- Ладно, - с радостью согласилась Екатерина Ивановна и принялась с удовольствием сервировать стол.
Конверт с деньгами положила на тумбочку, придавив дешевой гипсовой статуэткой, чтобы его случайно не сдуло.
- Ox, - только и сказала Рита, когда вошла с чайником и увидела роскошный стол.
Чего только не притащила мама! И ветчину, и колбасу, какой-то невиданный, в маленьких бумажных стаканчиках сыр, салаты в прозрачных коробочках, банку с шоколадной пастой, которую Рита еще ни разу не пробовала, а только рассматривала в магазинах, а еще красную рыбу и шпроты.
- А это - угорь! - радуясь вместе с дочерью, торжественно возвестила Екатерина Ивановна. - Копченый! Когда я еще училась в консерватории, мы бегали в Дом журналистов, чтобы его испробовать. Потом и там исчез, будто и не бывало. Мы так горевали: говорили, что теперь он - только на экспорт. А сейчас... Бери - не хочу.
- Ну зачем ты, мамочка, - слабо сопротивлялась Рита. - Тащила такую тяжесть!
- А я взяла такси - от дома до общежития.
"Как у нее все просто, - думала Рита, уплетая за обе щеки и в самом деле безумно вкусного угря. - Вот уж кому новые времена на пользу". Мама сидела такая счастливая, такая собой довольная, а Рита старалась не думать о том, что завтра, ну послезавтра, опять будет нечего есть и опять она будет, скрывая страх, бродить по просторному магазину, бывшему "Универсаму", заваленному многими сортами сыра и колбасы, которая пахнет действительно мясом, диковинными заморскими фруктами (и это весной!), огромными красными помидорами, экзотическими напитками, легкими, воздушными пирожными - так, наверное, и тают во рту... Но все это - не для нее и, не для Олега, а для кого, неясно: покупателей в магазине-дворце почти что нет. А те, которые есть, тоже, скрывая страх, бродят с пустыми корзинками.
- Да, я привезла вам кофе! - вспомнила мама и, нырнув рукой глубоко в сумку, достала из-под пустых пакетов большую коричневую, с золотом, банку. - Правда, он растворимый - я, например, такой не люблю, - но зато быстро и без хлопот, для молодежи как раз.
- - Спасибо, - сдавленным голосом поблагодарила Рита.
Мама что-то щебетала про Мюнхен - какой это красивый, зеленый город, какая прекрасная там архитектура и какая благодарная публика, - а Рита все думала, думала, с трудом оторвавшись от угря - "Надо, чтоб и Олег попробовал", - как им быть, что делать, каким образом, вообще говоря, жить.
- Придется давать уроки, - сказал накануне Олег. - Завтра под копирку напишу объявления и расклеим.
- Да кому нужна твоя биология? - отмахнулась от него Рита. - Вот если б английский... Все бросились его учить как оглашенные - чтобы уехать.
- Английского я так не знаю, - испугался Олег. - Разве что школьникам? А что? Куплю учебники, потренируюсь...
И таким он был жалким, в себе неуверенным, что Рита отвела глаза в сторону. Мужчина таким быть не должен. Он должен уметь зарабатывать! Все это выкрикнула она ему тем же вечером, в спасительной темноте, когда легли они спать и Олег положил руку ей на грудь и, робея, притянул Риту к себе.
- Отстань! - вне себя крикнула Рита. - Ты б лучше подумал, на что мы будем существовать!
Она кричала и плакала, а Олег, стиснув зубы, помертвев от унижения, молчал. Потом, так же молча, повернулся к Рите спиной и пролежал без сна до утра.
Сейчас Рита жалела о вчерашней вспышке. Разве он виноват? Ведь он так много знает, ведь он действительно, по-настоящему молодой ученый, на кафедре прочат ему большое будущее, но платят гроши. Да и эти гроши каждый месяц задерживают - на неделю, на десять дней. Ходят слухи, что бухгалтерия отдает деньги в какой-то коммерческий банк, за проценты, на эту самую неделю, на десять дней. Так ведь не докажешь, за руку не поймаешь. Да и кто, скажите, будет ловить? Кому это надо? "Вот и отстояли мы демократию, думала Рита с горечью. - Мама спокойно наслаждалась "Лебединым озером", а мы мокли под дождем у Белого дома, оборону, видите ли, держали.
Дураки, дураки..."
- Победитель не получает ничего, - неожиданно подумала она вслух, и мама споткнулась на полуслове.
- Ты что, детка?
- Так, - буркнула в ответ Рита.
Она уже заметила белый конверт под гипсовой статуэткой, но притворялась, что ничего не видит. Господи, как унизительно! Они, молодые, здоровые, берут. деньги у немолодой и не очень здоровой, да еще и одинокой, женщины.
- А что Аркадий Семенович? - неожиданно спросила Рита. - Ты как-то о нем замолчала. Вы что, расстались?
- Да Бог с ним, - махнула рукой мама. - Куда-то он вдруг исчез.
- Исчез? - изумилась Рита.
- Ну, не совсем. - Мама улыбнулась снисходительно и печально. По-моему, испугался.
- Чего?
- Меня... Ситуации... Она изменилась - я осталась одна, - и он испугался, что придется что-то решать. Раньше был благородный предлог - ты его терпеть не могла, а теперь...
- Не правда, - нерешительно возразила Рита. - Только вначале... Потом смирилась.
- Вот именно что смирилась, - мудро заметила Екатерина Ивановна. - Ну да ладно! Таким он мне и не нужен.
- Каким?
Рита села с ней рядом, обняла маму за плечи.
- Нерешительным, - объяснила Екатерина Ивановна. - Очень литературное это слово - "презрение", но я правда его презираю. Как поняла, что испугался, такое почувствовала к нему презрение, что сама удивилась.
- Предпочла остаться в гордом одиночестве? - осторожно спросила Рита. Маму стало невыносимо жалко, и показалась она Рите беззащитной и даже маленькой. - Может, не стоило...
- Да что теперь говорить, - тряхнула золотистыми волосами Екатерина Ивановна. - Пусть! Меня и дома-то почти не бывает. Летом гастроли в Париже.
Рита сняла руку с маминых плеч, Париж... Как они с Олегом мечтали, что теперь-то уж поедут куда хотят: не нужны ведь теперь никакие характеристики, не нужно стоять пред светлыми очами парткома, отвечать на идиотские, а иногда издевательские вопросы.
Весь мир открыт перед ними, перед всеми открыт! А про деньги-то они и забыли. Привыкли, что на летнюю стипендию, например, запросто можно съездить к морю, а уж на две-то... Вот тебе и поехали... Открылся мир, да не всем.
Глава 4
Лето было, как все последние годы в Москве, каким-то диким: то лютая, удушающая жара, когда плавятся асфальт и мозги, умирают от духоты на работе, а там, где кондиционер, - сплошные ангины, а то налетает с севера ледяной ветер и холод такой, что хоть влезай в шубу.
Но сейчас как раз стояла жара. Мама пела в Париже, в "Гранд Опера", а Олег с Ритой прозябали в Москве, ни в какой Свердловск, естественно, не поехали.
- Поживи, мой родной, у меня, у нас, - уговаривала Риту перед отъездом мама. - Заодно и цветы будете поливать.
Это была, конечно, хитрость. Какие цветы? Несчастные три горшочка? Так их можно отнести к соседке!
Но Рита не стала сопротивляться: к лету ни на что уже не было сил. Они собрали свои вещички и отправились на другой конец города, в опустевшую квартиру, где - столько лет прожила Рита. Сердце у нее сжалось, когда представила она, как войдет сейчас в знакомый подъезд, поднимется на свой четвертый этаж, отворит дверь, перешагнет порог, распакует и разложит вещи и целых два месяца, до приезда мамы, будет жить в родном доме, где болел и умирал бедный папа, хохотал в общем-то симпатичный, хоть и предатель, Аркадий Семенович, звучала музыка, переливаясь под ловкими пальцами робеющего перед мамой аккомпаниатора, и редкий по красоте голос распевался к спектаклю. Какая это была совсем другая жизнь! Беззаботная и - да! счастливая, потому что все терзания, кроме смерти, ничто перед неотвязной мыслью: как. Господи, прокормиться, усмирить постоянное чувство голода, каким образом раздобыть денег на, например, мыло или самую дешевую, нашу-пренашу, никакую даже не болгарскую зубную пасту? Рита однажды дошла до того, что стащила кусочек мыла из общественного туалета, и Олег, кажется, догадался. Было стыдно, но зато продержались до ее стипендии.
- Только бы у мамы тоже не отключили горячую воду, - хрипло сказала Рита, когда спустились они с Олегом в метро.
В общежитии не давали горячую воду вот уже две недели, холодная, правда, была почти что комнатной из-за жары, но Рита все равно простудилась.
- Везде не отключат! - бодро сказал Олег. - Отключают же по районам. Чтобы было к кому поехать.
Он искоса взглянул на жену. Усталая, грустная, давно не мытые волосы небрежно подобраны шпильками. И о чем-то все думает, думает... Он знает о чем, и это знание убивает. "Нет денег..." Нет денег, а значит, он неудачник. "Но ведь это не правда, - кричит все в Олеге. - Я же не виноват, что такое время!" Но вслух не говорит ничего. Рита и так постоянно раздражена - сердится, плачет, придирается по пустякам.
- Пошли на пляж?
- Надоело.
- Пошли!
- Ну ладно.
Стыдясь себя, стесняясь Риты, Олег набирает в большую пластмассовую бутыль воды - не на что им купить фанту или там пепси-колу, - режет хлеб, аккуратно намазывает его остатками масла - на булочки, которыми бойко торгуют на пляже, тоже нет денег, - и они молча плетутся на берег Москвы-реки. Бутыль, оставленную Геной, берегут как великую ценность, и когда однажды Олег налил сильно теплой, почти горячей воды, Рита так закричала, что он даже вздрогнул:
- Она ж деформируется!
Бутыль и впрямь искривилась, но, к счастью, не очень.
- Я снова расклею объявления, - откликаясь на свои мысли, говорит Олег. - Кто-то же собирается поступать к нам, на биофак?
Рита машинально кивает.
- Может, попросить Валю?
- О чем? - не понимает Олег.
- Набрать объявление на компьютере.
- Неудобно, - нерешительно возражает Олег.
- Почему? - привычно раздражается Рита.
- Там, говорят, дорогой порошок, импортный...
- Это он для нас дорогой, не для них! - вспыхивает Рита. - А еще лучше - подойди к абитуриентам, поинтересуйся, не нужен ли им...
Олег покрывается липким потом - не от жары, а от унижения.
- У нас так не принято, - бормочет он.
- Ну да, у вас принято не платить зарплату, - въедливо замечает Рита, и на мгновение Олегу приходит в голову страшная мысль: неужели он ее больше не любит?
Отчужденно и молча они спускаются по эскалатору. Входят в вагон, а там, как назло, мирно кимарит в уголочке бомж. Вокруг, естественно, пустота, никто не решается сесть рядом, но запах - на весь вагон, специфический запах, ни с каким другим не спутаешь.
Олег с Ритой выскакивают как ошпаренные, успевают вскочить в соседний вагон. Рита плюхается на сиденье и закрывает глаза. Олег стоит рядом, загораживая ее от входящих и выходящих, машинально рассматривает рекламу весь вагон ею густо облеплен. Ослепительные улыбки холеных дам призывают покупать хорошие (и дорогие!) зубные пасты и щетки, красавец атлет бросает прямо в смотрящего на него копье - рекламируется препарат против боли, медовая улыбка и лживые глаза адепта новой веры обещают немедленную нирвану. "Господи, помрги... - взывает в пространство Олег, понимая, что никто ему не поможет, он сам должен найти выход. - Может, попробовать разгружать вагоны, как все мы делали на младших курсах? Да теперь, говорят, везде, даже там, мафия..."
- Ай да мама! Да тут всего наготовлено аж на целый полк!
Рита распахнула дверцу высокого холодильника и замерла в восхищении. Все, ну все предусмотрела мама.
Недели две ничего покупать не придется. На столе - записка: "Красное вино в баре: его не пьют охлажденным. Деньги в верхнем ящике. Целую, мама".
Плохого настроения как не бывало.
- Сначала - в ванну!
Какое блаженство: горячая вода, ароматная пена, душистый шампунь!
- Можно к тебе?
- Залезай!
Ванна маленькая. Им тесно, но весело.
- Ой, не брыкайся! Затопим ванную.
- Потри мне спину... Вот так...
- Ты меня любишь?
- Ужасно! А ты?
- И я.
Потом, обмываясь, вместе стояли под душем, и он ласкал ее смело и нежно, как в первые дни их пока еще недолгого брака. Руки скользили по атласной груди, узким, стройным бедрам, и было невыносимо ждать.
- Пойдешь ко мне, солнышко?
- Прямо сейчас?
- Прямо сейчас. Умираю... Смотри, что со мной.
- Вижу, вижу...
Рита шаловливо и радостно - как он хочет ее! - коснулась пальчиком "пестика" - так они его, шутя, называли, - натянутого, как стрела, рвущаяся в полет, и Олег схватил ее с жадностью, поднял и, боясь уронить, чувствуя обольстительную тяжесть ее мокрого тела, шагнул вместе с Ритой из ванны на пол.
- Хорошо, что у тебя ноги длинные, - весело шепнула Рита.
Вытираясь одной большой простыней, они смеялись и целовались, ласкались и прижимались друг к другу.
- Надо высушить волосы, - вспомнила Рита.
- Потом, - властно шепнул Олег. - А вообще, сами высохнут: такая жара...
Он знал, чувствовал, что она тоже хочет его, и с такой же силой.
- Выпьем вина?
- Выпьем!
Пока Олег откупоривал бутылку, Рита расстелила на диване простыню. Он подошел к Рите с двумя наполненными дорогим красным вином бокалами, и она, как впервые, увидела, до чего же красивое у него тело.
- За тебя! - Его глаза сияли.
- За нас.
- Иди ко мне поскорей, родная моя.
Давно уже не было им так хорошо вместе - так блаженно и страстно, благодарно и успокоенно. "Никому ее не отдам, - подумал Олег, с обожанием глядя на Риту, - накинув сиреневый, с кружевами, халатик, она хлопотала у праздничного стола, улыбаясь ему совсем как прежде. - Обыщу всю Москву и найду какой-нибудь заработок. Тем более что надвигается отпуск".
***
Отпускные выдали - курам на смех, и Олег стал лихорадочно действовать, а за ним и Рита. Ей повезло первой: подруга нашла девочек, рвущихся на геофак.
Испуганные возможным конкурсом мамы платили вполне прилично, и Рита с гордостью приносила домой и продукты, и деньги.
- Они думают, я что-то могу, - смеялась она. - А я и не отрицаю. Молчу загадочно.
- Но ты и вправду можешь, - хмуро сказал Олег: этот ее смех резанул по самому сердцу. - Ты ведь знаешь, о чем там спрашивают.
Надо было защищать Риту - от цинизма, не правды, от нее самой.
- Ну, во-первых, каждый год - всегда что-то новенькое, - не принимала его защиты Рита. - А во-вторых, им нужен самый элементарный блат. Мамы надеются как раз на него: думают, я знаю кого-то в приемке.
Невозможно было видеть эту ее усмешку, жаль было девочек, их доверчивых мам. Но Олег больше не сказал ни слова: какое имел он право кого бы то ни было осуждать? Он сел за стол и написал объявление, предлагая свои услуги биолога, а наутро поехал к Вале на фирму, в новый, совершенно ему неизвестный мир.
В старом "сталинском" доме среди пыльного, обшарпанного убожества чистотой и великолепием сверкал всего лишь один подъезд. К подъезду вела выложенная белыми плитками, отмытая до зеркального блеска дорожка, по бокам зеленели подстриженные газоны, табличка с золотыми буквами сияла на солнце.
"Сюда", - сразу понял Олег и, робея, нажал на большую квадратную кнопку. Солидный немолодой охранник неторопливо выписал пропуск, и Олег ступил в святилище. Бог мой! Как все красиво, какая прохлада и чистота - не то что у них, на сникающем на глазах факультете. И пальма в конце коридора, и еще какие-то южные, экзотические растения. Олег нашел комнату номер пять, откашлялся от волнения, постучал, повернул белую ручку и толкнул дверь.
В глубине, у окна, сидела за компьютером Валя, такая шикарная, что Олег с первого взгляда ее не узнал. Ошарашенный длинным, похожим на вечернее, платьем, новой прической - волосы подняты высоко надо лбом, скреплены затейливым гребнем, новым лицом - темные на щеках тени сузили милое пухлое личико, - Олег стоял посреди комнаты и молчал. Валя по достоинству оценила произведенное впечатление.
- Присядь, пожалуйста, я сейчас.
Сидеть и ждать пришлось довольно долго. Входили-выходили бритоголовые мощные парни в черных тонких дорогих рубахах, впархивали нарядные девицы, передавая Вале какие-то бумаги.
- Шеф сказал: срочно, - прощебетала одна из них.
Наконец Валя освободилась.
- Давай!
Олег положил перед ней листочек. Валя быстро пробежала глазами текст.
- Эх ты! Разве так пишут?
Она взяла карандашик, что-то подправила, что-то вписала, а что-то вычеркнула.
- Ну как?
Олег встал и, наклонившись над Валей - волосы пахли чем-то заманчиво-пряным, - прочитал, что же там получилось.
- Здорово, - с невольным уважением сказал он. Вместо робкой просьбы о помощи кандидат наук сдержанно предлагал подготовить к поступлению в МГУ абитуриентов и поступление гарантировал. - Может, гарантию снимем? нерешительно спросил Олег.
- Что ты! - сделала капризную гримаску Валя. - Тут-то как раз самый цимес.
И она принялась бойко набирать на компьютере текст - исправленный и дополненный. А Олег сидел и думал, что же такое "цимес". Ругательство, может быть? Или из уголовщины?
Валя справилась с работой в два счета.
- Отксерь, - бросила одной из впорхнувших девиц, и по тому, как проворно схватила та объявление, Олег догадался, что Валю здесь уважают, а может, даже побаиваются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14