаменитому Гидравлико-Гидростатическому Аппарату. Ссади его на берег, Йорпи. Вот мы снова на мелководье. Прыгай из лодки, Йорпи, и доведи джентльмена до берега вброд.
– Нет-нет! Милый мой, добрый дядюшка, ради бога, простите меня на этот раз – и я никогда больше даже не заикнусь о вашей машине.
– Не заикнетесь о моей машине! Тогда как главное и заветнейшее мое желание состоит в том, чтобы о ней говорили повсюду! На берег его, Йорпи!
– Нет, дядюшка, ни за что на свете! Я тоже приложил руку к вашему проекту – и теперь вы не заставите меня выпустить из нее весло. Вы своими хитростями не отлучите меня от вашей славы!
– Ах вот как? Ну что же, сказано вполне разумно. Ладно, можешь оставаться на борту, юнец. Полный вперед!
Некоторое время мы молчали, усердно налегая на весла. Наконец я снова рискнул прощупать почву.
– Я рад, дорогой дядюшка, что вы открыли мне наконец, какой грандиозный эксперимент собираетесь произвести. Новый способ осушения болот! Если ваш опыт пройдет успешно, в чем я нимало не сомневаюсь, то вы, дорогой дядюшка, превзойдете славой римского императора. Тот вознамерился осушить Помптинские болота, но потерпел неудачу.
– Мир успел с тех пор дважды сам себя обогнать, – надменно провозгласил дядюшка. – Окажись этот римский император здесь, так я бы показал ему, на что способен наш просвещенный век.
Видя, что гнев дядюшки остыл и к нему вернулось прежнее благодушие, я осмелился сделать еще одно замечание.
– А все же, дядюшка, грести по этакому пеклу – дело нелегкое.
– Слава, юноша, не дается легко. Чтобы ее достичь, надо потрудиться: долго грести, да еще против течения, вот как мы сейчас. Ведь человеку, увлекаемому всеобщим потоком, суждено тонуть в пучине забвения.
– Но, дорогой дядюшка, объясните, пожалуйста, для чего же нам нужно грести так долго? Подумайте-ка, целых десять миль! Насколько я понимаю, вы предполагаете подвергнуть ваше удивительное изобретение испытанию. Но разве нельзя провести такое испытание в любом другом месте?
– Простак, – ответствовал дядюшка, – ты что же, хочешь, чтобы какой-нибудь злостный соглядатай похитил у меня плоды десятилетнего упорнейшего труда? Замыслив свой проект в одиночестве, я испытаю его в уединенном уголке. Если меня постигнет неудача, ибо и такое возможно, – это останется нашей фамильной тайной. А в случае успеха, обеспечив себе полную секретность, я смогу потребовать любую сумму за обнародование своего открытия.
– Простите, дорогой дядюшка, вы мудрее меня.
– Мудрость, юноша, приходит, как говорится, вместе с возрастом и сединами.
– Взгляните на Йорпи, дядюшка: вы полагаете, что под его седой шевелюрой кроется ум, изощренный годами?
– Я тебе не Йорпи! Держи крепче весло, юнец!
Резкий тон дядюшки снова заставил меня умолкнуть. Наконец шлюпка коснулась дном отмели – ярдах в двадцати от заросшего густым лесом острова.
– Тихо! – прошипел дядюшка. – Не шевелиться! – Он замер на месте, пристально оглядывая оба берега реки, русло которой было здесь особенно широким.
– Подождем, пока вон тот всадник проедет мимо! – зашептал он, указывая на едва заметную точку, перемещавшуюся по дороге, которая вилась меж крутых скал обрывистого берегового склона. – Так-так, вот теперь он скрылся за деревьями. Быстрее, Йорпи! Осторожнее, говорю тебе! Прыгай за борт, вытаскивай ящик и… Стойте!
Мы снова окаменели.
– Не сидит ли какой-то мальчишка, словно Закхей, вот там, на дереве? Взгляни-ка, юнец, вон туда, где на том берегу фруктовый сад! У тебя глаза молодые, зоркие – видишь?
– Дядюшка, сад я вижу, но никакого мальчишки там нет.
– Говорю, это шпион – уж я-то знаю! – оборвал меня дядюшка и приставил к глазам руку козырьком, напряженно всматриваясь вдаль. – Не трогай ящик, Йорпи! Пригнитесь оба, слышите? Да ниже, ниже!
– Но зачем, дядюшка? Вглядитесь, это просто засохшая ветка. Я вижу ее как нельзя лучше.
– Это совсем не то дерево, – проговорил дядюшка с заметным облегчением, – но наплевать: черт с ним, с этим мальчишкой! Йорпи, прыгай за борт и бери ящик на плечи. А ты, малый, сбрось башмаки, закатай штанины и следуй за мной. Осторожнее, Йорпи, осторожнее! Эта вещь дороже, чем мешок золота.
– Тороше не тороше, но тяшелее, – пробурчал Йорпи, шлепая по мелководью и шатаясь под тяжестью своей ноши.
– Так, остановись там, у кустов, между ирисами, так – легче, легче! – опускай на землю, ставь вон туда. А ты, малый, что? За мной! Да смотри – на цыпочках!
– Я не могу брести вброд и увязать по колено в грязи на цыпочках, дядюшка; к тому же, не понимаю, зачем это нужно.
– На берег, сэр, – и немедленно!
– Дядюшка, да я ведь уже ступил на берег.
– Тихо! За мной – и ни гу-гу!
Согнувшись чуть ли не вдвое, мы пробрались в тени зарослей через высокие ирисы, соблюдая все меры предосторожности, и тогда дядюшка с опаской извлек из своих громадных карманов молоток и клещи и тут же принялся за ящик. Заслышав какой-то шум, он встрепенулся.
– Йорпи, – прошептал он, – иди направо, за кусты, и сторожи там. Если увидишь кого-нибудь, свистни тихонько. А ты сторожи слева.
Мы повиновались. До нас доносились мощные удары молотка, сопровождаемые позвякиванием; вскоре, однако, дядюшка решил прервать свое уединение и громко скомандовал нам вернуться.
Вновь мы подчинились приказу и по возвращении обнаружили, что верхняя крышка ящика снята. Движимый нетерпением, я заглянул внутрь и увидел невероятное множество металлических труб и трубочек всевозможных видов и размеров, переплетенных и спутанных в один чудовищный клубок. Больше всего это походило на гигантское гнездо анаконд и кобр.
– А теперь, Йорпи, – вдохновенно заговорил дядюшка, охваченный предчувствием близкого триумфа, – стань по эту сторону и готовься переворачивать ящик, как только я подам знак. А ты, юноша, стань по другую сторону. Смотрите же, не вздумайте сдвинуть его хотя бы на дюйм. Все зависит от правильной установки.
– Не беспокойтесь, дядюшка. Я буду точен, как щипчики для бровей.
– Я не потниму тяшесть, – пробормотал старый Йорпи, – пока снак не путет. Не песпокойтесь.
– Мой мальчик, – произнес дядюшка, возводя глаза к небу, и черты его озарились светом подлинного благородства. – Пробил час – тот заветный час, предвкушение которого укрепляло меня долгие десять лет мучительной безвестности. Слава тем слаще, чем позже она приходит, и убеленному сединами старцу она подобает более, нежели такому юноше, как ты. Вседержитель, я славлю Тебя и Твои дела!
Он склонил свою почтенную голову, и – клянусь жизнью – что-то похожее на дождевую каплю скатилось с моей щеки и упало в речную заводь.
– Поворачивайте!
Мы стали поворачивать.
– Еще немного!
Мы повернули еще немного.
– Еще немно-ожечко!
Мы повернули еще немно-ожечко.
– Еще немно-ожечко, совсем чуть-чуть!
Собрав остатки сил, мы повернули еще немно-ожечко, совсем чуть-чуть.
Все это время дядюшка стоял, согнувшись, и старался заглянуть под низ ящика – туда, где лежали свернувшиеся анаконды и кобры, однако машина уже достаточно глубоко увязла в иле, и он ничего не мог увидеть.
Тогда дядюшка выпрямился и, по щиколотку в тине, решительно обошел вокруг ящика, лучась довольством и не выказывая ни малейшей тревоги или озабоченности.
Впрочем, было ясно, что произошла какая-то неполадка. Но поскольку я продолжал оставаться в полном неведении относительно устройства таинственного аппарата, то и не мог сказать наверняка, в чем именно заключалась неисправность и какие меры должны были быть приняты к ее устранению.
Снова, на этот раз еще медленнее, дядюшка обошел ящик: заметно было, что он борется с нарастающим раздражением, но все-таки не теряет надежды.
Все свидетельствовало о том, что предполагаемый эффект так и не наступил. Я был совершенно уверен, что уровень воды у моих ног нисколько не понизился.
– Поверните еще немножечко, самую чуточку!
– Дядюшка, дальше поворачивать просто некуда. Разве вы не видите, что ящик уже перевернут?
– А ну-ка, Йорпи, убери свои копыта из-под ящика!
Эта вспышка со стороны дядюшки показалась мне плохим признаком.
– Наверняка можно перевернуть ящик еще самую чуточку!
– Ни на волос, дядюшка.
– К дьяволу этот проклятый ящик! – взревел дядюшка голосом громовым, как внезапно налетевший шквал. Подскочив к ящику, он пнул его босой ногой и сокрушил боковую доску. Затем схватил ящик, вытряхнул из него всех кобр и анаконд и, перекрутив и разорвав их на части, расшвырял по сторонам.
– Остановитесь, дядюшка, дорогой дядюшка, ради бога, остановитесь! Не разрушайте в минуту буйного ослепления то, что взлелеяли душой за долгие годы самоотверженного труда. Остановитесь, заклинаю вас!
Моя страстная речь и брызнувшие из глаз слезы возымели свое действие: дядюшка, прекратив яростное разрушение, оцепенело воззрился на меня невидящим взглядом, словно поврежденный в рассудке.
– Еще не все потеряно, дядюшка! Аппарат можно восстановить. У вас есть молоток и клещи – соберите детали вместе, испытаем его снова. Пока есть жизнь – есть и надежда.
– Отныне мне остается одно отчаяние, – простонал дядюшка.
– Нет, дорогой дядюшка, давайте, давайте скорее – соедините вот эти штуки, а если нельзя обойтись без других инструментов, испытайте хоть одну какую-то часть – не все ли равно? Попробуйте, дядюшка, попробуйте скорее.
Моя неотвязная настойчивость, кажется, повлияла на дядюшку. Неподатливый корень надежды, так и не выкорчеванный до конца, чудесным образом пустил последний побег.
Тщательно отобрав из остатков аппарата несколько наиболее затейливых обломков, дядюшка непонятным способом ухитрился сцепить их вместе, после чего, очистив ящик, не спеша вставил их внутрь и приказал нам с Йорпи, стоявшим там же, где и в прошлый раз, снова перевернуть ящик.
Мы послушно перевернули – и, так как ни малейшего результата не последовало, я ждал, что вот-вот послышится знакомая команда перевернуть ящик еще чуточку, однако, поглядев на дядюшку, замер в ужасе. Лицо его съежилось и потемнело, словно высохший лимон. Я выронил ящик – и, бросившись к дядюшке, едва успел подхватить его под руки.
Оставив злосчастный аппарат на том самом месте, где он был брошен, мы с Йорпи помогли дядюшке добраться до шлюпки и молча отчалили от Куошского острова.
Как стремительно уносило нас течение! А как тяжело приходилось нам еще совсем недавно! Мне вспомнились слова дядюшки, сказанные им не далее как час тому назад о том, что всеобщий поток увлекает человека в пучину забвения.
– Малыш! – промолвил наконец дядюшка, приподнимая голову.
Я пристально посмотрел на него – и с радостью убедился, что признаки грозной болезни почти исчезли с его лица.
– Малыш, что может изобрести в этом старом-престаром мире какой-нибудь старый человек?
Я промолчал.
– Малыш, послушайся моего совета и никогда не пытайся докапываться ни до чего, кроме счастья.
Я не сказал ни слова.
– Малыш, меняй курс – мы плывем обратно, за аппаратом.
– Дядюшка!
– Из него получится неплохой дровяной ящик, малыш. А верный старый Йорпи сможет выручить за лом деньги себе на табак.
– Торокой старый хосяин! Это перфый топрый слофо про Йорпи за тесять толких лет. Плакотарю от туши… Ты снофа стал сопой, масса, за тесять толких лет.
– А что толку? – вздохнул дядюшка. – Но теперь все кончено. Малыш, я рад, что потерпел неудачу. Она сделала из меня доброго человека. Поначалу было очень тяжко, но я рад, что так вышло. Хвала Господу за неудачу!
Говорил он истово, и лицо его светилось необыкновенной серьезностью. Мне не забыть этого выражения. Если случившееся превратило дядюшку в доброго старика, то меня – в умудренного юношу. Пример заменил мне опыт.
По прошествии нескольких лет здоровье моего дорогого дядюшки пошатнулось, и после безропотного осеннего увядания он мирно отошел к праотцам, а преданный старина Йорпи закрыл ему глаза. Когда я глядел на достойное лицо дядюшки в последний раз, мне почудилось, будто бледные губы его шевельнулись. И послышалось мне его пламенное, вырвавшееся из глубины души восклицание: «Хвала Господу за ниспосланную неудачу!»
1854
1