Как и всякой худеющей, мне было сложно сохранять бодрость и оптимизм. Больше всего мне хотелось полежать и поспать.
– Можно, я не буду мыть пол каждый день? – просила я у Лайона увольнительной. Он внимательно смотрел на меня и кивал. Я подозреваю, что мой активный процесс все-таки как-то сильно тревожил его.
– Знаешь, ты действительно похудела! Здорово похудела, – отметил несомненные результаты он через месяц. Я торжествовала. Настоящая глубокая депрессия – это просто клад. Весы показали мне минус девять килограмм. Так много я не теряла никогда, хотя это и немудрено. Весь месяц я практически ничего не ела.
– Почему твоя жена совсем не кушает салат? – удивлялись друзья Лайона, которых он время от времени приглашал к нам домой. Это были две довольно чопорные семейные пары, с мужчинами из которых он поддерживал отношения на работе. Вообще-то Лайон был нелюдимым и замкнутым человеком, судя по тому, что ему не удалось жениться до сорока двух лет. Его родители жили где-то в Техасе и были, если я правильно поняла из его малочисленных рассказов, фермерами. Он не стремился поддерживать отношения, но собирался навестить их на следующее Рождество.
– Мы будем ездить к ним на Рождество. У нас в Америке не злоупотребляют общением с родственниками.
– Как я тебя понимаю! – совершенно искренне воскликнула я, что для нас большая редкость. Я тоже никогда не стремилась злоупотреблять общением с мамой. Так что его друзья, женатые люди, помешанные на распродажах и скидках, были единственными, с кем я пересекалась кроме мужа. При таком вакууме я ценила любое живое слово. Хотя их слова можно было назвать живыми с большой натяжкой.
– Мы купили этот салат на распродаже. Так он стоит по двенадцать долларов за кило.
– Да что вы говорите? – неискренне восхищалась я. Почему-то есть салат, который ТАК стоил двенадцать долларов, а мы купили за три – им казалось невероятно вкусным. Для меня же не было никакой особенной разницы. Салат и салат. Не хочу – не буду.
– Слушай, я думаю, что тебе надо повременить с твоей диетой. Бренда сказала, что на тебе совсем лица нет. И глаза в темных кругах, – высказался Лайон, когда я намывала посуду после вечеринки.
– Интересно, а ты сам не видишь, есть у меня лицо или нет? – позабавилась я. Развернувшись к Лайону, я продемонстрировала ему свои круги под глазами. – Посмотри сам. Как, на твой взгляд, я выгляжу?
– Ну… Стройнее, изящнее.
– Моя фигура все больше напоминает твою! – тонко подметила я. И сама испугалась. А что, если я скоро и правда стану такой же как Лайон. Буду бегать по парку, искать товары на распродажах и читать колонку анекдотов. Кошмар.
– Тебе надо следить за здоровьем. У меня нет денег на врачей для тебя, – подвел итог Лайон. Я решила, что в чем-то он прав и надо прекращать эту депрессию к чертовой матери.
– Буду есть! – сказала я себе и на следующее утро намазала себе бутерброд с плавленым сыром.
– Не хочу, – ответил мой желудок.
– Надо, Федя, – сказала я и впихнула бутерброд внутрь. Через пару минут борьбы бутерброд перекочевал в унитаз. Я сидела и пыталась отдышаться около него.
– Забавно, – подумала я и до обеда легла отдыхать в тенечке около дома. Конец июля жарил атмосферу с такой яростью, что я местами чувствовала себя как в Африке. На обед я решила повторить эксперимент и забабахала себе куриного бульона.
– Не пройдет! – ответил мой желудок. И отказался глотать.
– Чудесно, – восхитилась я и задумалась. Депрессия депрессией, а голодать и пропадать я пока мест не планировала. Вдруг со мной что-то не так? Я решила поделиться соображениями с Лайоном.
– Ты понимаешь, я не могу есть. Просто даже смотреть на еду противно.
– А раньше с тобой такое было? – задумчиво пробормотал Лайон.
– Никогда, – честно призналась я.
– Может, ты отравилась? – предположил он.
– Может, у доктора спросим? – предложила я. Лайон сбросил с себя сонливое оцепенение и вытаращился на меня.
– Доктора? Как ты себе это представляешь? У тебя даже страховки нет! – возмутился он.
– А разве я в этом виновата? – удивилась я. – У меня и гринкарты нет. Только что же я – то с этим могу поделать?
– Ничего не надо. Ты просто устала. Тебе надо отдохнуть. И… и… я куплю тебе фруктов, – расщедрился он.
– Вот спасибо, – в пояс поклонилась я. – Не буду я фрукты. Не смогу!
– А ты попробуй, – настоял он. Мы уложили меня спать на второй этаж. На следующий вечер Лайон приволок домой апельсинов и груш. Я рассмотрела повнимательнее, как они красиво лежат в корзине для фруктов, затем перестала контролировать себя и еле успела добраться до унитаза.
– Что ж это такое? – перепугался Лайон. – Тебе надо еще поспать.
– Не возражаю, – пролепетала я и отправилась спать. Что интересно, спать я могла сколько угодно. Хоть неделями. Однако в планы Лайона мой круглосуточный сон не входил. Он осмотрел меня со всех сторон, полюбовался, как я чудно и без последствий пью чай и решил, что со мной ничего страшного не происходит.
– Ничего страшного, – сообщил он мне и вручил пачку общеукрепляющего фиточая. Благодетель.
– Ты уверен? – юродствовала я. – Может, тебе тогда пойти работать врачом? У вас же тут врачи дико много получают!
– Прекрати! – взбесился и забегал по квартире он. В результате этого тараканьего бега он приволок термометр и полчаса мерил мне температуру во всяких точках моего тела. И так и эдак выходило не больше тридцати шести и восьми.
– Ну, значит я точно здорова! – отреагировала на подобное внимание я и принялась валяться на кровати и голодать дальше.
– Может, ты не ешь из-за безделья? – предположил Лайон через неделю, потому что питаться за доллары в закусочных ему надоело.
– Я не могу ничего делать. Отвези меня в поликлинику! – требовала я. Но он уже выбрал политику непротивления и на все отвечал:
– Это просто женские капризы.
– Ну конечно, – кивала я и через дикую ломоту в ногах и спине шла мастерить завтрак. Иногда это сходило мне с рук. Иногда после этого я не могла справиться с дурнотой весь день. Запах жареной еды или тостов доводил меня до белого каления. Лайон мерил температуру и убегал на работу. Так, наверное, и выглядят страусы, зарывшиеся головой в песок. Забавно, если подумать, какое место у них при этом остается ну совершенно без присмотра.
К концу августа я похудела еще на семь килограмм, хотя лицо совершенно опухло от чая и воды. Я не выходила гулять, не ездила с Лайоном по субботам в супермаркет и перестала принимать в доме Лайоновых гостей. Ощущение, что со мной что-то не так переросло в уверенность, однако делать с этим я ничего не желала. Лежать на диване в гостиной и смотреть сериалы, которые уже не пугали меня тупостью – вот был весь предел моих мечтаний.
– Господи, ты похожа на корову! – воскликнул в один из выходных муженек. Я подумала-подумала, да и обиделась.
– А что ты хотел? Я тебе же говорю, что я болею.
– Да ты просто превратилась в ленивую суку! С тобой теперь даже спать противно! Ты что, думаешь, я буду тебя просто так задарма кормить, пока ты тут валяешься и ни хрена не делаешь.
– У меня даже нет сил возмутиться, – вслух отметила я. – Но уж на прокорм меня ты последние месяцы много денег не тратишь.
– Все равно. Видал я этих жен фермеров из Техаса. В точности как ты сейчас. Валяются целый день и жрут попкорн. Я специально женился на интеллигентной девушке! Если бы я хотел картофельный клубень в качестве жены – я бы обошелся девками из Техаса.
– Вот и отправь меня отсюда, – одобрила его порыв я. Наконец-то наши чувства хоть в чем-то совпадают.
– Ну уж нет! – заорал он и больно схватил меня за руку. Я вскрикнула и в изумлении уставилась на него.
– Прекрати!
– Ты пойдешь и умоешься. Причешешься и приведешь себя в порядок. Ты снова станешь готовить еду и убираться. А если нет… – лязгал от напряжения он.
– Что если нет? Убьешь меня? Примешься бить? Рабыню себе завел? – неожиданно вышла из апатии и принялась визжать я. Истерика – дело хорошее, если нужно сбросить подавленные эмоции. Но это был не наш случай. Мы ненавидели друг друга, как только могут ненавидеть люди, столь сильно обманувшиеся в своих ожиданиях, как мы. Я искала покоя, а нашла рабство. Он искал покорности, а нашел апатию. Я не знаю, чего еще он искал. Я встала с дивана, попыталась наброситься на него, вцепиться ему в волосы, сделать что-нибудь, чтобы хоть как-то прекратить то безумие, в которое нас засасывало вместе, вдвоем. Он нелепо отмахивался от меня, хватал мне за руки и пытался прижать к стене.
– Я все равно тебя не отпущу! – кричал он, все больше и больше впадая в раж. Не думаю, чтобы до меня Лайон поднял руку хоть на одну женщину. Не думаю, что он один был в этом виноват. Полностью и целиком беру ответственность и разделяю ее с ним. Его ладонь оторвалась от моего запястья и переместилась к моим щекам. Пощечины, одна за одной, посыпались на меня. Я отворачивалась и лягалась, как могла.
– Скотина. Если бы я хотела, чтобы меня били по щекам, я нашла бы такую возможность и в России, – вопила я, молотя его кулаками. Думаю, в тот день мы впервые как никогда открыто и честно выражали свои чувства друг к другу. Я заехала ему коленом в пах.
– Дрянь! – заорал он и сделал примерно то же самое со мной. Мы оба согнулись пополам и ошалелыми глазами уставились друг на друга. Я устало сползла по стенке на ковролин. Он с опаской посмотрел на меня, потом на свои руки и сделал то же самое. Сполз на ковролин. Мы молчали и думали каждый о своем. Нам было почти хорошо.
– Вот и сбросили стресс, – сказала я и, пошатываясь, отчалила в спальню. Усталость навалилась такая, что даже под угрозой смерти я не осталась бы стоять на своих двоих. Если бы Лайон захотел меня в ту ночь убить, я не оказала бы ни малейшего сопротивления. Никакого. Но он побродил по дому, погремел стаканами, а потом пришел в спальню, как побитый пес. От него пахло виски. У нас в доме была бутылка Ред Лейбл, которую мы держали для гостей. Я поймала себя на мысли, что впервые вижу Лайона выпившим в Америке. Дома, в Москве он не отказывался от рюмки водки (Бесплатной Рюмки Водки), но чтобы тут!
– Чего ты хочешь от меня? – спросил он, неуверенно присев на кровать.
– Ничего, – честно ответила я и отвернулась, когда он попытался меня обнять. Ночью у меня началась менструация.
Акклиматизация – сложная штука, которая помимо всяких радостей типа расстройств нервного характера и нарушений сна приводит к разбалансировке месячного цикла. У меня за эти полгода понятие «регулярные месячные» исчезло как вид. Они то были, то не были. То были, но какие-то не слишком-то выразительные. Каждый раз я удивлялась и радовалась им, как нежданным, но очень приятным гостям.
– Я опять не беременна. Радостно, – каждый раз думала я. Секс с Лайоном был занятием не только малоприятным, но и чреватым проблемами. Но в России я не подумала о противозачаточных таблетках. Я, откровенно сказать, вообще ни о чем таком не думала. А уж по приезде в Штаты было глупо пытаться выпросить у Лайона контрацепции. Но я, хоть это и было глупо, все же попыталась.
– Я же так хочу ребеночка! – возмутился до глубины души Лайон и категорически отказался от переговоров. Так что теперь я только и ждала, когда же это я окончательно влечу. Однако на этот раз сигнал свободы прозвучал гораздо громче обычного. Я проснулась ночью от сильной боли в области живота.
– Что с тобой? – подозрительно повернулся ко мне Лайон.
– У меня живот болит, месячные, – успокоила его я. Такого рода боли часто сопровождают девушек ежемесячно. Есть теория, что эта боль возникает оттого что живешь не с тем мужчиной. Если это верно, то моя боль даже недостаточно выражала наше с Лайоном несоответствие.
– А, ну-ну, – ответил он и перевернулся на другой бок. К утру в нашем доме закончились прокладки.
– Что-то не так, – побледнела и со страхом смотрела на мужа я.
– Может, просто у тебя кровь слишком жидкая? – гениально предположил он. И, спохватившись, стал собираться на работу. – Я привезу тебе прокладок после работы. Хоть вагон.
– Утешил, – обозлилась я. – Мне надо ко врачу!
– Но ведь это же обычное для женщины дело?! Зачем к врачу! Врач – это минимум пятьсот долларов.
– А похороны – минимум тысячи три, – цинично добавила я. Он замер и заткнулся. Его пальцы истерично крутили ремешок от портфеля.
– Послушай, детка. Я понимаю. Я дурак. Я должен был давно тебе оформить документы и страховку. Давай так. Я завтра беру выходной и мы едем в эмиграционную службу. А оттуда прямиком в страховую кампанию. Это стоит не меньше тысячи долларов, но что делать. Надо – так надо, – с пониманием приобнял меня за плечи он.
– Хорошо, – слабо кивнула я и попыталась представить, как это я дотяну до завтра. С таким-то потоком. С водопадом. Однако к вечеру поток утихомирился. Вот и славненько, подумала я, вдруг все обошлось? Не тут-то было. К полуночи я проснулась оттого, что что-то дико холодное елозит по моему лбу. Оказалось, что это была Лайонова рука.
– Что ты делаешь! Убирайся, – пробормотала я, потому что секс с морозильной камерой не входил в мои планы. Лайоново лицо то приближалось, то удалялось на неопределенное расстояние, как на качелях. Мне показалось, что я не проснулась до конца. Все вокруг расплывалось перед глазами.
– Вот дурак, – рассмеялась и отключилась я. Потом аттракцион стал еще интереснее. Вокруг меня стали плясать какие-то фигуры, похожие на привидения. Они меня легко, как пушинку, подхватили на руки и понесли катать по небу. Это было даже приятно. Первое приятное воспоминание за вот уже два с лишним месяца. Наконец-то я могу спокойно поспать…
– Не спать.
– Не спать.
– НЕ СПАТЬ!!!
– НЕ ДАВАЙТЕ ЕЙ СПАТЬ!!!
– Господи, как же они достали-то меня!
– Готовьте операционную, наркоз. У кого ее документы?
– Надо же, как в сериале Скорой Помощи, – восхитилась я, вдруг открыв глаза на секунду. Больничный коридор мелькал по краям сознания. Я поняла, что Лайон все-таки отвез меня куда-то, но гораздо больше меня потрясла мысль, что я лежу на каталке и слушаю английские вопли и ВСЕ ПОНИМАЮ. И даже сама могу думать на том же самом языке.
– У нее нет ни на что аллергии? – спросил чей-то строгий голос.
– Я не знаю. Не знаю, – ответил ему истерический знакомый. Ах да, моего мужа. Лайона.
– Это важно. У нас нет времени на тесты! – возмутился строгий.
– На что-то есть. Ее мать мне говорила, – продолжал паниковать тот. Я засмеялась.
– Делайте наркоз. У меня аллергия только на мандарины. Если съем зараз пару килограмм, – вымолвила я, поразив всех своим неожиданным адекватным присутствием. Вокруг все закрутилось, завертелось. Мне нацепили на лицо маску, от которой стало гораздо труднее дышать. И, наконец, как я давно мечтала, я полетела. Полетела, но не домой.
Операция длилась около часа. Она осложнялась моей температурой. Оказывается, меня привезли с температурой сорок. Из-за нее-то я и не могла четко различать предметы вокруг. Возможно, я начинала потихоньку бредить. Потом говорили, что если бы Лайон не привез меня в ту ночь, случайно почувствовав, что у меня сильный жар, все было бы кончено. Надо же, я действительно находилась целиком и полностью в его руках. Если бы он не дал себе труда ощупать мой лоб или не счел бы это совершенно однозначным сигналом к действию и расходам, то меня действительно похоронили бы на чистеньком аккуратном кладбище с беленькими крестами.
– Надо же, как интересно поворачивается жизнь, – поделилась своими чувствами с соседкой по палате я. Я лежала в простом госпитале, где не предусмотрена палаты для каждого человека, диваны и цветы на подоконниках. Нас было трое, но одна все время спала и спала. Как и я до этого.
– Все в руках Божьих, – ответила соседка.
– Ну, иногда что-то зависит и от нас, – решила не согласиться я. – Можно следить за здоровьем и…
– Если уж заболел, то все кончено, – вздохнула она. Пожилая (лет пятидесяти пяти) американка была необычно подавлена и печальна.
– А в чем дело? – поинтересовалась из вежливости я. Она с удивлением посмотрела на меня. У них ведь не приняты откровенные разговоры. Но, видимо, ей было очень грустно, так что она неуверенно улыбнулась и протянула мне печенье.
– Я не знаю, как буду за все платить, – пояснила она. – У меня нашли сахарный диабет. Это страшно дорого.
– Сочувствую, – закивала соответственно случаю я, а сама в панике стала думать, что до сих пор не знаю, что же такое нашли у меня. Я отправилась по коридору к медицинскому посту, где замороченная документами и звонками девушка впервые произнесла слово «беби».
– Как беби? – опешила я. – У меня же были месячные!
– Вы не могли не знать, – не поверила мне она. – У вас был выкидыш. Беременность сроком двенадцать недель. Вы же не могли ничего не заметить за три месяца!
– Могла, – охнула я и присела на стульчик. Вот откуда моя депрессия, мои голодовки и реакции на еду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Можно, я не буду мыть пол каждый день? – просила я у Лайона увольнительной. Он внимательно смотрел на меня и кивал. Я подозреваю, что мой активный процесс все-таки как-то сильно тревожил его.
– Знаешь, ты действительно похудела! Здорово похудела, – отметил несомненные результаты он через месяц. Я торжествовала. Настоящая глубокая депрессия – это просто клад. Весы показали мне минус девять килограмм. Так много я не теряла никогда, хотя это и немудрено. Весь месяц я практически ничего не ела.
– Почему твоя жена совсем не кушает салат? – удивлялись друзья Лайона, которых он время от времени приглашал к нам домой. Это были две довольно чопорные семейные пары, с мужчинами из которых он поддерживал отношения на работе. Вообще-то Лайон был нелюдимым и замкнутым человеком, судя по тому, что ему не удалось жениться до сорока двух лет. Его родители жили где-то в Техасе и были, если я правильно поняла из его малочисленных рассказов, фермерами. Он не стремился поддерживать отношения, но собирался навестить их на следующее Рождество.
– Мы будем ездить к ним на Рождество. У нас в Америке не злоупотребляют общением с родственниками.
– Как я тебя понимаю! – совершенно искренне воскликнула я, что для нас большая редкость. Я тоже никогда не стремилась злоупотреблять общением с мамой. Так что его друзья, женатые люди, помешанные на распродажах и скидках, были единственными, с кем я пересекалась кроме мужа. При таком вакууме я ценила любое живое слово. Хотя их слова можно было назвать живыми с большой натяжкой.
– Мы купили этот салат на распродаже. Так он стоит по двенадцать долларов за кило.
– Да что вы говорите? – неискренне восхищалась я. Почему-то есть салат, который ТАК стоил двенадцать долларов, а мы купили за три – им казалось невероятно вкусным. Для меня же не было никакой особенной разницы. Салат и салат. Не хочу – не буду.
– Слушай, я думаю, что тебе надо повременить с твоей диетой. Бренда сказала, что на тебе совсем лица нет. И глаза в темных кругах, – высказался Лайон, когда я намывала посуду после вечеринки.
– Интересно, а ты сам не видишь, есть у меня лицо или нет? – позабавилась я. Развернувшись к Лайону, я продемонстрировала ему свои круги под глазами. – Посмотри сам. Как, на твой взгляд, я выгляжу?
– Ну… Стройнее, изящнее.
– Моя фигура все больше напоминает твою! – тонко подметила я. И сама испугалась. А что, если я скоро и правда стану такой же как Лайон. Буду бегать по парку, искать товары на распродажах и читать колонку анекдотов. Кошмар.
– Тебе надо следить за здоровьем. У меня нет денег на врачей для тебя, – подвел итог Лайон. Я решила, что в чем-то он прав и надо прекращать эту депрессию к чертовой матери.
– Буду есть! – сказала я себе и на следующее утро намазала себе бутерброд с плавленым сыром.
– Не хочу, – ответил мой желудок.
– Надо, Федя, – сказала я и впихнула бутерброд внутрь. Через пару минут борьбы бутерброд перекочевал в унитаз. Я сидела и пыталась отдышаться около него.
– Забавно, – подумала я и до обеда легла отдыхать в тенечке около дома. Конец июля жарил атмосферу с такой яростью, что я местами чувствовала себя как в Африке. На обед я решила повторить эксперимент и забабахала себе куриного бульона.
– Не пройдет! – ответил мой желудок. И отказался глотать.
– Чудесно, – восхитилась я и задумалась. Депрессия депрессией, а голодать и пропадать я пока мест не планировала. Вдруг со мной что-то не так? Я решила поделиться соображениями с Лайоном.
– Ты понимаешь, я не могу есть. Просто даже смотреть на еду противно.
– А раньше с тобой такое было? – задумчиво пробормотал Лайон.
– Никогда, – честно призналась я.
– Может, ты отравилась? – предположил он.
– Может, у доктора спросим? – предложила я. Лайон сбросил с себя сонливое оцепенение и вытаращился на меня.
– Доктора? Как ты себе это представляешь? У тебя даже страховки нет! – возмутился он.
– А разве я в этом виновата? – удивилась я. – У меня и гринкарты нет. Только что же я – то с этим могу поделать?
– Ничего не надо. Ты просто устала. Тебе надо отдохнуть. И… и… я куплю тебе фруктов, – расщедрился он.
– Вот спасибо, – в пояс поклонилась я. – Не буду я фрукты. Не смогу!
– А ты попробуй, – настоял он. Мы уложили меня спать на второй этаж. На следующий вечер Лайон приволок домой апельсинов и груш. Я рассмотрела повнимательнее, как они красиво лежат в корзине для фруктов, затем перестала контролировать себя и еле успела добраться до унитаза.
– Что ж это такое? – перепугался Лайон. – Тебе надо еще поспать.
– Не возражаю, – пролепетала я и отправилась спать. Что интересно, спать я могла сколько угодно. Хоть неделями. Однако в планы Лайона мой круглосуточный сон не входил. Он осмотрел меня со всех сторон, полюбовался, как я чудно и без последствий пью чай и решил, что со мной ничего страшного не происходит.
– Ничего страшного, – сообщил он мне и вручил пачку общеукрепляющего фиточая. Благодетель.
– Ты уверен? – юродствовала я. – Может, тебе тогда пойти работать врачом? У вас же тут врачи дико много получают!
– Прекрати! – взбесился и забегал по квартире он. В результате этого тараканьего бега он приволок термометр и полчаса мерил мне температуру во всяких точках моего тела. И так и эдак выходило не больше тридцати шести и восьми.
– Ну, значит я точно здорова! – отреагировала на подобное внимание я и принялась валяться на кровати и голодать дальше.
– Может, ты не ешь из-за безделья? – предположил Лайон через неделю, потому что питаться за доллары в закусочных ему надоело.
– Я не могу ничего делать. Отвези меня в поликлинику! – требовала я. Но он уже выбрал политику непротивления и на все отвечал:
– Это просто женские капризы.
– Ну конечно, – кивала я и через дикую ломоту в ногах и спине шла мастерить завтрак. Иногда это сходило мне с рук. Иногда после этого я не могла справиться с дурнотой весь день. Запах жареной еды или тостов доводил меня до белого каления. Лайон мерил температуру и убегал на работу. Так, наверное, и выглядят страусы, зарывшиеся головой в песок. Забавно, если подумать, какое место у них при этом остается ну совершенно без присмотра.
К концу августа я похудела еще на семь килограмм, хотя лицо совершенно опухло от чая и воды. Я не выходила гулять, не ездила с Лайоном по субботам в супермаркет и перестала принимать в доме Лайоновых гостей. Ощущение, что со мной что-то не так переросло в уверенность, однако делать с этим я ничего не желала. Лежать на диване в гостиной и смотреть сериалы, которые уже не пугали меня тупостью – вот был весь предел моих мечтаний.
– Господи, ты похожа на корову! – воскликнул в один из выходных муженек. Я подумала-подумала, да и обиделась.
– А что ты хотел? Я тебе же говорю, что я болею.
– Да ты просто превратилась в ленивую суку! С тобой теперь даже спать противно! Ты что, думаешь, я буду тебя просто так задарма кормить, пока ты тут валяешься и ни хрена не делаешь.
– У меня даже нет сил возмутиться, – вслух отметила я. – Но уж на прокорм меня ты последние месяцы много денег не тратишь.
– Все равно. Видал я этих жен фермеров из Техаса. В точности как ты сейчас. Валяются целый день и жрут попкорн. Я специально женился на интеллигентной девушке! Если бы я хотел картофельный клубень в качестве жены – я бы обошелся девками из Техаса.
– Вот и отправь меня отсюда, – одобрила его порыв я. Наконец-то наши чувства хоть в чем-то совпадают.
– Ну уж нет! – заорал он и больно схватил меня за руку. Я вскрикнула и в изумлении уставилась на него.
– Прекрати!
– Ты пойдешь и умоешься. Причешешься и приведешь себя в порядок. Ты снова станешь готовить еду и убираться. А если нет… – лязгал от напряжения он.
– Что если нет? Убьешь меня? Примешься бить? Рабыню себе завел? – неожиданно вышла из апатии и принялась визжать я. Истерика – дело хорошее, если нужно сбросить подавленные эмоции. Но это был не наш случай. Мы ненавидели друг друга, как только могут ненавидеть люди, столь сильно обманувшиеся в своих ожиданиях, как мы. Я искала покоя, а нашла рабство. Он искал покорности, а нашел апатию. Я не знаю, чего еще он искал. Я встала с дивана, попыталась наброситься на него, вцепиться ему в волосы, сделать что-нибудь, чтобы хоть как-то прекратить то безумие, в которое нас засасывало вместе, вдвоем. Он нелепо отмахивался от меня, хватал мне за руки и пытался прижать к стене.
– Я все равно тебя не отпущу! – кричал он, все больше и больше впадая в раж. Не думаю, чтобы до меня Лайон поднял руку хоть на одну женщину. Не думаю, что он один был в этом виноват. Полностью и целиком беру ответственность и разделяю ее с ним. Его ладонь оторвалась от моего запястья и переместилась к моим щекам. Пощечины, одна за одной, посыпались на меня. Я отворачивалась и лягалась, как могла.
– Скотина. Если бы я хотела, чтобы меня били по щекам, я нашла бы такую возможность и в России, – вопила я, молотя его кулаками. Думаю, в тот день мы впервые как никогда открыто и честно выражали свои чувства друг к другу. Я заехала ему коленом в пах.
– Дрянь! – заорал он и сделал примерно то же самое со мной. Мы оба согнулись пополам и ошалелыми глазами уставились друг на друга. Я устало сползла по стенке на ковролин. Он с опаской посмотрел на меня, потом на свои руки и сделал то же самое. Сполз на ковролин. Мы молчали и думали каждый о своем. Нам было почти хорошо.
– Вот и сбросили стресс, – сказала я и, пошатываясь, отчалила в спальню. Усталость навалилась такая, что даже под угрозой смерти я не осталась бы стоять на своих двоих. Если бы Лайон захотел меня в ту ночь убить, я не оказала бы ни малейшего сопротивления. Никакого. Но он побродил по дому, погремел стаканами, а потом пришел в спальню, как побитый пес. От него пахло виски. У нас в доме была бутылка Ред Лейбл, которую мы держали для гостей. Я поймала себя на мысли, что впервые вижу Лайона выпившим в Америке. Дома, в Москве он не отказывался от рюмки водки (Бесплатной Рюмки Водки), но чтобы тут!
– Чего ты хочешь от меня? – спросил он, неуверенно присев на кровать.
– Ничего, – честно ответила я и отвернулась, когда он попытался меня обнять. Ночью у меня началась менструация.
Акклиматизация – сложная штука, которая помимо всяких радостей типа расстройств нервного характера и нарушений сна приводит к разбалансировке месячного цикла. У меня за эти полгода понятие «регулярные месячные» исчезло как вид. Они то были, то не были. То были, но какие-то не слишком-то выразительные. Каждый раз я удивлялась и радовалась им, как нежданным, но очень приятным гостям.
– Я опять не беременна. Радостно, – каждый раз думала я. Секс с Лайоном был занятием не только малоприятным, но и чреватым проблемами. Но в России я не подумала о противозачаточных таблетках. Я, откровенно сказать, вообще ни о чем таком не думала. А уж по приезде в Штаты было глупо пытаться выпросить у Лайона контрацепции. Но я, хоть это и было глупо, все же попыталась.
– Я же так хочу ребеночка! – возмутился до глубины души Лайон и категорически отказался от переговоров. Так что теперь я только и ждала, когда же это я окончательно влечу. Однако на этот раз сигнал свободы прозвучал гораздо громче обычного. Я проснулась ночью от сильной боли в области живота.
– Что с тобой? – подозрительно повернулся ко мне Лайон.
– У меня живот болит, месячные, – успокоила его я. Такого рода боли часто сопровождают девушек ежемесячно. Есть теория, что эта боль возникает оттого что живешь не с тем мужчиной. Если это верно, то моя боль даже недостаточно выражала наше с Лайоном несоответствие.
– А, ну-ну, – ответил он и перевернулся на другой бок. К утру в нашем доме закончились прокладки.
– Что-то не так, – побледнела и со страхом смотрела на мужа я.
– Может, просто у тебя кровь слишком жидкая? – гениально предположил он. И, спохватившись, стал собираться на работу. – Я привезу тебе прокладок после работы. Хоть вагон.
– Утешил, – обозлилась я. – Мне надо ко врачу!
– Но ведь это же обычное для женщины дело?! Зачем к врачу! Врач – это минимум пятьсот долларов.
– А похороны – минимум тысячи три, – цинично добавила я. Он замер и заткнулся. Его пальцы истерично крутили ремешок от портфеля.
– Послушай, детка. Я понимаю. Я дурак. Я должен был давно тебе оформить документы и страховку. Давай так. Я завтра беру выходной и мы едем в эмиграционную службу. А оттуда прямиком в страховую кампанию. Это стоит не меньше тысячи долларов, но что делать. Надо – так надо, – с пониманием приобнял меня за плечи он.
– Хорошо, – слабо кивнула я и попыталась представить, как это я дотяну до завтра. С таким-то потоком. С водопадом. Однако к вечеру поток утихомирился. Вот и славненько, подумала я, вдруг все обошлось? Не тут-то было. К полуночи я проснулась оттого, что что-то дико холодное елозит по моему лбу. Оказалось, что это была Лайонова рука.
– Что ты делаешь! Убирайся, – пробормотала я, потому что секс с морозильной камерой не входил в мои планы. Лайоново лицо то приближалось, то удалялось на неопределенное расстояние, как на качелях. Мне показалось, что я не проснулась до конца. Все вокруг расплывалось перед глазами.
– Вот дурак, – рассмеялась и отключилась я. Потом аттракцион стал еще интереснее. Вокруг меня стали плясать какие-то фигуры, похожие на привидения. Они меня легко, как пушинку, подхватили на руки и понесли катать по небу. Это было даже приятно. Первое приятное воспоминание за вот уже два с лишним месяца. Наконец-то я могу спокойно поспать…
– Не спать.
– Не спать.
– НЕ СПАТЬ!!!
– НЕ ДАВАЙТЕ ЕЙ СПАТЬ!!!
– Господи, как же они достали-то меня!
– Готовьте операционную, наркоз. У кого ее документы?
– Надо же, как в сериале Скорой Помощи, – восхитилась я, вдруг открыв глаза на секунду. Больничный коридор мелькал по краям сознания. Я поняла, что Лайон все-таки отвез меня куда-то, но гораздо больше меня потрясла мысль, что я лежу на каталке и слушаю английские вопли и ВСЕ ПОНИМАЮ. И даже сама могу думать на том же самом языке.
– У нее нет ни на что аллергии? – спросил чей-то строгий голос.
– Я не знаю. Не знаю, – ответил ему истерический знакомый. Ах да, моего мужа. Лайона.
– Это важно. У нас нет времени на тесты! – возмутился строгий.
– На что-то есть. Ее мать мне говорила, – продолжал паниковать тот. Я засмеялась.
– Делайте наркоз. У меня аллергия только на мандарины. Если съем зараз пару килограмм, – вымолвила я, поразив всех своим неожиданным адекватным присутствием. Вокруг все закрутилось, завертелось. Мне нацепили на лицо маску, от которой стало гораздо труднее дышать. И, наконец, как я давно мечтала, я полетела. Полетела, но не домой.
Операция длилась около часа. Она осложнялась моей температурой. Оказывается, меня привезли с температурой сорок. Из-за нее-то я и не могла четко различать предметы вокруг. Возможно, я начинала потихоньку бредить. Потом говорили, что если бы Лайон не привез меня в ту ночь, случайно почувствовав, что у меня сильный жар, все было бы кончено. Надо же, я действительно находилась целиком и полностью в его руках. Если бы он не дал себе труда ощупать мой лоб или не счел бы это совершенно однозначным сигналом к действию и расходам, то меня действительно похоронили бы на чистеньком аккуратном кладбище с беленькими крестами.
– Надо же, как интересно поворачивается жизнь, – поделилась своими чувствами с соседкой по палате я. Я лежала в простом госпитале, где не предусмотрена палаты для каждого человека, диваны и цветы на подоконниках. Нас было трое, но одна все время спала и спала. Как и я до этого.
– Все в руках Божьих, – ответила соседка.
– Ну, иногда что-то зависит и от нас, – решила не согласиться я. – Можно следить за здоровьем и…
– Если уж заболел, то все кончено, – вздохнула она. Пожилая (лет пятидесяти пяти) американка была необычно подавлена и печальна.
– А в чем дело? – поинтересовалась из вежливости я. Она с удивлением посмотрела на меня. У них ведь не приняты откровенные разговоры. Но, видимо, ей было очень грустно, так что она неуверенно улыбнулась и протянула мне печенье.
– Я не знаю, как буду за все платить, – пояснила она. – У меня нашли сахарный диабет. Это страшно дорого.
– Сочувствую, – закивала соответственно случаю я, а сама в панике стала думать, что до сих пор не знаю, что же такое нашли у меня. Я отправилась по коридору к медицинскому посту, где замороченная документами и звонками девушка впервые произнесла слово «беби».
– Как беби? – опешила я. – У меня же были месячные!
– Вы не могли не знать, – не поверила мне она. – У вас был выкидыш. Беременность сроком двенадцать недель. Вы же не могли ничего не заметить за три месяца!
– Могла, – охнула я и присела на стульчик. Вот откуда моя депрессия, мои голодовки и реакции на еду!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31