Наших людей отправишь сюда. – Пальцы Леблана, как паучьи лапы, двигались по названиям вдоль побережья. Это были маленькие деревни, пропахшие рыбой, в каждой пятьдесят хижин и три десятка лодок. – Она знает это побережье со времен Вандеи. Тут у нее союзники-контрабандисты, имена которых она скрывала от меня. Она придет сюда, если освободится. Если она еще не знает, что я жду ее здесь. Если мы расставим патрули… Возможно…
– Тут много возможностей, – заметил Анри, разглядывая висевший на красно-золотой стене пейзаж, некогда принадлежавший мэру Парижа.
Он разберется с Анри. О, будьте уверены, он разберется с его грубостью.
– Иди! Убирайся! Отдай приказ, чтобы все найденные при ней бумаги доставили мне нераспечатанными. Лично мне. Понял?
– Вам. Нераспечатанными. Конечно. А что делать с Анник?
– Возьми себе, если хочешь объедки англичанина. Отдай в награду людям, которые нашли ее. Затем приведешь ко мне.
– И англичанина?
– Его убей.
Глава 10
Нормандия
Анник, сидевшая рядом на скамейке кучера, почти час хранила высокомерное молчание. В конце концов, его нарушил Дойл, который оскорбленным тоном сказал, что ей незачем отодвигать задницу всю дорогу до Кале. Он ее не теснит. Обида в голосе Дойла и вульгарное слово подорвали ее решимость. Даже крепко сжав губы, Анник не смогла удержаться от смеха.
– Так-то лучше, – удовлетворенно заметил Дойл. – Я уже начал гадать, заговоришь ли ты со мной.
– Знаете, я не склонна к разговорам с похитителями.
– Мы тебя раздражаем, да?
– Конечно. И мне не нравится сидеть так высоко. Жесткий насест кучера был далеко от земли. На каждом ухабе он угрожающе кренился. Дорогу Анник не видела, поэтому крепко держалась за боковые поручни сиденья, упираясь ногами в подставку. К концу дня все тело и руки у нее будут нещадно болеть, очевидно, с этой целью ее и посадили сюда. Чтобы ночью она уже не думала о побеге. Карета ужасно тряслась.
– Она слишком непрочная, – сказала Анник.
– Я не дам тебе упасть. Хотя трудновато придерживать тебя, мисс.
У Дойла было удивительное произношение. Только настоящий француз осмелился бы так ужасно говорить по-французски. В кладовой своей памяти Анник отыскала месье Дойла, имевшего много имен. Когда-то в Вене мать указала ей на него, велев избегать этого человека, поскольку он жесткий и упорный, как барсук, возможно, лучший действующий агент британцев.
– Ты хорошо знаешь лошадей, мисс?
– Не очень, – призналась она.
– Тогда мы дадим тебе поработать, а я отдохну. Ты просто… Вот так… Просто возьми это.
Дойл что-то вложил ей в руки. Она поняла, что держит вожжи, а лошади бесконтрольно трусят по дороге. Всю жизнь ей приходится иметь дело с неожиданностями. Черт побери.
– Не надо так натягивать вожжи. Лошади будут нервничать. Все, что тебе нужно, – это держать их легко, свободно. Одной рукой, конечно, но пока двумя. Только для начала. Делай так… – Обхватив ученицу, Дойл взял обе ее руки. – Нет, расслабь пальцы, дай я покажу.
– Может, вы заберете их? Пожалуйста.
Он подтягивал ремни, пока они не переплелись с ее пальцами.
– Вот этот идет к левой пристяжной. Норовистый черт. Я зову его Нэнси, потому что он не совсем полноценный. Старина Нэн знаменит тем, что щиплет тебя, когда хочет обратить на себя внимание. Теперь предположим, ты собираешься повернуть его влево… не говорю сейчас, но если захочется, ты легко и уверенно натягиваешь этот ремень. Чувствуешь?
– Дойл, может, вы еще не обратили внимания, но я слепая.
– Да, мисс. А другой повод, лежащий у тебя на ладони…
– Быть слепой, месье Дойл, – это не просто невозможность видеть голубое небо и поля, мимо которых мы проезжаем. Это означает, что я не могу делать многое из того, что вам кажется обычным. Например, править лошадьми.
– Чтобы держать вожжи, тебе, мисс, и не требуется видеть. Я половину времени правлю, закрыв глаза, и дремлю. Всю работу делают лошади. А твое дело запомнить, где чья вожжа. На тот случай, если кто-нибудь влезет наверх и спросит тебя об этом.
Анник до боли в пальцах сжимала кожаные ремни. Единственное, чем она в своей жизни правила, была скрипучая цыганская повозка со спокойной лошадкой.
– Я не уверена, что это удачная мысль.
– Лучший для тебя способ приспособиться к жизни, мисс. Если ты не против моих советов. Что может быть лучше двуколки с пони для езды по сельской местности? И я не вижу причины, чтобы ты не могла править. Как любая из этих леди в Англии. Да и половина из них, должно быть, слепа, как и ты. Прошу прощения, что заговорил об этом.
– Вы на удивление хладнокровный человек, месье Дойл. Но ваша репутация вполне заслуженна.
– Что красивая молодая леди вроде тебя знает о моей репутации? Когда приедешь в Англию, купи себе двуколку и пони, разумного, как эта пара. Он будет возить тебя, куда захочешь, а тебе останется только держать поводья, как ты делаешь это сейчас.
– Купить… двуколку. Конечно. Так я и поступлю, если доберусь когда-нибудь до Англии.
– Нет, мисс, не сомневайся. Ты знаешь, что мы берем тебя с собой в Англию. Едем туда быстро, насколько возможно. Приближаемся с каждой милей. – Дойл слегка двинул вожжи в ее руках, чтобы объехать какой-то предмет на дороге. – Чем скорей ты перестанешь бороться с Греем, тем будет лучше для всех нас. Понимаешь, мы все чувствуем некоторое беспокойство, не зная, собираешься ты убить его этой ночью или нет.
– Да. Или нет. Как получится.
Хотя его руки дружески обнимали ее, Дойл выпустил поводья, оставив ей карету и лошадей, которые могли в любую минуту сделать что угодно.
– Вы не заберете поводья себе, Дойл? Потому что я решительно не хочу править.
– Да ты отпусти вожжи, лошади сами идут куда надо. А когда ты напрягаешься, это сбивает их с толку.
– По-вашему, нужно откинуться назад и спокойно ехать дальше? Вероятно, так же я должна поступать, чего бы не потребовал месье Грей. Очень мужской совет.
– Точно, мисс. И пока лошади везут нас к побережью, все, что тебе нужно делать, – это учить хинглиш.
– Хинглиш? О, английский. Нет. – Анник скрыла улыбку. Мать говорила ей, что Дойл окончил Кембридж. С отличием. – Я не планирую тотчас ехать в Англию.
– Мисс, ты именно туда и направляешься, если ты извинишь меня за возражение. Так что мы будем учить тебя хинглишу. Это не трудно. Моя младшая девочка, ей три года, считает это удовольствием.
Анник было спокойнее в объятиях Дойла и стало еще лучше, когда он забрал у нее поводья. Но карета вдруг остановилась. Должно быть, напрягшееся тело выдало ее страх, потому что он тут же сказал:
– Не о чем беспокоиться, мисс. Просто ищу место, где бы остановиться. Может, здесь.
Она почувствовала близость реки, услышала ветер и жужжание мух. Значит, они среди полей, далеко от деревень, и рядом лес. Они собираются оперировать бедного Эйдриана тут, где не будет слышно его криков.
– Подходящее место?
Она услышала, как Грей спрыгнул на землю и пошел вдоль дороги.
– Может быть. – Голос Дойла сопровождался звуком, который озадачил ее. Потом она поняла, что он поскреб щетину на подбородке. – Что мы тут имеем?.. Пару-тройку камней у дороги, как будто их специально нагромоздили. Похоже, работа цыган. Мы теперь едем по их тропе, они привязывают к деревьям клочки ткани на уровне верха повозки. Этот камень, вероятно, означает их стоянку. Может, в этих лесах…
Они ждали, что она скажет. Британские шпионы знали о ней больше, чем ей хотелось.
– Как они выглядят, месье Дойл, эти ваши камни?
– Один – большая глыба, округлый. Это в середине. Еще три в ряд… Давай покажу тебе. – Он куда-то сунул поводья, взял ее левую руку, положил себе на колено и показал точками на ее ладони, как расположены камни. – Затем один плоский, в стороне от твоего мизинца, чуть справа. Не знаю, то ли он из этой группы, то ли случайный. Ни ветки, ни пера, ни клочка травы. Одни камни.
– Вы уже читали такие знаки прежде.
– Видел там и сям. Только не могу сказать, что я читал их.
– Следы повозок, – крикнул Грей справа от них. – Один в один, прямо по центру. Цыгане.
Если здесь стоят лагерем цыгане, они ей помогут. Они бы не стали вмешиваться в ссоры чужих, но им бы не понравилось, что женщина, которая говорит по-цыгански, в руках таких людей.
Дойл кашлянул.
– Их здесь нет. Тряпки висят уже несколько месяцев. И следы колес старые. Можем использовать это место для себя.
Англичане увидели слишком много, а она бы предпочла иметь дело с глупцами.
– Вы правы насчет знаков, недалеко отсюда есть лагерь. Безопасное место. Он должен быть выше по течению реки, которую мы проехали, выше дороги, так что вода чистая. Цыгане очень аккуратны в этом.
После короткого обсуждения Анник направила карету не к ближайшему клочку леса, который привлек их внимание, а по длинной тропе, ведущей в заросли и казавшейся менее привлекательной. Когда они подъехали к поляне, она сразу же поняла, что здесь была стоянка цыган. Пахло старыми бивачными кострами, диким чесноком, сладким укропом и мятой.
– Вы нашли для нас хорошее место. – Грей снял ее с козел. – То, что нужно. У вас есть цыганская кровь, Анник?
– Во всяком случае, не по материнской линии. О своем отце я мало что знаю, он умер, когда мне было четыре года. Но думаю, он – баск. Иногда они с матерью разговаривали на языке, которого я нигде больше не слышала. Знаете, они ведь были революционерами, а в то время радикалы предпочитали не говорить о своем происхождении. Это было небезопасно.
– Я бы назвал вас кельткой, из-за ваших голубых глаз. Может, бретонкой. Постойте здесь минуту. – Ветки затрещали под его сапогами, когда он вошел в заросли.
Солнце грело ей кожу, близкая река приносила влажность, прохладу и утешение. Опавшая листва шуршала под копытами лошадей, которых Дойл вел к реке. В воздухе стоял запах старого древесного угля, табака и помады для волос, которой пользовались женщины. Все это было ей знакомо.
Если б Маман не забрала ее, возможно, она до сих пор жила бы в цыганском лагере. К этому времени у нее мог бы уже быть черноволосый ребенок для любви и молодой хвастливый муж вместо похитителя, который везет ее для затруднительного и неприятного допроса в Лондоне.
К ней подошел Грей.
– Вот. – Он вложил ей в ладонь крепкую палку. Анник бы назвала ее дорожным посохом, хотя никогда не держала его в руках. Но отец рассказывал ей легенды о Робин Гуде, именно такой палкой Маленький Джон привык бить по голове шерифа Ноттингемского. Конечно, эта палка была меньшей по размеру.
– Это очень хорошо. Благодарю вас. – Когда-нибудь она, возможно, ударит ею Грея. – Вы собираетесь вынимать пулю из Эйдриана?
– Мы здесь ради этого.
– Наверное, у вас большой опыт с армейских времен?
– Никакого. Пойду распаковываться. И не вздумайте бежать.
Она чувствовала, как его беспокоит предстоящая операция, слышала это в каждом его шаге к центру прогалины, где Дойл разводил костер.
Анник еще не приняла решения. Она пока бродила, постукивая своей палкой, находя круги бивачных костров и представляя, как здесь стояли повозки. Создавалось впечатление богатого лагеря. Здесь должны быть ягоды, много кроликов, даже кабаны, если повезет. Ее ноги давили старую ореховую скорлупу. Можно хорошо питаться и без кражи цыплят.
Один раз она споткнулась, потому что была погружена в свои мысли. Падать время от времени – это часть жизни слепой. Нужно относиться к этому философски. На самой высокой стороне поляны были заросли ежевики, что она поняла, уколовшись о шипы. Она съела несколько ягод, приняла, наконец, решение и отправилась послушать, как мужчины готовят Эйдриана к операции.
– …Покрасить комнаты мансарды к концу ноября.
– …Досье в хранилище цокольного этажа…
– …Бесконечная побелка…
Они говорили о посторонних делах. Такое Анник сотни раз слышала от мужчин перед сражением. В голосе Грея была спокойная уверенность. Послушав его, можно было подумать, что за последний месяц он удалил несколько фунтов металла, к тому же с огромным успехом. Эйдриан обладал почти французским мужеством. В его легкомысленных словах она слышала решимость довериться Грею, отдать свою жизнь в его руки. Интересно, где и когда Грей заслужил доверие этого циничного, проницательного юноши?
Будет жаль, если она вывела его из подвала Леблана, чтобы все это закончилось теперь смертью.
Похоже на то. Грей понятия не имел, как удаляют пули. Если она верна Франции, то должна радоваться, ибо, как она слышала, Эйдриан мастер шпионажа и грозный враг Республики.
Звякнул металл. Дойл уже выкладывал инструменты прямо на землю. В этом деле Анник решила быть неверной Франции.
– Грей, я должна поговорить с вами.
– Позже.
– Сейчас. – Она быстро отошла. Вот так. Это его проверка. Если он не доверяет ей, зная, что это важно, то не доверит ей и жизнь Эйдриана. Десять шагов вниз по склону. Он шел за ней.
– У меня нет времени, Анник.
– Я могу вытащить из него пулю. – Долгое молчание, потом Грей сказал:
– Я не должен удивляться. Вы же были в армии, да? Где вы научились вытаскивать из людей пули? Милан?
– И Миллесимо, и Бассано, и Ровередо, и… везде. Самое безопасное место в сражении, если ты одета мальчиком, – это санитарная палатка. Если я занята подтиранием омерзительных жидкостей, никто уже не протянет мне ружье и не пошлет убивать людей.
– Понимаю. – Сухой тон.
Грей был армейским майором, прежде чем его взяли в британскую разведку. Он должен знать о последствиях боя и санитарных палатках.
– Сначала я убиралась в тех госпиталях. Когда я была там… Там не было ни одного санитара, которому можно было доверить зашить наволочку, я уж не говорю о животе. У меня ловкие руки. Я занималась этим еще до того, как познакомилась с хирургами. Под Ризоли они даже не смотрели на меня, когда я входила, просто указывали, где начинать работу, Я вытаскивала из людей шрапнель, маленькие кусочки, на них у хирургов не было времени. А когда положение становилось отчаянным, я вынимала пули. Для этого мне зрение не требуется.
Почему она так старается убедить его? Может, она и не спасет Эйдриана. Может, ему суждено умереть, когда пуля будет извлечена. Но не Грей должен вынимать пулю из друга, чувствуя, как вытекает жизнь. Она может избавить его от этого.
– Глаза тут не имеют значения. Все равно ничего не увидишь, будет много крови. Всегда нужно идти ощупью, чувствовать тело, чтобы найти входное отверстие.
– Сделай это.
– У меня большой опыт в…
– Я сказал, делай это. – И Грей ушел, не задавая вопросов.
Они расстелили в центре поляны одеяла, и Дойл разложил там свои инструменты. Слушая объяснения Грея насчет изменения планов, она села на корточки и разобрала коллекцию парикмахерских инструментов. Большую часть Анник бросила обратно в кожаную сумку, оставив только пинцет, маленькие зажимы, пару ножниц и острый как бритва нож. Для того, что ей предстояло делать, этого было достаточно.
Почему-то все пахло рыбой и засохшей кровью. Анник не хотела даже притрагиваться к грязным инструментам и послала Дойла с мылом к реке, чтобы он тщательно вымыл их. В этот момент она чувствовала себя цыганкой. Она бы не стала делать это в тазу. Цыгане не моют в стоячей воде.
Затем она повернулась и дотронулась до Эйдриана, чтобы узнать, в каком он состоянии. Он был голым до пояса и сидел на земле, пока Грей срезал с него повязку.
– Анник, если б я знал, что резать меня будешь ты, я бы дал тебе утром допить кофе. – Он взял ее руку и поднес к губам для поцелуя. Трудно было поверить, что юноша не гасконец. – Как Грей сумел уговорить тебя?
– Наоборот. Грей зубами и ногтями держался за привилегию отыскать в тебе пулю. Но я проявила настойчивость. – Парень смеялся бы и на виселице. – Если ты еще не принимал опиум, сделай это. Во время работы я не собираюсь обсуждать с тобой погоду или цены на зеленые бобы. Меня легко отвлечь.
– Эйдриан его не примет, – сказал Грей.
– Если я приму нужную дозу, то несколько дней буду осоловелым. А Леблан ищет раненого, и я в таком состоянии, можно считать, уже покойник.
– Ненавижу, когда он прав, – согласился Дойл.
– Я всегда прав. Анник… Лисенок… Никакого опиума. Если же я выпью достаточно бренди, чтобы спиртное свалило меня с ног, то, возможно, умру. Так что не нужно вообще ничего. Ты сможешь это сделать?
– Да. Я слишком часто вынимала пули. Я быстра как молния. – Боже мой, разве они знают, что такое оперировать без опиума? Правда, в этом Эйдриан похож на нее, добрые феи не стояли у его колыбели, расточая ему благодеяния. – Мы справимся.
– Главное – опыт. Вот инструменты, чистые. – Дойл начал вкладывать их ей в руки, по одному, чтобы она не порезалась.
Анник вытерла ножницы бинтом, разрезала ткань, проверяя. Они были острые.
– Я старательно шпионила за миланцами и австрийцами, которые регулярно проигрывали сражения. И, что странно, все эти годы я полностью избегала французских пуль. Если вы ляжете, месье Эйдриан, я буду в состоянии дотянуться до вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Тут много возможностей, – заметил Анри, разглядывая висевший на красно-золотой стене пейзаж, некогда принадлежавший мэру Парижа.
Он разберется с Анри. О, будьте уверены, он разберется с его грубостью.
– Иди! Убирайся! Отдай приказ, чтобы все найденные при ней бумаги доставили мне нераспечатанными. Лично мне. Понял?
– Вам. Нераспечатанными. Конечно. А что делать с Анник?
– Возьми себе, если хочешь объедки англичанина. Отдай в награду людям, которые нашли ее. Затем приведешь ко мне.
– И англичанина?
– Его убей.
Глава 10
Нормандия
Анник, сидевшая рядом на скамейке кучера, почти час хранила высокомерное молчание. В конце концов, его нарушил Дойл, который оскорбленным тоном сказал, что ей незачем отодвигать задницу всю дорогу до Кале. Он ее не теснит. Обида в голосе Дойла и вульгарное слово подорвали ее решимость. Даже крепко сжав губы, Анник не смогла удержаться от смеха.
– Так-то лучше, – удовлетворенно заметил Дойл. – Я уже начал гадать, заговоришь ли ты со мной.
– Знаете, я не склонна к разговорам с похитителями.
– Мы тебя раздражаем, да?
– Конечно. И мне не нравится сидеть так высоко. Жесткий насест кучера был далеко от земли. На каждом ухабе он угрожающе кренился. Дорогу Анник не видела, поэтому крепко держалась за боковые поручни сиденья, упираясь ногами в подставку. К концу дня все тело и руки у нее будут нещадно болеть, очевидно, с этой целью ее и посадили сюда. Чтобы ночью она уже не думала о побеге. Карета ужасно тряслась.
– Она слишком непрочная, – сказала Анник.
– Я не дам тебе упасть. Хотя трудновато придерживать тебя, мисс.
У Дойла было удивительное произношение. Только настоящий француз осмелился бы так ужасно говорить по-французски. В кладовой своей памяти Анник отыскала месье Дойла, имевшего много имен. Когда-то в Вене мать указала ей на него, велев избегать этого человека, поскольку он жесткий и упорный, как барсук, возможно, лучший действующий агент британцев.
– Ты хорошо знаешь лошадей, мисс?
– Не очень, – призналась она.
– Тогда мы дадим тебе поработать, а я отдохну. Ты просто… Вот так… Просто возьми это.
Дойл что-то вложил ей в руки. Она поняла, что держит вожжи, а лошади бесконтрольно трусят по дороге. Всю жизнь ей приходится иметь дело с неожиданностями. Черт побери.
– Не надо так натягивать вожжи. Лошади будут нервничать. Все, что тебе нужно, – это держать их легко, свободно. Одной рукой, конечно, но пока двумя. Только для начала. Делай так… – Обхватив ученицу, Дойл взял обе ее руки. – Нет, расслабь пальцы, дай я покажу.
– Может, вы заберете их? Пожалуйста.
Он подтягивал ремни, пока они не переплелись с ее пальцами.
– Вот этот идет к левой пристяжной. Норовистый черт. Я зову его Нэнси, потому что он не совсем полноценный. Старина Нэн знаменит тем, что щиплет тебя, когда хочет обратить на себя внимание. Теперь предположим, ты собираешься повернуть его влево… не говорю сейчас, но если захочется, ты легко и уверенно натягиваешь этот ремень. Чувствуешь?
– Дойл, может, вы еще не обратили внимания, но я слепая.
– Да, мисс. А другой повод, лежащий у тебя на ладони…
– Быть слепой, месье Дойл, – это не просто невозможность видеть голубое небо и поля, мимо которых мы проезжаем. Это означает, что я не могу делать многое из того, что вам кажется обычным. Например, править лошадьми.
– Чтобы держать вожжи, тебе, мисс, и не требуется видеть. Я половину времени правлю, закрыв глаза, и дремлю. Всю работу делают лошади. А твое дело запомнить, где чья вожжа. На тот случай, если кто-нибудь влезет наверх и спросит тебя об этом.
Анник до боли в пальцах сжимала кожаные ремни. Единственное, чем она в своей жизни правила, была скрипучая цыганская повозка со спокойной лошадкой.
– Я не уверена, что это удачная мысль.
– Лучший для тебя способ приспособиться к жизни, мисс. Если ты не против моих советов. Что может быть лучше двуколки с пони для езды по сельской местности? И я не вижу причины, чтобы ты не могла править. Как любая из этих леди в Англии. Да и половина из них, должно быть, слепа, как и ты. Прошу прощения, что заговорил об этом.
– Вы на удивление хладнокровный человек, месье Дойл. Но ваша репутация вполне заслуженна.
– Что красивая молодая леди вроде тебя знает о моей репутации? Когда приедешь в Англию, купи себе двуколку и пони, разумного, как эта пара. Он будет возить тебя, куда захочешь, а тебе останется только держать поводья, как ты делаешь это сейчас.
– Купить… двуколку. Конечно. Так я и поступлю, если доберусь когда-нибудь до Англии.
– Нет, мисс, не сомневайся. Ты знаешь, что мы берем тебя с собой в Англию. Едем туда быстро, насколько возможно. Приближаемся с каждой милей. – Дойл слегка двинул вожжи в ее руках, чтобы объехать какой-то предмет на дороге. – Чем скорей ты перестанешь бороться с Греем, тем будет лучше для всех нас. Понимаешь, мы все чувствуем некоторое беспокойство, не зная, собираешься ты убить его этой ночью или нет.
– Да. Или нет. Как получится.
Хотя его руки дружески обнимали ее, Дойл выпустил поводья, оставив ей карету и лошадей, которые могли в любую минуту сделать что угодно.
– Вы не заберете поводья себе, Дойл? Потому что я решительно не хочу править.
– Да ты отпусти вожжи, лошади сами идут куда надо. А когда ты напрягаешься, это сбивает их с толку.
– По-вашему, нужно откинуться назад и спокойно ехать дальше? Вероятно, так же я должна поступать, чего бы не потребовал месье Грей. Очень мужской совет.
– Точно, мисс. И пока лошади везут нас к побережью, все, что тебе нужно делать, – это учить хинглиш.
– Хинглиш? О, английский. Нет. – Анник скрыла улыбку. Мать говорила ей, что Дойл окончил Кембридж. С отличием. – Я не планирую тотчас ехать в Англию.
– Мисс, ты именно туда и направляешься, если ты извинишь меня за возражение. Так что мы будем учить тебя хинглишу. Это не трудно. Моя младшая девочка, ей три года, считает это удовольствием.
Анник было спокойнее в объятиях Дойла и стало еще лучше, когда он забрал у нее поводья. Но карета вдруг остановилась. Должно быть, напрягшееся тело выдало ее страх, потому что он тут же сказал:
– Не о чем беспокоиться, мисс. Просто ищу место, где бы остановиться. Может, здесь.
Она почувствовала близость реки, услышала ветер и жужжание мух. Значит, они среди полей, далеко от деревень, и рядом лес. Они собираются оперировать бедного Эйдриана тут, где не будет слышно его криков.
– Подходящее место?
Она услышала, как Грей спрыгнул на землю и пошел вдоль дороги.
– Может быть. – Голос Дойла сопровождался звуком, который озадачил ее. Потом она поняла, что он поскреб щетину на подбородке. – Что мы тут имеем?.. Пару-тройку камней у дороги, как будто их специально нагромоздили. Похоже, работа цыган. Мы теперь едем по их тропе, они привязывают к деревьям клочки ткани на уровне верха повозки. Этот камень, вероятно, означает их стоянку. Может, в этих лесах…
Они ждали, что она скажет. Британские шпионы знали о ней больше, чем ей хотелось.
– Как они выглядят, месье Дойл, эти ваши камни?
– Один – большая глыба, округлый. Это в середине. Еще три в ряд… Давай покажу тебе. – Он куда-то сунул поводья, взял ее левую руку, положил себе на колено и показал точками на ее ладони, как расположены камни. – Затем один плоский, в стороне от твоего мизинца, чуть справа. Не знаю, то ли он из этой группы, то ли случайный. Ни ветки, ни пера, ни клочка травы. Одни камни.
– Вы уже читали такие знаки прежде.
– Видел там и сям. Только не могу сказать, что я читал их.
– Следы повозок, – крикнул Грей справа от них. – Один в один, прямо по центру. Цыгане.
Если здесь стоят лагерем цыгане, они ей помогут. Они бы не стали вмешиваться в ссоры чужих, но им бы не понравилось, что женщина, которая говорит по-цыгански, в руках таких людей.
Дойл кашлянул.
– Их здесь нет. Тряпки висят уже несколько месяцев. И следы колес старые. Можем использовать это место для себя.
Англичане увидели слишком много, а она бы предпочла иметь дело с глупцами.
– Вы правы насчет знаков, недалеко отсюда есть лагерь. Безопасное место. Он должен быть выше по течению реки, которую мы проехали, выше дороги, так что вода чистая. Цыгане очень аккуратны в этом.
После короткого обсуждения Анник направила карету не к ближайшему клочку леса, который привлек их внимание, а по длинной тропе, ведущей в заросли и казавшейся менее привлекательной. Когда они подъехали к поляне, она сразу же поняла, что здесь была стоянка цыган. Пахло старыми бивачными кострами, диким чесноком, сладким укропом и мятой.
– Вы нашли для нас хорошее место. – Грей снял ее с козел. – То, что нужно. У вас есть цыганская кровь, Анник?
– Во всяком случае, не по материнской линии. О своем отце я мало что знаю, он умер, когда мне было четыре года. Но думаю, он – баск. Иногда они с матерью разговаривали на языке, которого я нигде больше не слышала. Знаете, они ведь были революционерами, а в то время радикалы предпочитали не говорить о своем происхождении. Это было небезопасно.
– Я бы назвал вас кельткой, из-за ваших голубых глаз. Может, бретонкой. Постойте здесь минуту. – Ветки затрещали под его сапогами, когда он вошел в заросли.
Солнце грело ей кожу, близкая река приносила влажность, прохладу и утешение. Опавшая листва шуршала под копытами лошадей, которых Дойл вел к реке. В воздухе стоял запах старого древесного угля, табака и помады для волос, которой пользовались женщины. Все это было ей знакомо.
Если б Маман не забрала ее, возможно, она до сих пор жила бы в цыганском лагере. К этому времени у нее мог бы уже быть черноволосый ребенок для любви и молодой хвастливый муж вместо похитителя, который везет ее для затруднительного и неприятного допроса в Лондоне.
К ней подошел Грей.
– Вот. – Он вложил ей в ладонь крепкую палку. Анник бы назвала ее дорожным посохом, хотя никогда не держала его в руках. Но отец рассказывал ей легенды о Робин Гуде, именно такой палкой Маленький Джон привык бить по голове шерифа Ноттингемского. Конечно, эта палка была меньшей по размеру.
– Это очень хорошо. Благодарю вас. – Когда-нибудь она, возможно, ударит ею Грея. – Вы собираетесь вынимать пулю из Эйдриана?
– Мы здесь ради этого.
– Наверное, у вас большой опыт с армейских времен?
– Никакого. Пойду распаковываться. И не вздумайте бежать.
Она чувствовала, как его беспокоит предстоящая операция, слышала это в каждом его шаге к центру прогалины, где Дойл разводил костер.
Анник еще не приняла решения. Она пока бродила, постукивая своей палкой, находя круги бивачных костров и представляя, как здесь стояли повозки. Создавалось впечатление богатого лагеря. Здесь должны быть ягоды, много кроликов, даже кабаны, если повезет. Ее ноги давили старую ореховую скорлупу. Можно хорошо питаться и без кражи цыплят.
Один раз она споткнулась, потому что была погружена в свои мысли. Падать время от времени – это часть жизни слепой. Нужно относиться к этому философски. На самой высокой стороне поляны были заросли ежевики, что она поняла, уколовшись о шипы. Она съела несколько ягод, приняла, наконец, решение и отправилась послушать, как мужчины готовят Эйдриана к операции.
– …Покрасить комнаты мансарды к концу ноября.
– …Досье в хранилище цокольного этажа…
– …Бесконечная побелка…
Они говорили о посторонних делах. Такое Анник сотни раз слышала от мужчин перед сражением. В голосе Грея была спокойная уверенность. Послушав его, можно было подумать, что за последний месяц он удалил несколько фунтов металла, к тому же с огромным успехом. Эйдриан обладал почти французским мужеством. В его легкомысленных словах она слышала решимость довериться Грею, отдать свою жизнь в его руки. Интересно, где и когда Грей заслужил доверие этого циничного, проницательного юноши?
Будет жаль, если она вывела его из подвала Леблана, чтобы все это закончилось теперь смертью.
Похоже на то. Грей понятия не имел, как удаляют пули. Если она верна Франции, то должна радоваться, ибо, как она слышала, Эйдриан мастер шпионажа и грозный враг Республики.
Звякнул металл. Дойл уже выкладывал инструменты прямо на землю. В этом деле Анник решила быть неверной Франции.
– Грей, я должна поговорить с вами.
– Позже.
– Сейчас. – Она быстро отошла. Вот так. Это его проверка. Если он не доверяет ей, зная, что это важно, то не доверит ей и жизнь Эйдриана. Десять шагов вниз по склону. Он шел за ней.
– У меня нет времени, Анник.
– Я могу вытащить из него пулю. – Долгое молчание, потом Грей сказал:
– Я не должен удивляться. Вы же были в армии, да? Где вы научились вытаскивать из людей пули? Милан?
– И Миллесимо, и Бассано, и Ровередо, и… везде. Самое безопасное место в сражении, если ты одета мальчиком, – это санитарная палатка. Если я занята подтиранием омерзительных жидкостей, никто уже не протянет мне ружье и не пошлет убивать людей.
– Понимаю. – Сухой тон.
Грей был армейским майором, прежде чем его взяли в британскую разведку. Он должен знать о последствиях боя и санитарных палатках.
– Сначала я убиралась в тех госпиталях. Когда я была там… Там не было ни одного санитара, которому можно было доверить зашить наволочку, я уж не говорю о животе. У меня ловкие руки. Я занималась этим еще до того, как познакомилась с хирургами. Под Ризоли они даже не смотрели на меня, когда я входила, просто указывали, где начинать работу, Я вытаскивала из людей шрапнель, маленькие кусочки, на них у хирургов не было времени. А когда положение становилось отчаянным, я вынимала пули. Для этого мне зрение не требуется.
Почему она так старается убедить его? Может, она и не спасет Эйдриана. Может, ему суждено умереть, когда пуля будет извлечена. Но не Грей должен вынимать пулю из друга, чувствуя, как вытекает жизнь. Она может избавить его от этого.
– Глаза тут не имеют значения. Все равно ничего не увидишь, будет много крови. Всегда нужно идти ощупью, чувствовать тело, чтобы найти входное отверстие.
– Сделай это.
– У меня большой опыт в…
– Я сказал, делай это. – И Грей ушел, не задавая вопросов.
Они расстелили в центре поляны одеяла, и Дойл разложил там свои инструменты. Слушая объяснения Грея насчет изменения планов, она села на корточки и разобрала коллекцию парикмахерских инструментов. Большую часть Анник бросила обратно в кожаную сумку, оставив только пинцет, маленькие зажимы, пару ножниц и острый как бритва нож. Для того, что ей предстояло делать, этого было достаточно.
Почему-то все пахло рыбой и засохшей кровью. Анник не хотела даже притрагиваться к грязным инструментам и послала Дойла с мылом к реке, чтобы он тщательно вымыл их. В этот момент она чувствовала себя цыганкой. Она бы не стала делать это в тазу. Цыгане не моют в стоячей воде.
Затем она повернулась и дотронулась до Эйдриана, чтобы узнать, в каком он состоянии. Он был голым до пояса и сидел на земле, пока Грей срезал с него повязку.
– Анник, если б я знал, что резать меня будешь ты, я бы дал тебе утром допить кофе. – Он взял ее руку и поднес к губам для поцелуя. Трудно было поверить, что юноша не гасконец. – Как Грей сумел уговорить тебя?
– Наоборот. Грей зубами и ногтями держался за привилегию отыскать в тебе пулю. Но я проявила настойчивость. – Парень смеялся бы и на виселице. – Если ты еще не принимал опиум, сделай это. Во время работы я не собираюсь обсуждать с тобой погоду или цены на зеленые бобы. Меня легко отвлечь.
– Эйдриан его не примет, – сказал Грей.
– Если я приму нужную дозу, то несколько дней буду осоловелым. А Леблан ищет раненого, и я в таком состоянии, можно считать, уже покойник.
– Ненавижу, когда он прав, – согласился Дойл.
– Я всегда прав. Анник… Лисенок… Никакого опиума. Если же я выпью достаточно бренди, чтобы спиртное свалило меня с ног, то, возможно, умру. Так что не нужно вообще ничего. Ты сможешь это сделать?
– Да. Я слишком часто вынимала пули. Я быстра как молния. – Боже мой, разве они знают, что такое оперировать без опиума? Правда, в этом Эйдриан похож на нее, добрые феи не стояли у его колыбели, расточая ему благодеяния. – Мы справимся.
– Главное – опыт. Вот инструменты, чистые. – Дойл начал вкладывать их ей в руки, по одному, чтобы она не порезалась.
Анник вытерла ножницы бинтом, разрезала ткань, проверяя. Они были острые.
– Я старательно шпионила за миланцами и австрийцами, которые регулярно проигрывали сражения. И, что странно, все эти годы я полностью избегала французских пуль. Если вы ляжете, месье Эйдриан, я буду в состоянии дотянуться до вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31