– Ей наплевать на местных снобов, в отличие от моей сестры. И тем не менее все в Блессинге уважают ее и немного побаиваются. Никто не осмелится спорить с ней, даже если не разделяет ее либеральных взглядов. Она была… она и сейчас храбрая и прямая женщина – всегда защищает тех, кого судьба незаслуженно обделила.
– Оч-чень напоминает кого-то, кого я хорошо знаю…
– Она также невероятно упряма и фанатична, – продолжала Грейс, – и когда что-нибудь не совпадает с ее представлениями о реальности, она не прочь подогнать истину под свои мерки.
– О-хо-хо!
Грейс рассказала Лиле о Ноле так, чтобы той не нужно было напрягать воображение, чтобы представить, что ждет Грейс впереди. Мать будет биться отчаянно – так же, как она билась за то, чтобы добыть деньги для мемориальной библиотеки отца, – чтобы память о нем и его репутация остались незапятнанными.
– Скажи мне честно – какие, как ты думаешь, у меня шансы?
– Никто не выйдет отсюда живым!
Лила улыбнулась задорно, запрокинув голову.
На ней были шелковые брюки бледно-желтого цвета и жилетка поверх легкой блузки, выглядевшей так, будто она была сшита из москитной сетки. Крупный аметист размером с кулачок новорожденного младенца висел на шее на черном шелковом шнурке.
– Наверное, так оно и будет, – согласилась Грейс. Она представила себе, как мать читает эти письма…
Неопровержимое свидетельство неверности отца прямо перед ее глазами, и от него никуда не уйти. Как ужасно это будет для нее! Сейчас Грейс хотелось, чтобы время повернулось вспять, чтобы она не знала того, что знает сейчас, и таким образом спасла бы мать от страшного удара, уготованного ей.
– Возможно, в какой-то мере она догадывается об этом, – предположила Лила.
– А что хуже – жить с ложью или прямо смотреть в лицо правде, какой бы ужасной она ни была?
– Это трудный вопрос. Ты задумывалась когда-нибудь о матери "Сына Сэма" – каково ей было, когда она столкнулась с неопровержимыми доказательствами того, что ее сын был убийцей-маньяком? А ты бы поверила? Была бы ты в состоянии признать это хотя бы в глубине души?
Лила поставила ведерко для льда и рылась в коробке с пшеничным печеньем, стоявшей на полке.
– Лила, мы говорим не об убийстве. Мой отец любил эту женщину. У них был ребенок.
– Пусть так… И все равно ты задаешься вопросами, так ведь? А станет ли кто-нибудь из нас лучше, если узнает мерзкую правду о своей жизни?
– А что, если я не скажу ей?.. Если я верну письма Ноле?
Уже произнося эти слова, Грейс знала, что никогда не сделает этого.
Очевидно, Лила тоже была уверена в этом.
– Что касается тебя, то кошка уже выпрыгнула из мешка. – Лила выудила еще один крекер из коробки и засунула в рот. – Вопрос теперь в том, что делать с этой кошечкой.
– Есть какие-либо предложения?
Грейс улыбнулась натянутой и вымученной улыбкой.
– Только не у меня, – засмеялась Лила. – Я специализируюсь на собаках.
– Мама, ты обязательно должна попробовать салат с копченой уткой из молодого латука, аругулы и…
– Спасибо, дорогая, но у меня не такой экзотический вкус, как у тебя, – сказала Корделия, подняв голову от меню и прерывая – вежливо, но твердо – словоизвержение Грейс. – Боюсь, я слишком долго не была в Нью-Йорке. Меня удовлетворит что-нибудь простое и непритязательное.
– Тогда, может быть, жареный цыпленок…
– Уверяю тебя, дорогая, я чувствую себя отлично. Боюсь, я монополизировала тебя в ущерб другим твоим гостям.
Она оглядела столик, одарив снисходительной улыбкой Лилу и Джека. Это был ее обычный способ дать понять Грейс, что она никудышная хозяйка – слишком болтливая, нервная, и, что хуже всего, позерка.
– Ну, тогда…
Грейс посмотрела на стены, завешанные превосходными гравюрами и освещенные бра. По ее мнению, «Челси» был интересный ресторан, а мать намекала, что он не дотягивает до нужного уровня.
– Джек, почему ты не закажешь вина?
Протягивая ему список вин, Грейс снова почувствовала себя дурочкой, недотепой, лишний раз давшей повод подумать, что ни одна женщина не сможет выбрать бутылку приличного вина.
Джек выбрал калифорнийский «Мерло» и повернулся к ее матери.
– Грейс сказала мне, что вы, Корделия, давно не были в Нью-Йорке? Он уже не тот, что был раньше, а?
Внезапно Грейс увидела Джека глазами своей матери: слишком большой, слишком громкий, слишком фамильярный с теми, кого он мало знает. Полная противоположность Уину.
Мать, однако, обворожительно улыбалась.
– Во-первых, он стал более шумным. И, Бог мой… таким мощным, давящим. Но для меня Эмпайр-стейт всегда останется самым высоким зданием в Нью-Йорке.
– Кстати, об Эмпайр-стейт. Когда я была маленькой, я видела, как с него прыгнул человек, – вмешалась в разговор Лила. Она сидела, положив локти на стол по обе стороны тарелки и поддерживая подбородок худыми ладонями. – Это было еще до того, как установили заграждение из плексигласа. Вы не представляете, как долго человек летит с такой высоты на землю! Помню, я сначала подумала, то это летит голубь. Я поняла, что это не так, только когда он ударился о землю. Было очень много крови. Думаю, именно тогда я решила стать вегетарианкой.
Грейс вздрогнула от невольной жестокости Лилы, но потом подумала: "Да, это жестоко, но в глубине души разве я не хотела, чтобы Лила сделала что-то неожиданное, чтобы она взорвала обстановку? Пора наконец перейти к серьезному разговору".
– Лила – наш местный борец за права животных! – засмеялась Грейс. – Ты знаешь, она зарабатывает на жизнь, ухаживая за собаками.
Корделия оживилась.
– Неужели? Как интересно!
– Вы не представляете, какая собачья грызня идет вокруг этого, – невозмутимо произнесла Лила.
Джек громко засмеялся, а за ним – и Грейс с матерью. Посетители, сидевшие за другими столиками, стали оборачиваться на них. Лила вертела в руках вилку с видом школьного озорника, который только что удачно насолил учителю.
Мать заговорила снова:
– К вопросу о работе… Грейс, я говорила тебе, что Кэролайн снова пошла работать?
В буклированном шерстяном костюме зеленого цвета, с шарфом фирмы «Гермес», искусно повязанным вокруг шеи, Корделия держалась непринужденно, как будто у них с Грейс никогда не было ссоры. Как будто Сисси не была ее любимой дочерью.
– Сисси? Нет, не говорила.
На самом деле Грейс не могла вспомнить, работала ли Сисси вообще когда-нибудь.
– Она работает в больнице. Бесплатно, три дня в неделю младшей медсестрой. – Корделия отломила маленький кусочек хлеба и пощипывала его. – Прекрасный поступок, как ты думаешь? Я так рада, что она заняла себя каким-то делом. У нее много свободного времени – мальчики увлекаются бейсболом, а Бич…
Она запнулась на мгновение, и Грейс заметила угрюмую морщинку между тщательно выщипанными бровями матери. Но та быстро взяла себя в руки и продолжила с деланной усмешкой:
– Еще одна из его блестящих идей: ездить по сельской местности и продавать сборные сараи. Он постоянно в разъездах.
Матери удалось удачно представить это как безобидную причуду эксцентричного богача.
– Жизнь на колесах, – согласился Джек, – это нелегко. Покрывать такие расстояния! Вы знаете о наших зимних конференциях коммивояжеров? Мы проводим их каждый год в Пауэрто-Рико, потому что хотим вознаградить наших людей небольшим отдыхом после шести месяцев мотания по бесчисленным магазинам.
Грейс почувствовала, как Джек положил ей руку на колено под столом и сжал его, словно успокаивая: "Все будет хорошо".
Месяц назад она бы купилась на его оптимизм, но после их спора прошлой ночью не могла заставить себя поверить в то, что дела идут прекрасно. Оба они изо всех сил старались не говорить о браке. Но порой, подумала Грейс, то, о чем не говорится, – красноречивее слов.
Снова появился официант. В очках в металлической оправе, с прилизанными волосами, он походил больше на биржевого брокера. Грейс заказала для начала салат из утки, затем форель с жареными грибами и почувствовала раздражение, когда мать, проигнорировав все эти экзотические блюда, попросила обычный зеленый салат и жареного цыпленка.
– Грейс сказала мне, что ваше издательство выпускает весьма престижную литературу, – обратилась она к Джеку.
Грейс уловила легкую иронию в ее тоне и напряглась. Нет, мать никогда не устроит сцену, во всяком случае, не на публике. Она скорее вскроет себе вены, чем пойдет на это.
– Нас волнует то, что выходит в свет под нашей маркой… и то, какие книги нужны читателям. – Джек искусно предотвратил возможный комментарий. – Иногда нелегко совмещать эти вещи.
– Но в конце все сводится к прибыли, не так ли? Глаза матери сверкнули, но она быстро отвела их в сторону. Да, она могла не любить Джека за то, что тот издал "Честь превыше всего"… Но не любить самого Джека она не могла. Да и кто мог? Ситуацию спасла Лила.
– Попробуйте зарабатывать на жизнь, занимаясь чужими собаками. – Она засмеялась и отпила немного неразбавленного виски «Дьюар». – Это включает в себя не только стрижку. Вы должны все знать о собачьих болезнях, глистах… Ну и о чистке зубов и обрезании когтей. Не все собачки это любят.
Грейс приложила салфетку к губам, чтобы мать не заметила ее улыбки. Она думала, что матери не понравятся неаппетитные замечания Лилы, но та засмеялась и произнесла шутливо:
– Думаю, мне бы это тоже не понравилось…
Два года назад мать не нашла бы забавными высказывания Лилы. Может, она начала смягчаться понемногу? Грейс вспомнила письмо Сисси и подумала: не причастен ли к этому мистер Росс?
Официант налил вина в стакан Джека. Тот попробовал и удовлетворенно кивнул головой. Джек выглядел очень привлекательным в сером блейзере с кашемировым галстуком, но конец галстука завернулся и была видна его изнанка, будто Джек бежал, чтобы поймать такси, и не заметил беспорядка в своей одежде. Грейс очень хотелось поправить галстук и в то же время она чувствовала, что нужно сдерживать себя.
Она физически ощущала давление Джека, ей почти казалось, что она слышит его голос, призывающий ее сломать ситуацию, прекратить эту светскую болтовню и приступить к делу. Ему легко говорить! Он сделал карьеру на своей прямоте и откровенности. Именно эти качества больше всего привлекали в нем. Он прав, подумала Грейс. Если я не начну разговора с матерью, не дам правде выйти наружу, то возненавижу себя и буду продолжать злиться на нее.
– Раз уж мы заговорили о собаках, – сказала мать, – я хочу спросить у тебя, знаешь ли ты, что Уин покупает Крису щенка? Золотистого ретривера.
Все, что хотела сказать Грейс, тут же вылетело у нее из головы, когда она услышала эту новость. Собаку? Когда Крис был маленьким, он умолял купить ему собаку. О, какой восторг был написан на его лице, когда она, преодолев наконец возражения Уина ("грязные, вонючие животные"), привезла домой крупного, ленивого, пушистого Харли. А потом, после того, как она несколько месяцев чихала и у нее слезились глаза, когда она узнала, что у нее аллергия на собак… Она думала, что у Криса, да и у нее тоже разорвется сердце. Как он плакал, вцепившись в шею колли, когда Лила приехала забрать Харли с собой!
И теперь Уин покупает ему щенка? Что он затеял?
У Грейс участилось дыхание, гнев начал переполнять ее, пальцы непроизвольно рвали бумажную салфетку, лежавшую рядом с бокалом. Она сцепила руки, чтобы успокоиться.
– Щенка? Нет, ничего не слышала об этом.
– Крис вне себя от восторга, – продолжила мать оживленным тоном. – В конце этой недели они собираются забрать его у хозяев. Крис тебе не говорил? Как странно! Честно говоря, он просто прыгал от счастья. Если вы спросите меня, я отвечу, что это именно то, что нужно Крису.
Джек бросил на Грейс выразительный взгляд, сочувственный и в то же время побуждающий ее к действию. И в этот момент она почувствовала, что не может больше контролировать себя.
– А мне нужно, чтобы кто-нибудь спросил меня. Она заметила, что сидевшие за другими столиками поворачивают к ней головы. Истинная дочь своей матери, Грейс быстро опустила голову и, понизив голос, добавила:
– Опять Уин действует за моей спиной!
Грейс стало жарко. Она залпом выпила воду из стакана, но не утолила жажду. Ей показалось, что если она выпьет даже всю воду на этой планете, все равно горло останется сухим.
Сейчас начнется, подумала она. Мать снова будет твердить о том, как я разрушила отношения с Уином, потому что не простила его…
Джек и Лила задержали дыхание. Грейс почувствовала, как у нее задергало веко.
Мать лишь удивленно подняла бровь.
– Дорогая, если бы я знала, что это все еще тебя беспокоит, то никогда бы не заговорила о собаке.
Лицо Грейс горело. Она посмотрела на Джека, ожидая от него сочувствующего взгляда, но натолкнулась на холодный оценивающий взгляд его синих глаз.
"Почему ты ведешь разговор об Уине?" – прочла она в этом взгляде.
"Как ты смеешь? – мысленно бросила она ему в ответ. – Как ты смеешь, когда у тебя не хватает духу сделать мне предложение?"
И тут она услышала, как бы со стороны, собственный голос:
– Ты прекрасно знаешь, зачем понадобилась Уину эта собака и как я отношусь к этому!
– Нет, не знаю, – ответила мать, театрально понизив голос.
Грейс увидела возможность, которую искала, и ухватилась за нее.
– Мама, я знаю, ты сердишься на меня из-за книги. Почему не сказать об этом прямо?
– Я… Грейс, ты действительно забыла о том, что такое хорошие манеры?
Теперь Корделия говорила шепотом, но жестко и сурово, поглядывая в замешательстве на Джека и Лилу.
– А делала ли я вообще что-нибудь правильно по твоим меркам? – спросила Грейс.
У нее горели щеки, как будто кто-то ударил ее по лицу. И в то же время Грейс сознавала, что больнее всего будет именно матери, когда она узнает горькую правду об отце.
– Оставь этот тон, – резко произнесла мать.
– Мама, пожалуйста! – Грейс почувствовала, что слезы подступают к глазам, а в горле появился сладкий, жгучий привкус вина, которое она пила за столом. – Мы должны поговорить об этом.
Начни с той ночи, подумала она, когда был убит Нед Эмори. Тогда сможешь рассказать, почему отец рисковал жизнью, чтобы защитить Маргарет.
Мать с трудом заговорила снова:
– Если ты не испытываешь неловкости перед своими гостями… Могу представить, что они думают, когда видят, как ты себя ведешь.
– На меня можно не обращать внимания, – бесстрастно произнесла Лила.
Джек промолчал, но под столом снова подбадривающе сжал колено Грейс.
Грейс хотела продолжать, но не могла. Потом, когда они останутся одни. Недопустимость публичных сцен – это как правило личной гигиены. Грейс не могла этого забыть, даже если бы очень захотела.
– Хорошо, мама, поговорим попозже, – согласилась она с горьким ощущением поражения.
До конца ужина она сидела и слушала Лилу и Джека. В основном говорил Джек – очень непринужденно, как будто ничего не случилось. Джеку удалось вызвать мать на разговор о ее саде и даже заставить пару раз засмеяться. Только когда они закончили ужин – Грейс почти не притронулась к еде – и вышли на улицу, где морозный воздух обжег ей лицо, Грейс снова обрела дар речи.
Она схватила мать за руку:
– Пойдем ко мне домой. Только мы вдвоем.
Грейс бросила на Джека взгляд, который тот сразу понял.
– Думаю, мне пора удалиться. – Он легонько поцеловал ее в губы, потом более почтительно приложился к щеке ее матери и остановил проезжавшее мимо такси. – Доброй ночи, дамы.
– Дорогая, неужели это не может подождать до завтра? После такого перелета мне нужно поспать.
Мать действительно выглядит измученной, подумала Грейс, но продолжала настаивать на своем:
– Это не займет много времени.
Вернувшись домой, Грейс дождалась, пока мать сядет в гостиной, и сразу же достала из ящика стола пачку ксерокопированных бумаг – письма, копии которых она сделала после ухода Нолы. Она чувствовала, что ее начинает тошнить, но сознавала, что если не сделает этого сейчас, вряд ли у нее когда-нибудь хватит духу решиться.
– Мама, пожалуйста, не надо ненавидеть меня за это. – Грейс вложила письма в маленькие белые руки матери. Та сидела на диване прямо, не сняв даже своего превосходного шерстяного пальто, от которого исходил слабый запах камфары и сирени. – Что бы ты ни думала обо мне, делаю это не потому, что злопамятна.
Корделия растерянно взглянула на листки, и Грейс поняла, что у матери нет с собой очков для чтения и она, вероятно, не сможет разобрать ни слова.
– Что это? – надменно спросила мать. – Грейс, тебе не нужно засыпать меня так называемыми доказательствами. Я не выжила из ума; во всяком случае, пока не выжила. Ладно, – продолжала она, – что случилось, то случилось. Ты это хочешь услышать? Да, твой отец вступил в схватку с Недом Эмори, может быть, он был даже косвенно виновен в том, что курок был спущен. Но зачем трясти наше семейное белье на виду у всех? Это никого не касается, кроме нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Оч-чень напоминает кого-то, кого я хорошо знаю…
– Она также невероятно упряма и фанатична, – продолжала Грейс, – и когда что-нибудь не совпадает с ее представлениями о реальности, она не прочь подогнать истину под свои мерки.
– О-хо-хо!
Грейс рассказала Лиле о Ноле так, чтобы той не нужно было напрягать воображение, чтобы представить, что ждет Грейс впереди. Мать будет биться отчаянно – так же, как она билась за то, чтобы добыть деньги для мемориальной библиотеки отца, – чтобы память о нем и его репутация остались незапятнанными.
– Скажи мне честно – какие, как ты думаешь, у меня шансы?
– Никто не выйдет отсюда живым!
Лила улыбнулась задорно, запрокинув голову.
На ней были шелковые брюки бледно-желтого цвета и жилетка поверх легкой блузки, выглядевшей так, будто она была сшита из москитной сетки. Крупный аметист размером с кулачок новорожденного младенца висел на шее на черном шелковом шнурке.
– Наверное, так оно и будет, – согласилась Грейс. Она представила себе, как мать читает эти письма…
Неопровержимое свидетельство неверности отца прямо перед ее глазами, и от него никуда не уйти. Как ужасно это будет для нее! Сейчас Грейс хотелось, чтобы время повернулось вспять, чтобы она не знала того, что знает сейчас, и таким образом спасла бы мать от страшного удара, уготованного ей.
– Возможно, в какой-то мере она догадывается об этом, – предположила Лила.
– А что хуже – жить с ложью или прямо смотреть в лицо правде, какой бы ужасной она ни была?
– Это трудный вопрос. Ты задумывалась когда-нибудь о матери "Сына Сэма" – каково ей было, когда она столкнулась с неопровержимыми доказательствами того, что ее сын был убийцей-маньяком? А ты бы поверила? Была бы ты в состоянии признать это хотя бы в глубине души?
Лила поставила ведерко для льда и рылась в коробке с пшеничным печеньем, стоявшей на полке.
– Лила, мы говорим не об убийстве. Мой отец любил эту женщину. У них был ребенок.
– Пусть так… И все равно ты задаешься вопросами, так ведь? А станет ли кто-нибудь из нас лучше, если узнает мерзкую правду о своей жизни?
– А что, если я не скажу ей?.. Если я верну письма Ноле?
Уже произнося эти слова, Грейс знала, что никогда не сделает этого.
Очевидно, Лила тоже была уверена в этом.
– Что касается тебя, то кошка уже выпрыгнула из мешка. – Лила выудила еще один крекер из коробки и засунула в рот. – Вопрос теперь в том, что делать с этой кошечкой.
– Есть какие-либо предложения?
Грейс улыбнулась натянутой и вымученной улыбкой.
– Только не у меня, – засмеялась Лила. – Я специализируюсь на собаках.
– Мама, ты обязательно должна попробовать салат с копченой уткой из молодого латука, аругулы и…
– Спасибо, дорогая, но у меня не такой экзотический вкус, как у тебя, – сказала Корделия, подняв голову от меню и прерывая – вежливо, но твердо – словоизвержение Грейс. – Боюсь, я слишком долго не была в Нью-Йорке. Меня удовлетворит что-нибудь простое и непритязательное.
– Тогда, может быть, жареный цыпленок…
– Уверяю тебя, дорогая, я чувствую себя отлично. Боюсь, я монополизировала тебя в ущерб другим твоим гостям.
Она оглядела столик, одарив снисходительной улыбкой Лилу и Джека. Это был ее обычный способ дать понять Грейс, что она никудышная хозяйка – слишком болтливая, нервная, и, что хуже всего, позерка.
– Ну, тогда…
Грейс посмотрела на стены, завешанные превосходными гравюрами и освещенные бра. По ее мнению, «Челси» был интересный ресторан, а мать намекала, что он не дотягивает до нужного уровня.
– Джек, почему ты не закажешь вина?
Протягивая ему список вин, Грейс снова почувствовала себя дурочкой, недотепой, лишний раз давшей повод подумать, что ни одна женщина не сможет выбрать бутылку приличного вина.
Джек выбрал калифорнийский «Мерло» и повернулся к ее матери.
– Грейс сказала мне, что вы, Корделия, давно не были в Нью-Йорке? Он уже не тот, что был раньше, а?
Внезапно Грейс увидела Джека глазами своей матери: слишком большой, слишком громкий, слишком фамильярный с теми, кого он мало знает. Полная противоположность Уину.
Мать, однако, обворожительно улыбалась.
– Во-первых, он стал более шумным. И, Бог мой… таким мощным, давящим. Но для меня Эмпайр-стейт всегда останется самым высоким зданием в Нью-Йорке.
– Кстати, об Эмпайр-стейт. Когда я была маленькой, я видела, как с него прыгнул человек, – вмешалась в разговор Лила. Она сидела, положив локти на стол по обе стороны тарелки и поддерживая подбородок худыми ладонями. – Это было еще до того, как установили заграждение из плексигласа. Вы не представляете, как долго человек летит с такой высоты на землю! Помню, я сначала подумала, то это летит голубь. Я поняла, что это не так, только когда он ударился о землю. Было очень много крови. Думаю, именно тогда я решила стать вегетарианкой.
Грейс вздрогнула от невольной жестокости Лилы, но потом подумала: "Да, это жестоко, но в глубине души разве я не хотела, чтобы Лила сделала что-то неожиданное, чтобы она взорвала обстановку? Пора наконец перейти к серьезному разговору".
– Лила – наш местный борец за права животных! – засмеялась Грейс. – Ты знаешь, она зарабатывает на жизнь, ухаживая за собаками.
Корделия оживилась.
– Неужели? Как интересно!
– Вы не представляете, какая собачья грызня идет вокруг этого, – невозмутимо произнесла Лила.
Джек громко засмеялся, а за ним – и Грейс с матерью. Посетители, сидевшие за другими столиками, стали оборачиваться на них. Лила вертела в руках вилку с видом школьного озорника, который только что удачно насолил учителю.
Мать заговорила снова:
– К вопросу о работе… Грейс, я говорила тебе, что Кэролайн снова пошла работать?
В буклированном шерстяном костюме зеленого цвета, с шарфом фирмы «Гермес», искусно повязанным вокруг шеи, Корделия держалась непринужденно, как будто у них с Грейс никогда не было ссоры. Как будто Сисси не была ее любимой дочерью.
– Сисси? Нет, не говорила.
На самом деле Грейс не могла вспомнить, работала ли Сисси вообще когда-нибудь.
– Она работает в больнице. Бесплатно, три дня в неделю младшей медсестрой. – Корделия отломила маленький кусочек хлеба и пощипывала его. – Прекрасный поступок, как ты думаешь? Я так рада, что она заняла себя каким-то делом. У нее много свободного времени – мальчики увлекаются бейсболом, а Бич…
Она запнулась на мгновение, и Грейс заметила угрюмую морщинку между тщательно выщипанными бровями матери. Но та быстро взяла себя в руки и продолжила с деланной усмешкой:
– Еще одна из его блестящих идей: ездить по сельской местности и продавать сборные сараи. Он постоянно в разъездах.
Матери удалось удачно представить это как безобидную причуду эксцентричного богача.
– Жизнь на колесах, – согласился Джек, – это нелегко. Покрывать такие расстояния! Вы знаете о наших зимних конференциях коммивояжеров? Мы проводим их каждый год в Пауэрто-Рико, потому что хотим вознаградить наших людей небольшим отдыхом после шести месяцев мотания по бесчисленным магазинам.
Грейс почувствовала, как Джек положил ей руку на колено под столом и сжал его, словно успокаивая: "Все будет хорошо".
Месяц назад она бы купилась на его оптимизм, но после их спора прошлой ночью не могла заставить себя поверить в то, что дела идут прекрасно. Оба они изо всех сил старались не говорить о браке. Но порой, подумала Грейс, то, о чем не говорится, – красноречивее слов.
Снова появился официант. В очках в металлической оправе, с прилизанными волосами, он походил больше на биржевого брокера. Грейс заказала для начала салат из утки, затем форель с жареными грибами и почувствовала раздражение, когда мать, проигнорировав все эти экзотические блюда, попросила обычный зеленый салат и жареного цыпленка.
– Грейс сказала мне, что ваше издательство выпускает весьма престижную литературу, – обратилась она к Джеку.
Грейс уловила легкую иронию в ее тоне и напряглась. Нет, мать никогда не устроит сцену, во всяком случае, не на публике. Она скорее вскроет себе вены, чем пойдет на это.
– Нас волнует то, что выходит в свет под нашей маркой… и то, какие книги нужны читателям. – Джек искусно предотвратил возможный комментарий. – Иногда нелегко совмещать эти вещи.
– Но в конце все сводится к прибыли, не так ли? Глаза матери сверкнули, но она быстро отвела их в сторону. Да, она могла не любить Джека за то, что тот издал "Честь превыше всего"… Но не любить самого Джека она не могла. Да и кто мог? Ситуацию спасла Лила.
– Попробуйте зарабатывать на жизнь, занимаясь чужими собаками. – Она засмеялась и отпила немного неразбавленного виски «Дьюар». – Это включает в себя не только стрижку. Вы должны все знать о собачьих болезнях, глистах… Ну и о чистке зубов и обрезании когтей. Не все собачки это любят.
Грейс приложила салфетку к губам, чтобы мать не заметила ее улыбки. Она думала, что матери не понравятся неаппетитные замечания Лилы, но та засмеялась и произнесла шутливо:
– Думаю, мне бы это тоже не понравилось…
Два года назад мать не нашла бы забавными высказывания Лилы. Может, она начала смягчаться понемногу? Грейс вспомнила письмо Сисси и подумала: не причастен ли к этому мистер Росс?
Официант налил вина в стакан Джека. Тот попробовал и удовлетворенно кивнул головой. Джек выглядел очень привлекательным в сером блейзере с кашемировым галстуком, но конец галстука завернулся и была видна его изнанка, будто Джек бежал, чтобы поймать такси, и не заметил беспорядка в своей одежде. Грейс очень хотелось поправить галстук и в то же время она чувствовала, что нужно сдерживать себя.
Она физически ощущала давление Джека, ей почти казалось, что она слышит его голос, призывающий ее сломать ситуацию, прекратить эту светскую болтовню и приступить к делу. Ему легко говорить! Он сделал карьеру на своей прямоте и откровенности. Именно эти качества больше всего привлекали в нем. Он прав, подумала Грейс. Если я не начну разговора с матерью, не дам правде выйти наружу, то возненавижу себя и буду продолжать злиться на нее.
– Раз уж мы заговорили о собаках, – сказала мать, – я хочу спросить у тебя, знаешь ли ты, что Уин покупает Крису щенка? Золотистого ретривера.
Все, что хотела сказать Грейс, тут же вылетело у нее из головы, когда она услышала эту новость. Собаку? Когда Крис был маленьким, он умолял купить ему собаку. О, какой восторг был написан на его лице, когда она, преодолев наконец возражения Уина ("грязные, вонючие животные"), привезла домой крупного, ленивого, пушистого Харли. А потом, после того, как она несколько месяцев чихала и у нее слезились глаза, когда она узнала, что у нее аллергия на собак… Она думала, что у Криса, да и у нее тоже разорвется сердце. Как он плакал, вцепившись в шею колли, когда Лила приехала забрать Харли с собой!
И теперь Уин покупает ему щенка? Что он затеял?
У Грейс участилось дыхание, гнев начал переполнять ее, пальцы непроизвольно рвали бумажную салфетку, лежавшую рядом с бокалом. Она сцепила руки, чтобы успокоиться.
– Щенка? Нет, ничего не слышала об этом.
– Крис вне себя от восторга, – продолжила мать оживленным тоном. – В конце этой недели они собираются забрать его у хозяев. Крис тебе не говорил? Как странно! Честно говоря, он просто прыгал от счастья. Если вы спросите меня, я отвечу, что это именно то, что нужно Крису.
Джек бросил на Грейс выразительный взгляд, сочувственный и в то же время побуждающий ее к действию. И в этот момент она почувствовала, что не может больше контролировать себя.
– А мне нужно, чтобы кто-нибудь спросил меня. Она заметила, что сидевшие за другими столиками поворачивают к ней головы. Истинная дочь своей матери, Грейс быстро опустила голову и, понизив голос, добавила:
– Опять Уин действует за моей спиной!
Грейс стало жарко. Она залпом выпила воду из стакана, но не утолила жажду. Ей показалось, что если она выпьет даже всю воду на этой планете, все равно горло останется сухим.
Сейчас начнется, подумала она. Мать снова будет твердить о том, как я разрушила отношения с Уином, потому что не простила его…
Джек и Лила задержали дыхание. Грейс почувствовала, как у нее задергало веко.
Мать лишь удивленно подняла бровь.
– Дорогая, если бы я знала, что это все еще тебя беспокоит, то никогда бы не заговорила о собаке.
Лицо Грейс горело. Она посмотрела на Джека, ожидая от него сочувствующего взгляда, но натолкнулась на холодный оценивающий взгляд его синих глаз.
"Почему ты ведешь разговор об Уине?" – прочла она в этом взгляде.
"Как ты смеешь? – мысленно бросила она ему в ответ. – Как ты смеешь, когда у тебя не хватает духу сделать мне предложение?"
И тут она услышала, как бы со стороны, собственный голос:
– Ты прекрасно знаешь, зачем понадобилась Уину эта собака и как я отношусь к этому!
– Нет, не знаю, – ответила мать, театрально понизив голос.
Грейс увидела возможность, которую искала, и ухватилась за нее.
– Мама, я знаю, ты сердишься на меня из-за книги. Почему не сказать об этом прямо?
– Я… Грейс, ты действительно забыла о том, что такое хорошие манеры?
Теперь Корделия говорила шепотом, но жестко и сурово, поглядывая в замешательстве на Джека и Лилу.
– А делала ли я вообще что-нибудь правильно по твоим меркам? – спросила Грейс.
У нее горели щеки, как будто кто-то ударил ее по лицу. И в то же время Грейс сознавала, что больнее всего будет именно матери, когда она узнает горькую правду об отце.
– Оставь этот тон, – резко произнесла мать.
– Мама, пожалуйста! – Грейс почувствовала, что слезы подступают к глазам, а в горле появился сладкий, жгучий привкус вина, которое она пила за столом. – Мы должны поговорить об этом.
Начни с той ночи, подумала она, когда был убит Нед Эмори. Тогда сможешь рассказать, почему отец рисковал жизнью, чтобы защитить Маргарет.
Мать с трудом заговорила снова:
– Если ты не испытываешь неловкости перед своими гостями… Могу представить, что они думают, когда видят, как ты себя ведешь.
– На меня можно не обращать внимания, – бесстрастно произнесла Лила.
Джек промолчал, но под столом снова подбадривающе сжал колено Грейс.
Грейс хотела продолжать, но не могла. Потом, когда они останутся одни. Недопустимость публичных сцен – это как правило личной гигиены. Грейс не могла этого забыть, даже если бы очень захотела.
– Хорошо, мама, поговорим попозже, – согласилась она с горьким ощущением поражения.
До конца ужина она сидела и слушала Лилу и Джека. В основном говорил Джек – очень непринужденно, как будто ничего не случилось. Джеку удалось вызвать мать на разговор о ее саде и даже заставить пару раз засмеяться. Только когда они закончили ужин – Грейс почти не притронулась к еде – и вышли на улицу, где морозный воздух обжег ей лицо, Грейс снова обрела дар речи.
Она схватила мать за руку:
– Пойдем ко мне домой. Только мы вдвоем.
Грейс бросила на Джека взгляд, который тот сразу понял.
– Думаю, мне пора удалиться. – Он легонько поцеловал ее в губы, потом более почтительно приложился к щеке ее матери и остановил проезжавшее мимо такси. – Доброй ночи, дамы.
– Дорогая, неужели это не может подождать до завтра? После такого перелета мне нужно поспать.
Мать действительно выглядит измученной, подумала Грейс, но продолжала настаивать на своем:
– Это не займет много времени.
Вернувшись домой, Грейс дождалась, пока мать сядет в гостиной, и сразу же достала из ящика стола пачку ксерокопированных бумаг – письма, копии которых она сделала после ухода Нолы. Она чувствовала, что ее начинает тошнить, но сознавала, что если не сделает этого сейчас, вряд ли у нее когда-нибудь хватит духу решиться.
– Мама, пожалуйста, не надо ненавидеть меня за это. – Грейс вложила письма в маленькие белые руки матери. Та сидела на диване прямо, не сняв даже своего превосходного шерстяного пальто, от которого исходил слабый запах камфары и сирени. – Что бы ты ни думала обо мне, делаю это не потому, что злопамятна.
Корделия растерянно взглянула на листки, и Грейс поняла, что у матери нет с собой очков для чтения и она, вероятно, не сможет разобрать ни слова.
– Что это? – надменно спросила мать. – Грейс, тебе не нужно засыпать меня так называемыми доказательствами. Я не выжила из ума; во всяком случае, пока не выжила. Ладно, – продолжала она, – что случилось, то случилось. Ты это хочешь услышать? Да, твой отец вступил в схватку с Недом Эмори, может быть, он был даже косвенно виновен в том, что курок был спущен. Но зачем трясти наше семейное белье на виду у всех? Это никого не касается, кроме нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51