Откуда рукой подать куда хочешь.
А к вечеру, стало быть, он вышел на площадь в городе уже и вовсе недружественной страны и сжег себя, не долго думая.
Это вполне на него похоже, в последнее время он только и говорил об угрозе ядерной войны, даже бытовые проблемы, как считала Алина, перестали его волновать, хотя семья задыхалась в тесных двух комнатках, самому Гею работать негде было, да и частенько жить не на что было.
Но нет, Гей не смог бы уехать куда-то и сжечь себя на чужбине!
Как бы там ни было, идеологический выигрыш от этой акции будет немалый, как сказал бы Георгий.
Империалисты осрамились на весь мир.
Ведь Гей был представлен телезрителям как житель их замечательной страны.
Пилюля эффектная.
Но самому-то Гею, не говоря уже о его семье, какой прок от самосожжения?
Правда, теперь его не будут мучить вопросы, с чего же все началось и чем все закончится.
И тут, как бы незаметно для себя, Алина оказалась лицом к экрану телевизора, на котором показывали... на котором показывали... Алина решила, что это опять бред, хотя и не столь ужасный, и она, встав с кресла, быстренько покрутила туда-сюда ручки телевизора, как бы прогоняя наваждение, но еще четче, еще рельефнее стало изображение голых тел Адамы и Евы.
Наконец Алина открыла замок.
И широко распахнула двери.
Сама же была неподвижна.
Она стояла в коридоре, не переступая порога.
И смотрела на Гея с мягкой улыбкой.
То ли она приглашала его войти первым, то ли все еще колебалась, а стоит ли приглашать вообще.
Наконец она молча вошла в номер, оставив его в коридоре.
Но дверь не закрыла.
Сделать это, очевидно, должен был он.
Однако закрыть - с какой стороны?
- Оставьте церемонии, - устало сказала она. - Я ведь не затем подошла к вам, чтобы упражняться теперь в правилах светского тона.
Этот чертов телевизор!
Алина тотчас прикипела взглядом к экрану.
Надо заметить, что совершенно неожиданно для телезрителя раскрывался образ Евочки, жены Эндэа и, разумеется, ближайшей приятельницы Евы.
Так вот Евочка, эта тихоня, однажды возьми и скажи:
- Мужчина и женщина, то есть муж и жена, время от времени должны изменять друг другу. Это освежает ощущения.
Тщедушная, конопатая, курносая... какая там еще! Смотреть не на что. А вот поди ж ты! Вдруг показала себя не то крупным теоретиком, не то крупным практиком.
- Она просто крупная стерва, - буркнул Адам.
С чем Ева решительно не согласилась.
Она была без ума от Евочки.
Эта приятельница была для Евы своего рода катализатором, который, как говорят химики, ускоряет реакции. Не исключено, что Ева тоже воссоздавала из атомов и молекул кристаллическую решетку своей будущей жизни, и ей был нужен, как говорят не только химики, своеобразный допинг.
Этим допингом и были теоретические высказывания ее лучшей приятельницы.
Кристаллическая решетка будущей жизни?
Оглядевшись в ее номере, Гей заметил тот самый журнал.
Глянцево-роскошный журнал с портретом Президента на обложке.
Он лежал на тумбочке возле постели.
Кстати, постель была разобрана.
То есть вовсе некстати, сказал себе Гей, это мешало ему подойти к тумбочке и взять журнал.
Что, собственно, только и хотелось ему сделать.
- Господи! - сказала Алина, выключая телевизор. - Неужели все это и есть любовь?!
Она знала, конечно, и без подсказки, что это еще не любовь, а может, и вовсе не любовь, хотя иные называют это как раз любовью.
Как ни странно, отметил Гей, в его номере и в номере Алины кто-то оставил два одинаковых журнала, в которых были материалы о разработке в США лазерно-ядерного оружия.
Уж один-то из них он должен взять!
Как бы реквизировать.
Для Красной Папки, разумеется.
И Гей почему-то решил взять именно этот, который был в номере Алины.
Прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик.
Не обращая на Алину внимания, он развязал тесемки на папке, сунул в нее журнал и тесемки завязал красивым узелком с двойным бантиком.
После чего снова взял Красную Папку под мышку.
Алина молча смотрела на него, а он подошел к окну и увидел крест церкви.
И услышал звон колокола...
Тут и телефон затрезвонил.
У Гея под ложечкой, как всегда, екнуло...
Он потянулся, чтобы первым схватить ненавистную трубку, что было верхом неприличия.
Однако Алина спасла от конфуза, умудрившись опередить его руку.
- Алло?.. - Она посмотрела на Гея. - Молчат... Наверно, не сработал.
Она уже хотела было положить трубку на рычаги, но Гей лихорадочно схватил ее, прижал к уху.
И услышал голос Мээна:
- Привет вам!
- Это мне... - зажав трубку, сказал Гей.
Она деликатно вышла в ванную, прикрыв за собой дверь.
- Ты почему удрал из ресторана? - строго спросил Мээн. И тут же хохотнул: - Така-ая занятная компашка подобралась!..
- У нее своя машина, - брякнул Гей. - "Вольво" последней модели.
- Не понимаю...
- В том-то и дело! У меня возникла мысль выехать в сторону Рысы ночью. Чтобы на рассвете быть на вершине.
- Это еще зачем? Темнишь ты что-то... Слушай, а может, и меня возьмешь, а?
- Привет вам! - и Гей бросил трубку на рычаги.
И Гей вдруг остро пожелал невозможного - чтобы то время, когда Ленин поднимался на вершину Рысы, вернулось вспять, вот будто именно сегодня, утром, это и должно было случиться, и Гею довелось бы встретить Ильича там, высоко в горах, с глазу на глаз, и Гей спросил бы вождя, чем же все может закончиться, только об этом и спросил бы его, ибо спрашивать о том, с чего же все началось, было, по сути дела, бессмысленно.
Да, важно было теперь знать одно: ЧЕМ ЖЕ ВСЕ ЗАКОНЧИТСЯ, чтобы какие-то меры предпринять, пока еще не поздно.
Разумеется, речь бы шла о всеобщем, глобальном, о судьбе человечества, и Гей не стал бы тратить время вождя на расспросы о грядущей судьбе того или иного индивидуума, homo sapiens, хотя бы и себя в виду имея. Гей хорошо представлял себе, что никто не в силах угадать судьбу того или иного конкретного человека, никакой гений, никакой экстрасенс, и в задачу Ленина это не входило, ему важно было дать общий ход исторических событий, в котором уже закономерно определялась судьба как бы усредненного человека - советского, как говорят и пишут.
Вот в каком смысле, сказал себе Гей, Ленин был ответчиком за судьбу того или иного конкретного человека.
Поэтому-то Гей уже не мог не думать о Ленине.
А не только потому, что писал о нем очерк.
Он потому и взялся за очерк, что не думать о Ленине уже не мог.
И с Лениным как героем своего очерка он словно был теперь в знакомстве.
Ибо одна встреча с ним уже состоялась в Кежмароке, в библиотеке лицея, а другая встреча была в кабинете Ивана Богуша, работавшего в краеведческом музее местечка Ломнице.
И Гею показалось, что Ленин был близок к тому, чтобы ответить ему, а может, хотя бы намекнуть, каким будет ответ на вопрос: чем же все кончится?
И теперь Гею хотелось немедля взобраться на Рысы.
Он так бы и сделал, если бы на дворе был день, а не кромешная ночь.
Впрочем, был один человек среди знакомых Гея, который знал, должен был знать возможный ответ Ленина...
Как же он мог забыть о Пророкове?!
О Константине Александровиче Пророкове...
Ведь Гей упустил из виду человека, по воле которого, собственно, и началось знакомство с Бээном.
Впрочем, это знакомство с Бээном и закончится по воле Пророкова, о чем Гей пока не ведал ни сном ни духом.
Такие дела.
Господи, как же он мог забыть о Пророкове?!
Да нет, он вовсе и не забыл о Пророкове, не думал забывать и не смог бы.
Пророков есть Пророков.
Был, есть и будет.
Независимо от того, забыл кто-то о нем или не забыл.
С Пророковым Гея свела судьба.
Но еще задолго до того, как Гея свела с ним судьба, он был вроде как знаком с Пророковым. Скажем, заочно. В 1959 году Гей писал свою дипломную работу по Западной Сибири. Считалось, что у него была перспективная тема, которую, говорил шеф кафедры, можно развить потом в кандидатскую диссертацию, а может, и в докторскую. Но Гею не хотелось развивать ее никак. Тема была связана с годовыми теплооборотами в грунтах зоны затопления Салехардской ГЭС. Хотя задолго до защиты диплома было уже ясно, что никакого гидроузла в нижнем течении Оби, где стоял Салехард, не будет. Никакой зоны затопления. И никому не интересны стали годовые теплообороты в тамошних грунтах. Зону спасли от затопления. Спасли целую область. Потому что нашли там нефть и газ.
И в этой победе был настоящий герой.
Пророков!
Человек, который то и дело шел на риск, воюя со сторонниками затопления, утверждавшими, что добывать нефть и газ в крайнем случае можно из-под воды.
Этот человек настоял на своем. И был переведен вскоре в другое место. В область, где находился и город Лунинск. Назначен первым секретарем обкома партии. Случилось это в начале шестидесятых годов. Там Пророкову предстояло вместо поисков нефти и газа развивать цветную металлургию. Он был, естественно, коммунистом и поехал туда, куда послала его партия. Так он сам сказал позднее Гею. Сказал, как потом признался сам же, полуправду. Развивать цветную металлургию ему и впрямь вменили в обязанность, это факт, но истинная причина перевода из нефтяного края была в том, что Пророков позволил себе высказать свою особую точку зрения на характер экономических взаимоотношений нашей страны с другими странами, в том числе не совсем дружескими. Он имел в виду газ и нефть Западной Сибири как обменный эквивалент в торговле.
Георгий сказал однажды Гею, с глазу на глаз конечно, что сама жизнь и международная обстановка расставили в этом споро свои акценты.
Гей не знал, что и ответить.
Позже он знал, что ответить, но его уже никто не спрашивал.
Следовательно, строго сказал себе Гей, ни в коем случае нельзя забывать, что его знакомству с Бээном предшествовало знакомство с Пророковым.
То есть знакомство с Пророковым уже очное. Которое состоялось в середине семидесятых годов, когда у Пророкова в области проходило Всесоюзное совещание, посвященное проблемам развития цветной металлургии.
Пророков сам заговорил с Геем, когда их смешанную бригаду научных и творческих работников, которые были как бы гостями совещания, прямо из аэропорта привезли в музей города Лунинска, где был специальный раздел, посвященный вождю. Именно там, в музее, кто-то шепнул Пророкову, что Гей родом из Лунинска, и тогда-то Пророков спросил Гея напрямик: "Так ты, значит, наш земляк, лунинец?" - показывая, во-первых, что он и сам считает себя земляком лунинцев, хотя был москвичом по рождению, а во-вторых, как бы привечая особо Гея, самого молодого в бригаде научных работников.
И тогда Гей, смутившись, сказал: "Да, я родом из Лунинска ".
И Пророков тут же подозвал Бээна и вроде как рекомендовал ему Гея: "Твой земляк..." - после чего сказал донельзя смущенному Гею, кивая на Бээна: "Сделай о нем очерк. Это наш старый кадр. Наш современник..."
А когда к их разговору, происходившему, значит, прямо в музее, стали прислушиваться другие, Пророков сказал:
- Так и озаглавь. НАШ СОВРЕМЕННИК.
Потом, помолчав, сказал:
- Нет. Лучше так. Современник. Чтобы коротко и ясно.
Вот как, значит, было дело.
Как же он мог забыть о Пророкове?
Кстати, если продолжать этот ряд, то можно сказать, что знакомству с Алиной, у которой он сейчас находился в ее номере "Гранд-отеля", предшествовало знакомство Гея с музеем в Ломнице, где хотя и не было ленинского раздела, но был живой человек, Иван Богуш, фанатик, энтузиаст, который много лет помимо основной работы занимался исследованием деятельности Ленина в Татрах.
Но Богуш - это не Бээн.
Богуш тут ни при чем.
Коли уж Гей вспомнил опять про Ленина, то нелишне было бы вспомнить и о том, что он писал в своей заявке на эту зарубежную поездку.
"Работой над образом Ленина, - писал Гей, - я обязан самому факту своего рождения в городе, где есть музей с отделом, посвященным Ленину, именно там, в Лунинске, у меня возникла мысль написать антивоенную книгу..."
Без этой заявки, естественно, не было бы и командировки за границу.
Следовательно, знакомством с Пророковым он был обязан тому, что родился в Лунинске, то есть обязан был, как ни крути, самому Ленину.
Хотя, может быть, это нескромно сказано...
Но ведь кое-кто мог бы подумать, что он приехал сюда, в "Гранд-отель", чтобы разводить шуры-муры с незнакомой шатенкой в розовом.
Алина застряла в ванной.
Поглядывая на телефон, Гей достал из Красной Папки журнал.
Он почти сразу нашел нужные страницы.
Физик на ранчо президента во время уик-энда...
Но сначала этот физик, атомный маньяк, как его называют даже коллеги, нанес визит в Белый дом, встретился там с Джорджем Кенуорси, помощником Рейгана, затем напечатал статью в журнале "Ридерс дайджест".
Атомного маньяка преследовала идея нового атомного трюка.
Маленькая ядерная бомбочка выстреливает в космос, там она, естественно, взрывается и с помощью особых зеркал посылает во все стороны лазерные лучи, которые, тоже естественно, сжигают на своем пути не только спутники и ракеты противника, но и все, что находится на Земле.
Ах, какой сногсшибательный трюк!
Лучший номер сезона!
И президент, натура артистическая, трюк этот оценил, и атомный маньяк получил от президента личное приглашение провести с ним уик-энд.
Такие дела.
И тут появилась из ванной Алина.
- Так зачем вы подошли в ресторане ко мне? - повторил Гей, держа в руках журнал.
Алина открыла холодильник и достала бутылку. Ему пришлось взять ее и открыть, а затем и разлить по бокалам.
Алина села в кресло и взяла свой бокал.
Гей смотрел на нее почти враждебно.
Алина сделала глоток.
И улыбнулась.
Он чуть не сорвался - так и подмывало сказать ей что-то хлесткое.
Вдруг посерьезнев, она тихо промолвила:
- Я увидела вас и подумала, что вот с вами бы, наверно, я смогла начать все сначала, заранее зная, чем это кончится...
Глядя на нее, он взял свой бокал и тоже сделал глоток.
Потом выпил залпом.
Зубы лязгнули о стекло.
Он почувствовал, что не может сказать ей сейчас ни единого слова.
На него нашло редкое, чудовищное волнение.
Не было голоса.
Он знал, что голоса не было.
Язык присох к нёбу.
И не было сил глянуть ей в лицо.
Когда же это было с ним такое?
Он помнил только одно.
Тогда перед ним был почти полный зал народа.
Незнакомые чужие люди.
Незнакомые чужие лица.
Сытые.
Одетые с иголочки.
Отчужденные.
Хотя и соотечественники.
Словно он был им не друг, товарищ и брат, а вроде как западный буржуа.
Напряженное до презрительности любопытство к человеку, соотечественнику, который осмелился сыграть с ними, почти западными людьми, партию, комбинация один к иксу... сколько же их тогда было, игроков во все мыслимые и немыслимые игры?
Господи, и о чем он хотел им тогда сказать?
Безумец.
Ему нечего было сказать ей.
И она смотрела на него уже почти точно так же, как смотрели потом на него те незнакомые чужие люди из первых, вторых, третьих... десятых рядов.
Это был ужасный конфуз людей, которым не от его конфуза нужно было конфузиться, потому что они сидели как попки и смотрели как попки на конфуз человека, страдающего от того, что он не знал, как им сказать о том, что они напыщенные, надменные, ничтожные, одетые в импортное барахло молчаливые попки, слепые и глухие ко всему тому, что больно ранит его душу, что делает его самого больным и сконфуженным, он страдал от того, что щадил их, а они, конечно, видели такой небывалый конфуз, но добивали его своей нескрываемой сконфуженностью, они будто смотрели на сцене половой акт, и у него, выходит, ничего но получалось, впрочем, это был совсем другой конфуз толпы - как если бы толпа сама хотела полового акта, но у толпы ничего не получалось.
Гей судорожно вздохнул и молча протянул Алине журнал, раскрытый на той странице, где было описание уик-энда на вилле Президента.
Журнал жег ему кожу рук.
Будто глянцевая бумага распадалась на атомы и молекулы.
Алина с опаской взяла журнал.
Судя по всему, уик-энд удался на славу.
Президент, в голубом джинсовом костюме, слегка поношенном, и ковбойских сапогах из желтой кожи с бронзовыми заклепками на голенищах, напоминавшими лошадиную сбрую с медными насечками, которую Гей впервые увидел еще во время войны в одной сибирской деревне, не то чтобы казался моложе своих лет, но был весьма подвижен, изящен, будто настоящий ковбои, при этом ироничен как никогда, и даже Первая Леди государства, супруга Президента, знавшая лучше других веселый нрав мужа, отметила про себя, что он сегодня в ударе.
- Хорошие новости? - спросила она, улучив минутку, когда гости. Физик и Кинозвезда, приотстали на своих лошадях.
- О да! - улыбнулся Президент.
У него была замечательная улыбка, которую любили телезрители.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47