А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Скажешь, не так?— Я уж как-нибудь сама с этим разберусь, Паяннушка, — как можно миролюбивее вмешалась принцесса. — Двоих на ноги поставили, с третьим тем более затруднений не будет. На нашем острове вообще нет проблем.— Как же! — не унималась воеводиха. — Не господарское это дело — с младенцами титькаться. А уж коли к слову пришлось, то и княжич твой уж мечом баловаться намылился, хоть и деревянным покедова; скоро на коня сядет, а покоев у него собственных нету. Да и замок-то здешний — сарай караванный просторнее! И людишки служивые тут же обитаются, и живность потешная… Строиться вам впору!— На Равнине Паладинов нового не строят, — с неожиданной для себя самой печалью заметила принцесса. — Наши сервы к тому не приспособлены. Вот если что в ветхость придет, или при пожаре разрушится — тогда они восстанавливают, как было. Память у них такая.— Значить, натаскать их надобно наново. Иль с той округи, откудова князь твой родом, умельцев подрядить — голубое-то золото тебе в безраздельное владычество дадено, пользуйся, княжна! А ежели незадача выйдет — так нам ведь в весеннем краю много чего возводить приходилось, я подмогну. Хоромы княжеские отгрохаем за милу душу, знамо дело.Менестрелев отпрыск заперхал, захлебываясь, но бутылочки не выпускал — ненасытен он был до изумления.— Подожди немного с грандиозными планами, — отмахнулась принцесса. — Строиться мы давно собрались, но каждый раз какой-нибудь сюрприз, вроде прибавления семейства… Да отберите у него у него бутылочку, скоро ведь сирвенайя приплывет, а у него пузечко уже наетое.— Он салошший, и двух отсосет, — ухмыльнулась Паянна. — А я вот все хочу спросить: отколь такая кормилица сыскалась? Чуден зверь, да еще морской, да еще пегий притом…Разве батюшка мой не рассказывал? — Ардинька безуспешно пыталась отнять у маленького обжоры опустевшую посуду. — В стародавние времена беда на Первозданные острова пала — мертвое тело в лодке к нашим берегам прибило. Должно быть, недобрый человек то был, потому что тогда вокруг его могилы много чудищ появилось, и почему-то все пестрые. Тогдашний король почти всех своими чарами уничтожил, вот только змея морского догнать не смог. В глубинах тот прятался. А потом мелкий кит-прыгун тоже весь пятнами пошел и на людей озлобился, нападать стал, на части рвать… Тогда уже новый король правил, молодой совсем, затейник, говорят, был и к зверью жалостлив. И решил он зло добром обернуть, всех китов-прыгунов переловил и в сирвенай певучих обратил, чтобы людям помогали, от скал подводных пением ограждали, рыбу в сети гнали, рыбацким сиротам молоко отдавали. Вот такая сказка.— А вдруг он, какого убивца морского прохлопал? — поёжившись, точно на ветру, предположила Паянна.Ардинька уверенно качнула блекловолосой своей головкой:— Так ведь не одно столетье минуло… А что?— Вроде ветерком морским потянуло… да с тухлятинкой, — наморщила свой плоский нос Паянна. — Не к добру.— По-моему, здесь кому-то очень хочется прикинуться ведьмой, — тихонько заметила принцесса.— И-и, матушка моя, была б я ведьмой — перво-наперво сынов своих сберегла бы.Ой, как неловко получилось…— А знаешь что, Паянна, давай-ка и вправду присмотрим место для дворца! Ардинька, укачаешь Эзрика? Мы ненадолго, только прогуляемся по берегу.Само собой разумеется, это «ненадолго» было строго запланировано — два часа, как раз столько, сколько, по ее расчетам, оставалось на Невесте до рассветной поры. Уж очень хотелось хоть одним глазком глянуть, что же это за венчание детей? Вот и бродили они с Паянной по самой кромке высокого берега (воеводиха, правда, немного подалее), прислоняясь к теплым и многоцветным, как пятнистая яшма, стволам, чьи обнаженные нечастыми дождями и еще более редкими ветрами корни свешивались с обрыва, тщетно пытаясь дотянуться до дразнящей морской синевы. Вид на эту необозримую синь с едва угадываемой цепочкой Внешних островов в этот вечерний час был, конечно, сказочен, но вот осыпистая почва не располагала к возведению на ней жилья.Паянна это тоже заметила и теперь неодобрительно хмыкала, тяжело топая по хрустящей хвое. Но принцесса не торопилась, временами искоса поглядывая на оседающее в море солнце. Белый мох снежными языками выливался временами из лесной чащи и как бы стекал к береговой кромке, и тогда громадные черные сапоги тихрианской великанши умудрялись ступать по нему совершенно бесшумно, отдавая вечерний берег во власть первозданной тишины.Женщины, разомлевшие в предзакатном безмолвии, время от времени перебрасывались случайными фразами, но беседа то и дело затухала.— А скажи, Паянна, сколько тебе на самом деле лет? — неожиданно спросила Сэнни.— Не обучена я считать по-вашему, — почему-то настороженно отозвалась воеводиха. — А почто это вдруг? К моей старости свою младость примериваешь?Принцесса смутилась — пожалуй, сейчас на всем Джаспере Паянна была единственным человеком, способным вогнать ее в краску:— Да… То есть, нет. Просто муж мой что-то слишком часто про мои годы вспоминает, хотя он меня ненамного старше. Говорит, я вроде бы молодею… Как ты думаешь, может, и вправду тут волшебство какое?Паянна зычно расхохоталась, так что раскатистое эхо заметалось меж древесными стволами:— А ты и не спорь с ним, девонька. Любит он тебя без памяти, оттого и глуп с тобой, точно сурок весенний. — Она со всхлипом втянула в себя пьяный воздух, как видно, предаваясь мимолетным воспоминаниям. — Эт-то глупость сладкая. А что до волшебства, так оно кажной матери по первости даруется, только не всякая про то ведает. Ведь как родишь, так принимаешься ждать: вот головенку держать начнет… вот зубок прорежется… вот титьку бросит… вот ножками пойдет… И все ентое времечко ты его младышем числишь. А вот в ручонки он взял свой меч, пускай покуда хоть деревянный, и ты вдруг видишь: человеком стал. И тут точно гора у тебя с плеч. И так легко становится, точно девка ты еще немужняя, небрюхаченная, одно слово про то сказано: не скачи высоко — улетишь под облако…— Все именно так и есть, Паяннушка, я сейчас как раз такая!— А коль такая, то безрассудство какое не учини. Карахтер-то у тебя больно шалый.Своевольный подбородок тут же дернулся кверху — ни от кого другого таких слов не потерпела бы.— Ты ж сама говорила, Паянна: у судьбы две ладони. Если не сейчас, то когда же на другую-то ладонь глянуть?— Гляди, коль дурь молодая велит, да только купно с супругом своим законным; ежели что, так он тебя обережет. На то он и муж, чтоб завсегда и советчиком был, и защитником верным.Что-то от такой морали во рту стало кисло. Прямо скажем, нехарактерные для Паянны сентенции. И, как правило, достигающие обратного результата.Она капризно оттопырила нижнюю губу:— Вот-вот: собачку не гладь, на елочку не лазай…— Ну, воля твоя, княжна, я тебя упредила. А глянь-ка, никак это нахлебничек наш?И точно: за можжевеловым кустом, вцепившемся в самую кромку обрывистого берега, тускло отсвечивала черная обнаженная спина. Бродячий певец, скинув потрепанный в неведомых странствиях кафтан, сидел, свесив ноги с гранитного уступа, и задумчиво глядел вниз.Сапоги тоже стояли рядышком.Мона Сэниа замерла, прислушиваясь к себе: откуда эта неведомая тревога? Тишь и гладь, послеполуденная тяга разомлеть на солнышке… И поняла: согбенная поза менестреля напомнила ей о горбатом страннике, оставленном там, на скрещении двух дорог, где под черными небесами уже наверняка бушует гроза. Кто же этот несчастный калека, оставшийся в одиночестве встречать надвигающуюся бурю?..— Однако мы с тобой загулялись, Паянна, — проговорила она торопливо. — Сейчас я отошлю тебя в Бирюзовый Дол…— И то дело. Только ступай-ка ты туда покедова одна, а я еще тут пообитаюсь, с земляком моим покумекаю. Лады?Собственно говоря, этот вариант ее тоже устраивал.— К ужину возвращайтесь вместе, — велела она, исчезая.Паянна еще некоторое время стояла, задумчиво глядя на то место, где только что находилась принцесса, потом утерлась широкой ладонью — жарковато было в черном суконном одеянии — и решительно направилась в сторону Харра по-Харрады, отрешенного от всего джасперианского мира тягостными своими воспоминаниями.Бесшумно ступая по белому мху, она приблизилась к менестрелю и точным пинком столкнула его с обрыва. * * * Невестийская гроза бушевала всухую — неистовая, ужасающая в своей безводной ярости. Ослепительные лиловые вспышки то и дело раздирали небо, тщетно пытаясь открыть доступ скопившейся где-то в черной высоте небесной влаге, и почти несмолкающий гром захлебывался бессильным бешенством. А как же горбун? Вот шарахнет его молнией…— Эгей, странник! — мона Сэниа даже не услышала собственного голоса; стало очевидно, что звать бесполезно.Она замахала руками, надеясь на то, что в блеске молний ее светлое платье привлечет внимание несчастного бродяги.Никто не отзывался.Громадная сухая ветвь просвистела над головой и шмякнулась позади, впечатываясь в каменистую почву — она почувствовала это лишь по тому, как вздрогнула земля под подошвами ее легких сандалий. О, тролль тихрианский тебя побери, трое детишек ведь сиротами останутся…Берегись!Она метнулась в сторону, чтобы в следующий миг уже очутиться под мерцающими сводами знакомой купины. И только тут осознала, что подчинилась своему внутреннему голосу, которого не слышала уже много дней. Где же ты был на Игуане-то, беззвучный мой? Или дожидался, когда опасность станет по-настоящему смертельной?Ты слушай, слушай! Ты же за тем сюда и пришла…Над головой звенел верхний слой листвы — металлический дребезжащий гул, точно сшибаются друг с другом множество маленьких лезвий. Слегка приглушенный гром. И все.Нет, не все. Откуда-то из глубины этой дремучей рощи до нее донеслось тысячеголосое дружное «дум-дум». Это были не только барабаны — к ним примешивались и хлопки в ладоши, и удары по струнам, и человеческие голоса. Она невольно двинулась вперед, не опасаясь внимания жителей этого подлесья: похоже, к ней уже привыкли, принимают почти как свою. Да и гостей здесь, если верить горбуну, сегодня должно быть предостаточно.Древесные стволы, несущие на себе тяжелолиственные кроны, становились все толще и кряжистее — обхватов пять, не меньше; каменные рукотворные столбы поддерживали нижние ветви там, где еще не успели набрать силу молодые деревца, заботливо огражденные снопиками сухой травы. Перепрыгивая через корни и какое-то подобие грядок, она забиралась все дальше и дальше в глубину этого естественного убежища, которое изнутри оказалось гораздо обширнее, чем она подозревала; наконец она увидела на ровной поляне человеческие фигуры. Кто-то сидел, некоторые полулежали, расположившись на траве так безмятежно, словно над их головами и не бушевала неистовая стихия.Противоположную сторону поляны окаймляло нечто вроде ступеней амфитеатра, заполненного людьми. Все это напомнило ей представления, которые нередко устраивались в королевских садах ее отца тоскующей от безделья знатной молодежью; мона Сэниа с детства терпеть их не могла за откровенную фальшь и снобистскую снисходительность к непосвященным. На дворцовых подмостках мечи были деревянными, они сверкали позолотой и поддельными драгоценностями, а поединки скорее напоминали дотошно отрепетированные танцы. Для юной принцессы этого было достаточно, чтобы раз и навсегда преисполниться глубочайшим презрением к любому лицедейству.Но, похоже, ожидающее ее здесь маленькое представление должно было сочетать убогость и незамысловатость, учитывая уровень жизни туземцев. Какая-нибудь сказочка. Или откровенный фарс. Занесло же ее на эту бессмыслицу…Она уже хотела попятиться назад, чтобы незаметно исчезнуть, но тут ее остановил голос, который показался ей знакомым:— Выбор. Его вы сделали этой ночью, дети мои, и вступили в Школу Любви. До сих пор ваши наставники учили вас добывать пропитание, считать и запечатлевать знаками то, что подлежит сохранению; врачевать ближних и укреплять собственное тело. Но теперь вы будете постигать самое главное, что составляет смысл жизни каждого человека — вы будете учиться любить, и здесь единственным наставником будет для вас ваше собственное сердце…Гром, способный обрушить свод любого дворца, грянул над самой головой, но никто даже не пошевелился, уверенный в незыблемости естественной кровли. Мона Сэниа поискала глазами оратора и невольно обратила внимание на статную фигуру в белом, до земли, плаще, обращенную к ней спиной. Рассыпавшиеся по плечам смоляные кудри заставили принцессу предположить, что перед нею женщина, но она тут же вспомнила, как ошиблась на перевале с убогим калекой, которого она тоже поначалу приняла за старуху; царственная осанка выдавала знатную особу.Но голос-то был мужским.Более десятка слушателей расположилось прямо на траве, но все они уже несомненно вышли из детского возраста. Парни, так те просто в дружину просятся…— Быстротекучесть. Она неумолима к времени человеческой жизни, — снова зазвучал голос, одновременно ясный и печальный, как лунный свет; — и вы должны быть готовы, когда и вам настанет пора выбирать и быть избранными. Тогда счет времени пойдет на краткие дни и еще более мимолетные ночи, которые вы наполните своей последней и единственно настоящей любовью.Говоривший опустил голову, точно собираясь с мыслями.Легкий шорох, как эхо, пролетел над поляной, над головами взлетели руки с круглыми коробочками крошечных барабанов, и снова раздалось дружное «дум-дум», прозвучавшее как подтверждение: «да будет так».— Свершилось, — снова зазвучал голос, покоряющий своей мягкой властностью. — Сегодня, по обычаю предков, я обвенчал вас с предметами вашей первой любви: заботливо взращенными саженцами и прирученными мелкими тварями, с привычными от пеленок куклами и недавно полученным, пока еще притуплённым оружием. Этот выбор вы сможете изменить. Но Последняя Любовь — она неизменна, потому что с того мгновения, как она завладеет вами, вам будет отмерено лишь столько времени, сколько нужно для того, чтобы подарить Подлунью свое отражение — детей своей страсти и нежности, которые так же, как когда-то вы сами, начнут свой путь к последнему блаженству, венчающему всю человеческую жизнь.Снова пауза, и снова дружное «дум-дум».— Готовьтесь. Совершенствуйте умение любить, постигайте чародейную науку отдавать всего себя своему избраннику, с которым вы завершите череду своих ночей, как делают сегодня Чиута и Роому, уходящие, чтоб найти свое место под солнцем.Дум-дум.Что-то мрачновато все это для народного гулянья на открытом воздухе… хотя кто сказал, что все происходящее — это праздник? Во всяком случае, этих двоих, что спускаются сейчас по ступеням амфитеатра, веселящимися не назовешь. Совсем старенькие, он еще и хромает, она прямо-таки тащит его на себе — где уж им искать место под солнцем? Да еще под таким, как здешнее! Дикость какая-то. Доковыляли до оратора и… Древние боги, они что, раздеваются? Да, все скинули, даже лыковые сандалии, остались в убогих тряпочках на чреслах. Зато взамен получили какой-то кувшинчик и благославляющий взмах белого плаща. Поковыляли.Мона Сэниа отступила за шершавый древесный ствол, потому что полуобнаженная чета двинулась прямо на нее. Дум… Дум… Дум… Казалось, маленькие барабаны помогают старикам делать каждый шаг, дающийся с таким трудом. Пряталась она напрасно: уходящие были настолько поглощены друг другом, что, наверное, не заметили бы и молнии, ударившей перед ними. Куда же они в грозу-то? Впрочем, пока им удастся таким шагом добраться до границы подлесья, буря утихнет — вот и гром доносится откуда-то издалека, а ни капли дождя так и не ударило в звонкую кольчужную листву верхнего покрова их купины. Дум… Дум… И барабаны звучат все тише, и всего двое двинулись следом — наверное, дети или внуки, готовые поддержать старших родичей в этой нелепой ночной прогулке. Остальные просто поднялись и провожают уходящих задумчиво, но не слишком печально, как глядят па нечто такое, что для себя самих еще просто непредставимо. Вот и оратор обернулся им вслед…Она почти не удивилась, узнав в нем давешнего горбуна. Теперь, когда он стоял к ней вполоборота, было видно, как белоснежный плащ топорщится за плечами, а вот на шее… Древние боги, такое она видела только на варварской Тихри — рабский ошейник!Он скользнул взглядом по непрошеной гостье, словно не узнавая ее, потом круто повернулся и зашагал к опустевшему амфитеатру, со ступеней которого все уже спустились вниз, на поляну. Смешался с толпой, которая послушно расступалась перед ним, словно боясь к нему прикоснуться, и принцесса поняла, что сейчас потеряет его. Ну нет, раз уж они познакомились под ураганными порывами надвигающейся бури, то здесь, где тишь и гладь и вселенская благодать, она попытается получить у него ответы на свои вопросы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55