А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Джек-потрошитель, возможно, был мужчиной с большим элементом женственности, и он пытался уничтожить в себе эту черту, убивая настоящих женщин.
Абстрактные понятия носились и кувыркались в полутемной комнате, как летучие мыши.
- Не хотите ли вы сказать, что Кларенс Бассет может быть убийцей-рецидивистом?
- Никоим образом. Я говорил в общем плане.
- Какой смысл было говорить обо всем этом?
В его взгляде отразилось много различных чувств. В нем было сочувствие, трагические знания и усталость. Он надорвался в своих авгиевых конюшнях и разуверился в действиях человека.
- Я уже старый человек, - сказал он. - Я иногда не смыкаю глаз во время ночных дежурств и размышляю о возможностях человеческого существа. Знакомы ли вам новейшие межперсональные теории психиатрии? С концепцией "сумасшествие двоих"?
Я ответил отрицательно.
- К нам этот термин пришел в переводе с французского. Сумасшествие, насилие могут быть продуктом взаимоотношений, хотя участники таких отношений в индивидуальном плане могут быть абсолютно безобидными. Мои ночные размышления включали также Кларенса Бассета и Изабель. Двадцать лет назад их взаимоотношения могли привести к их свадьбе. Подобные отношения могли также выродиться и превратиться во что-то неизмеримо скверное. Я не говорю, что так оно и получилось. Но такую возможность вполне можно предположить. Такая возможность возникает, когда у двух людей появляются одинаковые подсознательные и запретные побуждения. Одинаковое желание смерти.
- Навещал ли Бассет миссис Графф перед ее побегом в марте прошлого года?
- Думаю, да. Мне надо будет проверить по журналам.
- Не беспокойтесь. Я сам спрошу его об этом. Скажите мне вот что, доктор Фрей: есть ли у вас какие-нибудь более существенные сведения, чем просто плоды ваших размышлений?
- Возможно, и есть. Но если они даже и есть у меня, я не смогу и не стану говорить вам об этом. - Он поднес руку к лицу, как бы от чего-то защищаясь. - Вы забросали меня вопросами, сэр, и им нет конца. Как я сказал, я уже старый человек. А сейчас у меня часовой обеденный перерыв, вернее сказать, закончился обеденный перерыв.

Глава 31

Когда я приехал в Малибу, наступила настоящая ночь. На стоянке у клуба "Чаннел" стояла всего одна машина - потрепанный довоенный "додж" с фамилией Тони на рулевой колонке. Никого не было видно внутри клуба и возле бассейна. Я постучал в дверь кабинета Кларенса Бассета, но никто не отозвался.
Пройдя вдоль галереи, я спустился по ступенькам к бассейну. Поверхность воды немного рябила от слабого, нехолодного ветерка с океана. Место казалось совершенно заброшенным. Я действительно оказался последним участником приема.
Воспользовавшись этим обстоятельством, я проник в кабинку Саймона Граффа. Дверь была заперта на замок с язычком, который было нетрудно выдавить. Я вошел внутрь помещения и включил свет, ожидая, что кого-нибудь обнаружу. Но комната была пуста, мебель и обстановка нетронуты, яркие картины спокойно висели на стенах.
Время текло сквозь меня, затрагивая нервные окончания, горячило кровь в венах, оставаясь неуловимым, как само дыхание. У меня было недремлющее чувство, которое иногда приходит к человеку на заключительной стадии запутанного дела, когда вы можете видеть, что происходит за углом, если того пожелаете, и можете заглянуть в потемки человеческой души.
Я открыл створчатые двери в раздевалки. В каждой раздевалке была задняя дверь, которая выходила в коридор, ведущий в душевые. В раздевалке справа стоял стальной серый шкаф с замком, лежала различная мужская одежда для пляжа: халаты, купальники, легкие шорты, спортивные рубашки и теннисные кеды. Другая раздевалка, с левой стороны, которая, должно быть, принадлежала миссис Графф, была совершенно пустой, если не считать деревянной скамьи и пустого гардеробного шкафа.
Я включил верхнюю лампу, толком не зная, что ищу. Что-то неопределенное и все же конкретное. Двигало мною какое-то неосознанное чувство, я хотел воссоздать картину той весенней ночи, когда Изабель Графф убежала из санатория и погибла первая девушка. Я вспомнил слова Изабель: "Какое-то мгновение я оставалась там и наблюдала через дверь, прислушиваясь к самой себе. Пожалуйста, налейте мне вина".
Я закрыл дверь в раздевалку. Жалюзи висели неплотно, не были опущены и закрыты, с тем чтобы кабинка хорошо проветривалась. Встав на носки, я смог заглянуть через просвет в оконных переплетах в другую комнату. Изабель могла бы сделать то же самое, встав на скамейку.
Подтянув скамью к двери, я встал на нее и увидел на краях жалюзи, в шести дюймах ниже уровня своих глаз, ряд пятен, напоминавших отпечатки губной помады, потемневшие от времени. Я обследовал нижнюю сторону гладкой деревянной полоски жалюзи и обнаружил там аналогичные пятна. Меня укололо болезненное чувство, и неприглядная картина происходившего вырисовывалась в сознании. Стало больно за женщину, которая стояла в темноте на этой скамейке, заглядывала в другую комнату через щели между планками жалюзи и, наблюдая то, что происходило в раздевалке мужа, в отчаянии кусала деревянную планку.
Я выключил верхний свет, вышел в прихожую и остановился возле литографии Маттиса "Голубой берег". Я чувствовал огромную потребность увидеть этот замечательный, хорошо устроенный мир, которого в действительности никогда не было. Такой мир, в котором никто не жил и не умирал, в котором солнце никогда не садилось.
Позади меня кто-то тихонько кашлянул. Я обернулся и увидел в дверях Тони, силуэт которого ярко выделялся на свету.
- Мистер Арчер, вы взломали дверь?
- Да, взломал.
Он укоризненно покачал головой и нагнулся, чтобы увидеть нанесенный замку ущерб. Четкая царапина пересекала гнездо замка, дерево тоже было слегка помято. Коричневый палец Тони ощупал царапину и вмятину.
- Мистеру Граффу это не понравится, он очень ревниво относится к своей кабинке. Он обставлял ее сам, не то что другие.
- Когда он это делал?
- В прошлом году, до начала летнего сезона. Он прислал своих декораторов, все отсюда выкинул и обставил совершенно заново. - Он смотрел серьезно, мрачно, не моргая. Потом снял фуражку и погладил подернутые сединой волосы. - Замок на воротах тоже вы сбили?
- Да. Кажется, я сегодня поддался духу разрушения. Это имеет значение?
- Копы думают, что имеет. Капитан Спиро снова и снова спрашивал меня, кто взломал запор на воротах. Они обнаружили еще одного мертвеца на побережье, знаете ли вы об этом, мистер Арчер?
- Карла Штерна?
- Да, Карла Штерна. Одно время он был менеджером у моего племянника. Капитан Спиро сказал, что это было еще одно убийство среди гангстеров, но я не знаю. А как думаете вы?
- Я сомневаюсь в этом.
Тони присел на корточки на пороге открытой двери. Казалось, ему неприятно входить внутрь кабинки Граффа. Он опять почесал голову и провел большим и указательным пальцами по своему лицу, к краям рта.
- Мистер Арчер, что случилось с моим племянником Мануэлем?
- Вчера ночью в него стреляли, он убит.
- Это я знаю. Капитан Спиро сказал мне, что он мертв, застрелен в глаз. - Указательным пальцем Тони дотронулся до века своего левого глаза. Его поднятое кверху лицо напоминало потрескавшуюся посмертную маску из глины.
- Что еще сказал Спиро?
- Не знаю. Сказал, что, может быть, это тоже дело рук гангстеров, но я не знаю. Он спросил меня, были ли враги у Мануэля? Я сказал ему, да, у него был один большой враг - Мануэль Торрес. Что я могу знать о его жизни, о его друзьях? Он вырвался от меня уже давно и покатил своей дорогой, прямо в преисподнюю на своей приземистой машине. - На его лице, похожем на неподвижную индейскую маску, живые мрачные глаза выражали большое горе. - Не знаю, я не смог совсем вырвать из сердца этого мальчишку. Одно время он был для меня как родной сын. - Его опущенные плечи двигались вместе с дыханием. Он продолжал: - Я собираюсь бросить это место. Оно принесло несчастье мне и моей семье. У меня все еще есть друзья во Фресно. Мне надо было оставаться там, никуда не уезжать. Я допустил такую же ошибку, как и Мануэль, думал, что поеду и добуду все, чего захочу. Но мне не позволили этого сделать. Я остался ни с чем - ни жены, ни дочери, ни племянника.
Он сжал кулак, ударил себя по скуле и оглядел комнату с чувством смутного ужаса, как будто это было прибежище богов, которое он оскорбил. Комната напомнила ему о его обязанностях.
- Что вы здесь делаете, мистер Арчер? Вы не имеете права находится здесь.
- Я ищу миссис Графф.
- Почему вы не сказали об этом? Вам не надо было ломать замок. Миссис Графф находилась здесь несколько минут назад. Она хотела повидать мистера Бассета, но его здесь не оказалось.
- А где миссис Графф находится сейчас?
- Она пошла на пляж. Я пытался остановить ее, но она не стала меня слушать. Как вы думаете, не позвонить ли мистеру Граффу?
- Если вы сможете с ним связаться. А где Бассет?
- Не знаю. До этого он начал паковать свои вещи. Возможно, он уезжает куда-нибудь в отпуск. Он всегда ездит в Мексику, когда здесь закрывается сезон. Показывал мне цветные фотографии…
Я вышел и пошел к другой стороне бассейна, а он продолжал говорить в пустой комнате. Ворота в заборе были открыты. Двадцатью футами ниже пляж сбегал к океану, обозначившись колыхающейся кромкой белой пены. Вид океана вызвал во мне какое-то тошнотворное чувство. Он напомнил о трупе Карла Штерна, полоскавшемся среди волн.
Волны набегали на линию прилива как привидения, а разбивались как что-то солидное и ощутимое. За ними на берег наползала плотная стена тумана. Я спустился по бетонным ступенькам, привлеченный каким-то звуком, который раздался среди шума прибоя. Оказалось, это Изабель Графф разговаривала, обращаясь к океану, голосом, похожим на крик чайки. Она подзадоривала океан налететь и схватить ее. Она присела, подогнув колени, почти у самой воды и трясла кулаком в сторону ревущего океана.
- Старая вонючая лужа, я тебя не боюсь!
Ее профиль выдавался вперед, на светлом Лице блестели черные глаза. Она услышала, как я подходил к ней, съежилась, закрыв рукой лицо.
- Оставьте меня в покое. Я не вернусь туда. Я скорее умру.
- Где вы пропадали весь день?
Ее влажные черные глаза выглядывали из-под руки.
- Вас это не касается. Уходите.
- Думаю, мне надо остаться с вами.
Я сел рядом с ней на уплотненный песок, так близко, что коснулся ее. Она отпрянула от этого соприкосновения, но не отошла. Ее черноволосая неухоженная голова неожиданно повернулась ко мне. И она произнесла своим обычным голосом:
- Хелло.
- Здравствуйте, Изабель. Где вы пропадали весь день?
- Преимущественно на пляже. У меня возникло настроение совершить длительную прогулку. Маленькая девочка дала мне мороженое, но заплакала, когда я взяла его у нее. Я - старая ведьма. Но это было все, что я съела за весь день. Я обещала ей выслать чек, но боюсь идти домой. Там может оказаться этот мерзкий старик.
- Какой мерзкий старик?
- Тот самый, который стал ухаживать за мной, когда я приняла сонные таблетки. Я видела его, когда потеряла сознание. Из его рта пахло гнилью, как от отца, когда он умер. И вместо глаз у него были черви. - Она что-то замурлыкала себе под нос.
- У кого были такие глаза?
- У старого посланца смерти с длинной белой нечищеной бородой. - У нее было безобразное и неопределенное настроение. Она еще не слишком свихнулась, чтобы не понимать, что она несет, просто "поехала по фазе", раз начала такое говорить. - Он начал за мной ухаживать, но я очень устала. И вот вам, утром я была опять на старом месте с теми же разгоряченными и хладнокровными бегающими людьми. Что мне делать? Я боюсь воды. Мне невыносима сама мысль о насильственных путях, а сонные таблетки не помогают. Они просто выкачивают вас, заставляют ходить взад и вперед, пить кофе, и вот вы опять на старом месте.
- Когда вы пытались принимать сонные таблетки?
- О, очень давно, когда отец заставил меня выйти замуж за Саймона. Я любила тогда другого мужчину.
- Кларенса?
- Он был единственным, кого я когда-либо любила. Клар был так ласков со мной.
Стена тумана закрыла черту пенящейся воды и приблизилась к нам вплотную. Прибой шумел в тумане, как разозлившийся посетитель. Я не знал, что мне делать - смеяться или плакать. Я посмотрел на ее лицо, которое близко склонилось ко мне - бледный призрак с двумя большими темными глазницами, отнюдь немолодое, но в туманную ночь оно больше чем когда бы то ни было выглядело лицом ребенка, а не женщины. Заблудившийся ребенок, который заблудился и погиб, пытаясь найти дорогу.
Голова Изабель легла на мое плечо.
- Я запуталась, - устало сказала она. - Весь день пыталась найти в себе мужество броситься в воду. Что мне делать? Я не могу вечно оставаться в комнате.
- Самоубийство, согласно религии, грех.
- Я совершала более тяжкие грехи.
Теперь туман окутал нас со всех сторон, и мы оказались в среде, состоявшей из воздуха, воды и холода, пропитанного запахом рыбы. Наш мир превращался в преддверие ада, где можно было говорить что хочешь. Изабель Графф сказала:
- Я совершила самый тяжкий грех. Они были вместе на свету, а я находилась в темноте. Затем свет резанул мне глаза, как осколок стекла, но я видела, куда надо стрелять. Я выстрелила ей в пах, и она умерла.
- Это произошло в вашей кабинке?
Она слабо кивнула. Я скорее почувствовал этот кивок, нежели увидел его.
- Я застала ее там с Саймоном. Она доползла сюда и здесь, на пляже, умерла. Нахлынули волны и унесли ее. Я бы хотела, чтобы они унесли и меня.
- Что случилось с Саймоном в ту ночь?
- Ничего. Он убежал. Чтобы делать то же самое на следующий день, потом опять и опять. Он пришел в ужас, когда я вышла из своей кабины с пистолетом в руке. Именно его я и хотела застрелить, но он улизнул в дверь.
- Где вы взяли пистолет?
- Это был пистолет Саймона. Он хранил его в закрывавшемся на ключ ящике. Он сам научил меня из него стрелять, на этом самом пляже. - Она дрожала под моей рукой, обнимавшей ее. - Что вы думаете обо мне теперь?
Мне не пришлось ей отвечать. Где-то над нашими головами раздался голос, зовущий настойчиво: "Изабель! Изабель!"
- Как это? Не позволяйте им захватить меня. - Она повернулась и сжала мою руку. Ее руки были холодны, как лед.
Голос, шаги и свет фонаря спускались одновременно по бетонным ступенькам. Я встал и пошел им навстречу. В тумане показалась неясная фигура. Это был Графф. Лучом фонарика он шарил по пляжу. Длинное, тонкое дуло пистолета торчало из другой его руки. Но я уже взял наизготовку свой револьвер.
- Графф, вы - на мушке. Бросьте оружие прямо перед собой.
Его пистолет мягко шлепнулся в песок. Я нагнулся и поднял его. Это был немецкий "вальтер" старой модели 22-го калибра со сделанной по заказу рукояткой, которая была слишком маленькой для моей руки. Пистолет был заряжен. Он мог легко выстрелить, я поставил на предохранитель и сунул пистолет под пояс.
- Фонарь тоже отдайте мне.
Он подал мне фонарь. Я осветил его и на мгновение застал выражение его лица врасплох: рот скривился, в глазах таился испуг.
- Я слышал голос жены. Где она?
Я направил луч света вдоль пляжа. Изабель Графф кинулась бежать. Перед ней в сером тумане дергалась черная огромная тень. Как будто ее увлекала вперед фурия, превратившая ее в пигмея, мучившая и передразнивавшая ее движения.
Графф опять громко позвал и побежал за ней. Я последовал за ними, увидел, как она упала, поднялась и упала опять. Графф помог ей встать. Они повернули ко мне, шли медленно и неуклюже. Она едва волочила ноги, опустив голову, избегая света. Рука Граффа, обнимавшая ее за талию, подталкивала вперед.
Я вынул из-за пояса пистолет и показал ей.
- Это то самое оружие, из которого вы стреляли в Габриэль Торрес?
Она посмотрела на пистолет и молча кивнула головой.
- Нет, - возразил Графф. - Не признавай ничего, Изабель.
- Она уже призналась, - заметил я.
- Моя жена невменяема. Ее признание не является достоверным свидетельством.
- Пистолет является таким свидетельством. Баллистический отдел шерифа сравнит соответствующие пули. Пистолет и пули станут надежной уликой. Где вы достали этот пистолет, Графф?
- Карл Вальтер сделал его специально для меня в Германии, много лет назад.
- Я говорю о последних двадцати четырех часах. Где вы его взяли на этот раз?
Он ответил осторожно:
- Он непрерывно находится у меня вот уже двадцать лет с лишним.
- Черта с два! Вчера ночью он был у Штерна, перед тем как его убили. Не сами ли вы его прикончили из-за этого пистолета?
- Это нелепо.
- Значит, вы организовали его убийство?
- Я этого не делал.
- Кто-то убил Штерна, чтобы завладеть этим оружием. Вам должно быть известно, кто это сделал, и следовало сказать мне об этом. Теперь все откроется. Даже ваши кучи денег не помогут.
- Вы хотите от меня денег? Я могу дать вам сколько угодно, - в его голосе послышалось презрение ко мне и, возможно, к себе самому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26