А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

Сака Серафим

Шел густой снег


 

Здесь выложена электронная книга Шел густой снег автора по имени Сака Серафим. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Сака Серафим - Шел густой снег.

Размер архива с книгой Шел густой снег равняется 45.49 KB

Шел густой снег - Сака Серафим => скачать бесплатную электронную книгу



OCR Busya
««Молдавские повести», серия "Библиотека «Дружбы народов»»: Известия; Москва; 1981
Аннотация
САКА Серафим, прозаик, кинодраматург. Родился в 1935 году в селе Ванчикэуцы Черновицкой области Украинской ССР. В 1965 году окончил Кишиневский педагогический институт, а в 1967 году – Высшие курсы сценаристов в Москве. Работал несколько лет сельским учителем, затем журналистом, является автором ряда киносценариев. Русскому читателю знаком по книге повестей и рассказов «За столом молчания» («Советский писатель», 1975),
Серафим Сака
Шел густой снег
1
В канун Нового года, роясь в поисках оставшихся еще со своей свадьбы нарядов, чтобы успокоить одну из дочерей – Ольгу, ту самую, у которой не оказалось костюма для праздничного маскарада, Анастасия наткнулась на старую фотографию и замерла, унесясь мысленно в ту далекую весну, лето и осень, когда муж присылал ей послания из самого Бранденбурга, а она забыла о нем и фотографировалась здесь с другими. И раз судьбе было угодно, чтоб муж – муж и никто другой – наткнулся на эту фотографию с ржавыми следами кнопок в уголках, то уже не требовалось никаких других доказательств подозрениям, словам и насмешкам, которые столько лет грызли и мучили его. Не исключено, что он и сейчас простил бы ее, как прощал столько раз, скрипнув зубами и махнув с горестным отвращением рукой, – что, однако, не означало, будто все предается забвению, – если б улочка, вернее, тупик не привел тебя прямо к их воротам. Именно тебя, который научился все обходить! И так как идти было некуда, ты остановился и заглянул во двор (глупая привычка, но ведь человеческое любопытство велико!); заметив тебя, но еще не распознав (село знало, что ты учишься на юриста и вот-вот станешь прокурором), Сыргишор Вырна, первый на селе хозяин, двадцать пять лет работавший кладовщиком в колхозе, схватил жену сперва за ворот, потом по-крестьянски вцепился в волосы рукой, уже старчески бессильной; женщина попыталась повернуться к нему лицом, чтоб в ответ на взмахи ремня – один, другой, третий – крикнуть то, о чем и без того кричали ее еще блестящие молодо глаза:
– Больше бьешь – труднее забывается! Не бей!
– Добью!
– Не бей!
– Добью!
Они метались по двору – то бледные тени, то снова люди во плоти и крови, – меся глубокий, по колено, снег, точно глину для нового дома, и чем-то напоминали зверей, преследуемых злым охотником – ревностью. Женщина смеялась, хохотала, и в хохоте ее слышалось рыдание о том, чего никогда и ничем не искупить, и радость тому, что все-таки свершилось. А на нее и на все вокруг сыпался и сыпался из черной прорвы неба густой бесстрастный снег.
– Говорил, что никто не придет, а вот уже и пожаловали! Пожалуйте, милости просим!
Женщина сразу узнала тебя и подбежала к воротам, распахнув их так, будто собиралась впустить во двор добрую половину села, но тут же обернулась, чтобы запоздалым криком остановить мужа, нагнувшегося над фотографией. В минуту, когда ты шагнул во двор, ремень уже перелетел через черепитчатую крышу дома, а когда ты вежливо поздоровался с хозяином и пожелал ему много лет счастья, он совсем разъярился и начал пританцовывать на снегу, втаптывая в него разорванный на мелкие клочки фотоснимок.
– Анастасия Петровна, принимайте гостя! – крикнула одна из дочерей – не то Ольга, не то Саида, – следивших из окна за тем, как добрый их отец дает урок доброй их маме, чей грех, по их разумению, бросал тень на добрую репутацию семьи.
Заметив тебя, сестры быстро опустили занавески, будто занавес в театре, и зажгли свет во всех комнатах. Двор осветился, точно сцена, и только тогда стало видно, как Вырна заравнивает сапогами глубокие следы на снегу.
Из дома доносился торжественный голос теледиктора, убегали последние минуты года, и ты шел на этот голос вслед за Анастасией, которая разбрасывала ногой свежий снег, запорошивший тропинку, ведущую от ворот к крыльцу.
– Пожалуйте! Вот сюда, по дорожке… Тихонько, не поскользнитесь!
На цементированном крыльце ты потопал ногами, как это обычно делают, входя в дом, потом смахнул снег веником, который протянула тебе Анастасия, проделывая все со странной для самого себя, мучительной неторопливостью, словно оттягивая встречу, ради которой шел сюда.
Войдя следом за хозяйкой в дом, ты изумился, увидев, что сестры сидят, облокотившись на горку разноцветных подушек и уставившись в раскрытые книги, – занятие, столь не соответствующее моменту.
– Добрый вечер и с Новым годом!
Девушки вскочили, словно застигнутые врасплох, и их соблазнительные платья из тяжелого шелка заструились, как вода, вокруг вытянувшихся гибких тел. Книги, будто ворованные яблоки, выпали из рук, учебники химии или физики, – свидетельство того, что девушки, окончившие лучшую в райцентре школу и дважды пытавшие счастья в мединституте, все еще надеются на успех. Надеются, а надежда не самый большой грех.
– Добрый вечер и с Новым годом! – повторил ты после вынужденной паузы, и одна из сестер, Саида, более живая, чем Ольга, ответила громко, но довольно нерешительно:
– А мы как раз повторяли необратимость явлений…
Ты кивнул все с той же неопределенной гримасой, которая должна была заменить улыбку, – да, конечно, все в мире необратимо… И в этот миг появился празднично одетый и прекрасно настроенный Вырна. В одной руке он нес кувшин с вином, в другой – старое охотничье ружье.
– Хорошо, что у вас есть телевизор. – Ничего другого ты не мог сказать.
– Да, да… Но сперва проводим старый год, ибо он был не так уж плох, и встретим новый, как положено по обычаю, ружейным огнем, чтоб отогнать все страхи и зло. С Новым годом, дети мои!
Ты поднял вместе со всеми стакан, в доме стало тихо, экран телевизора замер, многозначительно тусклый, – короткая пауза между двумя годами, – и тут скорее веселая, чем грустная, скорее добрая, чем злая, скорее молодая, чем старая, держа в руке полный стакан, ворвалась в комнату с радостным возгласом Анастасия:
– Будьте здоровы, дети мои, и пусть счастье ваше будет больше нашего!
И букет, и крепость – все, все, что есть в этом изысканном напитке, – заставили тебя пить вино не спеша, цедить по капле, совсем не так, как пьют обычно, и сестры, опустошившие стаканы одним духом, следили за тобой с завистью и восхищением, жалея, что сами поторопились.
– Налей еще, отец!
Протянул и ты руку, и в ней оказался еще один стакан, который передала тебе Анастасия.
– Как хорошо, что у вас есть телевизор! – снова воскликнул ты, осушив на этот раз поспешно, будто жаждущий кружку воды, второй стакан. – Сделайте громче, не слышно.
Но Вырна протянул тебе ружье и вышел из дому. Ты покорно последовал за ним, рассматривая ружье на ходу. За тобой, накинув на плечи пальто, вышли и сестры.
Ночь огромным колоколом накрыла село и окрестности. Внизу, по земле, растекалась пенистым морем белизна, скрадывая глубокие, точно шрамы, следы на снегу. Прогремели выстрелы, один за другим, откуда-то с противоположного конца села им ответили другие, и ты протянул ружье сестрам, которые стояли рядом, поеживаясь в накинутых на плечи пальто.
– Вы стреляли когда-нибудь? – спросил ты с любопытством и опаской.
Пальто, точно оборвавшись, соскользнули с плеч и упали, глубоко зарывшись в снег. Первой взяла ружье Саида, более живая, чем сестра ее Ольга.
– Заряжено, – предупредил ты и, несколько смутившись, отстранил дуло, направленное в твою грудь.
Почувствовав тяжесть ружья, девушка почувствовала и страх – перед отдачей приклада, грохотом выстрела, стволом, который может разорваться, – и другой страх, слепой и глухой, страх перед страхом, но поборола и тот и этот и, чтобы показаться мужественной, а может, по иной причине, встала на колено и выстрелила в черную пропасть ночи. Потом переложила ружье в другую руку и выстрелила еще раз, теперь уже в осевшую под тяжестью снега крону ели перед домом. Изрешеченная дробью белая шуба осыпалась на землю снежной пылью. Девушка бросила ружье и, вытянув руки, стремглав помчалась к дереву, чтобы окунуться в белый дождь, который кончился прежде, чем она добежала.
– Стреляйте. Почему не стреляете?
Запахло порохом. Вырна вытащил еще два патрона, зарядил ружье и протянул его Ольге. Пританцовывая от холода, она отступила назад и нечаянно (а может быть, и нарочно) стала топтать лежащие в снегу пальто. Потом начала смеяться, смех сотрясал все ее тело, переполнял его и, казалось, поднимал высоко-высоко, надо всем и всеми. Но очень скоро смех перешел в плач, она закрыла лицо руками и побежала к дому. За ней – остальные. Снегопад усиливался.
Не дожидаясь приглашения, ты удобно устроился на одном из многочисленных стульев, появившихся вокруг стола, – видимо, ждали еще гостей, – и невольно поглядывал на платья, струящиеся вокруг девичьих тел и напомнившие тебе хвосты павлинов в зоопарке. Девушки тоже посматривали украдкой на стул перед телевизором, где ты сидел, положив ногу на ногу и чувствуя себя очень даже неплохо. Глаза Саиды, неестественно расширенные – испытанная женская уловка, – блестели, очаровывали; расчесывая замедленными движениями влажные волосы, она сушила их над настольной лампой, которую держала на коленях. Ольга, полненькая, с правильными чертами лица хорошенькой куколки, листала с безразличным видом все тот же учебник химии или физики. Сестры, хотя и были близнецами, совсем не походили друг на друга. Почти совсем.
Телевизионный новогодний бал-маскарад, ради которого ты, собственно, и пришел сюда, начался незадолго до того, как вы вернулись в дом. Сейчас представляли последних участников, улыбающихся, уставившихся в одну точку, – парад физиономий, лишенных того, что обычно называют индивидуальностью, по той простой причине, что режиссура бала нарушила всякую меру, стремясь к невозможному: развлечь всех, кто находится перед экраном, среди которых миллионными по счету и потому неуловимо анонимными были и вы, сидящие за столом, – сестры, их мать, их отец и ты.
– Начинайте же! – не выдержал ты, и Анастасия Петровна, которая расставляла тарелки, решив, что обращаются к ней, протянула тебе еще одну тарелку через стол.
– Сейчас, сейчас… Время еще есть, до самого утра…
Сыргишор возился с бутылками – целая дюжина, напитки собственного изготовления и импортные, – расставляя их в том порядке, в каком надлежало пробовать и пить; Саида все перебирала свои мягкие белокурые волосы; Ольга переворачивала последние страницы учебника физики или химии, и только ты, единственный за столом, упрямо следил, как разворачивается на экране телевизора бал-маскарад, и малюсенькая надежда, вызванная твоим появлением, рассеивалась по мере того, как время все настойчивей утверждало приближение Нового года, в который вступали и все вы, сидящие в этой комнате. Устремив глаза на экран, ты совсем забыл о том, что происходило рядом (быстрый, искоса, взгляд, протянутая дрогнувшая рука, ласковое слово), – забыл о девушках, которые весь вечер ждали, чтоб пришел кто-нибудь и пригласил их на бал-маскарад – какого еще никогда не было! – иначе говоря, какого еще не было в их сельском клубе. Ты молчал, молчали сестры, молчал заставленный стол, молчали полные стаканы, и вдруг в этой необъяснимой, напряженной тишине появилась во весь экран Анна.
– Это она! – воскликнул ты в волнении, и обе сестры, смотревшие бог знает куда и думавшие бог знает о чем, неспешно повернули головы, и их сонный взгляд встретился с взглядом женщины средних лет – экран исказил ее лицо, – неизвестной им женщины, которая безо всякого выражения глядела на них, ей неизвестных и даже вовсе для нее не существующих.
В отличие от других, анонимных персонажей толпы, Анна задержалась, или что-то задержало ее в кадре, едва заметно улыбнулась тебе, давнему знакомцу ее улыбки, и ты, забыв, что это всего лишь телевстреча, хотел протянуть к ней руки, руки попрошайки: не уходи, останься, не надевай маску, скажи хоть слово! – но тут же улыбающееся лицо Анны дрогнуло и исчезло, будто смытое водою. Сыргишор взял стакан, поднял его и сказал решительным голосом, заглушённым, однако, шумом телевизора, на экране которого уже появились новые лица, незнакомые и нежеланные, без числа и без имени:
– Всех – с Новым годом!
Угомонившись наконец и усевшись во главе стола, Анастасия обвела взглядом многочисленные тарелки, затем перевела его на дочерей, которые, по твоему примеру, смаковали вино, и сказала, опустив глаза:
– С Новым годом, дети мои!
Подбородок ее вздрагивал, дрожал и голос.
– С Новым годом! – подхватил Вырна.
– Многих лет, отец! Многих лет, мама!
– Долгие лета! – сказал ты, думая сейчас только об Анне.
На маленьком экране перед тобой проходили в торжественном марше теперь уже полностью замаскированные участники представления. С исчезновением последнего, изысканного графа с подчеркнуто изысканными манерами в комнате загремели «Сказки венского леса», и ты, встав, поднял стакан и произнес что-то торжественным голосом. Твои лишенные значения слова не произвели ни на кого видимого впечатления: Вырна, снова наполнив стаканы, напевал полузабытую военную песенку; Анастасия замерла во главе стола, думая о долгих годах – о тех ли, что уже прошли, о тех ли, что еще будут, кто знает, – и лицо ее, до того такое живое и светлое, сейчас словно окаменело, превратилось в маску; сестры Саида и Ольга с отрешенным видом следили за игрой света и мельканием фигур на экране, и радость их и надежда, достигшие вершины во время стрельбы из ружья, угасали у всех на виду, но никто этого не видел, и уж конечно никого это не беспокоило, и они, сначала одна, потом другая, медленно поднялись из-за стола и, никем не замеченные, исчезли. Следом за ними – родители.
Ты остался один (не заметив, впрочем, этого), продолжая глядеть на князей и княгинь, принцев и принцесс, генералов и пиратов, цыган и колдуний, которые двигались сейчас в хорошо организованном хаосе. Ты искал Анну. Некоторое время ты цеплялся за подол одной из колдуний, чья живость, не лишенная грации, напомнила тебе живую грациозность Анны, но немного погодя обнаружил, что колдунья чересчур вульгарна – смеется без причины и болтает без умолку. Ты оставил ее в покое и сосредоточил внимание на графе, показавшемся тебе подозрительным: бродил неприкаянно в толпе масок, кланяясь то пирату с черной повязкой адмирала Нельсона, то принцу с манерами буфетчика, то случайным зрителям… Ты даже протянул руку, чтобы сорвать маску, под которой – в этом ты ничуть не сомневался – была вовсе не Анна.
Тем временем в сенях послышался шум, беспорядочные удары в бубен, и ты вздрогнул, подумав, что, возможно, по обычаю здешних мест, толпа подгулявших гостей ворвалась в дом, где (ты только сейчас это заметил) ты был один, если не считать такого же, как ты, одинокого графа на экране телевизора. Ты встал и, подняв стакан, гикнул, чтобы показаться пьяным, – излишнее усилие, ибо ты и без того выглядел достаточно странно. Дверь распахнулась, и вместе с клубами пара и грохотом бубна, старинного, с почерневшими колокольчиками, отысканного где-то в закоулках чердака, появились одна за другой сестры, наряженные женихом и невестой, за ними в вывернутом наизнанку кожухе, ворча, как медведь, – мать, Анастасия, а за ней отец, Сыргишор, размахивающий женским шарфом – воображаемым кнутом.
– Играй – не горюй, получишь хлебушка, маслин!
Твой возглас, как ни странно, вернул в дом радостное возбуждение. Девушки заулыбались, Анастасия торопливо размазала по лбу, щекам и носу сажу, Сыргишор, одной рукой тряся бубен и ударяя им по ляжке, другой подтянул ремень на животе. Вино делало свое дело – жесты стали шире, слова горячее…
– Играй – не горюй, получишь хлебушка, маслин! – крикнули сестры, забыв о своей сдержанности и серьезности.
Очутившись между двумя балами, точно между двумя огнями, ты уже не знал, какой обжигает сильнее; к тому же опьянел – тем опьянением от разных напитков, когда все вокруг окутывается белесым туманом. Ты медленно поднялся из-за стола и зашагал к выходу, тоже тяжело, как медведь, подскакивая, в такт ударам бубна. Раздвинул сестер и проскользнул между ними, потом пробрался между Анастасией и Сыргишором, изображавших медведицу и поводыря из цыганского табора.
– Играй – не горюй, получишь хлебушка, маслин! – долго еще звучали у тебя в ушах выкрики тех, кто остался веселиться вокруг просторного семейного стола.
2
На улице все шел снег. Холодные колючки снежинок хлестали тебя по разгоряченному лицу; выйдя со двора, ты попал в узкий проход между высокими дощатыми заборами, которые сейчас казались еще выше, образуя длинный, восхитительно красивый туннель, зовущий тебя, давнего знакомца этих мест, неслышно затеряться в первозданной кипящей белизне.
Шел густой снег.
Село уже спало, и только запоздалое эхо откликалось то здесь, то там, а чаще всего там.

Шел густой снег - Сака Серафим => читать онлайн электронную книгу дальше


Было бы хорошо, чтобы книга Шел густой снег автора Сака Серафим дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Шел густой снег у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Шел густой снег своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Сака Серафим - Шел густой снег.
Если после завершения чтения книги Шел густой снег вы захотите почитать и другие книги Сака Серафим, тогда зайдите на страницу писателя Сака Серафим - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Шел густой снег, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Сака Серафим, написавшего книгу Шел густой снег, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Шел густой снег; Сака Серафим, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн