– Ну по крайней мере ты наденешь свой серый сюртук? Я буду тобой недоволен, если ты не захочешь одеваться соответственно твоему положению.
– Заткнись и дай мне метлу.
– Ты должен быть осмотрительным, и если дуешь на пудинг, то делай это потише. И обязательно говори «пардон», когда рыгаешь, иначе они подумают, что у тебя плохие манеры.
– Слушай, ты навоз убираешь или отдыхаешь на своей лопате?
– Я просто даю тебе совет.
– Дурацкий твой совет, тебе не кажется?
– Ножи справа, вилки слева, но если ты левша – то наоборот. А потом ты должен научиться говорить любезности… и обязательно в нос, причем будь краток, иначе, пока выжмешь из себя что-то, яблочный соус успеет прокиснуть.
Облокотясь о лопату, Стреттон наблюдал, как Джек подметает свинарник.
– Не понимаю, чем ты подкупил этих двух дамочек, что они решили вырвать тебя из сугубо мужского общества?
– Не знаю, не спрашивай, но я сам недоволен таким приглашением.
– А будешь ли ты, как все простые смертные, доить коров в рождественское утро?
– Я не обязан делать больше вас, – ответил Джек. В день Рождества, надев самую лучшую свою шляпу и черный шерстяной костюм, с воротничком и галстуком, приобретенным специально по этому случаю в деревенской лавке, он отправился к фермерскому дому. Ботинки были начищены до блеска, лицо чисто выбрито, волосы тщательно зачесаны назад и уложены жидким кремом, а в кармане лежал белый носовой платок. «Но несмотря на все это, – сказал он себе, – я все тот же Джек Мерсибрайт».
Дом выглядел по-прежнему мрачным, на окнах верхних этажей были опущены жалюзи, а на нижних – шторы наполовину задернуты. Светилось только заднее окно: это на кухне трудилась миссис Миггс.
Джек был уже во дворе, когда навстречу пулей вылетела Ненна. Она выглядела расстроенной и сердитой.
– Что случилось? – спросил Джек. – Дед Мороз не положил подарки в твой носок?
– Пойдемте со мной и увидите! – сказала она.
Не заходя в дом, они пошли по длинной дорожке, которая пролегала между прачечной и маслодельней, по направлению к конторе. Рабочий стол был накрыт на одного: на клетчатой скатерти лежали ложка, вилка и нож, стояли кружка и кувшин для пива, лежала белая льняная салфетка.
– Вот где вы будете обедать! – воскликнула Ненна и ударила кулаками по столу. – Миссис Миггс накрыла тут для вас по приказу Филиппы. А я-то думала, что она собиралась пригласить вас за общий стол!
Джек стоял и смотрел на накрахмаленную, хорошо отутюженную скатерть и на начищенную серебряную солонку.
– Ну хорошо, что она не отправила меня есть вместе со свиньями!
– Я бы на вашем месте не осталась здесь, – заявила Ненна. – И просто ушла! Не думайте, что я ничего не понимаю. Мне очень неприятно и обидно за вас.
Джек решил уйти. Но, раздумывая, покачал головой. В глубине души он, конечно, был жутко зол. Он ненавидел, когда его ставили на место. Но поздно отступать, и он винил себя, что оказался таким недальновидным.
– Думаю, мне лучше остаться.
– Ну тогда я тоже буду здесь есть. Да, буду! Я возьму свой прибор и попрошу кухарку принести мне сюда еду.
– Нет, – возразил он. – Это только создаст лишние проблемы. А они мне не нужны. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Лицо девушки пылало, и глаза, устремленные на Джека, гневно сверкали. Никогда раньше он не видел ее такой.
– Отлично. Пусть будет по-вашему. Но я не смогу сидеть с Филиппой за одним столом. Да и разговаривать с ней весь вечер.
– Филиппа сделала все правильно. Это мы с тобой неправильно ее поняли. А теперь возвращайся в дом, а то еще простудишься. Передай миссис Миггс, что я пришел и жду.
Ненна ушла, а он снял шляпу и сел, и через минуту появилась миссис Миггс с обедом.
– Хорошо пахнет, – сказал он, когда она поставила перед ним тарелку. – Красивый, хрустящий и подрумяненный кусочек. Люблю поджаристую кожицу.
Он говорил громко, потому что миссис Миггс плохо слышала.
– Я подала вам ножку, мистер Мерсибрайт, и немножко грудки.
– Вы думаете, я смогу столько съесть?
– Конечно! – и поставила рядом еще одну тарелку, накрытую крышкой, чтобы лакомство не остыло. – Это сливовый пудинг, мистер Мерсибрайт. Ешьте не спеша – почти все серебряные трехпенсовики находятся в том куске, который я отрезала для вас.
Оставшись в одиночестве, он заложил за воротничок салфетку и приступил к рождественскому обеду, не отрывая взгляда от старой, покрытой плесенью карты, которая висела напротив на стене. Он ел быстро, как бы по обязанности, чтобы поскорее покинуть эту комнату. А покончив с пудингом, оставил на краешке тарелки четыре серебряных трехпенсовика.
Возвращаясь домой, он решил немного пройтись, чтобы растрясти съеденное, поскольку его желудок не привык к обильной пище. В тот день подморозило, земля под ногами похрустывала, воздух словно застыл, и видимость была нечеткой. Два часа он ходил по полям, и этот серый мир принадлежал лишь ему одному.
Войдя в дом, он разжег огонь в камине. Потом поставил перед собой козлы и принялся выделывать рамы и створки для окон.
Ремонт дома незаметно увлек его целиком. На каждый сэкономленный пенни Джек покупал известку, смолу, жестяные покрытия для крыши, а также плотницкие инструменты, гвозди и дубовые доски. Он старался не пропускать ни одной выгодной сделки. Когда в Хотчеме снесли старый амбар, он за бесценок приобрел балки, доски и черепицу. Когда рухнула теплица в доме викария Ниддапа, он за несколько пенсов купил разбитое стекло.
Черепица пошла на крыши сараев и навеса для повозки. Стекло, нарезав на мелкие кусочки, вместе с жестяными полосками Джек использовал для оконных створок. А дубовые доски ему были нужны для ремонта старой лестницы, остатки которой виднелись за камином.
– А вы хороший плотник, – сказала ему однажды Ненна, наблюдая, как Джек привинчивает оконную створку.
– Думаю, неплохой… я работал с плотником год или два… давно еще, в молодости.
– А разве существует какое-то ремесло, которым вы вообще не занимались?
– Ну, я никогда не ходил в Арктику бить китов, например… и никогда не играл в духовом оркестре…
– Но вы настилали крыши… были солдатом… кузнецом, насколько я помню по вашим рассказам… и даже шахтером…
– Джек-все-пробовал и ничего-не-умеет – вот что я такое на самом деле, не правда ли?
– Разве у вас никогда не было цели в жизни?
– Цель? А как же, была. Когда я был мальчиком, я мечтал стать кучером почтовой кареты, которая бы колесила между Браммагемом и Лондоном.
– Я серьезно, – надулась Ненна.
– И я серьезно. Я представлял себя в шляпе с загнутыми полями и в пиджаке с несколькими разными накидками, восседающим наверху на длиннющем сиденье и погоняющим шестерку черных лошадей. И, признаюсь, я искренне горевал, когда этот почтовый маршрут отменили.
– Но неужели вам никогда не хотелось как-то изменить свою жизнь?
– Мне просто хотелось ее прожить, и все.
Он примерял оконную раму, поворачивая ее на петлях в разные стороны.
– Вы лукавите! – возразила Ненна. – Вы слишком способный человек, чтобы быть просто крестьянином.
– Земле нужны способные люди. Что бы с ней было, если бы на ней работали одни никудышные люди?
– Но вы могли бы стать управляющим, если б захотели.
– Я был им однажды, на ферме в одном большом поместье неподалеку от Кичингхэмптона, но мне это совсем не понравилось. Я весь день сидел либо за столом, либо в седле, а у меня слишком костлявая задница, чтобы выдерживать такие перегрузки.
– Вы по праву могли бы стать здешним управляющим. Ведь по сути давно выполняете его обязанности, Филиппа использует вас именно в этом качестве. Вы могли бы получить эту должность, если бы захотели.
– А я не хочу, – твердо ответил он. – Предпочитаю оставаться на своем месте. Так что не надо, чтобы в округе обо мне ходили подобные разговоры, а то начнутся всяческие недоразумения. Предупреждаю тебя!
Иногда по вечерам, когда дни становились длиннее и вот-вот должна была наступить весна, в дом Джека захаживали другие мужчины, любопытствуя, как у него идет работа. Им было очень интересно. Они все время порывались дать совет. И однажды апрельским вечером к Джеку заглянуло сразу трое его знакомых: Джо Стреттон, Перси Вагг и пастух Вильям Гонлет, чье стадо паслось в Лоу Энде, к востоку от дома Джека.
– Я бы на твоем месте, – сказал Перси Вагг, наблюдая, как Джек размешивает в ведре известку, – добавил немного голубого.
– Я так и сделаю, когда начну накладывать последний или предпоследний слой, но этого все равно надолго не хватит.
– Сколько же ты собираешься сделать слоев, Джек?
– Думаю, чем больше, тем лучше, чтобы стены с этой стороны могли выдержать любую бурю.
– Клянусь, ты хорошо потрудился, – заметил Вильям Гонлет, – но я бы не стал обмазывать панели глиной, я бы воспользовался кирпичом.
– У меня нет денег на кирпич, – ответил Джек. – А глина досталась даром, если не считать усилий, потраченных на то, чтобы накопать ее.
– А хорошенький домик получается, после того как ты взялся подлатать его, – сказал Джо Стреттон. – Не хочешь махнуться на мой, нет? А, ну конечно! Я с самого начала понял, что ты отъявленный негодяй.
– А вот тут у тебя дымоход, – сказал Вильям Гонлет, тыкая в трубу своим хлыстом. – Ты не собираешься его побелить?
– Нет, по-моему, он должен оставаться таким, как есть. У кирпичей приятный красноватый оттенок, а если их побелить, то огонь очень быстро их замарает.
– А, ну ладно. Как скажешь. Но я бы все-таки их покрасил.
На дороге, ведущей из Ниддапа, показалась двуколка, запряженная пони. Мисс Филиппа правила, а Ненна сидела рядом с ней. Увидев мужчин, собравшихся у дома, мисс Филиппа остановилась и заговорила громко:
– Смотрю, вы оценили труд Мерсибрайта. Думаю, согласитесь, что его усилия достойны похвалы. Такой пример может заразить и вас: вам тоже не мешало бы привести в порядок свои дома.
Мужчины ничего не ответили. Как всегда, в присутствии мисс Филиппы их лица приняли безучастное выражение. Стреттон жевал табак. Гонлет тер грязное пятно на своем рукаве.
– Может, у вас есть какие-нибудь пожелания, Мерсибрайт? – продолжала она. – Я считаю, что нужно помогать тем, кто сам старается трудиться.
Они тронулись, и Ненна, обернувшись через плечо, незаметно махнула Джеку на прощание, пока Филиппа смотрела в другую сторону. Мужчины провожали взглядом двуколку, пока та не свернула на дорогу, огибающую пастбище Лоу Энда. Из-за изгороди ее уже было почти не видно. Затем она исчезла за холмом.
– Здорово! – воскликнул Перси. – Хорошо быть Джеком, а?
И, передразнивая мисс Филиппу, добавил:
– Только пожелайте, Мерсибрайт, и я принесу вам все, что угодно, на серебряной тарелочке!
– Она разговаривает совершенно по-другому, – сказал Джек, – когда рядом никого нет.
– И прислушивается только к твоим словам, не правда ли, Джек?
– Это она должна ремонтировать дома на ферме, а не мы! – возмутился Джо Стреттон. – И именно такие, как Джек, вносят путаницу. Ему-то что! Он только и знает, что надрывает свои кишки – заняться-то больше нечем! Но если она думает, что и я возьмусь чинить тот свинарник, в котором мыкаюсь вместе с детьми, то глубоко ошибается!
– И все-таки Джек много сделал, чтобы привести дом в порядок. Надо отдать ему должное, – сказал Перси Вагг. – Но мне кажется, что мужчине не подобает так горбатиться. Так когда ты собираешься жениться, Джек?
– Я и не думал об этом.
– Неужели? – спросил Стреттон.
– Да. Не думал. Ни сейчас, ни раньше.
– Ой ли? Значит, бедняжку постигнет жестокое разочарование, так получается?
– Да? – пробормотал Джек. – А какую бедняжку?
– Ой ли? – Перси закатил глаза. – Ты хочешь сказать, что тебя многие домогаются?
– У вас обоих один недостаток, – сказал Джек, – вы любите пороть чепуху.
– Правильно, есть у них такой грех, – поддакнул Вильям Гонлет. – Я бы не стал их слушать. Им нужно крепко завязать их болтливые языки.
Как-то днем, когда работники вернулись с полей и распрягали лошадей во дворе, в дверях сыроварни показалась Ненна и попросила, чтобы кто-нибудь помог ей поднять тяжелый пресс, который повалился набок. Джек притворился, что не слышит – он снимал с Шайнера сбрую. На призыв откликнулся Мартин Массмор.
Через день или два Ненна захотела, чтобы кто-нибудь пришел в прачечную и снял с трубы гнездо галки, которое закрыло выходное отверстие. Джек снова не отозвался, и вместо него пошел Чарли Фостер.
– Вы избегаете меня? – спросила Ненна, застав его утром в конторе. – Раньше вы всегда помогали. В чем я так провинилась, что вы теперь поворачиваетесь ко мне спиной, когда я обращаюсь с просьбами?
– Ты ни в чем не провинилась. Просто я решил, что так будет разумнее. Знаешь, какие тут люди – только и ждут, чтобы отпустить язвительную шуточку.
– Какую шуточку? Уж не по поводу того, что мы с вами друзья?
– Конечно. У них языки как помело, и они всегда готовы напридумывать то, чего нет.
– Да какое мне дело до их глупых сплетен! – фыркнула Ненна. – Мне на них наплевать!
И, словно желая доказать это, в тот же вечер пришла к нему в гости.
Джек выкапывал в саду раннюю картошку, а когда распрямился, чтобы перевести дух, заметил, что Ненна спускается из сада и что-то несет в руках. Он пошел ей навстречу и, приблизившись, увидел, что она тащит старый виндзорский стул.
– Это вам, – сказала она. – Филиппа выбросила его только потому, что у него сломаны две перекладины. А я подумала, что вы сможете его починить.
– Наверное, смогу. Только мне не нравится, что ты таскаешь мне вещи из дома. Это не пройдет незамеченным.
– Стул долго валялся под открытым небом. Она его выбросила несколько недель назад. Посмотрите: весь лак уже почти сошел.
– Хорошо, но больше никаких подарков, запомни, – и подхватил стул.
Через пару дней Джек починил стул и натер шкуркой. Он покрасил его перманганатом и отполировал нагретым на огне коричневым лаком для ботинок. Получился красивый старинный стул, и Ненна сделала для него плоскую подушечку с тесемками, чтобы привязывать ее к спинке.
– Ну вот! – радостно сказала она, поставив стул в углу напротив камина. – Теперь у вас есть где удобно устроиться, когда захотите раскурить трубку.
– Да. В доме стало уютнее.
– Из-за одного-то стула? – рассмеялась она и поглядела на кирпичный пол, который, несмотря на то, что был тщательно отскоблен и покрыт охрой, казался каким-то голым. – Вам нужны половики, чтобы придать комнате домашний вид. А еще нужен стол, буфеты, несколько крючков, чтобы можно было повесить одежду…
– Ладно-ладно, всему свое время. И Рим не сразу строился, ты же знаешь. Только, пожалуйста, не тащи ничего из дома, а то твоя сестра скажет, что я морочу тебе голову, чтобы сделать выгодные приобретения для себя.
– Вы не любите Филиппу?
– Не очень, – признался он, – мне ее просто жаль.
– Ваша жалость ей ни к чему. Это только уязвит ее самолюбие.
– А я ей об этом не скажу. И ты тоже. Так что она никогда ничего не узнает.
Каждый вечер, до темноты, Джек работал снаружи дома, покрывая стены известкой. А потом переходил внутрь и продолжал работать при свете огня и фонарей: штукатурил панели, укреплял балки, покрывал досками пол на верхнем этаже. И иногда, для разнообразия, мастерил мебель для кухни.
– Кажется, вы были не только плотником, но и столяром? – заметила Ненна, держа в руках лампу, чтобы посветить ему.
– Нет, никакой я не столяр, и это подтвердит каждый сведущий человек, когда взглянет на мой стол, – ответил он.
– Почему? Что же в нем не так?
– Ну, дерево-то хорошее, и только за счет этого он выглядит лучше, чем есть на самом деле, его нужно только отполировать. Во всяком случае, меня устраивает и такой стол, чтобы можно было сесть пообедать.
Пока он работал, на кухню выскочила крыса и пробежала прямо по ногам Ненны. Девушка вскрикнула и чуть не уронила лампу. Джек вздрогнул и случайно порезал себе стамеской ладонь. Крыса юркнула в открытую дверь. Джек бросился за ней и загнал ее в угол. Размахнувшись, он ударил ее молотком и швырнул в свинарник.
Когда он вернулся в дом, увидел, что из раны идет кровь, и Ненна, передернувшись, отвернулась. При виде крови ей всегда становилось дурно. Но все же она переборола себя, помогла ему промыть рану и перевязала ее носовым платком.
– С вами постоянно что-нибудь происходит, – сказала она. – Как вы умудряетесь навредить самому себе.
– Наверное, я слишком неуклюж.
– Простите, что я вскрикнула, я ненавижу и боюсь крыс.
– В первое время они здесь бегали полчищами. Но почти исчезли с того момента, когда я стал наводить в доме порядок. Должно быть, распугал их. Крыса, которая появилась сегодня, – первая за год.
Он перевязанной рукой взялся за стамеску. Оглянувшись, он увидел, что Ненна держит лампу в руках и все еще нервно озирается и рассматривает пол.
– У меня с крысами никогда не было конфликтов, – сказал Джек, – но, похоже, они заметили, что теперь, когда в доме появились стул и стол, я превратился в другого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19