будь то уголовный или политический – дело скучное, неблагодарное и чреватое шишками от начальства, тем лучше. Хотя если он так сообразителен, как мне кажется, то уже это понял.
В гостиницу мы ехали в почти полном молчании; распрощались у парадного, и Заброцкий укатил на своем пижонском авто, происхождение которого я так за весь день и не выяснил. Я поднялся в номер, смыл с лица набравшиеся за день морщины, перекусил наскоро в буфете при ресторане, потом вернулся к себе и лег. За окнами стояла темнота, похожая на кисель из чернил. Кто-то в Верманском парке пустил шутиху, та взлетела, вспыхнула ярко и разлетелась стайкой прихотливых огоньков. Я решил считать это добрым предзнаменованием. Значит, мы на верном пути.
Рига, 20 сентября 1979 года, четверг.
Сергей Щербаков
Когда я проснулся, первой моей мыслью было: 'Какого черта я еще сплю?!' Я чуть было не выпрыгнул из постели по старой казарменной привычке (босыми ногами на холодный пол, быстро, быстро, 'полчаса на личную гиену', как говаривал бывший не в ладах с русским языком ротный Хайфулин, по рукам в роте ходила картинка – Хайфулин совершает намаз, а рядом сидит гиена и гложет бантик). Потом в памяти всплыло, что я уже давно не в армии и защищаю Отечество несколько иными способами, что вставать мне, собственно говоря, не надо – пока еще придет ответ из солнечной Италии, но если я и дальше буду валяться на перинах, то заработаю искривление позвоночника. Я вздохнул и откинул одеяло
Если бы не служба в незабвенном Северном полку, тут бы мне и пришел конец. А так я лишь задохнулся. В номере было не просто холодно, а прямо-таки морозно. Я на пробу выдохнул – передо мной повисло облачко пара.
– С-сволочи, – пробормотал я, с непристойной поспешностью переоблачаясь в нечто более теплое, чем пижама, и раздумывая, устраивать ли мне скандал по поводу выключенного отопления. Пришел к выводу, что поскандалю, если простужусь, а так не стоит. В конце концов, размяк я на партикулярной службе.
– Размяк, – повторил я задумчиво. Потом скинул рубашку, брюки и рухнул на паркет.
Горничная зашла, когда я заканчивал первую сотню отжиманий, и, пискнув испуганно, застыла в дверях – очевидно, постояльцы 'Ориента' обычно не занимаются разминкой в полуголом виде. Думаю, они вообще не занимаются разминкой. Почему-то принято считать, что женщин привлекают крепкие мускулы, широкие плечи и фигура, подобающая Геркулесу. На собственном опыте знаю: на самом деле противоположный пол предпочитает не тугие мышцы, а тугой кошелек, даже если он сопровождается тугим, как большой барабан, брюхом. А раз так – к чему и стараться?
Я пошипел сквозь зубы. В открытую дверь дуло из коридора, а там было еще холоднее.
– Милочка, не зайдете ли внутрь, пока вы меня окончательно не заморозили? – осведомился я, стараясь не сбиться со счета и не потерять дыхания.
Горничная торопливо шмыгнула в номер и прикрыла дверь за собой.
– Простите, – пролепетала она.
– Приберите тут, пожалуйста, – попросил я.
Пока краснеющая девица перестилала кровать, я продолжал проверять свою физическую форму. Возникло было желание пофорсить и поотжиматься на мизинцах, но я решил рисковать. Во-первых, пальцы у меня все же не те, что были шесть лет назад. Во-вторых, я не хотел привлекать ненужного внимания. И так уже, держу пари, портье будет на меня косо поглядывать, а горничные – хихикать в кулачок.
В общем, разминка отняла у меня почти час, и по завершении ее я с удовольствием отметил, что далеко не так расслабился, как мне казалось. Во всяком случае, обратно в Северный меня бы взяли без раздумий... Если бы решал это ротный Хайфулин. А жалко, правда, что не ротные ведают подбором кадров!
Горничная к этому времени давно ушла. Последние минут пять мы играли в кто кого доведет: я ждал, когда же она уберется, чтобы пойти в душ, а она ждала, что я встану и начну строить куры. Беру свои слова назад – не все женщины охотятся за тугими кошельками или золотыми погонами. Некоторым нужны и крепкие мышцы. Но, клянусь всеми святыми, не знаю, какая порода хуже.
Душ привел мое настроение в норму – люблю воду. Поворачиваясь под острыми струйками, я размышлял о том, чем бы занять полдня. Вывод напрашивался один – время следует убивать сосредоточенно и с толком. Для начала поесть. А потом... пройтись, допустим, по городу. Не всякий раз на задании выпадает такой случай. Порой так бывает, что приедешь на место, исполнишь, за чем послали, и тут же назад, не успев даже понять, куда, собственно, приезжал.
Завтракал я в ориентовском ресторане. Кухня была, на мой невзыскательный вкус, выше всех похвал – по-немецки основательная, солидная. Когда я встал из-за стола, в желудке ощущалась приятная тяжесть.
Выйдя на улицу, я немедленно пожалел о своем решении отправиться на прогулку, но было уже поздно – я сдал ключ портье (как я и предвидел, одарившему меня в ответ косым взглядом). Дул ледяной ветер, в воздухе носилась какая-то скользкая дрянь – не дождь, не снег, а так, по-деревенски говоря, 'мокрешни'. Под ногами расплывались грязные лужи. По счастью, здешняя земля – сплошной песок, не то что московская ржавая глина, и просыхает быстро. Если эти... осадки... хоть ненадолго уймутся. Впрочем, если погода тут сродни питерской, ненастье прекратится еще не скоро.
К тому времени, когда я обошел собор кругом (за ним раскинулся удивительно безвкусный парк), шляться по улице мне расхотелось окончательно, но и возвращаться в гостиницу не хотелось. Что мне делать в пустом номере? Перечитывать служебные инструкции? Бесплодно ломать голову над загадочным убийством профессора фон Задница? Совращать горничных, в самом деле?
Поразмыслив, я пришел к выводу, который показался мне тогда логичным, – следует отыскать книжную лавку и купить что-нибудь легкое, развлекательное и достаточно объемистое, чтобы занять меня на день-другой, И я отправился на поиски.
Скоро выяснилось, что решить легче, чем выполнить. Я обошел Старый город по периметру, вдоль берегов канала в парке, и не нашел ни единой вывески 'Книги', 'Buche', 'Knyzke' или как оно там еще будет на идише или латышском. Спрашивать постового на перекрестке проспекта Трех императоров и эспланады было как-то неловко, да и вряд ли он подскажет что-то вразумительное. Пришлось двинуться в глубь Старой Риги.
Через четверть часа блужданий я понял, что запутался. Ориентироваться в узких улочках можно было разве что по компасу, а вот его-то я как раз и не захватил. Некоторые здания меня просто очаровали – например, высокий блекло-зеленый дом с башенкой, на которой гнул спину чугунный кот. Под карнизом, меж цокольных окон, сидел другой кот, живой и рыжий, и самозабвенно вылизывался, не обращая внимания на брызги из-под ног прохожих. Но вот найти дорогу в этом средневековом лабиринте... Пару раз я случайно выбредал на свободу – то на набережную, то опять на эспланаду, то еще куда-то, – но всякий раз решал попробовать еще раз и очертя голову нырял в путаницу переулков.
Лавку букиниста я обнаружил по чистой случайности, завернув в тупичок, мимо которого проходил уже дважды. Дверь отворилась с трудом, поскрипывая натруженными петлями. Внутри было сумрачно, и даже новенькие галогенные лампы не нарушали впечатления глубокой старины, исходящего от многоярусных полок. Снаружи лавочка казалась неказистой – дверь, замурзанное окошко сбоку да неприметная вывеска, но, зайдя, я понял, что узкий фасад вводил в заблуждение. Полки уходили в глубь дома и терялись вдали. Пахло книжной пылью.
– Guten morgen, mem Herr, – приветствовал меня солиднемолодой господин, владелец, приказчик и продавец в одном лице.
– Э... гутен морген, – отозвался я. Мне было неловко. Немецкий выучить я так и не удосужился.
– Что угодно, сударь? – осведомился владелец, с легкостью переходя на русский.
– Я вообще-то искал чего-нибудь почитать, – объяснил я. – Я тут приезжий. Полгорода обошел, искал книжную лавку.
– Так вы не там искали, – пояснил хозяин. – Русские лавочки все больше в Московском форштадте. У меня почти ничего нет, все немецкий да латынь, польского немного – вот только там, если желаете глянуть...
'Почти ничего' в представлении букиниста означало три ряда полок до самого потолка. На протяжении двух часов я методично изучал ряды фолиантов, несколько раз заводил с хозяином содержательные дискуссии – то о литературе, то – святое дело! – о политике, прерывавшиеся каждый раз приходом очередного постоянного покупателя. В конечном итоге, выдержав утомительную схватку с совестью, я вышел из лавочки с грудой книг. Купил для дома 'Трактат о военном искусстве' Сунь Цзы (не смог устоять перед вызолоченым корешком), слащевские 'Воспоминания' первого издания (не для себя, а для знакомого) и тяжелый, очень красивый том пиковского 'Горменгаста' (не та книга, что я стал бы листать для удовольствия, но, не прочтя ее, культурным человеком не станешь). Для души набрал целую гору: исторический роман Зощенко 'Словом герцога', две фантазии – классическая 'Гиперборея' Смита и современная 'Материнская ртуть' Меркулова да еще три брошюрки из васильевской серии авантюрных романов. Долго вздыхал над полным Шергиным сытинского издания – восемь мощных, как его поморы, томин; решил, что просто не дотащу, но обещал владельцу лавочки еще заглянуть и, если долежит, купить обязательно. И – для работы – скрепя сердце приобрел опус преславного господина Исаака Озимова 'Химия для всех'.
Букинист бережно завернул все мои приобретения по отдельности в коричневую бумагу, нимало не смущаясь моими заверениями, что Озимова и Меркулова я буду читать 'вот прямо сейчас'. В результате в гостиницу я возвращался, нагруженный пакетиками, точно посыльный. Придя к себе в номер, я первым делом вывалил все это на кровать. Потом не спеша переоделся, проверил, нет ли сообщений – не было, – заказал через элефон чаю с бутербродами и миндальными булочками, сел у окна и – слаб человек! – с вожделением раскрыл 'Материнскую ртуть'.
Рига, 20 сентября 1979 года, четверг.
Анджей Заброцкий
'У-у-у-у!!!'
Я покрепче вцепился в подушку и попытался сообразить, где находится будильник с таким сволочным звуком.
Ха-ха! Если бы будильник. Заводской гудок подушкой не заткнешь. Хотя можно запулить ее в окно.
Я полежал под одеялом еще пару минут не столько из-за сна – просыпаюсь я обычно сразу, – сколько из-за того, что в остальной квартире было холодно даже на вид. Хоть я и сибиряк, а тепло люблю не меньше какого-нибудь хивинца. Сволочь Тимирязев. Сволочь, сволочь, сволочь.
Повторив про себя это заклинание, я рывком выскочил из-под одеяльца и вприпрыжку поскакал в ванную, под душ. А-а, погибать – так с музыкой!
Зубной порошок – при последнем издыхании. В смысле – на донышке. Третий день забываю купить. Я потряс коробку и все-таки сумел наскрести полторы щепотки. Старательно выдраил зубы, в основном передние, и полюбовался на достигнутый результат. Улыбка в зеркале выглядела неплохо. Остальное немного хуже. Я задумчиво поскреб щетину Бриться – не бриться? На ежа вроде еще не похож.
При одном взгляде на давешние пельмени мой желудок подобрался к горлу. Вот ведь... делают. Поймать бы владельца этой фабрики да засадить на дальнее зимовье в тайгу, а эти пельмени ему – вместо всех припасов. Правда, расценить это могут как убийство при отягощающих да еще с особой жестокостью. Но так испортить отличную еду, это надо постараться. Вспомнились домашние, исходящие ароматным паром, огромные, ровные, не разлезающиеся по швам...
Мечты, мечты. А кушать, между тем, нечего. Здесь вам не тайга, за зайцем в лес не сходишь. Не на уток же в канале с пистолетом ходить. Эх, жизнь моя голодная, отдельно-уголовная. Есть хочу!
В конце концов я сгонял в лавку за батоном, вскрыл очередную банку тетиного варенья и устроил себе большое утреннее чаепитие. Пообедаю в столовке. Леший с новыми брюками, сколько же можно-то на себе, родимом, экономить. Я посмотрел на часы и понял, что уже на семь минут выбился из графика. Залпом выдул оставшиеся полчашки и посыпался вниз.
Погода с утра, как назло, была особо лифляндская. Облака решили прилечь на ночь на землю и еще не вставали. Туман. В общем, не больно густой, но разгоняться все равно не рекомендуется. Дорожников в такой мгле тоже не очень-то видно. И только подъезжая к центру, я сообразил, что ехать мне, собственно, некуда. В отделе меня не ждут, поскольку я замкнут на Щербакова, а Щербаков будет искать меня не раньше половины первого – сам сказал вчера. А сейчас еще восьми нет. Полдня у меня свободные.
В принципе, явись я в отдел, работу бы мне мигом нашли. Но что-то на меня накатило, странное такое чувство – неохота никуда идти, чего-то там делать. Есть возможность пофилонить, так и пользуйся. Я пристроил машину у обочины и задумался. Обычно на выходные я садился в 'патрульчик' и гнал на море, причем старался забираться подальше, благо на местные дюны машина пренебрежительно плевала песком из-под колес. До Риги мне доводилось купаться в море всего два раза. На Тихом океане не больно-то поплещешься. Водится у нас такая мелкая тварь, медуза-крестовичок называется. Имеет привычку прятаться в комках водорослей. Что ни год, то трех-четырех ретивых купальщиков успокоит навеки. А в Рижской луже я, что называется, дорвался.
Ну а если погода была совсем болотной, я оставался в квартире, читал книжки, смотрел телеящик или просто отсыпался впрок. Однако сейчас ни один из этих вариантов не годился. Сгонять на море, может, и стоило да и окунуться напоследок перед зимой, хотя и холод... Только времени маловато. Домой возвращаться тоже неохота. А может, просто по городу побродить?
Я вышел из машины и запер дверцу. Красивый, в общем-то, город Рига. Я в своей жизни видел не так уж много городов. Не считая родного Уссурийска, Петербург, Москва, Киев, Варшава, Лодзь, и вот, уже четвертый месяц, Рига. Я медленно пошел по берегу канала. Хоть Щербаков и похвалил меня за хорошее знание города, на самом деле Ригу я почти не знал. Я просто выучил назубок автомобильную карту и действительно мог проехать откуда угодно и куда угодно. Но сам город, особенно Старый, я толком и не видел. Самое время исправить.
Я пересек Александровскую площадь, поднялся на Бастионную горку – любимое место рижских парочек, как значилось в одном из описаний. Сейчас горка была пуста – наверное, все парочки еще сидели за партами. Только рыжая белка задорно уставилась на меня с соседнего дерева. Я пошарил по карманам и виновато развел руками.
– Извини. Ничего нет.
Белка моргнула и умчалась куда-то вверх. Я залез на каменный парапет, сделал несколько шагов и вдруг, ни с того ни с сего, повинуясь какому-то абсолютно мальчишескому наитию, прыгнул вниз. Перестарался. В перекат уходить не пришлось, но затормозил я только на половине склона. Оглянувшись по сторонам – не видел ли кто и не спешит ли ко мне строгий дворник с бляхой, – я наклонился, подобрал для виду пару листиков и уже спокойным шагом спустился вниз.
Старый город мне нравился. Узкие мощеные улочки, опрятные дома с аккуратными медными табличками. Как там: '... В узких улочках Риги слышу поступь гулких столетий...' Очень верно. Я вдруг решился на еще один мальчишеский поступок и осторожно потянул огромную лакированную дверь. Та медленно и совершенно бесшумно отворилась В Сибири я любил забираться на кедры, на самую верхушку, и оттуда любовался тайгой. Здесь это было намного проще – широкая лестница поднималась до самого чердака. Я открыл запертую на крючок дверку и присел на порог. Крыши, крыши, крыши. Слева виднелись купола Святого Петра. Хорошо.
– Вы что тут делаете?
Я вскочил так резко, что чуть не загремел вниз по черепице. Дворник. Самый что ни на есть натуральный, в фартуке и с надраенной бляхой. Вот ведь принесла его нелегкая. Пока я лихорадочно соображал, что бы такого ответить, руки действовали совершенно самостоятельно. Правая извлекла из кармана полицейскую бляху и продемонстрировала. Левая залегла за спину – знай, мол, с кем дело имеешь, смерд. При виде бляхи дворник моментально сбавил тон: -
– Простите, господин сыщик. Не признал в штатском. Прикажете что?
– Нет, ничего не надо, – поспешно сказал я, запирая дверцу-
– А что случилось, господин сыщик? – не отставал дворник. – Ограбили, не дай бог, кого?
– Именно это я и проверял, – отрезал я. – Насколько легко вор может проникнуть с крыши в одну из квартир.
– Да говорил я управляющему, сто раз уж говорил, – засуетился дворник, – замок добрый навесить на эту дверь, а то и вовсе забить.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Из Америки - с любовью'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
В гостиницу мы ехали в почти полном молчании; распрощались у парадного, и Заброцкий укатил на своем пижонском авто, происхождение которого я так за весь день и не выяснил. Я поднялся в номер, смыл с лица набравшиеся за день морщины, перекусил наскоро в буфете при ресторане, потом вернулся к себе и лег. За окнами стояла темнота, похожая на кисель из чернил. Кто-то в Верманском парке пустил шутиху, та взлетела, вспыхнула ярко и разлетелась стайкой прихотливых огоньков. Я решил считать это добрым предзнаменованием. Значит, мы на верном пути.
Рига, 20 сентября 1979 года, четверг.
Сергей Щербаков
Когда я проснулся, первой моей мыслью было: 'Какого черта я еще сплю?!' Я чуть было не выпрыгнул из постели по старой казарменной привычке (босыми ногами на холодный пол, быстро, быстро, 'полчаса на личную гиену', как говаривал бывший не в ладах с русским языком ротный Хайфулин, по рукам в роте ходила картинка – Хайфулин совершает намаз, а рядом сидит гиена и гложет бантик). Потом в памяти всплыло, что я уже давно не в армии и защищаю Отечество несколько иными способами, что вставать мне, собственно говоря, не надо – пока еще придет ответ из солнечной Италии, но если я и дальше буду валяться на перинах, то заработаю искривление позвоночника. Я вздохнул и откинул одеяло
Если бы не служба в незабвенном Северном полку, тут бы мне и пришел конец. А так я лишь задохнулся. В номере было не просто холодно, а прямо-таки морозно. Я на пробу выдохнул – передо мной повисло облачко пара.
– С-сволочи, – пробормотал я, с непристойной поспешностью переоблачаясь в нечто более теплое, чем пижама, и раздумывая, устраивать ли мне скандал по поводу выключенного отопления. Пришел к выводу, что поскандалю, если простужусь, а так не стоит. В конце концов, размяк я на партикулярной службе.
– Размяк, – повторил я задумчиво. Потом скинул рубашку, брюки и рухнул на паркет.
Горничная зашла, когда я заканчивал первую сотню отжиманий, и, пискнув испуганно, застыла в дверях – очевидно, постояльцы 'Ориента' обычно не занимаются разминкой в полуголом виде. Думаю, они вообще не занимаются разминкой. Почему-то принято считать, что женщин привлекают крепкие мускулы, широкие плечи и фигура, подобающая Геркулесу. На собственном опыте знаю: на самом деле противоположный пол предпочитает не тугие мышцы, а тугой кошелек, даже если он сопровождается тугим, как большой барабан, брюхом. А раз так – к чему и стараться?
Я пошипел сквозь зубы. В открытую дверь дуло из коридора, а там было еще холоднее.
– Милочка, не зайдете ли внутрь, пока вы меня окончательно не заморозили? – осведомился я, стараясь не сбиться со счета и не потерять дыхания.
Горничная торопливо шмыгнула в номер и прикрыла дверь за собой.
– Простите, – пролепетала она.
– Приберите тут, пожалуйста, – попросил я.
Пока краснеющая девица перестилала кровать, я продолжал проверять свою физическую форму. Возникло было желание пофорсить и поотжиматься на мизинцах, но я решил рисковать. Во-первых, пальцы у меня все же не те, что были шесть лет назад. Во-вторых, я не хотел привлекать ненужного внимания. И так уже, держу пари, портье будет на меня косо поглядывать, а горничные – хихикать в кулачок.
В общем, разминка отняла у меня почти час, и по завершении ее я с удовольствием отметил, что далеко не так расслабился, как мне казалось. Во всяком случае, обратно в Северный меня бы взяли без раздумий... Если бы решал это ротный Хайфулин. А жалко, правда, что не ротные ведают подбором кадров!
Горничная к этому времени давно ушла. Последние минут пять мы играли в кто кого доведет: я ждал, когда же она уберется, чтобы пойти в душ, а она ждала, что я встану и начну строить куры. Беру свои слова назад – не все женщины охотятся за тугими кошельками или золотыми погонами. Некоторым нужны и крепкие мышцы. Но, клянусь всеми святыми, не знаю, какая порода хуже.
Душ привел мое настроение в норму – люблю воду. Поворачиваясь под острыми струйками, я размышлял о том, чем бы занять полдня. Вывод напрашивался один – время следует убивать сосредоточенно и с толком. Для начала поесть. А потом... пройтись, допустим, по городу. Не всякий раз на задании выпадает такой случай. Порой так бывает, что приедешь на место, исполнишь, за чем послали, и тут же назад, не успев даже понять, куда, собственно, приезжал.
Завтракал я в ориентовском ресторане. Кухня была, на мой невзыскательный вкус, выше всех похвал – по-немецки основательная, солидная. Когда я встал из-за стола, в желудке ощущалась приятная тяжесть.
Выйдя на улицу, я немедленно пожалел о своем решении отправиться на прогулку, но было уже поздно – я сдал ключ портье (как я и предвидел, одарившему меня в ответ косым взглядом). Дул ледяной ветер, в воздухе носилась какая-то скользкая дрянь – не дождь, не снег, а так, по-деревенски говоря, 'мокрешни'. Под ногами расплывались грязные лужи. По счастью, здешняя земля – сплошной песок, не то что московская ржавая глина, и просыхает быстро. Если эти... осадки... хоть ненадолго уймутся. Впрочем, если погода тут сродни питерской, ненастье прекратится еще не скоро.
К тому времени, когда я обошел собор кругом (за ним раскинулся удивительно безвкусный парк), шляться по улице мне расхотелось окончательно, но и возвращаться в гостиницу не хотелось. Что мне делать в пустом номере? Перечитывать служебные инструкции? Бесплодно ломать голову над загадочным убийством профессора фон Задница? Совращать горничных, в самом деле?
Поразмыслив, я пришел к выводу, который показался мне тогда логичным, – следует отыскать книжную лавку и купить что-нибудь легкое, развлекательное и достаточно объемистое, чтобы занять меня на день-другой, И я отправился на поиски.
Скоро выяснилось, что решить легче, чем выполнить. Я обошел Старый город по периметру, вдоль берегов канала в парке, и не нашел ни единой вывески 'Книги', 'Buche', 'Knyzke' или как оно там еще будет на идише или латышском. Спрашивать постового на перекрестке проспекта Трех императоров и эспланады было как-то неловко, да и вряд ли он подскажет что-то вразумительное. Пришлось двинуться в глубь Старой Риги.
Через четверть часа блужданий я понял, что запутался. Ориентироваться в узких улочках можно было разве что по компасу, а вот его-то я как раз и не захватил. Некоторые здания меня просто очаровали – например, высокий блекло-зеленый дом с башенкой, на которой гнул спину чугунный кот. Под карнизом, меж цокольных окон, сидел другой кот, живой и рыжий, и самозабвенно вылизывался, не обращая внимания на брызги из-под ног прохожих. Но вот найти дорогу в этом средневековом лабиринте... Пару раз я случайно выбредал на свободу – то на набережную, то опять на эспланаду, то еще куда-то, – но всякий раз решал попробовать еще раз и очертя голову нырял в путаницу переулков.
Лавку букиниста я обнаружил по чистой случайности, завернув в тупичок, мимо которого проходил уже дважды. Дверь отворилась с трудом, поскрипывая натруженными петлями. Внутри было сумрачно, и даже новенькие галогенные лампы не нарушали впечатления глубокой старины, исходящего от многоярусных полок. Снаружи лавочка казалась неказистой – дверь, замурзанное окошко сбоку да неприметная вывеска, но, зайдя, я понял, что узкий фасад вводил в заблуждение. Полки уходили в глубь дома и терялись вдали. Пахло книжной пылью.
– Guten morgen, mem Herr, – приветствовал меня солиднемолодой господин, владелец, приказчик и продавец в одном лице.
– Э... гутен морген, – отозвался я. Мне было неловко. Немецкий выучить я так и не удосужился.
– Что угодно, сударь? – осведомился владелец, с легкостью переходя на русский.
– Я вообще-то искал чего-нибудь почитать, – объяснил я. – Я тут приезжий. Полгорода обошел, искал книжную лавку.
– Так вы не там искали, – пояснил хозяин. – Русские лавочки все больше в Московском форштадте. У меня почти ничего нет, все немецкий да латынь, польского немного – вот только там, если желаете глянуть...
'Почти ничего' в представлении букиниста означало три ряда полок до самого потолка. На протяжении двух часов я методично изучал ряды фолиантов, несколько раз заводил с хозяином содержательные дискуссии – то о литературе, то – святое дело! – о политике, прерывавшиеся каждый раз приходом очередного постоянного покупателя. В конечном итоге, выдержав утомительную схватку с совестью, я вышел из лавочки с грудой книг. Купил для дома 'Трактат о военном искусстве' Сунь Цзы (не смог устоять перед вызолоченым корешком), слащевские 'Воспоминания' первого издания (не для себя, а для знакомого) и тяжелый, очень красивый том пиковского 'Горменгаста' (не та книга, что я стал бы листать для удовольствия, но, не прочтя ее, культурным человеком не станешь). Для души набрал целую гору: исторический роман Зощенко 'Словом герцога', две фантазии – классическая 'Гиперборея' Смита и современная 'Материнская ртуть' Меркулова да еще три брошюрки из васильевской серии авантюрных романов. Долго вздыхал над полным Шергиным сытинского издания – восемь мощных, как его поморы, томин; решил, что просто не дотащу, но обещал владельцу лавочки еще заглянуть и, если долежит, купить обязательно. И – для работы – скрепя сердце приобрел опус преславного господина Исаака Озимова 'Химия для всех'.
Букинист бережно завернул все мои приобретения по отдельности в коричневую бумагу, нимало не смущаясь моими заверениями, что Озимова и Меркулова я буду читать 'вот прямо сейчас'. В результате в гостиницу я возвращался, нагруженный пакетиками, точно посыльный. Придя к себе в номер, я первым делом вывалил все это на кровать. Потом не спеша переоделся, проверил, нет ли сообщений – не было, – заказал через элефон чаю с бутербродами и миндальными булочками, сел у окна и – слаб человек! – с вожделением раскрыл 'Материнскую ртуть'.
Рига, 20 сентября 1979 года, четверг.
Анджей Заброцкий
'У-у-у-у!!!'
Я покрепче вцепился в подушку и попытался сообразить, где находится будильник с таким сволочным звуком.
Ха-ха! Если бы будильник. Заводской гудок подушкой не заткнешь. Хотя можно запулить ее в окно.
Я полежал под одеялом еще пару минут не столько из-за сна – просыпаюсь я обычно сразу, – сколько из-за того, что в остальной квартире было холодно даже на вид. Хоть я и сибиряк, а тепло люблю не меньше какого-нибудь хивинца. Сволочь Тимирязев. Сволочь, сволочь, сволочь.
Повторив про себя это заклинание, я рывком выскочил из-под одеяльца и вприпрыжку поскакал в ванную, под душ. А-а, погибать – так с музыкой!
Зубной порошок – при последнем издыхании. В смысле – на донышке. Третий день забываю купить. Я потряс коробку и все-таки сумел наскрести полторы щепотки. Старательно выдраил зубы, в основном передние, и полюбовался на достигнутый результат. Улыбка в зеркале выглядела неплохо. Остальное немного хуже. Я задумчиво поскреб щетину Бриться – не бриться? На ежа вроде еще не похож.
При одном взгляде на давешние пельмени мой желудок подобрался к горлу. Вот ведь... делают. Поймать бы владельца этой фабрики да засадить на дальнее зимовье в тайгу, а эти пельмени ему – вместо всех припасов. Правда, расценить это могут как убийство при отягощающих да еще с особой жестокостью. Но так испортить отличную еду, это надо постараться. Вспомнились домашние, исходящие ароматным паром, огромные, ровные, не разлезающиеся по швам...
Мечты, мечты. А кушать, между тем, нечего. Здесь вам не тайга, за зайцем в лес не сходишь. Не на уток же в канале с пистолетом ходить. Эх, жизнь моя голодная, отдельно-уголовная. Есть хочу!
В конце концов я сгонял в лавку за батоном, вскрыл очередную банку тетиного варенья и устроил себе большое утреннее чаепитие. Пообедаю в столовке. Леший с новыми брюками, сколько же можно-то на себе, родимом, экономить. Я посмотрел на часы и понял, что уже на семь минут выбился из графика. Залпом выдул оставшиеся полчашки и посыпался вниз.
Погода с утра, как назло, была особо лифляндская. Облака решили прилечь на ночь на землю и еще не вставали. Туман. В общем, не больно густой, но разгоняться все равно не рекомендуется. Дорожников в такой мгле тоже не очень-то видно. И только подъезжая к центру, я сообразил, что ехать мне, собственно, некуда. В отделе меня не ждут, поскольку я замкнут на Щербакова, а Щербаков будет искать меня не раньше половины первого – сам сказал вчера. А сейчас еще восьми нет. Полдня у меня свободные.
В принципе, явись я в отдел, работу бы мне мигом нашли. Но что-то на меня накатило, странное такое чувство – неохота никуда идти, чего-то там делать. Есть возможность пофилонить, так и пользуйся. Я пристроил машину у обочины и задумался. Обычно на выходные я садился в 'патрульчик' и гнал на море, причем старался забираться подальше, благо на местные дюны машина пренебрежительно плевала песком из-под колес. До Риги мне доводилось купаться в море всего два раза. На Тихом океане не больно-то поплещешься. Водится у нас такая мелкая тварь, медуза-крестовичок называется. Имеет привычку прятаться в комках водорослей. Что ни год, то трех-четырех ретивых купальщиков успокоит навеки. А в Рижской луже я, что называется, дорвался.
Ну а если погода была совсем болотной, я оставался в квартире, читал книжки, смотрел телеящик или просто отсыпался впрок. Однако сейчас ни один из этих вариантов не годился. Сгонять на море, может, и стоило да и окунуться напоследок перед зимой, хотя и холод... Только времени маловато. Домой возвращаться тоже неохота. А может, просто по городу побродить?
Я вышел из машины и запер дверцу. Красивый, в общем-то, город Рига. Я в своей жизни видел не так уж много городов. Не считая родного Уссурийска, Петербург, Москва, Киев, Варшава, Лодзь, и вот, уже четвертый месяц, Рига. Я медленно пошел по берегу канала. Хоть Щербаков и похвалил меня за хорошее знание города, на самом деле Ригу я почти не знал. Я просто выучил назубок автомобильную карту и действительно мог проехать откуда угодно и куда угодно. Но сам город, особенно Старый, я толком и не видел. Самое время исправить.
Я пересек Александровскую площадь, поднялся на Бастионную горку – любимое место рижских парочек, как значилось в одном из описаний. Сейчас горка была пуста – наверное, все парочки еще сидели за партами. Только рыжая белка задорно уставилась на меня с соседнего дерева. Я пошарил по карманам и виновато развел руками.
– Извини. Ничего нет.
Белка моргнула и умчалась куда-то вверх. Я залез на каменный парапет, сделал несколько шагов и вдруг, ни с того ни с сего, повинуясь какому-то абсолютно мальчишескому наитию, прыгнул вниз. Перестарался. В перекат уходить не пришлось, но затормозил я только на половине склона. Оглянувшись по сторонам – не видел ли кто и не спешит ли ко мне строгий дворник с бляхой, – я наклонился, подобрал для виду пару листиков и уже спокойным шагом спустился вниз.
Старый город мне нравился. Узкие мощеные улочки, опрятные дома с аккуратными медными табличками. Как там: '... В узких улочках Риги слышу поступь гулких столетий...' Очень верно. Я вдруг решился на еще один мальчишеский поступок и осторожно потянул огромную лакированную дверь. Та медленно и совершенно бесшумно отворилась В Сибири я любил забираться на кедры, на самую верхушку, и оттуда любовался тайгой. Здесь это было намного проще – широкая лестница поднималась до самого чердака. Я открыл запертую на крючок дверку и присел на порог. Крыши, крыши, крыши. Слева виднелись купола Святого Петра. Хорошо.
– Вы что тут делаете?
Я вскочил так резко, что чуть не загремел вниз по черепице. Дворник. Самый что ни на есть натуральный, в фартуке и с надраенной бляхой. Вот ведь принесла его нелегкая. Пока я лихорадочно соображал, что бы такого ответить, руки действовали совершенно самостоятельно. Правая извлекла из кармана полицейскую бляху и продемонстрировала. Левая залегла за спину – знай, мол, с кем дело имеешь, смерд. При виде бляхи дворник моментально сбавил тон: -
– Простите, господин сыщик. Не признал в штатском. Прикажете что?
– Нет, ничего не надо, – поспешно сказал я, запирая дверцу-
– А что случилось, господин сыщик? – не отставал дворник. – Ограбили, не дай бог, кого?
– Именно это я и проверял, – отрезал я. – Насколько легко вор может проникнуть с крыши в одну из квартир.
– Да говорил я управляющему, сто раз уж говорил, – засуетился дворник, – замок добрый навесить на эту дверь, а то и вовсе забить.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Из Америки - с любовью'
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10