Я услышал рев мотора, крик, человек как бы подскочил над шоссе и рухнул на асфальт, а автомобиля уже не было… Я потерял очки.
Только теперь Кортель сообразил, почему глаза Окольского показались ему пустыми и беспомощными.
– Он погиб вместо меня, – сказал Болек. – Водитель дал трехкратный сигнал и даже не затормозил… Я оттащил пьяного с дороги, я ослаб, чтобы нести его, и плохо видел… Я хотел его спасти. Я послушал сердце, оно еще билось. И тогда я увидел вдали автомобильные фары. Подъехала милицейская машина. Я поднял руку вверх…
– Вы подняли руку, – повторил Кортель. – Вы уверены в этом?
Окольский смотрел на инспектора. Вероятно, он видел лицо Кортеля несколько размазанным, лишенным деталей и резкости.
– Да, – повторил Окольский. – Я поднял руку, в то время я не думал о себе.
– Вы, конечно, не знали о том, что это едет милицейская машина?
Произошло короткое замешательство, а может, это показалось инспектору.
– Не знал.
– Вы близоруки?
– Да.
– Итак, вы утверждаете, – сказал майор, – что человек, от которого вы получили письмо и который назначил вам встречу, хотел вас убить? Но почему?
– Не знаю. Не понимаю, – повторил Болек. – Нет никого, кому бы моя смерть могла что-то дать.
– Не догадываетесь?
Снова колебание.
– Нет.
– Пожалуй, вы отдаете себе отчет в том, что касается вашей ситуации.
Окольский хотел что-то сказать, но майор жестом руки велел ему молчать.
– Мы сейчас говорим только о том, что произошло вчера. У нас нет никаких оснований, чтобы вам верить. Вы могли придумать эту историю: обычное автомобильное происшествие, сбит пьяный мужчина, а вы на этом сочинили легенду.
– Я ничего не сочинял.
– Вы утверждаете, что уничтожили это письмо. Еще утверждаете, что никто, кроме Зельской и Видавской, не знал вашего укрытия. Значит, одна из них…
– Этого не может быть.
– Или вы врете, и не было никакого письма.
– Один раз поздним вечером я выходил из гаража. Меня мог кто-нибудь видеть…
– Куда выходили?
Вновь молчание.
– Отвечайте, черт возьми! – Майор терял терпение. – Вы ведь не так глупы. Вы могли, наверное, убедиться, что мы знаем гораздо больше, чем вы предполагаете…
– Хорошо, – сказал Окольский. – Я был у Золотой Ани. Но эта девушка абсолютно невиновна, у нее ничего общего с этим делом…
– Без предисловий! Мы знаем, кто такая Золотая Аня. Итак, вы поехали на Прагу. Не боялись?
– Боялся. – Он посмотрел на них близорукими глазами. – Я постоянно живу в страхе. Но я больше не мог переносить эту сидячку в гараже. И знал уже, что не буду в нем долго сидеть. Хотел с кем-нибудь посоветоваться, попросить помощи…
– Не вспоминали, конечно, о Зельской во время своей вылазки?
– Нет.
– Что вам говорила Золотая Аня?
– Ничего. – Он снова опустил глаза. – Ничего. Она встретила меня неохотно. Разговаривала со мной всего несколько минут. Я просил ее, чтобы она дала знать, если что-то придумает…
– Вы рассказали ей, где укрываетесь?
– Да, – после короткого раздумья ответил он.
– И думали, что это письмо от нее или от кого-то другого, кого она послала?
– Да.
– Потому и поверили?
Он кивнул головой.
– Скажите нам еще раз: как выглядел этот автомобиль? Может, запомнили марку, форму, цифры, номер?
– Ничего, совершенно ничего… Я потерял очки, когда этот человек выбежал на шоссе. Видел только контуры, фары…
– На сегодня хватит, – сказал майор.
Во взгляде Окольского они заметили удивление.
– Я хотел еще… – начал было Окольский.
– В другой раз, – оборвал майор резко. И приказал: – Увести задержанного!
Они остались вдвоем. Кортель допил кофе, открыл окно. Уже рассветало. Над Варшавой лежала тонкая сизая дымка тумана.
– Ну и что ты по этому поводу думаешь? – спросил майор.
– Пожалуй, – начал Кортель, – пожалуй, рассказ Окольского в общих чертах правильный.
– Это значит, что кто-то решил его убрать. Почему?
– Ответ был бы простым, если принять, что Окольский не убивал. Настоящий убийца опасался его показаний. Хотел создать видимость дорожного происшествия, надеясь, что расследование по делу об убийстве будет прекращено в связи со смертью главного подозреваемого. Однако если он решился на этот шаг, то должен существовать дополнительный мотив. Видимо, он полагал, что Окольский знает что-то такое, что могло бы его скомпрометировать…
– Я не совсем тебя понимаю…
Кортель затянулся сигаретой и ощутил боль в легких.
– Представим себе, – продолжал он, – что убийцей Казимиры является Пущак. Он вернулся на виллу после ухода грабителей, потому как что-то оставил в кабинете. Ну, не знаю что: портсигар, ключи, зажигалку, в общем, что-то такое, что Окольский мог увидеть и запомнить. Убийца не хотел бы, однако, рисковать…
– А от кого он тогда мог узнать, где прячется Окольский?
– От Золотой Ани. Это одна возможность. А вторая… Помнишь, я тебе говорил об опасениях Зельской? Она заметила, что кто-то следит за ней. Сначала я полагал, что это наши ребята плохо работают, а теперь думаю, что за ней еще кто-то наблюдал…
– Кто?
Кортель пожал плечами.
– Например, Пущак. Или Ладынь. Или Рыдзевский.
– Шутишь! А если все же убил Окольский?
Кортель долго молчал.
– Если он убил, то непонятно, почему кто-то хотел его убрать. Или то, что он рассказал, вранье, или существуют какие-то другие причины. Однако я не думаю, что они существуют… Не думаю также, что он врал. Подумай, зачем? Я не верю в то, что он захотел доказать свою невиновность таким сложным и косвенным способом. Ему бы это не пришло в голову. Он мог бы умолчать о каких-то деталях, что-то переиначить… Я, например, хотел бы точно знать, поднял ли он руку, собираясь остановить подъезжающий автомобиль, или просто не смог убежать…
– Это неважно.
– Важно. Мы должны установить, что за человек этот Окольский на самом деле.
– Между тем нам нужно отыскать этот автомобиль. И установить анкетные данные пострадавшего.
Они оба хорошо знали, что только вторая задача была простой.
XIII
Телефон звонил очень долго. Кортель проснулся и, полусонный, держа в руках трубку, посмотрел на часы. Было около одиннадцати утра. Он проспал три с половиной часа.
Кортель услышал голос Беганьского, на сей раз лишенный обычных иронических ноток:
– Старина, я тебя разбудил?
– И очень хорошо сделал. Через полчаса я должен быть в комендатуре.
– Я кое-что слышал. Но я не об этом… Помнишь девушку из Колобжега?
– Конечно.
– Так вот, она назвала нам тогда очень странную фамилию погибшего под поездом… Бжендаль. Утверждала, что у него есть паспорт. Неправда. Найдено несколько лиц с такой фамилией, но паспорт на имя Бжендаля Тадеуша с известным нам описанием внешности нигде и никогда не выдавался.
– Значит, либо она лгала, либо паспорт был фальшивый.
– Вот именно.
– И значит, все начинается сначала?
– Сначала, старина, если тебя еще интересует это дело.
– Оно будет меня интересовать, – сказал Кортель, – если останусь в милиции.
Он слышал дыхание Беганьского.
– Я уже кое-что знаю, старина… Не волнуйся! Ты думаешь, мы гарантированы? Каждый из нас…
– Спасибо. Не будем говорить об этом…
– Да, я хотел бы с тобой поговорить…
– Я позвоню. А сейчас спешу.
Кортель и вправду спешил. К 11.30 была вызвана в комендатуру Золотая Аня. Потом надо будет еще раз допросить Пущака, а затем… Болеслав Окольский. Пущака арестовали под утро. Кортель позвонил в госпиталь и узнал анкетные данные сбитого машиной; его звали Мачей Ядек, и он был известен милиции. Трижды привлекался к суду за мелкие кражи, нигде не работал, пил, снимал где-то угол, так как жена выгнала его из дому. Врач констатировал, что состояние очень тяжелое и раненый не сможет пока давать показания.
Майор задействовал службу движения; поиски автомобиля, о котором ничего не было известно, оказались делом необычайно трудным. Опермашины и милицейские посты, дежурившие в ту ночь вблизи места происшествия, сделали подробные сообщения… Предполагалось, что разыскиваемый автомобиль уже не возвращался в Варшаву через Вал, а свернул на Блотах на Фаленицу и далее на любельскую дорогу, если, конечно, не поехал дальше в сторону Дублина и Пулав. Майор и Кортель просматривали список шоферов, оштрафованных между двадцатью тремя и двумя часами ночи. Они надеялись отыскать нечто интересное, не верили при этом в случайность, но именно случай им помог. В 24 часа на площади Вашингтона был оштрафован за неправильный обгон шофер такси 243 Антони Пущак. Это уже зацепка. Конечно, так или иначе надо было проверить алиби Пущака, так же как и алиби Ладыня и Рыдзевского (хотя майор неохотно давал согласие даже на их допрос, придавая большое значение информации, добытой от Золотой Ани), но присутствие бывшего жениха Казимиры Вашко именно в это время на площади Вашингтона показалось подозрительным. В списке штрафов, наложенных на шоферов, кроме этой детали, не нашлось ничего, что заслуживало бы внимания. Разве что еще один случай: в 0.40, уже на Фаленице, наказан за превышение скорости на застроенной территории водитель «сирены» Анджей Казимирчак. Кортель записал себе эту фамилию.
Они поехали к Пущаку. Жил он в старом доме. Во дворе около дома они увидели такси за номером 243. Сразу бросилось в глаза: голубая «Варшава» блестела необычайной свежестью. Было видно, что ее хорошо вымыли и вычистили совсем недавно – около автомобиля еще остались лужицы воды. Специалист службы движения приступил к подробному осмотру машины. На правой стороне переднего щита он нашел небольшую вмятину и царапину.
– Экспертиза установит, – сказал он и тут же добавил: – Но и экспертиза может ничего конкретного не показать, если, например, пострадавший смог в последнюю минуту отскочить в сторону и автомобиль ударил его только буфером, в таком случае тщательное мытье и чистка могли устранить следы. – Он немного подумал. – Почти все следы. Впрочем, исследуем царапины…
Они разбудили дворника и пошли на второй этаж. Открыла им Янина Пущак. В помятом халате, растрепанная, она выглядела еще хуже, чем тогда, когда приходила в комендатуру. Она не скрывала испуга…
– Пан капитан, боже мой…
– Во сколько вернулся ваш муж?
– Я спала, – шептала она, – не знаю. А что произошло, еще что-то случилось?
– Разбудите его, пожалуйста.
Они ожидали в душной комнате, заставленной мебелью, всякого рода безделушками, которые, вероятно, годами накапливались родителями Янины. Кортель сел на диван и забавлялся с плюшевым мишкой. Майор открыл окно. Оба они вымотались, но о сне уже не мечтали, скорее о кофе, который регулярно делала секретарша майора.
Пущак протирал припухшие глаза.
– Снова что-нибудь? – не очень вежливо спросил он вместо приветствия. – Когда же это все кончится?
– Когда вы наконец начнете говорить правду! – резко бросил майор.
– Я?…
– Расскажите подробней, какие маршруты были у вас с десяти часов вечера?
Пущак сел, закурил.
– Сейчас… После ужина – я ужинал дома – я поехал снова. Сначала от улицы Коперника я вез пассажиров на Мокотов… До телестудии. Ехали двое мужчин: одни старый, толстый, а второй молодой, лысый. Называли друг друга профессорами. Говорили о каких-то странных вещах, можно проверить…
– Ничего не скрывай, – нервно зашептала Янина.
– А зачем мне скрывать? – в ответ заворчал Пущак. – У телестудии села знакомая артистка, только фамилию не могу вспомнить… Я ее довез до места, а потом встал на стоянке на площади Трех Крестов. Стоял долго. Потом была поездка на главный вокзал. Ехала семья. Потом на Электоральную. Ехала дама с черным псом. Пес лаял, а она ему все говорила: «Лима, Лима, мы скоро будем дома». Как будто он что-то понимал…
– Детали веские, ничего не скажешь, – оборвал его майор.
– Дальше на Жолибож и снова в центр, – Пущак замялся, – вот, пожалуй, и все.
– А на Праге были?
– Действительно, а на Праге не был? Скажешь, да? – В голосе Янины послышались торжествующие нотки.
– Кажется, да… Забыл… На Грохове.
– Забыли! – повторил майор.
– Потому что эта девка живет на Праге! – не выдержала Янина.
– Кто такая? – спросил Кортель.
– Перестань! – крикнул Пущак на жену. – Ты совсем рехнулась!
– Да, рехнулась! – Ее лицо, искривленное гримасой, смутно напоминавшей улыбку, было на самом деле страшным. – Рехнулась! Едва кончится одно, а ты начинаешь второе. Я видела, как ты к ней подкатил. А потом, когда ты ее завез на Прагу, скажи, сколько времени она не выходила из твоей машины? Так вам было хорошо…
– Не слушайте ее! Она действительно не в себе.
– Кого вы везли на Прагу?
– Ее! Конечно, ее!
Пущак молчал.
– Как выглядела эта женщина? – обратился майор к Янине.
– Блондинка. Волосы под золото. Выбейте ему ее из головы!
– Перестань, ты… – Пущак уже не владел собой.
– Не мешать! – прикрикнул на него майор. – С вами побеседуем позже, в комендатуре… На какую улицу на Праге он ее отвозил?
– На Зубковскую, – едва слышно произнесла Янина, и тут ее внезапно покинула злость, остался один страх. – Он ничего плохого не сделал, извините меня… Только эти бабы…
– Вы мыли автомобиль? – обратился майор к Пущаку.
– Да.
– Вы вернулись поздно ночью и вместо того, чтобы отдыхать, принялись мыть машину?
– Он всегда моет, – вдруг вступилась за мужа Янина. – Не жалеет себя никогда.
– Меня пригласили на свадьбу в десять утра. Боялся, что просплю…
Его забрали в комендатуру, и теперь он ожидал допроса, как и Золотая Аня.
Едучи в такси, Кортель размышлял о невероятных стечениях обстоятельств, иногда самым неожиданным образом влияющих на ход следствия. А на самом деле – Пущак и Золотая Аня! Все начинало укладываться в одно логическое целое. Значит, Пущак входит на виллу, за ним следит Альфред Вашко. Пущак некоторое время говорит с Казимирой, убивает ее и удирает… Потом приходят воры. Пущак возвращается снова на виллу, поскольку что-то забыл. Но что? Тут он застает помещение ограбленным и, понимая, что алиби само идет в руки, звонит в милицию. От Золотой Ани он узнает об Окольском… Окольский – единственный человек, который мог бы пошатнуть его алиби, запомнив орудие убийства. Пущак решает создать видимость автомобильного происшествия. Эту версию можно бы уже изложить шефу, даже передать прокурору… А все-таки Баська была права: Окольский должен отвечать только за кражу!
Золотая Аня стояла в коридоре около его кабинета: она была очень бледна, испуганна, наспех накрашена. Он велел ей еще подождать. «Эта расколется», – подумал о ней инспектор. Он вызвал Милецкого и выслушал его доклад. Милецкий утром посетил квартиры Рыдзевского и Ладыня и осмотрел их гаражи. Хозяйка виллы, где в двух комнатах обитал инженер Рыдзевский, сообщила, что он выехал вечером во Вроцлав на автомобиле. Кортель подумал при этом, что все это выглядит довольно странно – он же вечером видел Рыдзевского в кафе на Пулавской. А Ладынь был дома. Послеобеденное время провел у знакомых за бриджем. Играли до одиннадцати. Затем вернулся к себе. Автомобиль (у них был «фольксваген») жена отправила на станцию техобслуживания на улицу Закрочимскую. Милецкий, конечно, поехал туда. Станция была небольшая – всего на два бокса, но пользовалась большой популярностью, и от нее, как всегда, тянулся длинный хвост автомашин. Милецкий сразу увидел «фольксваген». Худощавый парень в комбинезоне покрывал машину мыльной пеной. Во втором боксе стояла «сирена». Милецкий машинально посмотрел на номер, потом в свою записную книжку. Это была та самая «сирена», владелец которой был оштрафован за превышение скорости. Милецкий обрадовался. «Фольксваген» был сильно поцарапан, очевидно, Ладынь не очень с ним осторожничал; «сирена» тоже создавала впечатление достаточно поношенной.
– Где владелец? – спросил Милецкий молодого человека, ополаскивающего теперь «фольксваген».
– Наверное, на работе, – ответил тот равнодушно.
В маленькой комнатке Милецкий увидел двух мужчин, играющих в шахматы. Они были так увлечены, что не заметили его прихода. Наконец один из них, выше ростом и моложе второго, оторвал взгляд от доски, на которой остались два короля и одна пешка.
– Я вас выслушаю весьма охотно, но только после обеда. Вы сами видите…
Милецкий представился, что, впрочем, не произвело никакого впечатления.
– Я хотел бы поговорить с вами, – он обратился к тому, который был моложе, – и с владельцем «сирены», которая стоит у вас в боксе…
– Ну и в чем же дело? – буркнул тот, что постарше – уже заметно лысеющий человек, – и даже не взглянул на Милецкого.
– Вас зовут Анджей Казимирчак?
– Да.
– Вы были вчера оштрафованы на Фаленице?
– И совершенно несправедливо. Вы видели мою «сирену»? Попробуйте на ней превысить скорость.
– Дело не в этом. Вы ехали Валом Медзешинским?
– Ехал. Ну и что?
– Вы ничего не заметили там?
Казимирчак более внимательно посмотрел на Милецкого.
– Что-нибудь случилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Только теперь Кортель сообразил, почему глаза Окольского показались ему пустыми и беспомощными.
– Он погиб вместо меня, – сказал Болек. – Водитель дал трехкратный сигнал и даже не затормозил… Я оттащил пьяного с дороги, я ослаб, чтобы нести его, и плохо видел… Я хотел его спасти. Я послушал сердце, оно еще билось. И тогда я увидел вдали автомобильные фары. Подъехала милицейская машина. Я поднял руку вверх…
– Вы подняли руку, – повторил Кортель. – Вы уверены в этом?
Окольский смотрел на инспектора. Вероятно, он видел лицо Кортеля несколько размазанным, лишенным деталей и резкости.
– Да, – повторил Окольский. – Я поднял руку, в то время я не думал о себе.
– Вы, конечно, не знали о том, что это едет милицейская машина?
Произошло короткое замешательство, а может, это показалось инспектору.
– Не знал.
– Вы близоруки?
– Да.
– Итак, вы утверждаете, – сказал майор, – что человек, от которого вы получили письмо и который назначил вам встречу, хотел вас убить? Но почему?
– Не знаю. Не понимаю, – повторил Болек. – Нет никого, кому бы моя смерть могла что-то дать.
– Не догадываетесь?
Снова колебание.
– Нет.
– Пожалуй, вы отдаете себе отчет в том, что касается вашей ситуации.
Окольский хотел что-то сказать, но майор жестом руки велел ему молчать.
– Мы сейчас говорим только о том, что произошло вчера. У нас нет никаких оснований, чтобы вам верить. Вы могли придумать эту историю: обычное автомобильное происшествие, сбит пьяный мужчина, а вы на этом сочинили легенду.
– Я ничего не сочинял.
– Вы утверждаете, что уничтожили это письмо. Еще утверждаете, что никто, кроме Зельской и Видавской, не знал вашего укрытия. Значит, одна из них…
– Этого не может быть.
– Или вы врете, и не было никакого письма.
– Один раз поздним вечером я выходил из гаража. Меня мог кто-нибудь видеть…
– Куда выходили?
Вновь молчание.
– Отвечайте, черт возьми! – Майор терял терпение. – Вы ведь не так глупы. Вы могли, наверное, убедиться, что мы знаем гораздо больше, чем вы предполагаете…
– Хорошо, – сказал Окольский. – Я был у Золотой Ани. Но эта девушка абсолютно невиновна, у нее ничего общего с этим делом…
– Без предисловий! Мы знаем, кто такая Золотая Аня. Итак, вы поехали на Прагу. Не боялись?
– Боялся. – Он посмотрел на них близорукими глазами. – Я постоянно живу в страхе. Но я больше не мог переносить эту сидячку в гараже. И знал уже, что не буду в нем долго сидеть. Хотел с кем-нибудь посоветоваться, попросить помощи…
– Не вспоминали, конечно, о Зельской во время своей вылазки?
– Нет.
– Что вам говорила Золотая Аня?
– Ничего. – Он снова опустил глаза. – Ничего. Она встретила меня неохотно. Разговаривала со мной всего несколько минут. Я просил ее, чтобы она дала знать, если что-то придумает…
– Вы рассказали ей, где укрываетесь?
– Да, – после короткого раздумья ответил он.
– И думали, что это письмо от нее или от кого-то другого, кого она послала?
– Да.
– Потому и поверили?
Он кивнул головой.
– Скажите нам еще раз: как выглядел этот автомобиль? Может, запомнили марку, форму, цифры, номер?
– Ничего, совершенно ничего… Я потерял очки, когда этот человек выбежал на шоссе. Видел только контуры, фары…
– На сегодня хватит, – сказал майор.
Во взгляде Окольского они заметили удивление.
– Я хотел еще… – начал было Окольский.
– В другой раз, – оборвал майор резко. И приказал: – Увести задержанного!
Они остались вдвоем. Кортель допил кофе, открыл окно. Уже рассветало. Над Варшавой лежала тонкая сизая дымка тумана.
– Ну и что ты по этому поводу думаешь? – спросил майор.
– Пожалуй, – начал Кортель, – пожалуй, рассказ Окольского в общих чертах правильный.
– Это значит, что кто-то решил его убрать. Почему?
– Ответ был бы простым, если принять, что Окольский не убивал. Настоящий убийца опасался его показаний. Хотел создать видимость дорожного происшествия, надеясь, что расследование по делу об убийстве будет прекращено в связи со смертью главного подозреваемого. Однако если он решился на этот шаг, то должен существовать дополнительный мотив. Видимо, он полагал, что Окольский знает что-то такое, что могло бы его скомпрометировать…
– Я не совсем тебя понимаю…
Кортель затянулся сигаретой и ощутил боль в легких.
– Представим себе, – продолжал он, – что убийцей Казимиры является Пущак. Он вернулся на виллу после ухода грабителей, потому как что-то оставил в кабинете. Ну, не знаю что: портсигар, ключи, зажигалку, в общем, что-то такое, что Окольский мог увидеть и запомнить. Убийца не хотел бы, однако, рисковать…
– А от кого он тогда мог узнать, где прячется Окольский?
– От Золотой Ани. Это одна возможность. А вторая… Помнишь, я тебе говорил об опасениях Зельской? Она заметила, что кто-то следит за ней. Сначала я полагал, что это наши ребята плохо работают, а теперь думаю, что за ней еще кто-то наблюдал…
– Кто?
Кортель пожал плечами.
– Например, Пущак. Или Ладынь. Или Рыдзевский.
– Шутишь! А если все же убил Окольский?
Кортель долго молчал.
– Если он убил, то непонятно, почему кто-то хотел его убрать. Или то, что он рассказал, вранье, или существуют какие-то другие причины. Однако я не думаю, что они существуют… Не думаю также, что он врал. Подумай, зачем? Я не верю в то, что он захотел доказать свою невиновность таким сложным и косвенным способом. Ему бы это не пришло в голову. Он мог бы умолчать о каких-то деталях, что-то переиначить… Я, например, хотел бы точно знать, поднял ли он руку, собираясь остановить подъезжающий автомобиль, или просто не смог убежать…
– Это неважно.
– Важно. Мы должны установить, что за человек этот Окольский на самом деле.
– Между тем нам нужно отыскать этот автомобиль. И установить анкетные данные пострадавшего.
Они оба хорошо знали, что только вторая задача была простой.
XIII
Телефон звонил очень долго. Кортель проснулся и, полусонный, держа в руках трубку, посмотрел на часы. Было около одиннадцати утра. Он проспал три с половиной часа.
Кортель услышал голос Беганьского, на сей раз лишенный обычных иронических ноток:
– Старина, я тебя разбудил?
– И очень хорошо сделал. Через полчаса я должен быть в комендатуре.
– Я кое-что слышал. Но я не об этом… Помнишь девушку из Колобжега?
– Конечно.
– Так вот, она назвала нам тогда очень странную фамилию погибшего под поездом… Бжендаль. Утверждала, что у него есть паспорт. Неправда. Найдено несколько лиц с такой фамилией, но паспорт на имя Бжендаля Тадеуша с известным нам описанием внешности нигде и никогда не выдавался.
– Значит, либо она лгала, либо паспорт был фальшивый.
– Вот именно.
– И значит, все начинается сначала?
– Сначала, старина, если тебя еще интересует это дело.
– Оно будет меня интересовать, – сказал Кортель, – если останусь в милиции.
Он слышал дыхание Беганьского.
– Я уже кое-что знаю, старина… Не волнуйся! Ты думаешь, мы гарантированы? Каждый из нас…
– Спасибо. Не будем говорить об этом…
– Да, я хотел бы с тобой поговорить…
– Я позвоню. А сейчас спешу.
Кортель и вправду спешил. К 11.30 была вызвана в комендатуру Золотая Аня. Потом надо будет еще раз допросить Пущака, а затем… Болеслав Окольский. Пущака арестовали под утро. Кортель позвонил в госпиталь и узнал анкетные данные сбитого машиной; его звали Мачей Ядек, и он был известен милиции. Трижды привлекался к суду за мелкие кражи, нигде не работал, пил, снимал где-то угол, так как жена выгнала его из дому. Врач констатировал, что состояние очень тяжелое и раненый не сможет пока давать показания.
Майор задействовал службу движения; поиски автомобиля, о котором ничего не было известно, оказались делом необычайно трудным. Опермашины и милицейские посты, дежурившие в ту ночь вблизи места происшествия, сделали подробные сообщения… Предполагалось, что разыскиваемый автомобиль уже не возвращался в Варшаву через Вал, а свернул на Блотах на Фаленицу и далее на любельскую дорогу, если, конечно, не поехал дальше в сторону Дублина и Пулав. Майор и Кортель просматривали список шоферов, оштрафованных между двадцатью тремя и двумя часами ночи. Они надеялись отыскать нечто интересное, не верили при этом в случайность, но именно случай им помог. В 24 часа на площади Вашингтона был оштрафован за неправильный обгон шофер такси 243 Антони Пущак. Это уже зацепка. Конечно, так или иначе надо было проверить алиби Пущака, так же как и алиби Ладыня и Рыдзевского (хотя майор неохотно давал согласие даже на их допрос, придавая большое значение информации, добытой от Золотой Ани), но присутствие бывшего жениха Казимиры Вашко именно в это время на площади Вашингтона показалось подозрительным. В списке штрафов, наложенных на шоферов, кроме этой детали, не нашлось ничего, что заслуживало бы внимания. Разве что еще один случай: в 0.40, уже на Фаленице, наказан за превышение скорости на застроенной территории водитель «сирены» Анджей Казимирчак. Кортель записал себе эту фамилию.
Они поехали к Пущаку. Жил он в старом доме. Во дворе около дома они увидели такси за номером 243. Сразу бросилось в глаза: голубая «Варшава» блестела необычайной свежестью. Было видно, что ее хорошо вымыли и вычистили совсем недавно – около автомобиля еще остались лужицы воды. Специалист службы движения приступил к подробному осмотру машины. На правой стороне переднего щита он нашел небольшую вмятину и царапину.
– Экспертиза установит, – сказал он и тут же добавил: – Но и экспертиза может ничего конкретного не показать, если, например, пострадавший смог в последнюю минуту отскочить в сторону и автомобиль ударил его только буфером, в таком случае тщательное мытье и чистка могли устранить следы. – Он немного подумал. – Почти все следы. Впрочем, исследуем царапины…
Они разбудили дворника и пошли на второй этаж. Открыла им Янина Пущак. В помятом халате, растрепанная, она выглядела еще хуже, чем тогда, когда приходила в комендатуру. Она не скрывала испуга…
– Пан капитан, боже мой…
– Во сколько вернулся ваш муж?
– Я спала, – шептала она, – не знаю. А что произошло, еще что-то случилось?
– Разбудите его, пожалуйста.
Они ожидали в душной комнате, заставленной мебелью, всякого рода безделушками, которые, вероятно, годами накапливались родителями Янины. Кортель сел на диван и забавлялся с плюшевым мишкой. Майор открыл окно. Оба они вымотались, но о сне уже не мечтали, скорее о кофе, который регулярно делала секретарша майора.
Пущак протирал припухшие глаза.
– Снова что-нибудь? – не очень вежливо спросил он вместо приветствия. – Когда же это все кончится?
– Когда вы наконец начнете говорить правду! – резко бросил майор.
– Я?…
– Расскажите подробней, какие маршруты были у вас с десяти часов вечера?
Пущак сел, закурил.
– Сейчас… После ужина – я ужинал дома – я поехал снова. Сначала от улицы Коперника я вез пассажиров на Мокотов… До телестудии. Ехали двое мужчин: одни старый, толстый, а второй молодой, лысый. Называли друг друга профессорами. Говорили о каких-то странных вещах, можно проверить…
– Ничего не скрывай, – нервно зашептала Янина.
– А зачем мне скрывать? – в ответ заворчал Пущак. – У телестудии села знакомая артистка, только фамилию не могу вспомнить… Я ее довез до места, а потом встал на стоянке на площади Трех Крестов. Стоял долго. Потом была поездка на главный вокзал. Ехала семья. Потом на Электоральную. Ехала дама с черным псом. Пес лаял, а она ему все говорила: «Лима, Лима, мы скоро будем дома». Как будто он что-то понимал…
– Детали веские, ничего не скажешь, – оборвал его майор.
– Дальше на Жолибож и снова в центр, – Пущак замялся, – вот, пожалуй, и все.
– А на Праге были?
– Действительно, а на Праге не был? Скажешь, да? – В голосе Янины послышались торжествующие нотки.
– Кажется, да… Забыл… На Грохове.
– Забыли! – повторил майор.
– Потому что эта девка живет на Праге! – не выдержала Янина.
– Кто такая? – спросил Кортель.
– Перестань! – крикнул Пущак на жену. – Ты совсем рехнулась!
– Да, рехнулась! – Ее лицо, искривленное гримасой, смутно напоминавшей улыбку, было на самом деле страшным. – Рехнулась! Едва кончится одно, а ты начинаешь второе. Я видела, как ты к ней подкатил. А потом, когда ты ее завез на Прагу, скажи, сколько времени она не выходила из твоей машины? Так вам было хорошо…
– Не слушайте ее! Она действительно не в себе.
– Кого вы везли на Прагу?
– Ее! Конечно, ее!
Пущак молчал.
– Как выглядела эта женщина? – обратился майор к Янине.
– Блондинка. Волосы под золото. Выбейте ему ее из головы!
– Перестань, ты… – Пущак уже не владел собой.
– Не мешать! – прикрикнул на него майор. – С вами побеседуем позже, в комендатуре… На какую улицу на Праге он ее отвозил?
– На Зубковскую, – едва слышно произнесла Янина, и тут ее внезапно покинула злость, остался один страх. – Он ничего плохого не сделал, извините меня… Только эти бабы…
– Вы мыли автомобиль? – обратился майор к Пущаку.
– Да.
– Вы вернулись поздно ночью и вместо того, чтобы отдыхать, принялись мыть машину?
– Он всегда моет, – вдруг вступилась за мужа Янина. – Не жалеет себя никогда.
– Меня пригласили на свадьбу в десять утра. Боялся, что просплю…
Его забрали в комендатуру, и теперь он ожидал допроса, как и Золотая Аня.
Едучи в такси, Кортель размышлял о невероятных стечениях обстоятельств, иногда самым неожиданным образом влияющих на ход следствия. А на самом деле – Пущак и Золотая Аня! Все начинало укладываться в одно логическое целое. Значит, Пущак входит на виллу, за ним следит Альфред Вашко. Пущак некоторое время говорит с Казимирой, убивает ее и удирает… Потом приходят воры. Пущак возвращается снова на виллу, поскольку что-то забыл. Но что? Тут он застает помещение ограбленным и, понимая, что алиби само идет в руки, звонит в милицию. От Золотой Ани он узнает об Окольском… Окольский – единственный человек, который мог бы пошатнуть его алиби, запомнив орудие убийства. Пущак решает создать видимость автомобильного происшествия. Эту версию можно бы уже изложить шефу, даже передать прокурору… А все-таки Баська была права: Окольский должен отвечать только за кражу!
Золотая Аня стояла в коридоре около его кабинета: она была очень бледна, испуганна, наспех накрашена. Он велел ей еще подождать. «Эта расколется», – подумал о ней инспектор. Он вызвал Милецкого и выслушал его доклад. Милецкий утром посетил квартиры Рыдзевского и Ладыня и осмотрел их гаражи. Хозяйка виллы, где в двух комнатах обитал инженер Рыдзевский, сообщила, что он выехал вечером во Вроцлав на автомобиле. Кортель подумал при этом, что все это выглядит довольно странно – он же вечером видел Рыдзевского в кафе на Пулавской. А Ладынь был дома. Послеобеденное время провел у знакомых за бриджем. Играли до одиннадцати. Затем вернулся к себе. Автомобиль (у них был «фольксваген») жена отправила на станцию техобслуживания на улицу Закрочимскую. Милецкий, конечно, поехал туда. Станция была небольшая – всего на два бокса, но пользовалась большой популярностью, и от нее, как всегда, тянулся длинный хвост автомашин. Милецкий сразу увидел «фольксваген». Худощавый парень в комбинезоне покрывал машину мыльной пеной. Во втором боксе стояла «сирена». Милецкий машинально посмотрел на номер, потом в свою записную книжку. Это была та самая «сирена», владелец которой был оштрафован за превышение скорости. Милецкий обрадовался. «Фольксваген» был сильно поцарапан, очевидно, Ладынь не очень с ним осторожничал; «сирена» тоже создавала впечатление достаточно поношенной.
– Где владелец? – спросил Милецкий молодого человека, ополаскивающего теперь «фольксваген».
– Наверное, на работе, – ответил тот равнодушно.
В маленькой комнатке Милецкий увидел двух мужчин, играющих в шахматы. Они были так увлечены, что не заметили его прихода. Наконец один из них, выше ростом и моложе второго, оторвал взгляд от доски, на которой остались два короля и одна пешка.
– Я вас выслушаю весьма охотно, но только после обеда. Вы сами видите…
Милецкий представился, что, впрочем, не произвело никакого впечатления.
– Я хотел бы поговорить с вами, – он обратился к тому, который был моложе, – и с владельцем «сирены», которая стоит у вас в боксе…
– Ну и в чем же дело? – буркнул тот, что постарше – уже заметно лысеющий человек, – и даже не взглянул на Милецкого.
– Вас зовут Анджей Казимирчак?
– Да.
– Вы были вчера оштрафованы на Фаленице?
– И совершенно несправедливо. Вы видели мою «сирену»? Попробуйте на ней превысить скорость.
– Дело не в этом. Вы ехали Валом Медзешинским?
– Ехал. Ну и что?
– Вы ничего не заметили там?
Казимирчак более внимательно посмотрел на Милецкого.
– Что-нибудь случилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15