Быстро спустившись на несколько пролетов вниз, они через полураспахнутую клинкетную дверь попали в большой, хорошо освещенный зал со сводчатым потолком, на котором висели два железных щелястых ящика вентиляционной системы. Взглянув на них, уполномоченный ГУИБ сразу вспомнил фразу из инструктажа, который он получил перед самым вылетом в Кенигсберг в незаметном особнячке, расположенном на улице имени Г. Геринга в Берлине.
– Запомните, господа, – вещал им с кафедры седоусый полковник инженерных войск, – система вентиляции и система затопления подземных сооружений города – суть одно и то же. Все зависит от положения рычагов запорных устройств, установленных в кессонных камерах. Система затопления каждого объекта рассчитана нашими инженерами таким образом, чтобы каждый этаж заполнялся водой в течение пяти, десяти, ну максимум, двадцати минут, и то, если подлежащая затоплению площадь превышает по объему пять тысяч кубометров. И я не советую Вам, господа, медлить с выходом на поверхность, если эта система будет приведена когда-нибудь в действие...
В этом сводчатом зале, несмотря на столь поздний час, вовсю кипела работа. Раздетые по пояс солдаты из специального батальона СС непрерывно перевозили на низеньких дребезжащих вагонетках разнокалиберные деревянные ящики и, повинуясь указаниям начальника охраны объекта гауптмана Хайнца Зильберта, складывали из них аккуратные штабеля и пирамиды. Увидев внезапно появившуюся в черном дверном проеме троицу, капитан Зильберт, вздрогнув от неожиданности, потянулся было за пистолетом, но, узнав в одном из вошедших своего лишь позавчера назначенного начальника, вытянулся и взял под козырек. Вист, видя, что начальник охраны, фамилию которого он в суете последних дней уже успешно забыл, собирается рапортовать, остановил его успокаивающим движением руки и по-свойски протянул ему ладонь для рукопожатия.
– Если я не ошибаюсь, гауптман Хайнц...
– Зильберт, – подсказал сообразительный начальник охраны.
– Да-да, Зильберт, – якобы вспомнил Вист, – подскажите мне, пожалуйста, сколько под вашим началом здесь находится людей?
– Докладываю, – щелкнул тот каблуками. – Два оператора грузового лифта, четверо солдат поставлены на разгрузке и еще шесть человек развозят грузы на тележках. Затем двое дизелистов при электростанции и трое собаководов со своими овчарками.
– Итого сколько?
– Всего восемнадцать человек, вместе со мной, разумеется.
– А на какое же количество личного состава у вас здесь рассчитано жилое помещение?
– Спальных мест имеется сорок восемь, а запасов продуктов и воды хватит на месяц для расчетного количества в девяносто семь человек.
«Отлично, – подумал Вист, – здесь и моя команда спокойно разместится, да и доктор Роде будет под присмотром».
– Покажите мне сейчас, гауптман, как вы здесь разместились, – попросил он уже вслух.
– Прошу сюда, – капитан повернулся и двинулся по пока еще не заваленному ящиками проходу, между проложенными вдоль всего зала путями узкоколейки, давая на ходу необходимые, по его разумению, пояснения.
– Здесь, господин оберштурмбаннфюрер, на площади тысяча шестьсот двадцать два квадратных метра, производится размещение поступающих согласно полученным указаниям грузов. Вон там, – показал он вперед рукой, – расположена центральная лифтовая шахта грузоподъемностью в двадцать тонн, а вот за этой дверью, что справа от Вас, находится наша казарма.
– Прекрасно, прекрасно, – устало пробормотал Вист, – но лифт мы, пожалуй, осмотрим несколько позже, а пока проводите нас в жилое помещение.
Они попетляли некоторое время между ящичных штабелей и скоро вышли к широкой двустворчатой двери, обшитой обычным листовым железом. Отворив ее, они оказались в несколько более узком, но примерно столь же длинном, как и предыдущий зал, помещении казармы.
– Это что за свалка при входе? – обратил Вист внимание гауптмана на хаотично наваленные по обе стороны двери груды разнокалиберных ящиков, канистр и мешков.
Начальник охраны заметно смутился.
– Никак не успеваем разобрать все это, господин оберштурмбаннфюрер, все силы моих солдат брошены на размещение государственного имущества, а тут ведь лежат наши припасы, продукты, посуда, вода, патроны да много чего, даже специальные консервы для собак есть!
– Возьмите это на заметку, – снизил тон Вист, – негоже разводить такой свинарник в казарме.
– Так точно, – обрадовано поддакнул Хайнц, – все сделаем в лучшем виде.
Они прошли дальше. Посреди подземной казармы стояли в линию два десятка сдвинутых попарно столов, окруженных скамейками, разногарнитурными стульями, а вдоль стен были установлены двухярусные солдатские кое-как заправленные, койки с валяющимися на некоторых из них кителями, ремнями и прочей солдатской амуницией. В конце казармы виднелись точно такие же, как и в начале ее, двустворчатые железные двери. Увидев несколько свободных коек, безмерно уставший Вист уселся на одну из них и с наслаждением вытянул гудящие от ходьбы ноги. Конечно, следовало бы завершить осмотр, но его тело уже отказывалось повиноваться. Последний раз он был в этом подземелье три месяца назад, когда здесь еще и электричества-то не было, и ходил по нему с фонарем в сопровождении специально выделенного ему проводника из службы подземных сооружений Кенигсберга, который так же, как и этот капитан, нудно вещал о квадратных метрах, запорах для водонепроницаемых дверей и ориентировочных разметках в галереях подземного лабиринта.
– Гауптман, – измученным голосом произнес он, – пришлите сюда дневального, пусть принесет нам какой-нибудь ужин и воды. Мы здесь у вас отдохнем часов до пяти, если Вы не возражаете.
– Что Вы, господин оберштурмбаннфюрер, сочту за честь. А ужин мой денщик сейчас Вам подаст.
– Надеюсь, не из собачьих консервов? – крикнул вслед уходящему Зильберту Вист, вызвав у своих подручных гомерический хохот.
4 АПРЕЛЯ 1945 г.
Проснувшись от громкого стука, директор музея вначале никак не мог спросонок сообразить, кто это так колотит по его двери. Но, вспомнив в этот момент вчерашнюю прощальную фразу Виста, поспешно поднялся и, накинув на пижаму домашний халат, торопливо зашаркал к двери. На пороге стоял подвозивший его вчера вечером мотоциклист Гюнтер, кажется, и изображал всем своим видом крайнюю степень нетерпения. На улице стоял еще полный мрак. Увидев, что директор музея еще даже не одет, лейтенант даже притопнул ногой от досады.
– Доктор, – громко зашипел он, – мы уже должны были прибыть с Вами в замок, а вы все еще в пижаме! Господин уполномоченный будет крайне недоволен нашим опозданием!
– Ничего, ничего, молодой человек, – пробормотал, зевая, искусствовед, – я ему все сам объясню, ведь ваш начальник очень милый и культурный человек, он не будет ругаться.
– М-да-а? – недоверчиво протянул лейтенант, вспомнивший, как вчера этот берлинский культурный уполномоченный так треснул по уху уронившего ящик с картинами фольксштурмовца, что беднягу еле-еле откачали.
– Подождите меня буквально десять минут, – попросил лейтенанта Роде и, не дожидаясь ответа, засеменил обратно в спальню. Он успел одеться и даже написать короткую записку жене, чтобы она не беспокоилась за него в том случае, если он задержится. В этот момент на улице резко зарокотал двигатель мотоцикла, и Роде поспешил к выходу. Накинув у вешалки пальто, он вышел на темную улицу и, горестно вздохнув, запер за собой дверь, снова открыть которую ему довелось только ранним утром десятого апреля.
Оберштурмбаннфюрер Вист проснулся без посторонней помощи. Он медленно поднял часы к глазам и повернул их так, чтобы на них падал свет от далекой лампочки на столе у дневального. Стрелки показывали без семи минут пять. – «Отчего же я проснулся?» – подумал он, с трудом поворачиваясь на жесткой солдатской койке. Он чутко прислушался, но в подземелье было тихо, только где-то вдалеке слышалось слабое собачье тявканье.
«Трое собаководов, – вспомнил он доклад начальника охраны. – И что же они здесь делают, эти собаководы? Под землей!» – подумал он, поднимаясь и нехотя натягивая на себя уже несвежее, пыльное и пахнущее едким потом обмундирование. С трудом засунув отекшие за ночь ноги в сапоги, Вист поднялся и толкнул сопевшего на верхней полке Карла:
– Вставай, толстяк, пойдем сосиски кушать.
Тот всхрапнул и резко сел на койке. Вист усмехнулся. Его всегда забавляла эта способность своего помощника подниматься столь странным образом. Причем в девяти случаях из десяти Карл продолжал спать и дальше, только уже сидя. В это время у ночника завозился дневальный. Он уже увидел, что оберштурмбаннфюрер встал и, помня приказ гауптмана о всяческой помощи уполномоченному ГУИБ, поспешил к нему.
– Где здесь у вас клозет? – задал ему самый насущный на данную минуту вопрос Вист.
– Прошу за мной, – ответил дневальный, жестом руки приглашая его за собой.
Они проследовали в следующее помещение, до которого Вист со своими помощниками вчера не дошел. Справа, сразу за распашными дверьми, был отгорожен проволочный вольер для собак, а слева, у дальнего торца стены, приглушенно тарахтела небольшая дизельная электростанция, около которой сонно клевал носом дежурный дизелист. Миновав дизельную, они подошли к двери с крупной надписью «Воздушный кессон». Дневальный толкнул железную дверь, и они оказались в небольшой бетонной камере, в которой были еще две двери. На правой был нарисован белой краской череп с костями, под которым виднелась уже полустертая от времени и сырости надпись: «Внимание! Без письменного предписания коменданта крепости не входить. Печать без старшего офицера СС не снимать! Нарушение карается расстрелом!»
Уполномоченный ГУИБ похлопал рукой по холодной дверной стали и подумал: «Вот ведь причуды судьбы: тысячи людей трудились над неповторимыми и единственными, поистине бесценными шедеврами, собранными на этом тайном складе, а он, можно сказать рядовой офицер СС, получил власть своей рукой скрыть от всего мира эти шедевры, быть может, навсегда. Однако сигнал еще не получен, и будем надеяться, что он нескоро прозвучит в эфире». Вист толкнул вторую дверь и, справив малую нужду, вернулся в казарму. Часы показывали пять двадцать. Дневальный уже растолкал обоих его подчиненных, и они вскоре предстали перед ним хоть и заспанные, но уже одетые.
– Туалет там, – махнул им рукой Вист, – слева от дизельной. Сходите, что ли, умойтесь, а то на ваши небритые рожи даже мне смотреть тошно.
Карл и Ганс дружно кивнули всклокоченными головами и, зевая на ходу, гуськом двинулись в указанном направлении. Используя свободную минуту, Вист, усевшись за стол, вынул из кармана кителя записную книжку и авторучку.
«Так, – подумал он, – прежде всего прикинем, что же сегодня нужно будет сделать».
Когда свежевымытые и даже причесанные подрывники вернулись, у него уже был набросан план из тринадцати пунктов, которые, кровь из носа, нужно было выполнить сегодня до ночи.
Роде и Гюнтер подъехали к проходной замка только в половине седьмого. Лейтенант, заглушив двигатель, сразу куда-то исчез, а директор начал ежедневный обход по залам своего музея. Конечно, он никогда не делал это так рано, но в остальном все было как обычно. Правда и смотреть-то теперь уже было особенно не на что. Большинство картин было уже снято со стен, и они уныло стояли в штабелях в проходах между залами, все было сдвинуто со своих привычных мест и перепутано. В других залах царил точно такой же беспорядок. Проходя по ним, Роде искренне грустил о двух последних годах, когда руководимый им музей расцветал месяц от месяца, пополняясь все новыми и новыми шедеврами. От тоскливых мыслей его отвлек громкий стук сапог, раздавшийся у него за спиной. Директор повернулся. Его догонял оберштурмбаннфюрер. Сегодня он выглядел мрачным и был явно не в духе.
– А, доктор, – поприветствовал его Вист, заметив директора в проходе между двумя залами, – как спалось сегодня?
Не дожидаясь ответа, он обвел рукой опустевшие стены:
– Вам не кажется, что это просто катастрофа, доктор?
– Да-да, – поддакнул директор, имея в виду разгром, учиненный эвакуационной командой. – Вы несомненно правы, это настоящая катастрофа для нашего городского музея, господин оберштурмбаннфюрер.
Вист взглянул на него и, сообразив, что они говорят о разных вещах, поправился:
– Я имею в виду то, что здесь осталась еще масса всякого не отправленного и даже не упакованного имущества.
Дипломированный искусствовед Роде даже скривился при слове «имущество», но ничего не возразил, подумав, что тот по-своему действительно прав.
– Это черт знает что! – продолжал негодующий Вист, – всего пять залов, как я вижу, очищены на сто процентов, а в остальных еще хоть кучка в углу, да лежит! Да я ведь не побывал пока в ваших, доктор, запасниках. Вот, кстати, давайте-ка вместе туда сейчас и наведаемся. Где это у Вас, в подвале?
– Да, – вяло отозвался Роде, – там.
Они быстро спустились по лестнице в подвал и, попетляв пару минут по гулким и пустынным коридорам, подошли к дверям музейного склада.
«Внимание всем офицерам, задействованным в плане «ГРЮН».
Сообщаю, что массированная атака русских войск ожидается на рассвете шестого апреля. Противник сосредоточил крупные силы тяжелой артиллерии и танков и рассчитывает сломить сопротивление защитников города до пятнадцатого апреля. В связи с этим обстоятельством приказываю:
1. С полуночи сегодняшнего дня всем уполномоченным находиться в подземных укрытиях, не далее чем в двухстах метрах от порученных вам объектов.
2. Не позднее чем в тринадцать часов доложить о готовности к выполнению задания. Офицерам Липке, Ранке, Висту, Штуде и Шниттке прибыть к коменданту города за получением дополнительных инструкций в одиннадцать тридцать по берлинскому времени.
Гауптштурмфюрер Штандлер».
Так уж повелось на войне, что перед наступлением бывает особенное, можно даже сказать, настороженное затишье. Это и понятно. Готовящая наступление сторона озабочена наиболее тщательным и скрупулезным выполнением всех подготовительных мероприятий, и ей уже не до ежедневной рутины войны. Защищающаяся же сторона, чувствуя, что готовится особенно сильный натиск, бросает все силы на укрепление своих позиций и возведение запасных. Такая же настороженная тишина установилась и вокруг Кенигсберга начиная с утра четвертого апреля. Танкисты капитана Сорокина использовали это время достаточно оригинально – устроили баню. Делалось это очень просто. Танком валилось несколько деревьев. В подходящей воронке или канаве разводился сильный огонь, и через час-полтора, когда дрова догорали и в бочке из-под бензина доводилось до кипения два с половиной десятка ведер воды, танкисты сооружали саму баню. Надо сказать, что у них на это уходило не более четверти часа. В центре ямы устанавливался специально сваренный в ремонтных мастерских раскладной, обрешеченный осиновыми плашками настил, около него втыкалось несколько кольев, и все это сооружение накрывалось огромным куском трофейного камуфлированного брезента. Такая незатейливая конструкция исправно действовала в любом месте, в любое время года и в любую погоду. Ведь посудите сами, деревья, вода и канавы у нас всегда имелись в изобилии. Танкисты намывались впрок и надолго. Все они уже по предыдущему фронтовому опыту знали, что в наступлении мыться будет некогда, и с толком использовали последние спокойные часы перед боем.
В девять тридцать в здании комендатуры, которое располагалось в центре города, недалеко от магистрата, начальником гарнизона города генералом от инфантерии Бернгардом Отто фон Ляшем было собрано небольшое совещание. Присутствовали только заместители коменданта и старшие командиры воинских подразделений, дислоцирующихся в пределах города.
– Господа офицеры, – обратился к ним Ляш, – нам предстоят тяжелые времена, и мне хотелось бы обратиться сегодня к населению Кенигсберга с воззванием. Нам, военным, все же легче, у нас в руках оружие, мы имеем первоклассные защитные сооружения и значительное количество всякого рода припасов. Говоря военным языком, мы можем держать оборону не менее двух, а то и трех месяцев. Все зависит от того, как мы встретим первый, несомненно самый мощный натиск азиатских орд. И в этом нам должны помочь наши доблестные командиры городских фортов. Имея такие мощные стены, прекрасную крупповскую артиллерию и полностью укомплектованные гарнизоны, мы вправе рассчитывать на то, что они железной стеной встанут на пути атакующего противника и позволят нам сдержать его на значительном расстоянии от городских стен. Но вот гражданское население, несомненно, будет терпеть значительные неудобства в связи с обстрелами и пожарами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10