ему достаточно было лишь несколько раз взглянуть в глаза клиентов, и он уже знал – любовь это или легкий флирт.
– Я вас помню, конечно, миссис. Здравствуйте, – любезно ответил парень, обращаясь к Джастине.
Она посмотрела на стенд за его спиной. Ключ от их домика висел на своем месте.
– Седьмой номер? – спросил парень. Джастина кивнула.
– Я хотела бы снять его на месяц.
Про себя молодой человек отметил, что с момента их последней встречи, эта пожилая миссис сильно изменилась. Под глазами появились отеки, исхудавшее лицо казалось бледнее обычного, куда-то исчез живой блеск глаз. Она выглядела несчастной и изможденной…
– О, это невозможно, – ответил парень. – Мы сдаем только на сутки, – он помолчал и добавил. – Очень сожалею. Джастина кивнула.
– Понимаю… – ее голос прозвучал еле слышно, казалось, ей не хватает сил, чтобы говорить громче. – Извините меня, до свидания…
Она повернулась и поспешно вышла. Возле входа она посторонилась, пропуская вперед двух молодых людей. Весело разговаривая, они спешили сдать ключ. Счастливые и довольные, они прошли мимо нее. Он что-то шептал ей на ухо, а она заразительно смеялась. Они были еще совсем молоды. Джастина с завистью посмотрела им вслед.
Дорогу назад она не помнила.
Подъезжая к дому, Джастина еще издали увидела, что возле соседского дома с колоннами стоит грузовой фургон и во дворе суетятся какие-то люди в одинаковых сине-голубых комбинезонах. Джастина притормозила, бросила машину посреди улицы и направилась к дому Питера. Когда она подошла, возле фургона никого уже не было. Тогда Джастина поднялась по ступенькам и вошла внутрь дома. Рабочие возились вокруг рояля, пытаясь поудобнее подцепить его на широкие, перекинутые через плечи, лямки. Не обращая на нее никакого внимания, они громко переругивались.
– Ну и тяжелый, черт. Я даже предположить себе не мог. Да, мы явно продешевили.
– Да уж, надо было требовать двойную цену. Наконец один из них заметил Джастину.
– Что вам угодно, миссис? – спросил он.
– А где хозяева? – не осознавая для чего это ей нужно, спросила она.
– Они уже уехали. В доме никого нет.
– Куда уехали?
– Извините, миссис, а с кем я имею честь беседовать?
– Я – Джастина Хартгейм, живу по соседству.
– А-а, – протянул рабочий, – неужели они вам ничего не сказали? Они сняли дом в деревне.
– В деревне? – удивилась Джастина.
– Извините, миссис, я занят: нам надо скорее погрузить этот чертов рояль.
– Я попью воды, – Джастина произнесла эти слова как можно небрежней, но на нее уже никто не обращал внимания.
В доме все оставалось как прежде. Либо Питер и Ольвия не успели забрать все вещи, либо они решили лишь на время, пока не утихнут страсти, уехать и скрыться в деревенской глуши.
Джастина зашла на кухню и для вида взяла стакан и налила в него воду, но за ней никто не собирался следить. Тогда она быстро вышла и проскользнула по коридору. Приоткрыв дверь, она заглянула в мастерскую Ольвии – ни одной картины не было на месте.
– Действительно уехали, – пробормотала Джастина.
Еще не понимая зачем она это делает, Джастина вышла в холл и, не торопясь, поднялась на второй этаж. Снова пройдя по неосвещенному коридору, она заглянула в спальню. Здесь спал ее возлюбленный со своей женой. Джастина обвела взглядом комнату: белая мебель, светлые обои и шторы. Ничего особенного.
Решение уехать Ольвия и Питер видимо приняли так поспешно, что даже не успели или не захотели навести порядок. На полу валялось постельное белье, ночная рубашка, халат, пижама… Как после бурной любовной ночи. Сердце у Джастины заныло. Она поняла, что была в этом доме лишней, здесь шла своя жизнь и никто не собирался менять ее. Именно поэтому Питер и Ольвия решили уехать, а точнее сказать, убежать от мрачных воспоминаний.
– Что вы там делаете, миссис? – услышала она настороженный голос одного из рабочих.
– Так, ничего, – стараясь казаться как можно беспечней, ответила Джастина, спускаясь вниз. – А вы не подскажете, куда именно уехали хозяева? – с безразличным видом спросила она.
Рабочий, подозрительно посмотрев на нее, буркнул:
– Прошу прощения, миссис, но нам запретили кому бы то ни было об этом говорить.
– Очень интересно… – горько усмехнулась Джастина и пошла прочь.
Она поставила свою машину в гараж и поднялась в холл. Там был полумрак, но ей сразу же бросилась в глаза одна необычная вещь. Джастина пригляделась и почувствовала, как у нее перехватило дыхание, а в глазах все помутилось. Прямо перед ней на противоположной стене висела картина, которую Ольвия в тот роковой вечер подарила Лиону: грозное море, скала, разрезающая прибой, и двое, мужчина и женщина, обнявшись на этой скале…
– «Неужели это Лион приказал ее повесить?» – Джастина задыхалась. – «Он это сделал специально. Это – укор мне. О, боже, какой он безжалостный. Я просто сойду с ума!» – и уже не контролируя себя, Джастина подбежала, сорвала картину со стены и отшвырнула ее.
Все последующие дни Джастина пила успокоительные лекарства, а на ночь – снотворное. И хотя спала она теперь много, но большое количество лекарств, которые она принимала, не улучшили ее состояние, а скорее наоборот обострили его. У нее было такое ощущение, будто внутри натягивается стальная струна, отчего с каждым днем в ее теле росло и росло напряжение, и Джастину теперь не покидало чувство, что вскоре струна эта может лопнуть. К чему приведет разрыв, она не могла даже представить.
Сидеть на месте Джастина больше не могла: ей постоянно нужно было что-то делать. Вскоре она стала каждое утро уезжать куда-то на машине и возвращалась лишь поздно вечером. Она никому не говорила, куда ездит, никто ее об этом не спрашивал. Джастина и сама не знала, зачем она это делает: каждый день она колесила по деревням близ Оксфорда и расспрашивала их жителей про приезжую пару, описывая Питера и Ольвию. Поиски ее ни к чему не привели. Эти безрезультатные поездки настолько утомили Джастину, что она уже с трудом управляла автомобилем. Тогда она вынуждена была их прекратить. Но сидеть целыми днями дома для нее было невозможно, и поэтому она снова стала ходить в студенческий театр. Наконец она осознала, что для нее это было единственным занятием, которое позволяло хоть как-то развеяться и отвлечься от тяжелых мыслей.
Студенты сразу заметили, в каком тяжелом душевном и физическом состоянии находится их наставница, но из деликатности они не стали приставать к ней с расспросами. Тем более, что Джастина преобразилась: она стала ласковой и внимательной к ним, очень серьезно относилась к их мнениям и пожеланиям. Она наблюдала за игрой каждого из них, и от нее не ускользали ни ошибки, ни удачи молодых актеров. Ей теперь легко удавалось найти подход к каждому своему питомцу, указать ему на ошибки, слабые места и приободрить, похвалить за то, что у него получалось особенно удачно.
Молодые люди были ей очень благодарны за такое отношение и с воодушевлением взялись за постановку очередного спектакля. Джастина теперь участвовала в обсуждении всех мелочей: от деталей костюмов до концепции декораций и расположения актеров на сцене. Она больше не воспринимала в штыки максималистские предложения молодых людей, а спокойно и аргументировано высказывала свое мнение. Очень часто это помогало находить компромиссы, и спектакль обещал быть просто великолепным.
Все были настолько увлечены работой, что вопрос посещаемости вообще не стоял – на время репетиций все откладывали свои дела, даже встречи с друзьями и свидания. Наоборот, все чаще и чаще девушки стали приводить на репетиции своих парней, а ребята – своих любимых.
Теперь в темном зале сидели одинокие зрители, дожидаясь окончания репетиции. Раньше Джастина не любила подобных вещей и всегда ругалась: когда она стояла перед сценой, ей было очень неприятно ощущать у себя на затылке чей-либо взгляд. Но теперь она относилась к этому вполне спокойно, даже благосклонно.
В этот раз начало репетиции затягивалось, так как непонятно почему отсутствовал Роджер Сол – исполнитель одной из главных ролей. Но семеро одного не ждут, и было решено начинать работу без него и заняться прогонкой сцен, в которых не было его выхода.
Ребята играли с воодушевлением, но Джастина заметила у одного из актеров небольшую ошибку и, не желая прерывать всех остальных, тихо поднялась на сцену и сделал ему замечание. Он поблагодарил наставницу, пообещав исправиться. Стараясь не привлекать к себе внимания, Джастина на цыпочках отошла в сторону и спряталась за кулисы. Здесь она невольно подслушала разговор двух молодых парней, которые, не замечая Джастину, стояли рядом с ней, отделенные лишь полосой тяжелой плотной материи.
– А где Роджер? – спросил один.
– А ты что, не знаешь? – усмехнулся другой.
– О чем?
– Ему сейчас не до театра и вообще ни до чего.
– А что такое?
– Да Роджера Линда достала, она его скоро до психушки доведет.
– А в чем дело? Ведь у них была такая любовь! Я думал, что у них все о'кей.
– Да ну, – небрежно произнес первый парень. – Роджер не умеет с одной девицей долго встречаться, но у него всегда все нормально было, а от этой он никак не может избавиться. Ведь она живет рядом с ним, и теперь каждый день подкарауливает его возле дома. Он пытается ее избегать, но у него ничего не выходит.
Другой парень рассмеялся:
– Будет знать, как крутить роман с соседкой.
Оба приглушенно расхохотались. Эта история казалась им забавной. Зато Джастину как будто кто-то хлестнул по лицу – ей показалось, что говорили о ней, о ее чувствах, которые вызывали только иронию и издевательский смех у окружающих. Ведь Питер тоже избегает ее. Мало того, он просто сбежал, а все теперь смеются за ее спиной, но она, дурочка, этого раньше не замечала. Как жестоко, подло и бестактно… Судорожный комок сдавил ей горло, слезы навернулись на глаза. Только бы ее никто не увидел… Уйти подальше от всех…
… Джастина тихо зашла за сцену и бросилась к выходу, но тут ее позвал Роджер Сол. Джастина вздрогнула и обернулась. На лице у парня была игривая улыбочка.
– Миссис Хартгейм, – произнес он, – добрый вечер. Извините, что я опоздал. У меня для вас кое-что есть, – он залез в карман кожаной куртки и достал оттуда немного помятый конверт. – Это просили передать вам.
– Кто просил?
– Я думаю, вы сами догадываетесь, – парень усмехнулся и таинственно ей подмигнул.
Джастина вырвала конверт у него из рук и бросилась к выходу, но тут же оступилась – Роджер подскочил к женщине и поддержал ее за локоть.
– Вас проводить, мэм? – услужливо спросил он.
– Не стоит, – процедила Джастина, вырвала руку и вышла на улицу.
Она бежала по аллее, слезы текли по щекам, Джастина нервно глотала их и бежала дальше. Она быстро села в машину и помчалась в сторону дома, помятый конверт она все еще держала в руках. Он мешал ей управлять машиной, но Джастина этого не замечала. Въехав к себе во двор, она поняла, что не сможет поставить машину в гараж. Но и войти в дом было сверх ее сил. Джастина с трудом вышла из машины и направилась в сторону сада, туда, где стояла скамейка, укрытая от посторонних взглядов густыми зарослями. Но дойти у нее не хватило сил – она упала на траву рядом со скамейкой: нервы сдали окончательно и больше она не могла контролировать себя.
Она долго рыдала, громко всхлипывая и задыхаясь от собственных слез. В истерике Джастина кусала губы, рвала ногтями траву. Ей хотелось умереть, только смерть могла решить все проблемы и подарить покой… Жизнь была слишком несправедлива и жестока с ней.
«Почему, почему она одним дарит счастье, а другим оставляет только страдания и муки?» – шептала Джастина. Ей больше не хотелось жить.
Джастины не было в доме больше часа. Лион начал беспокоиться.
– Где же она? – спросил он служанку.
– Не знаю, сэр, – ответила женщина. – Я слышала, что машина давно уже приехала.
– Что-то она не торопится домой, – проворчал Лион. – Интересно, куда это она пошла?
– В доме ее нет. Я пойду поищу в саду, – предложила служанка.
– Я пойду с тобой, – сказал Лион. – Захвати, пожалуйста, фонарь.
Каким бы злым на Джастину не был Лион, но ее состояние в последнее время все больше и больше беспокоило его. Он понимал, что может помочь жене справиться с той глубокой депрессией, в которой она находилась. Но педантичная немецкая гордость, которая изредка давала о себе знать, никак не позволяла ему пойти на сближение. Тем не менее, нельзя сказать, что судьба Джастины его вовсе не волновала. Служанка и Лион вышли на улицу и стали звать Джастину. Никто не отзывался. Тогда, освещая двор фонарем, они стали искать ее вокруг дома.
Нашли Джастину в кустах, истерично рыдающую, с опухшим от слез лицом. Лион попытался поднять ее.
– Джастина, что с тобой? – растерянно бормотал он. – Успокойся, пожалуйста… Да что же это…
Гордость его вмиг улетучилась. Теперь он видел, что жене очень и очень плохо. Он гладил ее по голове, крепко держа в объятиях. Служанка стояла рядом, с ужасом наблюдая эту грустную картину. Все было очень серьезно: она видела, что в семье происходило что-то страшное и болезненное. Она только молча кивала головой, она понимала все и предчувствовала недоброе.
Джастина очнулась уже в больнице. Она помнила только, как приехала машина «Скорой помощи», ей сделали укол и положили на носилки. Джастине дали большую дозу успокоительного, которое сразу же подействовало на ее обессиленный, истощенный организм. После этого у нее было такое чувство, будто она провалилась в бездонный темный колодец.
Джастина открыла глаза. Белый потолок, белые стены, белая кровать. Все остальное тоже было белого цвета… Даже жалюзи на окне были белыми. Джастина давно уж не видела палат такого стерильного вида. Она сразу же поняла, что больница эта не совсем обычная. Джастина чувствовала слабость и головокружение, она не понимала зачем находится здесь, но думать об этом была не в состоянии.
К ней вошла медсестра – молоденькая девушка в белом.
– Вы уже очнулись, миссис Хартгейм? – спросила она ласковым, мелодичным голосом.
Джастина только моргнула ей в ответ.
– Сейчас вы должны успокоиться и ни о чем не волноваться. Скоро придет ваш муж, – добавила она.
– Нет… – Джастина шевелила губами, но не слышала своего голоса. Она никого не хотела видеть. Ей уже никто не в силах помочь. – Так больше не может продолжаться, – с невероятным усилием произнесла она.
Медсестра ласково улыбнулась.
– Конечно не может, но сначала вам обязательно надо поесть. Вы очень похудели…
Она не помнила, когда ела в последний раз, но при упоминании о еде она почувствовала отвращение и тошноту.
– Я хочу умереть, – прошептала она. – Я – дрянь, я хочу умереть…
Слезы катились по ее щекам. Она вспомнила о своем несчастье. Нет, уже никто не сможет спасти ее. Она не может измениться. Никогда ей не станет лучше: она безнадежна. Врачи не в силах сделать ее счастливой, а значит, все бесполезно и не имеет смысла. «Боже мой… Как мне плохо…»
Медсестра наклонилась над ней.
– Вы увидите мужа и вам станет легче, – успокаивающе произнесла она.
Голос медсестры был мягкий и тихий, а Джастина продолжала плакать: у нее даже не было сил, чтобы вытереть слезы. «Нет… Что же со мной… О, Боже…»
Медсестра совсем растерялась: она была очень молода, совсем недавно закончила учебу и работала в клинике только месяц. У нее не было опыта и той душевной твердости, граничащей с черствостью, свойственной профессиональным медикам, особенно тем, кто работает в психиатрических больницах. Она еще не видела в жизни горя, и окружающий мир рисовался в ее воображении лишь в розовых тонах. Ей было очень жаль свою пациентку: она не знала, что произошло на самом деле с этой изможденной женщиной, не знала истинной причины ее страданий. Девушка от всего сердца сочувствовала ей, переживая в душе ее боль. Девушка уговорила Джастину выпить лекарство. Это было все, чем она могла помочь страдающей женщине. Джастина послушно приняла таблетки и вскоре снова закрыла глаза.
Лион сидел в просторном светлом кабинете, заставленном комнатными растениями. Доктор, сидевший напротив, закурил сигарету.
– Вопреки широко распространенному мнению, депрессия – очень тяжелая болезнь, – выпустив кольцо дыма, произнес он. – Ее очень трудно лечить. Особенно…
Он встал, прошелся по кабинету и открыл окно.
– Вы не договорили, доктор, – напомнил ему Лион.
– Я хотел сказать: особенно в тех случаях, когда этому противится сам больной.
Лион молчал.
– Я буду откровенен с вами, мистер Хартгейм, – объяснил доктор. – Если бы ваша жена хотела выздороветь – она бы выздоровела давно, но она не хочет этого.
– Что же тогда делать? – озабоченно спросил Лион.
Слова доктора отнюдь не успокоили его. Ведь в последнее время он все больше и больше осознавал, что часть вины за случившееся с Джастиной лежит на нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
– Я вас помню, конечно, миссис. Здравствуйте, – любезно ответил парень, обращаясь к Джастине.
Она посмотрела на стенд за его спиной. Ключ от их домика висел на своем месте.
– Седьмой номер? – спросил парень. Джастина кивнула.
– Я хотела бы снять его на месяц.
Про себя молодой человек отметил, что с момента их последней встречи, эта пожилая миссис сильно изменилась. Под глазами появились отеки, исхудавшее лицо казалось бледнее обычного, куда-то исчез живой блеск глаз. Она выглядела несчастной и изможденной…
– О, это невозможно, – ответил парень. – Мы сдаем только на сутки, – он помолчал и добавил. – Очень сожалею. Джастина кивнула.
– Понимаю… – ее голос прозвучал еле слышно, казалось, ей не хватает сил, чтобы говорить громче. – Извините меня, до свидания…
Она повернулась и поспешно вышла. Возле входа она посторонилась, пропуская вперед двух молодых людей. Весело разговаривая, они спешили сдать ключ. Счастливые и довольные, они прошли мимо нее. Он что-то шептал ей на ухо, а она заразительно смеялась. Они были еще совсем молоды. Джастина с завистью посмотрела им вслед.
Дорогу назад она не помнила.
Подъезжая к дому, Джастина еще издали увидела, что возле соседского дома с колоннами стоит грузовой фургон и во дворе суетятся какие-то люди в одинаковых сине-голубых комбинезонах. Джастина притормозила, бросила машину посреди улицы и направилась к дому Питера. Когда она подошла, возле фургона никого уже не было. Тогда Джастина поднялась по ступенькам и вошла внутрь дома. Рабочие возились вокруг рояля, пытаясь поудобнее подцепить его на широкие, перекинутые через плечи, лямки. Не обращая на нее никакого внимания, они громко переругивались.
– Ну и тяжелый, черт. Я даже предположить себе не мог. Да, мы явно продешевили.
– Да уж, надо было требовать двойную цену. Наконец один из них заметил Джастину.
– Что вам угодно, миссис? – спросил он.
– А где хозяева? – не осознавая для чего это ей нужно, спросила она.
– Они уже уехали. В доме никого нет.
– Куда уехали?
– Извините, миссис, а с кем я имею честь беседовать?
– Я – Джастина Хартгейм, живу по соседству.
– А-а, – протянул рабочий, – неужели они вам ничего не сказали? Они сняли дом в деревне.
– В деревне? – удивилась Джастина.
– Извините, миссис, я занят: нам надо скорее погрузить этот чертов рояль.
– Я попью воды, – Джастина произнесла эти слова как можно небрежней, но на нее уже никто не обращал внимания.
В доме все оставалось как прежде. Либо Питер и Ольвия не успели забрать все вещи, либо они решили лишь на время, пока не утихнут страсти, уехать и скрыться в деревенской глуши.
Джастина зашла на кухню и для вида взяла стакан и налила в него воду, но за ней никто не собирался следить. Тогда она быстро вышла и проскользнула по коридору. Приоткрыв дверь, она заглянула в мастерскую Ольвии – ни одной картины не было на месте.
– Действительно уехали, – пробормотала Джастина.
Еще не понимая зачем она это делает, Джастина вышла в холл и, не торопясь, поднялась на второй этаж. Снова пройдя по неосвещенному коридору, она заглянула в спальню. Здесь спал ее возлюбленный со своей женой. Джастина обвела взглядом комнату: белая мебель, светлые обои и шторы. Ничего особенного.
Решение уехать Ольвия и Питер видимо приняли так поспешно, что даже не успели или не захотели навести порядок. На полу валялось постельное белье, ночная рубашка, халат, пижама… Как после бурной любовной ночи. Сердце у Джастины заныло. Она поняла, что была в этом доме лишней, здесь шла своя жизнь и никто не собирался менять ее. Именно поэтому Питер и Ольвия решили уехать, а точнее сказать, убежать от мрачных воспоминаний.
– Что вы там делаете, миссис? – услышала она настороженный голос одного из рабочих.
– Так, ничего, – стараясь казаться как можно беспечней, ответила Джастина, спускаясь вниз. – А вы не подскажете, куда именно уехали хозяева? – с безразличным видом спросила она.
Рабочий, подозрительно посмотрев на нее, буркнул:
– Прошу прощения, миссис, но нам запретили кому бы то ни было об этом говорить.
– Очень интересно… – горько усмехнулась Джастина и пошла прочь.
Она поставила свою машину в гараж и поднялась в холл. Там был полумрак, но ей сразу же бросилась в глаза одна необычная вещь. Джастина пригляделась и почувствовала, как у нее перехватило дыхание, а в глазах все помутилось. Прямо перед ней на противоположной стене висела картина, которую Ольвия в тот роковой вечер подарила Лиону: грозное море, скала, разрезающая прибой, и двое, мужчина и женщина, обнявшись на этой скале…
– «Неужели это Лион приказал ее повесить?» – Джастина задыхалась. – «Он это сделал специально. Это – укор мне. О, боже, какой он безжалостный. Я просто сойду с ума!» – и уже не контролируя себя, Джастина подбежала, сорвала картину со стены и отшвырнула ее.
Все последующие дни Джастина пила успокоительные лекарства, а на ночь – снотворное. И хотя спала она теперь много, но большое количество лекарств, которые она принимала, не улучшили ее состояние, а скорее наоборот обострили его. У нее было такое ощущение, будто внутри натягивается стальная струна, отчего с каждым днем в ее теле росло и росло напряжение, и Джастину теперь не покидало чувство, что вскоре струна эта может лопнуть. К чему приведет разрыв, она не могла даже представить.
Сидеть на месте Джастина больше не могла: ей постоянно нужно было что-то делать. Вскоре она стала каждое утро уезжать куда-то на машине и возвращалась лишь поздно вечером. Она никому не говорила, куда ездит, никто ее об этом не спрашивал. Джастина и сама не знала, зачем она это делает: каждый день она колесила по деревням близ Оксфорда и расспрашивала их жителей про приезжую пару, описывая Питера и Ольвию. Поиски ее ни к чему не привели. Эти безрезультатные поездки настолько утомили Джастину, что она уже с трудом управляла автомобилем. Тогда она вынуждена была их прекратить. Но сидеть целыми днями дома для нее было невозможно, и поэтому она снова стала ходить в студенческий театр. Наконец она осознала, что для нее это было единственным занятием, которое позволяло хоть как-то развеяться и отвлечься от тяжелых мыслей.
Студенты сразу заметили, в каком тяжелом душевном и физическом состоянии находится их наставница, но из деликатности они не стали приставать к ней с расспросами. Тем более, что Джастина преобразилась: она стала ласковой и внимательной к ним, очень серьезно относилась к их мнениям и пожеланиям. Она наблюдала за игрой каждого из них, и от нее не ускользали ни ошибки, ни удачи молодых актеров. Ей теперь легко удавалось найти подход к каждому своему питомцу, указать ему на ошибки, слабые места и приободрить, похвалить за то, что у него получалось особенно удачно.
Молодые люди были ей очень благодарны за такое отношение и с воодушевлением взялись за постановку очередного спектакля. Джастина теперь участвовала в обсуждении всех мелочей: от деталей костюмов до концепции декораций и расположения актеров на сцене. Она больше не воспринимала в штыки максималистские предложения молодых людей, а спокойно и аргументировано высказывала свое мнение. Очень часто это помогало находить компромиссы, и спектакль обещал быть просто великолепным.
Все были настолько увлечены работой, что вопрос посещаемости вообще не стоял – на время репетиций все откладывали свои дела, даже встречи с друзьями и свидания. Наоборот, все чаще и чаще девушки стали приводить на репетиции своих парней, а ребята – своих любимых.
Теперь в темном зале сидели одинокие зрители, дожидаясь окончания репетиции. Раньше Джастина не любила подобных вещей и всегда ругалась: когда она стояла перед сценой, ей было очень неприятно ощущать у себя на затылке чей-либо взгляд. Но теперь она относилась к этому вполне спокойно, даже благосклонно.
В этот раз начало репетиции затягивалось, так как непонятно почему отсутствовал Роджер Сол – исполнитель одной из главных ролей. Но семеро одного не ждут, и было решено начинать работу без него и заняться прогонкой сцен, в которых не было его выхода.
Ребята играли с воодушевлением, но Джастина заметила у одного из актеров небольшую ошибку и, не желая прерывать всех остальных, тихо поднялась на сцену и сделал ему замечание. Он поблагодарил наставницу, пообещав исправиться. Стараясь не привлекать к себе внимания, Джастина на цыпочках отошла в сторону и спряталась за кулисы. Здесь она невольно подслушала разговор двух молодых парней, которые, не замечая Джастину, стояли рядом с ней, отделенные лишь полосой тяжелой плотной материи.
– А где Роджер? – спросил один.
– А ты что, не знаешь? – усмехнулся другой.
– О чем?
– Ему сейчас не до театра и вообще ни до чего.
– А что такое?
– Да Роджера Линда достала, она его скоро до психушки доведет.
– А в чем дело? Ведь у них была такая любовь! Я думал, что у них все о'кей.
– Да ну, – небрежно произнес первый парень. – Роджер не умеет с одной девицей долго встречаться, но у него всегда все нормально было, а от этой он никак не может избавиться. Ведь она живет рядом с ним, и теперь каждый день подкарауливает его возле дома. Он пытается ее избегать, но у него ничего не выходит.
Другой парень рассмеялся:
– Будет знать, как крутить роман с соседкой.
Оба приглушенно расхохотались. Эта история казалась им забавной. Зато Джастину как будто кто-то хлестнул по лицу – ей показалось, что говорили о ней, о ее чувствах, которые вызывали только иронию и издевательский смех у окружающих. Ведь Питер тоже избегает ее. Мало того, он просто сбежал, а все теперь смеются за ее спиной, но она, дурочка, этого раньше не замечала. Как жестоко, подло и бестактно… Судорожный комок сдавил ей горло, слезы навернулись на глаза. Только бы ее никто не увидел… Уйти подальше от всех…
… Джастина тихо зашла за сцену и бросилась к выходу, но тут ее позвал Роджер Сол. Джастина вздрогнула и обернулась. На лице у парня была игривая улыбочка.
– Миссис Хартгейм, – произнес он, – добрый вечер. Извините, что я опоздал. У меня для вас кое-что есть, – он залез в карман кожаной куртки и достал оттуда немного помятый конверт. – Это просили передать вам.
– Кто просил?
– Я думаю, вы сами догадываетесь, – парень усмехнулся и таинственно ей подмигнул.
Джастина вырвала конверт у него из рук и бросилась к выходу, но тут же оступилась – Роджер подскочил к женщине и поддержал ее за локоть.
– Вас проводить, мэм? – услужливо спросил он.
– Не стоит, – процедила Джастина, вырвала руку и вышла на улицу.
Она бежала по аллее, слезы текли по щекам, Джастина нервно глотала их и бежала дальше. Она быстро села в машину и помчалась в сторону дома, помятый конверт она все еще держала в руках. Он мешал ей управлять машиной, но Джастина этого не замечала. Въехав к себе во двор, она поняла, что не сможет поставить машину в гараж. Но и войти в дом было сверх ее сил. Джастина с трудом вышла из машины и направилась в сторону сада, туда, где стояла скамейка, укрытая от посторонних взглядов густыми зарослями. Но дойти у нее не хватило сил – она упала на траву рядом со скамейкой: нервы сдали окончательно и больше она не могла контролировать себя.
Она долго рыдала, громко всхлипывая и задыхаясь от собственных слез. В истерике Джастина кусала губы, рвала ногтями траву. Ей хотелось умереть, только смерть могла решить все проблемы и подарить покой… Жизнь была слишком несправедлива и жестока с ней.
«Почему, почему она одним дарит счастье, а другим оставляет только страдания и муки?» – шептала Джастина. Ей больше не хотелось жить.
Джастины не было в доме больше часа. Лион начал беспокоиться.
– Где же она? – спросил он служанку.
– Не знаю, сэр, – ответила женщина. – Я слышала, что машина давно уже приехала.
– Что-то она не торопится домой, – проворчал Лион. – Интересно, куда это она пошла?
– В доме ее нет. Я пойду поищу в саду, – предложила служанка.
– Я пойду с тобой, – сказал Лион. – Захвати, пожалуйста, фонарь.
Каким бы злым на Джастину не был Лион, но ее состояние в последнее время все больше и больше беспокоило его. Он понимал, что может помочь жене справиться с той глубокой депрессией, в которой она находилась. Но педантичная немецкая гордость, которая изредка давала о себе знать, никак не позволяла ему пойти на сближение. Тем не менее, нельзя сказать, что судьба Джастины его вовсе не волновала. Служанка и Лион вышли на улицу и стали звать Джастину. Никто не отзывался. Тогда, освещая двор фонарем, они стали искать ее вокруг дома.
Нашли Джастину в кустах, истерично рыдающую, с опухшим от слез лицом. Лион попытался поднять ее.
– Джастина, что с тобой? – растерянно бормотал он. – Успокойся, пожалуйста… Да что же это…
Гордость его вмиг улетучилась. Теперь он видел, что жене очень и очень плохо. Он гладил ее по голове, крепко держа в объятиях. Служанка стояла рядом, с ужасом наблюдая эту грустную картину. Все было очень серьезно: она видела, что в семье происходило что-то страшное и болезненное. Она только молча кивала головой, она понимала все и предчувствовала недоброе.
Джастина очнулась уже в больнице. Она помнила только, как приехала машина «Скорой помощи», ей сделали укол и положили на носилки. Джастине дали большую дозу успокоительного, которое сразу же подействовало на ее обессиленный, истощенный организм. После этого у нее было такое чувство, будто она провалилась в бездонный темный колодец.
Джастина открыла глаза. Белый потолок, белые стены, белая кровать. Все остальное тоже было белого цвета… Даже жалюзи на окне были белыми. Джастина давно уж не видела палат такого стерильного вида. Она сразу же поняла, что больница эта не совсем обычная. Джастина чувствовала слабость и головокружение, она не понимала зачем находится здесь, но думать об этом была не в состоянии.
К ней вошла медсестра – молоденькая девушка в белом.
– Вы уже очнулись, миссис Хартгейм? – спросила она ласковым, мелодичным голосом.
Джастина только моргнула ей в ответ.
– Сейчас вы должны успокоиться и ни о чем не волноваться. Скоро придет ваш муж, – добавила она.
– Нет… – Джастина шевелила губами, но не слышала своего голоса. Она никого не хотела видеть. Ей уже никто не в силах помочь. – Так больше не может продолжаться, – с невероятным усилием произнесла она.
Медсестра ласково улыбнулась.
– Конечно не может, но сначала вам обязательно надо поесть. Вы очень похудели…
Она не помнила, когда ела в последний раз, но при упоминании о еде она почувствовала отвращение и тошноту.
– Я хочу умереть, – прошептала она. – Я – дрянь, я хочу умереть…
Слезы катились по ее щекам. Она вспомнила о своем несчастье. Нет, уже никто не сможет спасти ее. Она не может измениться. Никогда ей не станет лучше: она безнадежна. Врачи не в силах сделать ее счастливой, а значит, все бесполезно и не имеет смысла. «Боже мой… Как мне плохо…»
Медсестра наклонилась над ней.
– Вы увидите мужа и вам станет легче, – успокаивающе произнесла она.
Голос медсестры был мягкий и тихий, а Джастина продолжала плакать: у нее даже не было сил, чтобы вытереть слезы. «Нет… Что же со мной… О, Боже…»
Медсестра совсем растерялась: она была очень молода, совсем недавно закончила учебу и работала в клинике только месяц. У нее не было опыта и той душевной твердости, граничащей с черствостью, свойственной профессиональным медикам, особенно тем, кто работает в психиатрических больницах. Она еще не видела в жизни горя, и окружающий мир рисовался в ее воображении лишь в розовых тонах. Ей было очень жаль свою пациентку: она не знала, что произошло на самом деле с этой изможденной женщиной, не знала истинной причины ее страданий. Девушка от всего сердца сочувствовала ей, переживая в душе ее боль. Девушка уговорила Джастину выпить лекарство. Это было все, чем она могла помочь страдающей женщине. Джастина послушно приняла таблетки и вскоре снова закрыла глаза.
Лион сидел в просторном светлом кабинете, заставленном комнатными растениями. Доктор, сидевший напротив, закурил сигарету.
– Вопреки широко распространенному мнению, депрессия – очень тяжелая болезнь, – выпустив кольцо дыма, произнес он. – Ее очень трудно лечить. Особенно…
Он встал, прошелся по кабинету и открыл окно.
– Вы не договорили, доктор, – напомнил ему Лион.
– Я хотел сказать: особенно в тех случаях, когда этому противится сам больной.
Лион молчал.
– Я буду откровенен с вами, мистер Хартгейм, – объяснил доктор. – Если бы ваша жена хотела выздороветь – она бы выздоровела давно, но она не хочет этого.
– Что же тогда делать? – озабоченно спросил Лион.
Слова доктора отнюдь не успокоили его. Ведь в последнее время он все больше и больше осознавал, что часть вины за случившееся с Джастиной лежит на нем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35