В 1890 году он был вынужден просить о предоставлении годичного от­пуска в консерватории. Предоставленный ему отпуск он использовал для отдыха в родной ему Верхней Австрии. По пути он остановился на курорте Ишль, где играл на органе по случаю бракосочетания дочери императора, эрцгерцогини Валерии; сохранились эскизы его импро­визации, из которых видно, что он использовал темы финала своей Первой симфонии, а также излюбленную им тему фуги Alleluja из «Мессии» Генделя и «Gott erhalte» Гайдна.
Резкое ухудшение здоровья заставляло Брукнера с тревогой думать о будущем. С помощью друзей ему удалось в конце 1890 года исхлопотать у правительства Верхней Австрии почетную пенсию в размере 400 гуль­денов ежегодно. После этого в начале следующего, 1891 года он окончательно прекратил деятельность в консерватории, которой отдал 22 года жизни (консер­ваторская пенсия составила 440 гульденов). Таким обра­зом, только на 67-м году жизни Брукнер смог почти всецело посвятить себя творчеству. Отныне все его по-
мыслы связаны с Девятой симфонией, работа над кото­рой продолжалась до последнего дня его жизни.
В том же знаменательном для Брукнера 1891 году он был удостоен высокого официального звания: фило­софский факультет университета присвоил ему титул доктора honoris causa. Это был высший знак отличия, которым наука могла отметить крупнейшего после Бет­ховена венского симфониста. Торжественная процедура присуждения ученой степени состоялась 7 ноября в за­ле сенатского собрания. Брукнер был настолько взвол­нован, что потерял нить изложения своей благодарст­венной речи. «Если бы здесь был орган, то я смог бы лучше выразить вам свою признательность», - такими словами закончил выступление композитор. В связи с этим событием Академическое певческое общество устроило 11 декабря праздничный банкет, на котором ректор университета в присутствии 3000 собравшихся произнес знаменательные слова: «Там, где наука оста­навливается перед непреодолимыми границами, начи­нается область искусства, которое призвано выразить то, что остается недоступным любому знанию. Я... скло­няюсь перед прежним младшим учителем из Виндхаага». В знак благодарности Брукнер посвятил Вен­скому университету свою Первую симфонию, новая ре­дакция которой была завершена в 1891 году. Венская премьера этой симфонии состоялась 13 декабря того же года под управлением Рихтера, причем оркестр филар­монии, по словам Брукнера, «сначала объявил ее про­дуктом больного воображения, а затем признал фено­менальным творением». В этот период официального признания заслуг Брукнера был создан его первый бюст, изваянный скульптором Виктором Тильгнером (уста­новлен в Венском городском парке).
В 1892 году наступило резкое ухудшение здоровья. Когда летом Брукнеру довелось в последний раз посетить могилу Вагнера в Байрейте, где он слушал «Парсифаля» и «Тангейзера», его сразил тяжелый приступ болезни; врачи констатировали хроническое сердечное заболевание, к которому вскоре присоединилась водян­ка. После этого у Брукнера появилось дрожание рук и его некогда каллиграфически четкий почерк утратил яс­ность начертания. В дальнейшем временные улучшения здоровья чередовались с более длительными периодами ухудшения. В эти мучительно трудные годы Брукнер до предела напрягает остатки жизненных сил, продолжая неустанную борьбу за свое последнее произведение - Девятую симфонию. Три первые части симфонического цикла были завершены 30 ноября 1894 года. После это­го силы оставили композитора: финал остался в эски­зах, хотя Брукнер продолжал работать над ним до по­следнего дня жизни. Сохранившиеся наброски показы­вают, что финал задуман как грандиозная по размерам часть с фугой и хоралом наподобие финала Пятой сим­фонии.
Заканчивая III часть, Adagio, тяжело больной ком­позитор уже предчувствовал, что ему не суждено завер­шить финал Девятой, и рекомендовал исполнять вместо него Те deum. Опасаясь, что в случае его смерти вен­ские друзья внесут в партитуру законченных частей симфонии нежелательные изменения, Брукнер передал ее дирижеру берлинской оперы Карлу Муку, чтобы с нею «ничего не случилось». О каком поистине трагиче­ском духовном одиночестве композитора в последние годы жизни свидетельствует это решение!
Девятая симфония (ре минор)-лебединая песня Брукнера - быть может самое великое из его творений; ни в одной из других его симфоний музыка не достига­ет таких глубин философского постижения тайн чело­веческого бытия, жизни и смерти; подобно гигантской вершине, венчающей гряду горных пиков, высится Де­вятая над его ранее написанными симфониями, поражая масштабами исполинских контуров - три ее закончен­ные части длятся около 68 минут! Сохраняя в Девятой сложившуюся в предыдущих симфониях структуру пер­вых трех частей цикла, Брукнер насыщает ее новым со­держанием. Созданная в предчувствии близкой кончи­ны, она проникнута элегической грустью прощания с жизнью. Мудро-просветленная, словно освободившаяся от тяжести земных страданий, философская лирика сим­фонии овеяна дыханием вечности.
В I части последний раз развертывается картина ти­танической борьбы; с прометеевской силой духа вступа­ет здесь герой в схватку с судьбой, словно бросая вызов всей вселенной.
...Ни одна из симфоний Брукнера не начинается так торжественно и возвышенно, как Девятая. В глубоких унисонах струнных и духовых рождается тема восьми валторн. Быстро достигнув кульминации, она, как осле­пительный сноп света, прорезает сумрачное тремоло струнных. Новая, более мощная динамическая волна приводит к грандиозной теме унисонов tutti в громоглас­ном fortissimo (основная тема главной партии); угло­ватая, с резкими интервальными скачками и жесткими акцентами, она напоминает зигзаг молнии или удары гигантского молота о наковальню. Эта тема, полная су­ровой решимости и мужественной силы, ярко выражает героическое начало симфонии. Глубочайший контраст создает мелодия побочной партии - одна из самых тро­гательно человечных у Брукнера; широко распевные ин­тонации первых скрипок звучат как настойчивая, но мягкая мольба, перерастающая в восторженный экста­тический порыв... Еще более необычна для Брукнера заключительная партия, сочетающая суровость маршеобразного движения с лирической задушевностью ме­лодических интонаций; ее музыка словно излучает по­токи сердечного тепла и любви...
В разработке тем рельефно выступают мужествен­ные героические черты; они достигают предельной силы на кульминации раздела, одновременно образующей на­чало репризы (так называемая динамическая реприза). Это, вероятно, самая грандиозная из всех кульминаций в симфониях Брукнера: интонации главной темы с про­метеевской мощью провозглашаются в унисонах духо­вых, прорываясь сквозь бешеные потоки хроматических пассажей в унисонах струнных; здесь - высшее утвер­ждение героического начала и одновременно трагиче­ский срыв, падение в бездну,.. В дальнейшем развитии музыка приобретает характер фатальной обреченности, символизируемой непреклонным ритмом марша; взлеты мужественной энергии чередуются с моментами «усталой отрешенности, безвольной покорности. Лишь в послед­них тактах коды вновь оживает гордый, несокрушимый дух главной темы.
II часть Девятой симфонии, как и Восьмой,- скерцо. Это самое поразительное из всех скерцо Брукнера. Со­зданное 69-летним композитором, оно захватывает юно­шеской щедростью фантазии, новизной и смелостью му­зыкального языка. В музыке оживает мир причудливо фантастических видений, отдаленно напоминающий фе­ерические образы увертюры «Сон в летнюю ночь» Ф. Мендельсона. В основном разделе скерцо бесплот­ные звучания pizzicato струнных, подобные хороводу блуждающих огней, чередуются с неистовыми громыханиями жестких звучаний tutti - словно землю внезапно сотрясает топот сказочных великанов или первобытных чудовищ. Стремительное мелькание мелодических ара­бесок в трио вызывает представление о воздушном танце эльфов при холодном свете луны. Вторая певучая те­ма - чудо музыкальной поэзии! Элегическая мелодия скрипок с мягко ниспадающими интонациями полна бес­конечной нежности и сладостной истомы...
Adagio Девятой, бесспорно, принадлежит к числу глубочайших философских страниц мировой симфониче­ской литературы. Уступая по масштабам медленной час­ти Восьмой симфонии, оно превосходит ее значитель­ностью содержания. По объективному смыслу это Ada­gio-финал, Adagio-эпилог, завершающий не только Девятую симфонию, но и все творчество композитора. Здесь им сказано последнее и самое великое из всего, что ему суждено было выразить в звуках.
...Словно из небытия возникает одинокая тема соли­рующих скрипок с напряженными интервальными хода­ми, подобная трагически неразрешимому вопросу. К ин­тонациям скрипок присоединяются сумрачно-торжест­венные звучания вагнеровских туб и других медных; хроматически насыщенное мелодическое движение ши­рится и растет в голосах оркестра, вскоре достигая ма­жорной кульминации, подчеркнутой светлыми тембрами высоких труб, которые сменяют хоральные аккорды де­ревянных духовых. Уже в первых тактах с удивительной полнотой раскрывается главная идея Adagio - от пред­смертной муки одиночества и покинутости через борьбу и преодоление к торжеству света, разума и душевной гармонии...
Неторопливое течение интонаций главной темы, в ко­тором созерцательная отрешенность сменяется экстати­ческими озарениями, приводит к новому эпизоду (Брук­нер называл его темой прощания с жизнью); медли­тельно ниспадающие интонации валторн и квартета туб на фоне призрачного тремоло разреженных струнных проникнуты глубокой печалью, рождая тягостное траур­ное настроение... Умиротворяющий контраст вносит по­бочная тема, последняя певучая тема композитора, в ко­торую он, кажется, вложил все свое сердечное тепло и щедрость души. Полные одухотворенной красоты ин­тонации скрипок звучат как слова великого утешения и любви, обращенные ко всем страждущим и обездо­ленным. На основе этих тем-символов композитор соз­дал непревзойденное по глубине и богатству мысли сим­фоническое развитие, в котором нежнейшие эфирно-бесплотные образы сменяются картинами мучительных духовных борений и вселенских катаклизмов, когда словно разверзаются адские бездны...
В последних тактах коды воцаряется ощущение глубочайшего покоя. Плавное колыхание мелодических фигураций скрипок напоминает мерный шелест волн; точно убаюканный их ласковым плеском композитор вспоминает самые дорогие для него музыкальные обра­зы: в торжественном звучании квартета туб подобно да­лекому видению возникают интонации главной темы Adagio Восьмой симфонии - темы любви, плавно сме­няемые призывной фанфарой из Четвертой. Затем у вал­торн, словно отблеск заходящего светила, появляются интонации лучезарной главной темы Седьмой симфонии, принесшей композитору мировую славу. Величествен­ным звучанием этой темы заканчивается Девятая сим­фония, а вместе с ней и все известное нам творческое наследие Брукнера.

Последние два года жизни Брукнера были особенно тяжелыми. Из-за катастрофического ухудшения здо­ровья он уже не мог без посторонней помощи подни­маться на четвертый этаж своей квартиры по Хесгассе. Как придворному органисту ему предоставили одно­этажный флигель во дворце Бельведер, так называе­мый Kustodenstockel, куда он переехал 4 июля 1895 го­да. В новом жилище, расположенном рядом с парком, Брукнер чувствовал себя значительно лучше. Любимым местом его прогулок стал небольшой ботанический сад, закрытый для посторонних, от которого он имел свой ключ.
В конце лета 1895 года состояние здоровья Брукнера настолько улучшилось, что он даже подумывал о возоб­новлении лекций в университете для своих любимых Gaudeamus, но этим планам не суждено было осущест­виться. В начале 1896 года Брукнер присутствовал на двух концертах в Большом зале Общества друзей музы­ки, где в последний раз слушал свою музыку: первое исполнение оркестром Венской филармонии Четвертой симфонии и, в другом концерте,- Те deum. На послед­нем в своей жизни концерте композитор был 29 марта того же года; он уже не мог самостоятельно передвигаться, и его внесли на кресле-носилках в директорскую ложу. В этом концерте под управлением Рихтера среди других произведений исполнялись отрывки из «Тангейзера» и «Парсифаля» Вагнера, ставшие как бы про­щальным «приветствием» Брукнеру от боготворимого им великого композитора.
Летом 1896 года состояние здоровья Брукнера снова резко ухудшилось. Композитор пытался продолжать ра­боту над финалом Девятой симфонии, но силы покида­ли его: он уже был не в состоянии создать законченное целое из разрозненных фрагментов. 11 октября 1896 го­да, в прекрасный воскресный день Брукнер с утра ра­ботал за роялем над финалом, однако около трех часов дня его тело внезапно похолодело, и в половине четвер­того он скончался от сердечного приступа.
Торжественная панихида состоялась 14 октября в Карлскирхе. Перед последним жилищем композитора в Бельведере члены Академического певческого общест­ва исполнили отрывок «В чертогах Одина всегда свет­ло» из «Похода германцев» Брукнера - так его люби­мые Gaudeamus прощались с учителем. Во время заупо­койной службы исполнялась траурная музыка из Adagio Седьмой симфонии в переложении для медных инстру­ментов. Проститься с великим композитором пришли представители всех музыкальных учреждений Вены. Согласно завещанию покойного, его прах был перевезен в монастырь св. Флориана. По пути следования траур­ного кортежа на Западный вокзал стояли тысячные тол­пы венцев.
В монастырской церкви гроб с телом покойного был перенесен в склеп под органом, на котором Брукнер так часто играл, и установлен на мраморном постаменте, где он покоится до сих пор. Ничто не нарушает торжест­венную тишину этой последней обители композитора, кроме доносящихся сверху звуков органа, словно гово­рящих о вечной силе искусства и бессмертии жизни, от­данной служению ему. Латинский текст эпитафии Брук­неру гласит: «Hinc evolavi, hinc requievi» (Отсюда я воз­несся, здесь я обрел покой).
Судьба наследия Брукнера подтвердила известную истину: подлинно великие создания искусства не умирают вместе со своим творцом, они продолжают жить в сознании грядущих поколений, которые открывают в них неисчерпаемый источник духовного богатства. После кончины Брукнера его друзья и единомышленни­ки продолжали пропаганду творчества композитора. Особенно велика заслуга Ф. Лёве. На протяжении ряда лет он проводил в Мюнхене концерты, в которых сим­фонии Брукнера исполнялись вместе с произведения­ми Бетховена и Брамса; благодаря объединению в од­ной программе ранее противопоставлявшихся компози­торов, слушателям открывался подлинный масштаб тво­рений Брукнера. 11 февраля 1903 года в Вене под управ­лением Лёве впервые прозвучали три части Девятой симфонии Брукнера в исполнении оркестра Концертно­го общества. Для этой премьеры, прошедшей с огром­ным успехом, дирижер отретушировал партитуру симфо­нии с целью приблизить ее к звучанию вагнеровского оркестра. В 1905 году Лёве организовал в Мюнхене пер­вый брукнеровский фестиваль, а шесть лет спустя про­дирижировал циклом всех девяти симфоний. В эти же годы интенсивно пропагандируют творчество Брукнера Г. Малер, К. Мук, Ф. Шальк. Интерес к музыке компо­зитора настолько возрастает, что в концертные програм­мы включают его ранние произведения, такие, как сим­фонии фа минор и ре минор, не вошедшие в число кано­нических девяти, а также Увертюру соль минор. Наконец, благодаря инициативе музыковеда М. Ауэра, в 1927 году в Лейпциге основано Интернациональное брукнеровское общество, ставящее своей целью изучение и распространение наследия композитора.
Новый этап в освоении творчества Брукнера насту­пил в 30-х годах, когда началась публикация первона­чальных авторских редакций его партитур. В 1932 году в Мюнхене под управлением 3. Хаусэггера впервые прозвучала в оригинальной версии Девятая симфония. Затем одна за другой последовали премьеры авторских редакций симфоний под управлением выдающихся ди­рижеров современности: Первой (П. Раабе), Шестой (П. ван Кемпен), Четвертой (X. Вейсбах), Второй (Е. Иохум), Восьмой (В. Фуртвенглер). Перед музы­кальным миром впервые предстал во всем своеобразии творческого облика один из самобытнейших симфони­стов прошлого столетия. Известно, что Брукнер, соглашаясь на внесение в свои партитуры изменений, рас­сматривал их как временные. 27 января 1891 года он писал Феликсу Вейнгартнеру, одному из лучших интер­претаторов его симфоний: «Как идут дела с Восьмой? Проводили ли Вы уже ее репетиции? Как она звучит? Очень прошу сократить финал, как это намечено, ибо в противном случае он окажется слишком длинным и будет приемлемым только для более поздних времен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10