– Может, к тому времени он что-то выяснит.
– Значит, у нас есть время для ленча. – До Райкера вдруг дошло, что со времени завтрака прошло много часов. – Может, составите мне компанию?
– В конференц-зале есть репликатор, – предложила Гретхен. – Мы сможем есть и продолжать изучение файлов. – Она поднялась и направилась в конференц-зал; идя следом за ней, Райкер улыбнулся. Гретхен взяла хороший темп; в каждом её движении чувствовалась целеустремлённость. Интересно, подумал Райкер, всегда ли она так поглощена своей работой. Если да, то маловероятно, чтобы у неё были друзья, мужчины или женщины – у неё просто не было времени ни с кем подружиться.
Он вдруг осознал, что за все те часы, что они за последнюю неделю провели вместе, он почти ничего о ней не узнал. Она всегда была приветлива и дружелюбна, но не считая своих имён, они ничего друг другу о себе не рассказали. Райкер решил, что надо будет что-то сделать.
Она благоразумно заказала овощной салат и рисовую лепёшку; чего-нибудь в таком роде он от неё и ожидал. Сам он предпочёл омлет, хотя так и не сумел привыкнуть ко вкусу синтезированных яиц.
– Я предпочёл бы настоящие яйца, – сказал он, и она взглянула на него с некоторым удивлением.
– Вы имеете в виду – Вы предпочли бы сами его приготовить? – переспросила она.
– Мне нравится готовить. Не то, чтобы я всегда готовил, но омлет вполне могу сделать.
– Из чего? – она казалось искренне заинтересованной.
– Яйца, овощи – из того, что удаётся раздобыть. Это бывает нечасто. – Он ненадолго замолчал, поливая омлет кетчупом. Вкус у синтезированного кетчупа был ещё более странным, чем у синтезированных яиц, но они удачно сочетались.
– Я никогда не готовлю, – сказала Гретхен. – Моя мама никогда не готовит. И никто из моих родных не готовит. По-моему, это пустая трата времени.
Райкер улыбнулся. Это не было редкостью. Наоборот, люди, умеющие готовить какую-нибудь пищу – особенно в Звёздном Флоте – встречались всё реже и реже.
– Для меня это отдушина. Всякий раз, когда я что-то готовлю, стараюсь внести что-то новое, так чтобы ничего дважды не получалось одинаково.
– Почему? – она слегка нахмурилась.
Он пожал плечами.
– А Вам не нравиться что-то делать… просто потому, что это доставляет Вам удовольствие?
Она немного подумала.
– Мне нравится моя работа. Она доставляет мне удовольствие.
– Я имею в виду, кроме работы. Музыка, искусство, чтение, спорт… – Вспомнив зелёные холмы её родного штата, он предположил, – садоводство.
– Только не это. В Индиане я так насмотрелась на сады, что мне хватит на всю оставшуюся жизнь. – Она с улыбкой взглянула на него, и он заметил золотистые крапинки в её глазах. – Понимаете, я с самого детства знала, что хочу служить в Звёздном Флоте. Я понимала, чего стоит попасть в Академию, и я дала себе слово, что не позволю, чтобы мне что-либо помешало.
Райкер кивнул. Он знал, каких усилий стоит поступить в Академию; знал, какая многолетняя упорная подготовка требуется для этого. Но всё же у него находилось время для занятий спортом, игры на пианино, чтения. Да просто для прогулок по заснеженному лесу, когда идёшь и мечтаешь на ходу… Должно быть, это у него было от матери; его отцу претила мечтательность.
– Мои родители поддерживали меня во всём, – продолжала она. – Все наша семья меня поддерживала. Мои брат и сестра взяли на себя мою долю домашней работы, чтобы у меня было больше времени для занятий. Моё поступление в Академию было целью для всей семьи. Все они многим пожертвовали, чтобы я дать мне такую возможность, и я всегда чувствовала, что не имею права их подвести.
Она машинально ткнула вилкой в салат. Райкер почувствовал жалость к этой серьёзной молодой женщине с гипертрофированным чувством долга. Интересно, обрадовались бы её родные, узнай они, что она отказалось от всего, что могло бы доставить ей удовольствие, за исключением своей работы. Он в этом сильно сомневался. Они могут гордиться ею и радоваться, что их совместные усилия не пропали зря; но всё же они наверняка хотели бы, чтобы она время от времени доставляла себе развлечение.
– Энсин, как Ваш командир, я даю Вам приказ. – Она резко вскинула голову, глядя ему в лицо.
– Да, сэр, – чётко ответила она. Он едва не улыбнулся её серьёзности.
– Я хочу, чтобы Вы нашли себе хобби. – Она посмотрела непонимающе. – Неважно, что именно, но Вы должны посвящать этому не меньше десяти часов в неделю. И это не должно быть связано с работой.
Они как раз обсуждали, что именно это может быть, и Райкер предложил ей научиться играть на контрабасе – она никогда не слышала о контрабасе – когда пришло сообщение от Докачина. Закдорн сообщал, что нашёл сообщника похитителей.
Вернее, сообщницу. Ею оказалась закдорнианка по имени Гельфина. Райкеру она показалась патетической, с её коренастой неуклюжей фигурой и плаксивым голосом. Сидя перед ним, она нервно сплетала и расплетала пальцы; в глазах у неё уже стояли слёзы. Райкер подумал, что с ней следует обращаться мягко – любой другой подход будет жестокостью.
Гретхен явно не считалась с подобными соображениями.
К удивлению Райкера она повела допрос безжалостно; ни слёзы, ни сбивчивые оправдания закдорнианки, не трогали её.
– Мы идентифицировали Ваш почерк работы на компьютере, – с места в карьер обрушилась на Гельфину Гретхен. Мы сравнили Ваши личные и служебные файлы с файлами отправки грузов на «Триполи». Если Вы считаете, что мы допустили ошибку, у Вас будет возможность сделать типовой файл, чтобы мы могли сравнить почерк.
Гельфина горестно замотала головой. Она знала, что почерк работы на компьютере для столь пунктуальной и педантичной расы, как закдорны, был столь же индивидуальной характеристикой, как отпечатки пальцев для землян. Двух человек с одинаковым компьютерным почерком не существовало в природе, и технология идентификации такого почерка была безошибочной.
– Значит, Вы признаёте, что это Ваш почерк? – безжалостно спросила Гретхен, и Гельфина кивнула, шмыгнув носом.
– И Вы признаёте, что ввели координаты «Триполи» в компьютерную систему депо?
Женщина заколебалась, огляделась, прикидывая возможности выкарабкаться из сложившейся ситуации. Глянув в зелёные глаза Гретхен, которые, казалось, испускали всепроникающие лучи, она отбросила всякую надежду.
Гельфина кивнула.
– Почему? – спросил Райкер. Его всегда интересовало, что заставляет людей совершать поступки, явно идущие им во вред. Но в ответ Гельфина лишь разрыдалась, отчего её толстые, круглые плечи заходили ходуном.
Гретхен метнула на него осуждающий взгляд. Она явно считала, этот вопрос и вызванные им рыдания помехой на пути к выяснению истины. И она была права. Но Райкеру просто было интересно. Кое-как справившись со слезами, Гельфина впервые заговорила.
– Он был добр ко мне, – невнятно произнесла она. – Он говорил, что я х-хорошенькая. – Тут она снова разревелась, и Райкер понял, что его вопрос выявил более чем мотив. Это поняла и Гретхен. Метнув на Гельфину быстрый взгляд, она отодвинулась от неё. Райкер занял место перед плачущей закдорнианкой.
– Гельфина, – заговорил он мягко. – Я знаю, это тяжело для Вас. Но нам необходима Ваша помощь. Я думаю, Вас обманули. Вы можете сказать, кто это сделал?
Она провела рукой по заплаканному лицу, пытаясь сдержать слёзы.
– Он не обманывал меня… Он думал обо мне. Он понимал меня. Никто, кроме него, никогда ко мне так не относился… А теперь он мёртв! – Тут последовал новый взрыв рыданий. Райкер терпеливо ждал, пока она сможет продолжать.
Картина складывалась следующая. Невзрачная, туповатая Гельфина, которой не приходилось надеяться на что-либо лучшее, чем работа техника, была лёгкой добычей для соблазнителя. Несколько ласковых слов, комплимент, немного сочувствия – и беспринципный человек мог добиться всего, чего хотел.
– Он был на том корабле, который взорвался, – догадался Райкер, и Гельфина кивнула, вытирая тыльной стороной ладони покрасневшие, припухшие глаза. – Как его звали?
– М-М-Мелькор. – Она снова вздрогнула, будто имя грозило вызвать новый приступ рыданий.
– И он попросил Вас перенастроить компьютер, чтобы все думали, что «Триполи» всё ещё находится в своём секторе? – Ещё один кивок. Райкер чувствовал, что она вот-вот опять расплачется. – Вы знаете, зачем ему это понадобилось? Что он делал с украденным оборудованием?
Она отрицательно замотала головой.
– Вам известно, с кем он был связан? – Она опять замотала головой. Райкер подался к ней, взял её мокрую от слёз руку в свои. – Гельфина, – мягко сказал он, – Вы очень храбры. Я хочу рекомендовать закдорнским властям отнестись к Вам с пониманием. Но я был бы очень признателен, если бы Вы могли сказать мне, кто ещё мог знать Мелькорна.
При этих словах она вскинула голову, и круглое её лицо вспыхнуло от гнева.
– Амари, – выпалила она. – Ленивая, толстая, никчёмная дура. Его бывшая жена.
Амари лизнула солёную палочку, которую держала в одной руке, пока три остальные скользили по клавиатуре. Несколько месяцев она клялась себе, что бросит эти палочки, и однажды даже смогла продержаться целых четыре дня. Но тяга к палочкам стала настолько сильной, что в какой-то миг она осознала, что держит палочку дрожащими пальцами и жадно лижет её, совершенно не помня, как это получилось.
После этого случая она смирилась. Ну, проживёт она на несколько месяцев меньше – что за печаль? Всё равно жизнь у неё такая, что вряд ли она будет жалеть об этом. Скорее, наоборот.
Со вздохом отложив палочку, Амари опустила четвёртую руку на клавиатуру. Именно ради этого посетители приходили во «Дворец Шерна»: смотреть, как играет на пианино четырёхрукая женщина и подпрыгивает в такт музыке объёмистым животом. Хотя, как отметила она, оглядевшись, теперь приходят немногие. В баре было почти пусто; за столами сидели лишь несколько потрёпанного вида завсегдатаев, да и те, по большей части, не обращали на её игру никакого внимания.
Кто мог винить их? Всё это они уже слышали много раз. Новых клиентов не было; те, кто продолжал приходить сюда, делали это лишь потому, что им больше некуда было идти. «Дворец Шерна». Тоже – дворец. Заштатная потрёпанная забегаловка, чьи лучшие дни остались далеко в прошлом. Хоть сам Шерн и был филимзианином, помещение было отделано в чисто закдорнианском стиле: красные панели, канаты, цепи, сети и – интересно, неужели их где-то ещё делают? – каменные птицы шрива у входа.
Амари давно уже могла играть весь свой вечерний репертуар машинально. Привычно, совершенно не задумываясь, она переходила от одного произведения к другому.
К сожалению, это оставляло ей много времени для размышлений.
Размышления эти последнее время были не из приятных – слишком часто в жизни ей пришлось разочаровываться. Все неверные шаги, все ошибки, которые ей довелось совершить, постоянно возникали в памяти. Как правило, ошибки касались мужчин. Фрэнк, Нард, Мелькор, Реннинум… каждый из них был ошибкой. Что было в ней такого, что притягивало этот космический хлам? Неужели во всей этой Галактике больше не осталось достойных мужчин?
Глянув через плечо в стенную панель, где, как она знала, можно увидеть своё отражение, и заодно лизнув несколько раз солёную палочку, Амари подумала, что выглядит неплохо. Конечно, чуть полнее, чем в юности, но большинству мужчин нравятся полные женщины. Причёска её всегда была аккуратна, локоны тщательно завиты. Макияж был тщательно наложен – с этим она управлялась быстро, ибо её четыре руки были удобны не только для игры на пианино – и нашлось бы немало мужчин, готовых подтвердить это. Кольца в носу были изящны, и она носила одно из своих лучших платьев, розовое – этот цвет ей очень шёл – чуть блестящее.
– Амари…
Осточертевший голос Шерна, владельца заведения, ворвался в её размышления. Она раздражённо подняла глаза.
– Что, Шерн?
– Клиенты впадают в сон. Музыки больше красивой можно слышать?
Шерн выводил её из себя. В век универсальных переводчиков не пользоваться ими было просто глупо. Почему Шерн упорно предпочитал убивать язык своими попытками казаться здешним, было за гранью её понимания. Она ненавидела его худое чешуйчатое лицо и немигающие птичьи глаза. Но больше всего она ненавидела его за то, что от него зависело, будет ли ей, на что жить. А последнее время ей никак не удавалось угодить ему.
– Когда ты брал меня на работу, Шерн, тебе моя игра нравилась.
– Но повторение есть всё время. Нельзя ли разнообразия?
Разнообразия. Да она может сыграть по памяти четыре тысячи произведений – этого хватило бы на несколько дней подряд – а он упрекает её в однообразии. Она разражено схватила палочку и сунула её в рот.
– Скажи мне, что ты хочешь, Шерн, и я сыграю тебе это. Лучше, чем любой, кто согласится работать на тебя за эту плату. – Из-за палочки во рту слова прозвучали немного неразборчиво, но она не сомневалась, что он уловил смысл.
– Если клиентов не будет, работа не продолжится, – прошипел он и, многозначительно глянув на неё, отошёл.
Среди страхов Амари на втором месте был страх, что ей придётся провести остаток дней своих в этом заштатном баре, за солёными палочками и игрой на пианино, так и не узнав любви хорошего человека и радости материнства.
А на первом месте был страх, что её не придётся провести здесь остаток дней своих, что её вышвырнут с работы, и ей придётся искать что-нибудь другое. А уж это будет практически невозможно, ибо с этими несуразными созданиями, называющими себя закдорнами, она не ладила.
Будь её воля, она в жизни не поселилась бы здесь; Квалор находился за много световых лет от её родной планеты, и не только в смысле расстояния. Талемстру, где она родилась, населяли миролюбивые, творческие существа, имеющие четыре руки и пользующиеся ими для занятий искусствами. Музыка, ваяние, танцы – вот чем самозабвенно занимались её сородичи, и Амари отдала бы всё на свете за возможность вернуться к ним. На Квалоре её оставил её третий муж, Нард, красивый авантюрист, к несчастью, не отличавшийся постоянством. Он бросил её ради сиблитской красотки, которая была слишком молода для него и слишком худа. Потом Амари узнала, что он и её бросил. Но ей-то что с этого – она застряла на Квалоре.
Она ненавидела Квалор и ненавидела закдорнов. Скучные, напыщенные уродцы, совершенно не умеющие ценить творческую личность. Она не могла выполнять ни одну из тех работ, которые они ей предлагали; возиться с колонками цифр и списками файлов – это не для неё. Она не знала ничего, кроме музыки, и если она потеряет эту работу, ей будет по-настоящему плохо. Бездомная, одинокая, она умрёт на этой ужасной планете, и некому даже будет оплакать её смерть.
Амари проглотила последние кристаллики соли, передёрнувшись от горечи во рту. Схватив одной рукой кружку с таксорнским элем, она залпом осушила её, а затем атаковала клавиатуру всеми четырьмя руками. Она заставит Шерна проглотить свои слова. Разнообразие? Она покажет ему разнообразие.
Она играла в бешеном темпе, когда в бар вошёл мужчина, и сердце её учащённо забилось. Он был высок и ошеломляюще красив, с аккуратно подстриженной бородкой и усами. Красный костюм – или это была форма? – сидел на нём, как влитой, а глаза его были такого же цвета, как моря Хуалота.
С ним была женщина – худая, вернее, тощая. Амари знала, что такая жердь – кожа да кости – не может быть привлекательной для такого мужчины. Тёмные волосы женщины были аккуратно собраны, лицо без макияжа выглядело тусклым, и на ней был костюм такого же покроя, как у мужчины, но только коричневый.
Амари заиграла ещё громче, раскачиваясь на стуле. Этот человек подойдёт к ней, и они будут играть вместе.
Впервые за весь вечер, Амари улыбнулась.
Райкер обвёл взглядом сумрачное помещение. Немногие посетители сидели подальше от входа, едва различимые в полумраке. Несколько женщин – явно проститутки – лениво стояли у стойки бара в тщетном ожидании клиентов.
Он знал, что стоящая рядом Гретхен изучает помещение с не меньшим вниманием. Райкер не был уверен, что поступил правильно, взяв её с собой. Она, конечно же, настаивала, чтобы пойти с ним, и Ворф поддержал её: начальник службы безопасности предпочитал, чтобы в каждом экспедиционном отряде был хотя бы один из его людей.
И тем не менее, Райкер считал, что эта обшарпанная дыра – неподходящее место для молодой женщины из Индианы. Он не сомневался, что знай Гретхен, о чём он думает, она пришла бы в ярость, и потому никогда бы не высказал этого вслух. Но назовите его старомодным – здесь не место леди.
Амари он заметил сразу же; она бросалась в глаза своими четырьмя руками, но он узнал бы её и так. Полная, с густыми крашеными чёрными волосами и слишком накрашенным лицом; на пальцах, в волосах и в носу – дешёвого вида кольца с поддельными камнями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Значит, у нас есть время для ленча. – До Райкера вдруг дошло, что со времени завтрака прошло много часов. – Может, составите мне компанию?
– В конференц-зале есть репликатор, – предложила Гретхен. – Мы сможем есть и продолжать изучение файлов. – Она поднялась и направилась в конференц-зал; идя следом за ней, Райкер улыбнулся. Гретхен взяла хороший темп; в каждом её движении чувствовалась целеустремлённость. Интересно, подумал Райкер, всегда ли она так поглощена своей работой. Если да, то маловероятно, чтобы у неё были друзья, мужчины или женщины – у неё просто не было времени ни с кем подружиться.
Он вдруг осознал, что за все те часы, что они за последнюю неделю провели вместе, он почти ничего о ней не узнал. Она всегда была приветлива и дружелюбна, но не считая своих имён, они ничего друг другу о себе не рассказали. Райкер решил, что надо будет что-то сделать.
Она благоразумно заказала овощной салат и рисовую лепёшку; чего-нибудь в таком роде он от неё и ожидал. Сам он предпочёл омлет, хотя так и не сумел привыкнуть ко вкусу синтезированных яиц.
– Я предпочёл бы настоящие яйца, – сказал он, и она взглянула на него с некоторым удивлением.
– Вы имеете в виду – Вы предпочли бы сами его приготовить? – переспросила она.
– Мне нравится готовить. Не то, чтобы я всегда готовил, но омлет вполне могу сделать.
– Из чего? – она казалось искренне заинтересованной.
– Яйца, овощи – из того, что удаётся раздобыть. Это бывает нечасто. – Он ненадолго замолчал, поливая омлет кетчупом. Вкус у синтезированного кетчупа был ещё более странным, чем у синтезированных яиц, но они удачно сочетались.
– Я никогда не готовлю, – сказала Гретхен. – Моя мама никогда не готовит. И никто из моих родных не готовит. По-моему, это пустая трата времени.
Райкер улыбнулся. Это не было редкостью. Наоборот, люди, умеющие готовить какую-нибудь пищу – особенно в Звёздном Флоте – встречались всё реже и реже.
– Для меня это отдушина. Всякий раз, когда я что-то готовлю, стараюсь внести что-то новое, так чтобы ничего дважды не получалось одинаково.
– Почему? – она слегка нахмурилась.
Он пожал плечами.
– А Вам не нравиться что-то делать… просто потому, что это доставляет Вам удовольствие?
Она немного подумала.
– Мне нравится моя работа. Она доставляет мне удовольствие.
– Я имею в виду, кроме работы. Музыка, искусство, чтение, спорт… – Вспомнив зелёные холмы её родного штата, он предположил, – садоводство.
– Только не это. В Индиане я так насмотрелась на сады, что мне хватит на всю оставшуюся жизнь. – Она с улыбкой взглянула на него, и он заметил золотистые крапинки в её глазах. – Понимаете, я с самого детства знала, что хочу служить в Звёздном Флоте. Я понимала, чего стоит попасть в Академию, и я дала себе слово, что не позволю, чтобы мне что-либо помешало.
Райкер кивнул. Он знал, каких усилий стоит поступить в Академию; знал, какая многолетняя упорная подготовка требуется для этого. Но всё же у него находилось время для занятий спортом, игры на пианино, чтения. Да просто для прогулок по заснеженному лесу, когда идёшь и мечтаешь на ходу… Должно быть, это у него было от матери; его отцу претила мечтательность.
– Мои родители поддерживали меня во всём, – продолжала она. – Все наша семья меня поддерживала. Мои брат и сестра взяли на себя мою долю домашней работы, чтобы у меня было больше времени для занятий. Моё поступление в Академию было целью для всей семьи. Все они многим пожертвовали, чтобы я дать мне такую возможность, и я всегда чувствовала, что не имею права их подвести.
Она машинально ткнула вилкой в салат. Райкер почувствовал жалость к этой серьёзной молодой женщине с гипертрофированным чувством долга. Интересно, обрадовались бы её родные, узнай они, что она отказалось от всего, что могло бы доставить ей удовольствие, за исключением своей работы. Он в этом сильно сомневался. Они могут гордиться ею и радоваться, что их совместные усилия не пропали зря; но всё же они наверняка хотели бы, чтобы она время от времени доставляла себе развлечение.
– Энсин, как Ваш командир, я даю Вам приказ. – Она резко вскинула голову, глядя ему в лицо.
– Да, сэр, – чётко ответила она. Он едва не улыбнулся её серьёзности.
– Я хочу, чтобы Вы нашли себе хобби. – Она посмотрела непонимающе. – Неважно, что именно, но Вы должны посвящать этому не меньше десяти часов в неделю. И это не должно быть связано с работой.
Они как раз обсуждали, что именно это может быть, и Райкер предложил ей научиться играть на контрабасе – она никогда не слышала о контрабасе – когда пришло сообщение от Докачина. Закдорн сообщал, что нашёл сообщника похитителей.
Вернее, сообщницу. Ею оказалась закдорнианка по имени Гельфина. Райкеру она показалась патетической, с её коренастой неуклюжей фигурой и плаксивым голосом. Сидя перед ним, она нервно сплетала и расплетала пальцы; в глазах у неё уже стояли слёзы. Райкер подумал, что с ней следует обращаться мягко – любой другой подход будет жестокостью.
Гретхен явно не считалась с подобными соображениями.
К удивлению Райкера она повела допрос безжалостно; ни слёзы, ни сбивчивые оправдания закдорнианки, не трогали её.
– Мы идентифицировали Ваш почерк работы на компьютере, – с места в карьер обрушилась на Гельфину Гретхен. Мы сравнили Ваши личные и служебные файлы с файлами отправки грузов на «Триполи». Если Вы считаете, что мы допустили ошибку, у Вас будет возможность сделать типовой файл, чтобы мы могли сравнить почерк.
Гельфина горестно замотала головой. Она знала, что почерк работы на компьютере для столь пунктуальной и педантичной расы, как закдорны, был столь же индивидуальной характеристикой, как отпечатки пальцев для землян. Двух человек с одинаковым компьютерным почерком не существовало в природе, и технология идентификации такого почерка была безошибочной.
– Значит, Вы признаёте, что это Ваш почерк? – безжалостно спросила Гретхен, и Гельфина кивнула, шмыгнув носом.
– И Вы признаёте, что ввели координаты «Триполи» в компьютерную систему депо?
Женщина заколебалась, огляделась, прикидывая возможности выкарабкаться из сложившейся ситуации. Глянув в зелёные глаза Гретхен, которые, казалось, испускали всепроникающие лучи, она отбросила всякую надежду.
Гельфина кивнула.
– Почему? – спросил Райкер. Его всегда интересовало, что заставляет людей совершать поступки, явно идущие им во вред. Но в ответ Гельфина лишь разрыдалась, отчего её толстые, круглые плечи заходили ходуном.
Гретхен метнула на него осуждающий взгляд. Она явно считала, этот вопрос и вызванные им рыдания помехой на пути к выяснению истины. И она была права. Но Райкеру просто было интересно. Кое-как справившись со слезами, Гельфина впервые заговорила.
– Он был добр ко мне, – невнятно произнесла она. – Он говорил, что я х-хорошенькая. – Тут она снова разревелась, и Райкер понял, что его вопрос выявил более чем мотив. Это поняла и Гретхен. Метнув на Гельфину быстрый взгляд, она отодвинулась от неё. Райкер занял место перед плачущей закдорнианкой.
– Гельфина, – заговорил он мягко. – Я знаю, это тяжело для Вас. Но нам необходима Ваша помощь. Я думаю, Вас обманули. Вы можете сказать, кто это сделал?
Она провела рукой по заплаканному лицу, пытаясь сдержать слёзы.
– Он не обманывал меня… Он думал обо мне. Он понимал меня. Никто, кроме него, никогда ко мне так не относился… А теперь он мёртв! – Тут последовал новый взрыв рыданий. Райкер терпеливо ждал, пока она сможет продолжать.
Картина складывалась следующая. Невзрачная, туповатая Гельфина, которой не приходилось надеяться на что-либо лучшее, чем работа техника, была лёгкой добычей для соблазнителя. Несколько ласковых слов, комплимент, немного сочувствия – и беспринципный человек мог добиться всего, чего хотел.
– Он был на том корабле, который взорвался, – догадался Райкер, и Гельфина кивнула, вытирая тыльной стороной ладони покрасневшие, припухшие глаза. – Как его звали?
– М-М-Мелькор. – Она снова вздрогнула, будто имя грозило вызвать новый приступ рыданий.
– И он попросил Вас перенастроить компьютер, чтобы все думали, что «Триполи» всё ещё находится в своём секторе? – Ещё один кивок. Райкер чувствовал, что она вот-вот опять расплачется. – Вы знаете, зачем ему это понадобилось? Что он делал с украденным оборудованием?
Она отрицательно замотала головой.
– Вам известно, с кем он был связан? – Она опять замотала головой. Райкер подался к ней, взял её мокрую от слёз руку в свои. – Гельфина, – мягко сказал он, – Вы очень храбры. Я хочу рекомендовать закдорнским властям отнестись к Вам с пониманием. Но я был бы очень признателен, если бы Вы могли сказать мне, кто ещё мог знать Мелькорна.
При этих словах она вскинула голову, и круглое её лицо вспыхнуло от гнева.
– Амари, – выпалила она. – Ленивая, толстая, никчёмная дура. Его бывшая жена.
Амари лизнула солёную палочку, которую держала в одной руке, пока три остальные скользили по клавиатуре. Несколько месяцев она клялась себе, что бросит эти палочки, и однажды даже смогла продержаться целых четыре дня. Но тяга к палочкам стала настолько сильной, что в какой-то миг она осознала, что держит палочку дрожащими пальцами и жадно лижет её, совершенно не помня, как это получилось.
После этого случая она смирилась. Ну, проживёт она на несколько месяцев меньше – что за печаль? Всё равно жизнь у неё такая, что вряд ли она будет жалеть об этом. Скорее, наоборот.
Со вздохом отложив палочку, Амари опустила четвёртую руку на клавиатуру. Именно ради этого посетители приходили во «Дворец Шерна»: смотреть, как играет на пианино четырёхрукая женщина и подпрыгивает в такт музыке объёмистым животом. Хотя, как отметила она, оглядевшись, теперь приходят немногие. В баре было почти пусто; за столами сидели лишь несколько потрёпанного вида завсегдатаев, да и те, по большей части, не обращали на её игру никакого внимания.
Кто мог винить их? Всё это они уже слышали много раз. Новых клиентов не было; те, кто продолжал приходить сюда, делали это лишь потому, что им больше некуда было идти. «Дворец Шерна». Тоже – дворец. Заштатная потрёпанная забегаловка, чьи лучшие дни остались далеко в прошлом. Хоть сам Шерн и был филимзианином, помещение было отделано в чисто закдорнианском стиле: красные панели, канаты, цепи, сети и – интересно, неужели их где-то ещё делают? – каменные птицы шрива у входа.
Амари давно уже могла играть весь свой вечерний репертуар машинально. Привычно, совершенно не задумываясь, она переходила от одного произведения к другому.
К сожалению, это оставляло ей много времени для размышлений.
Размышления эти последнее время были не из приятных – слишком часто в жизни ей пришлось разочаровываться. Все неверные шаги, все ошибки, которые ей довелось совершить, постоянно возникали в памяти. Как правило, ошибки касались мужчин. Фрэнк, Нард, Мелькор, Реннинум… каждый из них был ошибкой. Что было в ней такого, что притягивало этот космический хлам? Неужели во всей этой Галактике больше не осталось достойных мужчин?
Глянув через плечо в стенную панель, где, как она знала, можно увидеть своё отражение, и заодно лизнув несколько раз солёную палочку, Амари подумала, что выглядит неплохо. Конечно, чуть полнее, чем в юности, но большинству мужчин нравятся полные женщины. Причёска её всегда была аккуратна, локоны тщательно завиты. Макияж был тщательно наложен – с этим она управлялась быстро, ибо её четыре руки были удобны не только для игры на пианино – и нашлось бы немало мужчин, готовых подтвердить это. Кольца в носу были изящны, и она носила одно из своих лучших платьев, розовое – этот цвет ей очень шёл – чуть блестящее.
– Амари…
Осточертевший голос Шерна, владельца заведения, ворвался в её размышления. Она раздражённо подняла глаза.
– Что, Шерн?
– Клиенты впадают в сон. Музыки больше красивой можно слышать?
Шерн выводил её из себя. В век универсальных переводчиков не пользоваться ими было просто глупо. Почему Шерн упорно предпочитал убивать язык своими попытками казаться здешним, было за гранью её понимания. Она ненавидела его худое чешуйчатое лицо и немигающие птичьи глаза. Но больше всего она ненавидела его за то, что от него зависело, будет ли ей, на что жить. А последнее время ей никак не удавалось угодить ему.
– Когда ты брал меня на работу, Шерн, тебе моя игра нравилась.
– Но повторение есть всё время. Нельзя ли разнообразия?
Разнообразия. Да она может сыграть по памяти четыре тысячи произведений – этого хватило бы на несколько дней подряд – а он упрекает её в однообразии. Она разражено схватила палочку и сунула её в рот.
– Скажи мне, что ты хочешь, Шерн, и я сыграю тебе это. Лучше, чем любой, кто согласится работать на тебя за эту плату. – Из-за палочки во рту слова прозвучали немного неразборчиво, но она не сомневалась, что он уловил смысл.
– Если клиентов не будет, работа не продолжится, – прошипел он и, многозначительно глянув на неё, отошёл.
Среди страхов Амари на втором месте был страх, что ей придётся провести остаток дней своих в этом заштатном баре, за солёными палочками и игрой на пианино, так и не узнав любви хорошего человека и радости материнства.
А на первом месте был страх, что её не придётся провести здесь остаток дней своих, что её вышвырнут с работы, и ей придётся искать что-нибудь другое. А уж это будет практически невозможно, ибо с этими несуразными созданиями, называющими себя закдорнами, она не ладила.
Будь её воля, она в жизни не поселилась бы здесь; Квалор находился за много световых лет от её родной планеты, и не только в смысле расстояния. Талемстру, где она родилась, населяли миролюбивые, творческие существа, имеющие четыре руки и пользующиеся ими для занятий искусствами. Музыка, ваяние, танцы – вот чем самозабвенно занимались её сородичи, и Амари отдала бы всё на свете за возможность вернуться к ним. На Квалоре её оставил её третий муж, Нард, красивый авантюрист, к несчастью, не отличавшийся постоянством. Он бросил её ради сиблитской красотки, которая была слишком молода для него и слишком худа. Потом Амари узнала, что он и её бросил. Но ей-то что с этого – она застряла на Квалоре.
Она ненавидела Квалор и ненавидела закдорнов. Скучные, напыщенные уродцы, совершенно не умеющие ценить творческую личность. Она не могла выполнять ни одну из тех работ, которые они ей предлагали; возиться с колонками цифр и списками файлов – это не для неё. Она не знала ничего, кроме музыки, и если она потеряет эту работу, ей будет по-настоящему плохо. Бездомная, одинокая, она умрёт на этой ужасной планете, и некому даже будет оплакать её смерть.
Амари проглотила последние кристаллики соли, передёрнувшись от горечи во рту. Схватив одной рукой кружку с таксорнским элем, она залпом осушила её, а затем атаковала клавиатуру всеми четырьмя руками. Она заставит Шерна проглотить свои слова. Разнообразие? Она покажет ему разнообразие.
Она играла в бешеном темпе, когда в бар вошёл мужчина, и сердце её учащённо забилось. Он был высок и ошеломляюще красив, с аккуратно подстриженной бородкой и усами. Красный костюм – или это была форма? – сидел на нём, как влитой, а глаза его были такого же цвета, как моря Хуалота.
С ним была женщина – худая, вернее, тощая. Амари знала, что такая жердь – кожа да кости – не может быть привлекательной для такого мужчины. Тёмные волосы женщины были аккуратно собраны, лицо без макияжа выглядело тусклым, и на ней был костюм такого же покроя, как у мужчины, но только коричневый.
Амари заиграла ещё громче, раскачиваясь на стуле. Этот человек подойдёт к ней, и они будут играть вместе.
Впервые за весь вечер, Амари улыбнулась.
Райкер обвёл взглядом сумрачное помещение. Немногие посетители сидели подальше от входа, едва различимые в полумраке. Несколько женщин – явно проститутки – лениво стояли у стойки бара в тщетном ожидании клиентов.
Он знал, что стоящая рядом Гретхен изучает помещение с не меньшим вниманием. Райкер не был уверен, что поступил правильно, взяв её с собой. Она, конечно же, настаивала, чтобы пойти с ним, и Ворф поддержал её: начальник службы безопасности предпочитал, чтобы в каждом экспедиционном отряде был хотя бы один из его людей.
И тем не менее, Райкер считал, что эта обшарпанная дыра – неподходящее место для молодой женщины из Индианы. Он не сомневался, что знай Гретхен, о чём он думает, она пришла бы в ярость, и потому никогда бы не высказал этого вслух. Но назовите его старомодным – здесь не место леди.
Амари он заметил сразу же; она бросалась в глаза своими четырьмя руками, но он узнал бы её и так. Полная, с густыми крашеными чёрными волосами и слишком накрашенным лицом; на пальцах, в волосах и в носу – дешёвого вида кольца с поддельными камнями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21