С тех пор у нас происходит замешательство и неурядица; вверенные нам овцы, над которыми мы имеем высшую власть, думают управлять нами, и мы не в состоянии укротить их. А кто знает, не за то ли так тяжко наказал нас Господь Бог и ныне еще наказывает, что мы не допускаем святого единения (унии)? Мы утратили всякую поддержку, и латиняне не только не высылают нам доселе никакой помощи, но и весьма нам не сочувствуют. Неудивительно, если и вам они причиняют затруднения. Впрочем, твоя милость будешь иметь немалую отговорку и извинение, когда станешь говорить, что без решения Цареградского, т. е. своего, патриарха ничего делать не можешь. Мы же, если бы и сильно желали, решительно не можем ничего делать по тем делам, по которым от нас многое зависит. Итак, пусть не жалуются на нас, но пусть лучше, тронувшись сожалением над нашим несчастьем, молят о нас Господа Бога, чтобы мы, освободившись из неволи, вновь соединились по милости Божией. А твоя милость отнюдь не сопротивляйся им слишком, но имей с ними дружеское общение (как позволили мы и нашим священникам, живущим на островах под властию сиятельного сената венецианского, совершать собрания и молитвы с латинянами), но веру отеческую и все церковные обычаи Восточной Церкви бдительно сохраняй, ибо предки наши под тем только условием соединились с латинянами во Флоренции, чтобы все права наши оставались ненарушенными и сохранялись. Ты имеешь во всей Руси и Литве немало князей, детей духовных, которые чтут Греческую Церковь и искренно уважают нашу мерность, им мы дали наши письма и поручения, чтобы они предстательствовали за тебя пред всесветлейшим королем и защищали наше право. Лета 7005, апреля 5, индикта 11, от Рождества же Сына Божия 1497". Этого послания, или грамоты, патриарха нельзя признать подлинною, если не предположить, что в ней при напечатании ее или при переводе с подлинника допущены были некоторые неточности и ошибки. В начале грамоты Иосиф назван митрополитом Киевским и всея Руси, а в конце грамоты помечено, что она написана 5 апреля 1497 г., индикта 11. Но тогда Иосиф не был митрополитом, а святительствовал еще митрополит Макарий, скончавшийся 1 мая означенного года и индикт был не 11, а 15. Да и Нифонт едва ли был тогда патриархом; он патриаршествовал два раза: в первый раз около трех лет (1487 - 1490), во второй - будто бы около года (1498 - 1499). В самой грамоте, по-видимому, есть указания на то, когда она могла быть написана. Иосиф, как видно из грамоты, просил патриарха написать о нем рекомендательное письмо литовскому государю, и патриарх действительно послал свои письма и поручил православным князьям в Литве предстательствовать за Иосифа пред государем. Такая рекомендация и предстательство всего уместнее и нужнее для Иосифа были в то время, когда происходило его избрание на митрополию и когда он был уже избран, но еще не утвержден государем, т. е. между 1 мая 1497 г., днем кончины митрополита Макария, и 30 мая 1498 г., днем утверждения Иосифа на митрополии государем. Следовательно, грамота могла быть написана патриархом 5 апреля не 1497, а 1498 г., незадолго до утверждения Иосифа в митрополитском звании, и не 11, а 1 индикта. В то время Иосифу пред самим вступлением на должность первосвятителя Литовской Церкви весьма естественно было просить у патриарха и наставлений, как смотреть на Флорентийскую унию и действовать по отношению к латинским епископам, и патриарх Нифонт, отвечая Иосифу как уже избранному на митрополию, мог из деликатности назвать его прямо митрополитом, хотя он еще не был утвержден государем. Грамота патриарха Нифонта, если признать ее подлинною, могла иметь для Иосифа весьма важное значение. Он мог на нее опираться и показывать ее православным, когда начал открыто склонять их к принятию унии, хотя патриарх в этой грамоте вовсе не уполномочивал его простираться так далеко, а советовал только не противиться слишком латинским бискупам и иметь с ними дружеское общение, но бдительно хранить отеческую веру; на требования же их относительно унии отговариваться тем, что он, Иосиф, ничего не может делать без решения Цареградского патриарха.
Открытые действия Иосифа в пользу унии начались или к концу еще того же 1498 г., или в начале следующего. Первое известие о них достигло Москвы 30 мая 1499 г. Вяземский наместник князь Оболенский писал государю, что получил письмо от находившегося при великой княгине Елене подьячего Федора Шестака, дошедшее до него, наместника, частным путем чрез несколько рук и представил государю самое это письмо. А в письме говорилось: "Здесь у нас, господине, произошла великая смута между латинами и нашим христианством. В нашего владыку Смоленского дьявол вселился (удерживая за собою по воле великого князя и Смоленскую епархию, Иосиф продолжал называться владыкою Смоленским и только нареченным митрополитом Киевским и всея Руси), и вместе с Сапегою отметником (который, как мы уже знаем, был близким родственником Иосифу) они восстали на православную веру. Великий князь неволил государыню нашу вел. княгиню Елену в проклятую латинскую веру, но государыню нашу Бог научил, да помнила она науку государя отца своего, и она отказала мужу так: "Помнишь, что обещал ты государю отцу моему, и я без воли государя отца моего не могу того сделать; обошлюсь с ним, как он меня научит". Да и все наше православное христианство хотят окрестить, оттого наша Русь с Литвой в сильной вражде. Ты бы эту записку послал до государя: государь сам того не знает. Больше писать не смею; коли б было с кем на словах пересказать". Заметим, кстати, что Иван Сапега не напрасно назван здесь отметником: он еще в 1492 г., находясь в Риме, отступил от православия и принял латинство или унию с Римскою Церковью. Получив такую весть о действиях Смоленского владыки Иосифа и отметника Сапеги от лица, находившегося вблизи Елены, Иван Васильевич в тот же день (30 мая) послал в Литву боярского сына Ивана Мамонова и велел ему сказать Елене наедине: "Дошел до нас слух, что муж твой Александр нудит тебя и иных людей отступить от своего греческого закона к римскому. Ты в этом мужа своего не слушай; пострадай до крови и до смерти, но к римскому закону не приступай, чтобы от Бога душою не погибнуть, а от нас и всего православного христианства не быть в проклятии, и сраму от иных вер православию не делай. Извести нас обо всем этом, правда ли то, и мы тогда пошлем к мужу твоему, зачем он делает против своего слова и обещания". То же писала к Елене Ивановне и мать Софья Фоминишна. Но едва Мамонов отправился, как в Москву прибыл (6 июня) гонец от Александра с известием, что Елена Ивановна занемогла. И Иван Васильевич послал (10 июня) в Вильну другого боярского сына, Андрея Кутузова, чтобы он разведал подробно о болезни Елены, а также передал ей грамотки от отца и матери, в которых они снова убеждали дочь свято хранить греческую веру и тем заслуживать Божия и их родительского благословения. В августе прибыли в Москву литовские послы, маршалок Станислав Глебович и писарь Иван Сапега для переговоров по делам политическим, но и во время этих переговоров Иван Васильевич сказал послам через своих бояр: "Александр теперь дочь нашу нудит к римскому закону и тем явно показывает, что он доброго жития с нами не хочет", а отпуская послов, сам наказал им передать Александру, чтобы он не принуждал своей жены к перемене веры, если не желает "нежитья" с ним.
В начале 1500 г. получены были в Москве новые известия о покушениях Иосифа вместе с латинянами к совращению православных. "Прислал, повествует летописец, - к вел. кн. Ивану Васильевичу бить челом князь Семен Иванович Бельский о том, чтобы пожаловал его и принял на службу с его вотчиною, а сказывал, что на них в Литве пришла великая нужда о греческом законе: посылал-де вел. кн. Александр к своей вел. кн. Елене отметника православной веры Иосифа, владыку Смоленского, да бискупа своего Виленского, и чернецов бернардинов, чтобы приступила к римскому закону, да и к князьям русским посылал, и к виленским горожанам, и ко всей Руси, которые держат греческий закон, и нудят их приступить к закону римскому". Иван Васильевич принял к себе на службу князя Бельского, прибывшего в Москву 12 апреля, и тогда же послал боярского сына Димитрия Загряжского сказать Александру: "В докончальных грамотах записано, чтоб нам князей служебных с отчинами не принимать на обе стороны, но когда всем православным в Литве пришла такая нужда о греческом законе, которой наперед от твоего отца и предков не бывало, то мы ради той нужды приняли князя Семена в службу с отчиною - то бы тебе было ведомо, и ты бы в отчину нашего слуги не вступался и людям его обиды и силы не делал". Вслед за Бельским в том же месяце апреле били челом московскому государю и были приняты им князья Семен Иванович Можайский и Василий Иванович Шемяка с богатыми волостями: первый с Черниговом, Стародубом, Гомелем, Любечем; последний с Рыльском и Новгородом Северским и менее значительные князья - Трубчевские, Мосальские, Хотетовские и другие, - все они жаловались, что пришла на них в Литве нужда о греческом законе. Литовский великий князь Александр прислал (23 апреля) в Москву своих послов и говорил через них своему тестю: "Бельский тебе не умел правды поведать; он лихой человек и наш изменник, мы его уже три года и в глаза не видали. У нас, по милости Божией, в Литовском великом княжестве много князей и панов греческого закона, получше того изменника, а никого и никогда силою и нуждою ни предки наши, ни отец, ни мы к римскому закону не приводили и не приводим. Так ты бы, брат наш, держал крестное целование, данное нам, а Бельского и других наших изменников нам выдал". На это Иван Васильевич отвечал послам: "Как же он не нудит к римскому закону, когда к нашей дочери, да и к князьям, и панам русским, и ко всей Руси посылает, чтоб приступили к римскому закону? А ныне учинил еще новое насилие Руси, какого прежде при его отце и предках не бывало: сколько повелел он поставить божниц римского закона в русских городах - Полоцке и других! Да жен от мужей отнимают, детей от родителей и силою скрещивают в римский закон - так-то ли он не нудит Руси к римскому закону?.. Про Бельского же ведомо дополна про то дело, что он, не желая быть отступником от греческого закона и потерять своей головы, перешел служить к нам с своею отчиною, - в чем же тут его измена?" Вслед за тем Иван Васильевич отправил в Вильну своего гонца, Ивана Телешова, уведомить Александра о принятии в московскую службу князей Можайского и Шемячича ради притеснений их в вере, и Александр вновь уверял, что никакого притеснения не было, что не посылал к ним ни бискупа Виленского Войтеха, ни нареченного митрополита Киевского и всея Руси владыку Смоленского Иосифа, что князья эти - изменники и пр. Вместе с Телешовым послал Иван Васильевич к Александру Афанасия Вязмитина с складною грамотою, т. е. с объявлением войны. В грамоте было сказано: "Вел. князь Александр по докончанью не правит, вел. княгиню Елену, князей и панов русских к римскому закону нудит, поэтому вел. кн. Иван Васильевич складывает с себя крестное целование и за христианство хочет стоять, сколько Бог ему поможет". Война действительно началась: 3 мая выступила из Москвы в Литовскую землю первая рать под начальством Якова Захарьевича и взяла города Брянск - причем взят был и владыка Брянский и отправлен в Москву - и Путивль; другая рать с воеводою Юрием Захарьевичем направилась к Дорогобужу и завладела им; на помощь Юрию выслана была еще третья рать сила тверская под начальством князя Даниила Щени. Все эти воеводы московские встретились с литовским войском, бывшим под начальством великого гетмана князя Константина Ивановича Острожского, на Митьковом поле, у реки Ведроши 14 июля и одержали совершенную победу; сам князь Острожский и множество других вождей и панов взяты в плен и отправлены в Москву. Радость в Москве была великая.
Между тем как происходили все эти сношения великих князей, московского и литовского, окончившиеся войною, в Вильне подготовлялось и совершилось мирное церковное торжество. Прибыл из Царьграда от патриарха Иоакима (1499 - 1504) посол, крестоносец Авраамий, и в 10-й день мая 1500 г., с благословения патриарха, поставили митрополитом Киевским и всея Руси Иосифа, епископа Смоленского, литовские епископы: Лука Полоцкий, Кирилл Луцкий и Вассиан Туровский - таким образом, обещание великого князя Александра, данное Иосифу за его ревность к унии, окончательно исполнилось. После того Иосиф решился сделать дальнейший шаг к избранной им цели: 20 августа он написал грамоту к папе Александру VI, без сомнения, по совету Виленского епископа Альберта Войтеха и с соизволения великого князя, которые и с своей стороны написали о том же к папе. При чтении грамоты Иосифа нельзя не чувствовать, что он имел под руками подобную же грамоту митрополита Мисаила, писанную в 1476 г. к папе Сиксту IV, потому что не только повторяет из нее мысли, но некоторые выражает даже теми же словами и оборотами речи, хотя вообще грамота Иосифа несравненно короче. Прежде всего он изображает, весьма подробно и многословно, величие папы; называет его единственным светильником всего мира и Церкви, достойнейшим викарием Христа; прилагает к папе (как мы видели и в Мисаиловой грамоте) сказанное святым апостолом о Христе: Таков нам подобаше архиерей... безсквернен, отлучен от грешник (Евр. 7. 26); говорит (по примеру той же грамоты), что папа - второй Моисей, славнее и выше Аарона и Самуила, Давида и Соломона и что никакое слово человеческое не может достойно восхвалить и прославить его и т. д. Затем продолжает: "Я верую и исповедую, что ты пастырь всех верующих и глава Вселенской Церкви и всех св. отцов и патриархов. Пред тобою мы смиренно склоняем главы наши со всею покорностию доброй воли, не по принуждению или необходимости, но по усердию веры и сердечной любви; желаем от твоей святыни святейшего благословения, потому что тебе преданы ключи Царства Небесного и власть вязать и решить. Посему отныне мы молим твою святыню (из Мисаиловой грамоты): будь милостив к нам, живущим далече в северных странах, где области России под обрядом и уставом Восточной Церкви, содержащим св. седмь Вселенских Соборов, а с ними также и осмой, Флорентийский... Мы веруем во единого Бога Отца, Вседержителя... и во единого Господа Иисуса Христа... по Никейскому Символу. Веруем и в Духа Святого, исходящего от Бога Отца, также (similiter) и от Сына единым духновением... О прочем, - заключает митрополит, - мы не пишем твоей святыне, а поручаем пересказать нашему сыну, и брату, и родственнику Ивану Сапеге, от которого и просим выслушать все наши просьбы. Мы уверены, повергаясь пред тобою на землю и целуя ноги твои, что ты исполнишь желание сердца нашего, утешишь нас, пребывающих в скорби, и не отвергнешь прибегающего под твое покровительство". Папа, однако ж, не удостоил Иосифа своего ответа и только чрез восемь месяцев написал - сперва (28 апреля 1501 г.) к Виленскому епископу Альберту Войтеху, а потом (7 мая) и к великому князю Александру.
"Великую радость, - начинает папа свою грамоту к епископу, - принесло мне твое письмо, в котором ты извещаешь о твоей пламенной ревности и крайнем усердии в приведении к единству Римской Церкви народов, обитающих в великом княжестве Литовском и особенно в митрополии Киевской и всея России (а великий князь Александр и его послы постоянно уверяли московского государя, будто Войтех никого из православных не обращал!), и говоришь, что лучшего случая к тому не может быть, как настоящий, когда сам Иоанн Иосиф, признаваемый киевлянами и всеми русскими за пастыря и вождя, предложил тебе готовность покориться Римской Церкви и, насколько достанет сил, привести к ней и других из названных народов по смыслу Флорентийского Собора, о чем он отнесся и к нам чрез свое письмо и посла. Посему просишь, чтобы мы выслушали посла Ивана Сапегу и дали тебе ответ, как поступать в этом деле". В ответе своем, восхваляя ревность епископа по вере, папа говорит, что хотя он верит искреннему желанию Иоанна - Иосифа покориться Римской Церкви и весьма желал бы, чтобы с ним покорились и другие, но, зная непостоянство дел человеческих и как много в мире соблазнов, считает нужным соблюдать большую осторожность и потому посылает книгу определений Флорентийского Собора, чтобы епископ внимательно обследовал, под каким условием Иосиф и другие русские желают покориться Римской Церкви и как понимают они и исповедуют эти определения. "Мы получили, - продолжает папа, - известие, что они ни в Символе веры, ни при совершении церковных служб вовсе не исповедуют исхождения Св. Духа и от Сына. Нам также донесено, что таинство Евхаристии они совершают на квасном хлебе под формою незаконною и недостойною и для преложения в Кровь употребляют не вино, а другую жидкость и, смешав оба вида - Тела и Крови, под обоими приобщают даже младенцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Открытые действия Иосифа в пользу унии начались или к концу еще того же 1498 г., или в начале следующего. Первое известие о них достигло Москвы 30 мая 1499 г. Вяземский наместник князь Оболенский писал государю, что получил письмо от находившегося при великой княгине Елене подьячего Федора Шестака, дошедшее до него, наместника, частным путем чрез несколько рук и представил государю самое это письмо. А в письме говорилось: "Здесь у нас, господине, произошла великая смута между латинами и нашим христианством. В нашего владыку Смоленского дьявол вселился (удерживая за собою по воле великого князя и Смоленскую епархию, Иосиф продолжал называться владыкою Смоленским и только нареченным митрополитом Киевским и всея Руси), и вместе с Сапегою отметником (который, как мы уже знаем, был близким родственником Иосифу) они восстали на православную веру. Великий князь неволил государыню нашу вел. княгиню Елену в проклятую латинскую веру, но государыню нашу Бог научил, да помнила она науку государя отца своего, и она отказала мужу так: "Помнишь, что обещал ты государю отцу моему, и я без воли государя отца моего не могу того сделать; обошлюсь с ним, как он меня научит". Да и все наше православное христианство хотят окрестить, оттого наша Русь с Литвой в сильной вражде. Ты бы эту записку послал до государя: государь сам того не знает. Больше писать не смею; коли б было с кем на словах пересказать". Заметим, кстати, что Иван Сапега не напрасно назван здесь отметником: он еще в 1492 г., находясь в Риме, отступил от православия и принял латинство или унию с Римскою Церковью. Получив такую весть о действиях Смоленского владыки Иосифа и отметника Сапеги от лица, находившегося вблизи Елены, Иван Васильевич в тот же день (30 мая) послал в Литву боярского сына Ивана Мамонова и велел ему сказать Елене наедине: "Дошел до нас слух, что муж твой Александр нудит тебя и иных людей отступить от своего греческого закона к римскому. Ты в этом мужа своего не слушай; пострадай до крови и до смерти, но к римскому закону не приступай, чтобы от Бога душою не погибнуть, а от нас и всего православного христианства не быть в проклятии, и сраму от иных вер православию не делай. Извести нас обо всем этом, правда ли то, и мы тогда пошлем к мужу твоему, зачем он делает против своего слова и обещания". То же писала к Елене Ивановне и мать Софья Фоминишна. Но едва Мамонов отправился, как в Москву прибыл (6 июня) гонец от Александра с известием, что Елена Ивановна занемогла. И Иван Васильевич послал (10 июня) в Вильну другого боярского сына, Андрея Кутузова, чтобы он разведал подробно о болезни Елены, а также передал ей грамотки от отца и матери, в которых они снова убеждали дочь свято хранить греческую веру и тем заслуживать Божия и их родительского благословения. В августе прибыли в Москву литовские послы, маршалок Станислав Глебович и писарь Иван Сапега для переговоров по делам политическим, но и во время этих переговоров Иван Васильевич сказал послам через своих бояр: "Александр теперь дочь нашу нудит к римскому закону и тем явно показывает, что он доброго жития с нами не хочет", а отпуская послов, сам наказал им передать Александру, чтобы он не принуждал своей жены к перемене веры, если не желает "нежитья" с ним.
В начале 1500 г. получены были в Москве новые известия о покушениях Иосифа вместе с латинянами к совращению православных. "Прислал, повествует летописец, - к вел. кн. Ивану Васильевичу бить челом князь Семен Иванович Бельский о том, чтобы пожаловал его и принял на службу с его вотчиною, а сказывал, что на них в Литве пришла великая нужда о греческом законе: посылал-де вел. кн. Александр к своей вел. кн. Елене отметника православной веры Иосифа, владыку Смоленского, да бискупа своего Виленского, и чернецов бернардинов, чтобы приступила к римскому закону, да и к князьям русским посылал, и к виленским горожанам, и ко всей Руси, которые держат греческий закон, и нудят их приступить к закону римскому". Иван Васильевич принял к себе на службу князя Бельского, прибывшего в Москву 12 апреля, и тогда же послал боярского сына Димитрия Загряжского сказать Александру: "В докончальных грамотах записано, чтоб нам князей служебных с отчинами не принимать на обе стороны, но когда всем православным в Литве пришла такая нужда о греческом законе, которой наперед от твоего отца и предков не бывало, то мы ради той нужды приняли князя Семена в службу с отчиною - то бы тебе было ведомо, и ты бы в отчину нашего слуги не вступался и людям его обиды и силы не делал". Вслед за Бельским в том же месяце апреле били челом московскому государю и были приняты им князья Семен Иванович Можайский и Василий Иванович Шемяка с богатыми волостями: первый с Черниговом, Стародубом, Гомелем, Любечем; последний с Рыльском и Новгородом Северским и менее значительные князья - Трубчевские, Мосальские, Хотетовские и другие, - все они жаловались, что пришла на них в Литве нужда о греческом законе. Литовский великий князь Александр прислал (23 апреля) в Москву своих послов и говорил через них своему тестю: "Бельский тебе не умел правды поведать; он лихой человек и наш изменник, мы его уже три года и в глаза не видали. У нас, по милости Божией, в Литовском великом княжестве много князей и панов греческого закона, получше того изменника, а никого и никогда силою и нуждою ни предки наши, ни отец, ни мы к римскому закону не приводили и не приводим. Так ты бы, брат наш, держал крестное целование, данное нам, а Бельского и других наших изменников нам выдал". На это Иван Васильевич отвечал послам: "Как же он не нудит к римскому закону, когда к нашей дочери, да и к князьям, и панам русским, и ко всей Руси посылает, чтоб приступили к римскому закону? А ныне учинил еще новое насилие Руси, какого прежде при его отце и предках не бывало: сколько повелел он поставить божниц римского закона в русских городах - Полоцке и других! Да жен от мужей отнимают, детей от родителей и силою скрещивают в римский закон - так-то ли он не нудит Руси к римскому закону?.. Про Бельского же ведомо дополна про то дело, что он, не желая быть отступником от греческого закона и потерять своей головы, перешел служить к нам с своею отчиною, - в чем же тут его измена?" Вслед за тем Иван Васильевич отправил в Вильну своего гонца, Ивана Телешова, уведомить Александра о принятии в московскую службу князей Можайского и Шемячича ради притеснений их в вере, и Александр вновь уверял, что никакого притеснения не было, что не посылал к ним ни бискупа Виленского Войтеха, ни нареченного митрополита Киевского и всея Руси владыку Смоленского Иосифа, что князья эти - изменники и пр. Вместе с Телешовым послал Иван Васильевич к Александру Афанасия Вязмитина с складною грамотою, т. е. с объявлением войны. В грамоте было сказано: "Вел. князь Александр по докончанью не правит, вел. княгиню Елену, князей и панов русских к римскому закону нудит, поэтому вел. кн. Иван Васильевич складывает с себя крестное целование и за христианство хочет стоять, сколько Бог ему поможет". Война действительно началась: 3 мая выступила из Москвы в Литовскую землю первая рать под начальством Якова Захарьевича и взяла города Брянск - причем взят был и владыка Брянский и отправлен в Москву - и Путивль; другая рать с воеводою Юрием Захарьевичем направилась к Дорогобужу и завладела им; на помощь Юрию выслана была еще третья рать сила тверская под начальством князя Даниила Щени. Все эти воеводы московские встретились с литовским войском, бывшим под начальством великого гетмана князя Константина Ивановича Острожского, на Митьковом поле, у реки Ведроши 14 июля и одержали совершенную победу; сам князь Острожский и множество других вождей и панов взяты в плен и отправлены в Москву. Радость в Москве была великая.
Между тем как происходили все эти сношения великих князей, московского и литовского, окончившиеся войною, в Вильне подготовлялось и совершилось мирное церковное торжество. Прибыл из Царьграда от патриарха Иоакима (1499 - 1504) посол, крестоносец Авраамий, и в 10-й день мая 1500 г., с благословения патриарха, поставили митрополитом Киевским и всея Руси Иосифа, епископа Смоленского, литовские епископы: Лука Полоцкий, Кирилл Луцкий и Вассиан Туровский - таким образом, обещание великого князя Александра, данное Иосифу за его ревность к унии, окончательно исполнилось. После того Иосиф решился сделать дальнейший шаг к избранной им цели: 20 августа он написал грамоту к папе Александру VI, без сомнения, по совету Виленского епископа Альберта Войтеха и с соизволения великого князя, которые и с своей стороны написали о том же к папе. При чтении грамоты Иосифа нельзя не чувствовать, что он имел под руками подобную же грамоту митрополита Мисаила, писанную в 1476 г. к папе Сиксту IV, потому что не только повторяет из нее мысли, но некоторые выражает даже теми же словами и оборотами речи, хотя вообще грамота Иосифа несравненно короче. Прежде всего он изображает, весьма подробно и многословно, величие папы; называет его единственным светильником всего мира и Церкви, достойнейшим викарием Христа; прилагает к папе (как мы видели и в Мисаиловой грамоте) сказанное святым апостолом о Христе: Таков нам подобаше архиерей... безсквернен, отлучен от грешник (Евр. 7. 26); говорит (по примеру той же грамоты), что папа - второй Моисей, славнее и выше Аарона и Самуила, Давида и Соломона и что никакое слово человеческое не может достойно восхвалить и прославить его и т. д. Затем продолжает: "Я верую и исповедую, что ты пастырь всех верующих и глава Вселенской Церкви и всех св. отцов и патриархов. Пред тобою мы смиренно склоняем главы наши со всею покорностию доброй воли, не по принуждению или необходимости, но по усердию веры и сердечной любви; желаем от твоей святыни святейшего благословения, потому что тебе преданы ключи Царства Небесного и власть вязать и решить. Посему отныне мы молим твою святыню (из Мисаиловой грамоты): будь милостив к нам, живущим далече в северных странах, где области России под обрядом и уставом Восточной Церкви, содержащим св. седмь Вселенских Соборов, а с ними также и осмой, Флорентийский... Мы веруем во единого Бога Отца, Вседержителя... и во единого Господа Иисуса Христа... по Никейскому Символу. Веруем и в Духа Святого, исходящего от Бога Отца, также (similiter) и от Сына единым духновением... О прочем, - заключает митрополит, - мы не пишем твоей святыне, а поручаем пересказать нашему сыну, и брату, и родственнику Ивану Сапеге, от которого и просим выслушать все наши просьбы. Мы уверены, повергаясь пред тобою на землю и целуя ноги твои, что ты исполнишь желание сердца нашего, утешишь нас, пребывающих в скорби, и не отвергнешь прибегающего под твое покровительство". Папа, однако ж, не удостоил Иосифа своего ответа и только чрез восемь месяцев написал - сперва (28 апреля 1501 г.) к Виленскому епископу Альберту Войтеху, а потом (7 мая) и к великому князю Александру.
"Великую радость, - начинает папа свою грамоту к епископу, - принесло мне твое письмо, в котором ты извещаешь о твоей пламенной ревности и крайнем усердии в приведении к единству Римской Церкви народов, обитающих в великом княжестве Литовском и особенно в митрополии Киевской и всея России (а великий князь Александр и его послы постоянно уверяли московского государя, будто Войтех никого из православных не обращал!), и говоришь, что лучшего случая к тому не может быть, как настоящий, когда сам Иоанн Иосиф, признаваемый киевлянами и всеми русскими за пастыря и вождя, предложил тебе готовность покориться Римской Церкви и, насколько достанет сил, привести к ней и других из названных народов по смыслу Флорентийского Собора, о чем он отнесся и к нам чрез свое письмо и посла. Посему просишь, чтобы мы выслушали посла Ивана Сапегу и дали тебе ответ, как поступать в этом деле". В ответе своем, восхваляя ревность епископа по вере, папа говорит, что хотя он верит искреннему желанию Иоанна - Иосифа покориться Римской Церкви и весьма желал бы, чтобы с ним покорились и другие, но, зная непостоянство дел человеческих и как много в мире соблазнов, считает нужным соблюдать большую осторожность и потому посылает книгу определений Флорентийского Собора, чтобы епископ внимательно обследовал, под каким условием Иосиф и другие русские желают покориться Римской Церкви и как понимают они и исповедуют эти определения. "Мы получили, - продолжает папа, - известие, что они ни в Символе веры, ни при совершении церковных служб вовсе не исповедуют исхождения Св. Духа и от Сына. Нам также донесено, что таинство Евхаристии они совершают на квасном хлебе под формою незаконною и недостойною и для преложения в Кровь употребляют не вино, а другую жидкость и, смешав оба вида - Тела и Крови, под обоими приобщают даже младенцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58