Глаза у него были плотно закрыты.
- Чего глаза-то запечатал? - крикнула ему Оля. - Ты не боись, держись свободней, а то как яйца-то собирать станешь?
Морошка помотал головой и открыл глаза.
- Я не боюсь, - хрипло сказал он, - неудобно как-то...
- Тут и верно не позагораешь! А ты гляди, как дружок твой, - она кивнула в мою сторону, - стоит и посвистывает.
Я совсем не "посвистывал", но тут засвистел и нарочно посмотрел себе под ноги. Лучше бы я этого не делал! Скала круто уходила вниз, и хоть я знал, что высотой она метров тридцать - тридцать пять, но тогда мне показалось, что там было километра полтора. Впрочем, тут уж, пожалуй, никакой разницы нет - с полутора тысяч метров лететь или с тридцати, все равно костей не соберешь... Меня сразу прошиб пот, голова закружилась. Я крепко зажмурился и пошатнулся. Ноги мои повисли в воздухе, и веревка туго натянулась. Меня встряхнуло, я треснулся лбом о камень. Шапка слетела с головы. Я посмотрел ей вслед - она скакала по уступам. Я снова зажмурился. И услыхал сверху крик Прилучного:
- Что там у вас? Сорвался, что ли?
Я ничего не смог ответить - болтался в воздухе и только отталкивался руками и ногами от скалы.
- Сейчас подтянем! - крикнул Иван Иванович. - Когда на карниз станешь, дерни веревку три раза.
Я почувствовал, как веревка начала меня подтягивать вверх.
- Ты глаза-то открой, а вниз не смотри, - услышал я рядом встревоженный голос Ольги.
Я открыл глаза и нащупал ногами широкий выступ, кое-как ухватился руками за торчащий камень и встал на карниз. Веревка ослабла. Через несколько секунд я осмелел и, оторвав от камня правую руку, дернул веревку три раза. Она снова натянулась, и я опять стоял крепко...
Успокоившись, я увидел прямо перед носом кайру. Она сидела на крошечном уступчике, и покручивая туда-сюда головкой, посматривала на меня. И то, что у меня под ногами обрыв, просто вылетело из головы: очень уж по-домашнему выглядела эта похожая не то на утку, не то на маленького пингвинчика птичка. Я немного полюбовался ею, а потом махнул рукой и сказал:
- А ну, кыш!
Кайра негромко каркнула и взлетела, а на том месте, где она сидела, прямо на голом камне осталось лежать крупное пятнистое яйцо. Я долго смотрел на него и почему-то не взял. Наверно, мне стало жалко эту доверчивую забавную птицу - вот прилетит она, эта первая знакомая моя кайра, и не найдет своего будущего птенца. Совсем рядом я увидел Ольгу.
- Чего не берешь? - спросила она.
- Примета такая есть, - молниеносно придумал я, - первое яйцо не брать, а то удачи не будет. Это как грибы собираешь, первый никогда не берешь.
- Ну-у? - удивилась Ольга. - А я и не знала. Смотри, у меня уже сколько.
Я заглянул в ее корзину и увидел, что она почти на четверть полна красивыми аккуратными яйцами.
- Нашел! - вдруг закричал Витька. - Еще нашел! И еще!
Тут и я нашел второе яйцо и, уже не раздумывая, положил его в корзину. За ним третье, пятое, десятое... Мы уже не переговаривались, а молча и довольно бойко ползали по скале, то опускаясь ниже, то опять поднимаясь. И вскоре я увидел, как тихонько поползла вверх Ольгина корзина, а потом и Витька дернул за веревку и закричал:
- Эй, наверху, вира помалу!
И его корзинка, слегка раскачиваясь, тоже начала подниматься. Я чуть не лопнул от зависти, но вот и моя корзина ушла наверх с самым ценным тогда для меня грузом - первый в жизни мой промысел.
Так мы работали часа два, и уже чувствовалась усталость, саднили поцарапанные о камни руки, веревка натерла спину, но уходить не хотелось: работа была интересной, рискованной, требовала ловкости и упрямства и, конечно, сноровки. Ну, ловкость и упрямство у меня, кажется, есть, а сноровка еще придет. "Эх, - думал я, - увидела бы меня сейчас Ира. И мама. Нет, впрочем, маме не стоит этого видеть, а вот отец... отцу не мешало бы поглядеть..." Дальше я додумать не успел: сверху раздалось громко и встревоженно:
- Бо-о-оря! Ты где?!
- Что случилось? - закричала Ольга.
И тот же голос ответил ей уже отчаянно:
- Борька, кажись, сорвался!
Я ахнул, представив себе, как катится вниз, ударяясь о карнизы, маленький Боря, как с глухим стуком падает он на острые камни, как в голос рыдает его мать и плачут сестренки... Оля стояла рядом со мной и что-то причитала. У меня опять закружилась голова, и я намертво вцепился в веревку...
На вершине скалы показалось бородатое лицо Прилучного.
- Смотрите все! - крикнул он. - Не видать ли где? Может, зацепился.
- Бо-ря! Борис! - стали звать мы.
И тут из-за выступа скалы, рядом с которым были мы с Олей, раздался спокойный Борькин голос:
- Ч-чего к-кричите? Тут он я.
- Почему веревка болтается? - свирепо рявкнул Прилучный.
- А я ее б-бросил, - невозмутимо ответил Боря. - Мешает.
- Ах, мешает! Все наверх! Немедля!
- Ну, Борька, получишь! - закричал кто-то, и я сразу почувствовал, как меня с силой потянули наверх.
Еле успевая перебирать ногами и отталкиваться руками от скалы, чтоб не расквасить морду, я кое-как выбрался на вершину. Здесь уже были все "добытчики". Они молча окружили Борю, а над ним грозно нависал разъяренный Прилучный, и стояла рядом белая как мел Людмила Сергеевна.
- Мешает, значит?! - бушевал Прилучный. - А ежели брякнулся бы?
- Т-так не б-брякнулся в-ведь, - возразил Боря.
Иван Иванович даже задохнулся от гнева - я и не представлял себе, что этот добродушный "промышленник" может быть таким. Он хотел еще что-то добавить, но вдруг резко повернулся, растолкал толпу ребят и, не сказав больше ни слова, ушел.
- Марш в столовую! - тихо сказала Людмила Сергеевна. - Картошку чистить. И на скалы больше не пойдешь.
- Я в-ведь шесть корзин соб-брал, - заныл Боря.
- Марш! - неумолимо повторила Людмила Сергеевна.
И Боря уныло поплелся в палатку-столовую, где двое ребят чистили картошку к обеду. Он отошел на несколько шагов, и его догнал Васька Баландин. Он дал Борьке такой увесистый подзатыльник, что тот чуть не упал. Баланда, ворча, вернулся обратно. И Людмила Сергеевна промолчала. Меня она, правда, тоже на скалу больше не пустила в этот день: оставила наверху укладывать яйца. Было обидно, но, с другой стороны, я понимал и ее - пока иначе нельзя.
17
Промысел продолжался. Одни лазили по скалам, другие - страховали их наверху, третьи укладывали яйца в длинные ящики и перекладывали их стружкой, а потом относили ящики в сарай к Прилучному, четвертые занимались разной хозяйственной и подсобной работой - заготавливали плавник на топливо, носили воду из ручьев и озерец, помогали на кухне. Ваня Прилучный с двумя-тремя ребятами частенько ходил на охоту или на рыбалку. Если охотились удачно, тогда на столе появлялась либо уха, либо жареная рыба, а то и того лучше - жирная гусятина или утятина. Но когда этого не было, кормежка и так была вполне приличной - не то что в Архангельске, даже и сравнить нельзя. Много продуктов еще с довоенной поры оставалось на факториях в Малых Кармакулах, Белушьей губе, становище Полярном. Их было решено оставить для промысловиков, добывающих песца и рыбу, а также как аварийный запас для команд пострадавших в Баренцевом море судов. Часть продуктов по распоряжению Папанина и Вылки была передана экспедиции - кое-какая крупа, сахар, консервы, мука и другое. Были у экспедиции и свои запасы, да, между прочим, яичница из крупных кайриных яиц была очень вкусной и питательной. За вкусом, впрочем, особенно и не гнались - поработай-ка восемь, а то и десять часов на свежем ветерке, "поупражняйся"-ка в скалолазании да повоюй с ветерком - и корка черствого хлеба, обмакнутая в кипяток, покажется не хуже любого деликатеса.
Словом, за короткое время ребята немного отъелись, окрепли, стали спокойнее и уверенней.
Однажды к вечеру в лагере появился Илья Константинович Вылко. Он по-хозяйски осмотрел становище, одобрительно покачивая головой и поглаживая густые и черные усы, поговорил с Людмилой Сергеевной и Прилучным. Потом все они подсели к отдыхавшим на солнышке ребятам.
- Ну как, братики, - спросил он, - небось с непривычки тяжеленько?
Ребята захорохорились: "Ничего", "Что мы, маленькие", "Пустяковая работенка", "Подумаешь - яички собирать..."
- Хорошо, хорошо, - говорил Вылко, - молодцы, молодцы, - и узкие глаза его ласково посмеивались. - Я еще к вам приду. А теперь пора мне, робятки, дел порато много. В другой раз еще что расскажу. Из Маточкина Шара передавали, что там еще суда иностранные пришли, стоят на траверзе у поселка Лагерного. И наш один с ними. Танкер.
- Как название танкера-то? - спросил Арся, приподнимаясь на локте.
- "Азер-ба-жа" - вроде, - ответил Вылко, - сильно побитый, говорят.
- "Азербайджан"? - переспросил Арся.
- Вот, вот, - сказал Илья Константинович. - "Азер-бад-жан".
Он попрощался и быстрым своим охотничьим шагом ушел.
Мальчишки подошли к обрыву и вскоре увидели, как из заливчика быстро выскочила небольшая лодка-моторка и бойко побежала на север, к Маточкину Шару.
- Интереснейший человек, - задумчиво сказала Людмила Сергеевна, - о нем ненцы легенды складывают. Дима, у вас в Ленинграде Арктический музей есть. Ты в нем был?
Соколов отрицательно помотал головой.
- После войны сходи обязательно. Там про Вылку много чего есть, даже картины его выставлены.
- Он и художник еще? - спросил удивленно Саня.
- Еще какой! - ответила Людмила Сергеевна. - И художник, и писатель, и президент Новой Земли. Его так Михаил Иванович Калинин назвал, когда орден ему в Кремле вручал.
- И орден у него есть? - поразился Морошкин.
- Есть, - сказала Людмила Сергеевна. - Ну, спать!
...А утром обнаружилось, что исчезли Арся и Ваня Прилучный.
Обыскали все вокруг, расспросили всех, но никто не видел, как и когда ушел Арся. Вещи его все были на месте, значит, далеко он не собирался. Спросили у Прилучных. Они тоже ничего не знали, и только Мария Николаевна вспомнила, что ночью ее разбудила какая-то возня.
- Ты, Ваня, шебуршишься? - спросила она.
- Я, маманя, спи, - ответил Ваня.
- А проснулась, - говорила Мария Николаевна, - его нет. Ну, думаю, к вам пошел. Потом уж заметила, что котомки его нет, и вот тут на полке у меня четыре хлеба лежало, а теперь только три.
Иван Иванович выскочил в сенцы и сразу же вернулся.
- И ружжишко свое захватил, - сказал он. - Да вы не волнуйтесь. Раз ружжишко взял, значит, на охоту наладился. Ну, а за то, что вашего сманил, он у меня, стервец, получит.
- Хорошо, если на охоту, - сказала Людмила Сергеевна.
- Придут, никуда не денутся, - уверенно сказал Иван Иванович. - Ваня говорил, что давеча у Черного гляденя* двух казарок видел, - не иначе, туда и направились. Ты, Ольга, прошлась бы по берегу, на север иди. Да Серого возьми...
- И я пойду! - сказал Морошкин. - Девчонка все-таки...
Ольга прыснула.
- Ишь, какой мужик нашелси, - сказала она. - Что ж, пойдем, все будет над кем посмеяться.
Через несколько минут Ольга и вышагивающий за ней Морошкин направились вдоль берега. Впереди бежал Серый. Остальные ребята пошли работать - промысел продолжался.
Снова начали беспокоиться только после обеда - ни Арся с Иваном, ни Ольга с Витей не возвратились.
- Надо идти на поиски, - бледная и решительная, сказала Людмила Сергеевна.
- Подождем до ужина, - сказал Прилучный, - а чтоб вам на сердце спокойней было, я на своем катеришке пройдусь.
Прилучный ушел, а бригада снова принялась за работу.
Только к ужину вернулись усталые Ольга и Витька.
- Не нашли, - вздохнув, сказала Оля и села на скамейку.
- Ну что ж... - сказала Людмила Сергеевна. - Будем ждать Ивана Ивановича. Он найдет.
И он действительно нашел. Около часу ночи, когда ребята уже все лежали на своих койках, но вряд ли кто спал, в палатку вошел Прилучный.
Все сразу подняли головы, а Людмила Сергеевна, сидевшая на нетронутой Арсиной койке, вскочила. Она ничего не спрашивала, только тревожно-вопросительно смотрела на Прилучного. А он втянул за собой угрюмого Арсю.
- Своему я по шее надавал и домой отправил, - сказал он.
Людмила Сергеевна хотела что-то спросить, но Иван Иванович взял ее за локоть и вывел из палатки.
Ребята зашумели: "Арся?! Где был?", "Куда тебя черти носили?". Арся ничего не отвечал. Он молча подошел к своей койке и, даже сапог не сняв, плюхнулся на нее ничком.
- Ишь, какой, - зло сказал Баланда, - и говорить не желает!
- Сам гуляет, - сказал Шкерт, - а мы тут за него ишачь!
- Цыть вы! - крикнул Антон.
- Расцыцкался... - не унимался Баланда. - Все вы...
- Точно, - сказал Шкерт, - пусть скажет, где был.
- Оставьте его! - резко сказал Антон. - Захочет, завтра сам расскажет.
Баланда еще поворчал немного, и наступила тишина.
Утром Людмила Сергеевна вызвала Арсю из палатки и поговорила с ним. А потом, уже после завтрака, она велела всем ребятам собраться и сесть полукругом. Арсю она усадила перед всеми на камень. Подошли и Прилучные.
- Сейчас Арсентий расскажет вам, где был, что видел и что слышал, сказала Людмила Сергеевна. - А уж потом вы решайте: наказывать его за "самоволку" или нет.
Арся долго молчал и наконец хрипло и устало сказал:
- В Маточкин Шар мы с Иваном ходили. Там на "Азербайджане" отец у меня... - И замолчал опять.
Мальчишки переглянулись, и кто-то тихо спросил:
- Живой?
- Живой, - ответил Арся и, снова помолчав, добавил: - Ранен только, в живот... да еще обжегся.
- Говори! - требовательно сказал Антон. - Все говори.
- Что говорить-то? Что говорить? - громко всхлипнул Арся.
И опять наступила тишина. Арся ожесточенно потер лицо, опустил руки и выпрямился на камне.
- Там, в Матшаре, - сказал он, - сейчас пять иностранцев стоят. Один сторожевик английский - "Айршир" называется. Три транспорта американских и один из Панамы, как тот - "Эль капитано"... И еще наши там - ледокол вооруженный "Мурман" и... и "Азербайджан".
- Чего же их туда занесло? - спросил Саня.
- Занесет! - зло ответил Арся. - Тебя бы и не туда занесло. Двадцать седьмого июня они из Исландии к нам вышли. Тридцать шесть транспортов, а с ними два наших танкера - "Азербайджан" и "Донбасс". Шли как положено: посредине транспорты, а вокруг охрана - сторожевики, тральщики, противолодочные. Да еще неподалеку английский тяжелый флот ходил. Поначалу все было спокойно. А потом - это еще четвертого июля было - больше двадцати фашистов налетело. "Хейнкели", самолеты-торпедоносцы. Три корабля сразу торпедировали... и "Азербайджан" тоже.
- Как же он добрался-то? - изумленно спросил Карбас.
- Они сами не знают, как добрались: с четвертого по семнадцатое июля в море болтались. Пробоина в борту чуть не в полтора метра, палуба вся искорежена - смотреть страшно. Торпеды - это еще было полбеды... - Арся скривился и скрипнул зубами. - Самое страшное потом началось. После этого налета вдруг всем кораблям команда по радио: рассредоточиться и каждому самостоятельно, поодиночке, значит, следовать в советские порты...
- Как так "поодиночке"?! - возмутился Славка. - Их же немцы, как орешки, перещелкают.
Ребята загудели.
- Вот и перещелкали, - сказал Арся. - У них там в Англии какой-то адмирал есть - не то Падли, не то Дадли... Ему доложили, что в Норвегии чуть не весь немецкий флот стоит, он и перетрусил. И приказал своему флоту немедленно увести корабли обратно в Англию, а конвою - самому добираться. Только сторожевики и тральщики с ними и остались. А что они могут?!
- Падла он, а не Дадла! - заявил Баланда.
- Точно. Союзнички еще называются! - поддержал его Толик.
- Своих не жалеют, - сказал Димка. - Давай дальше, Арся.
- А дальше чего? Начали они "рассредоточиваться", а фашисты, сволочи, их из-под воды и с воздуха, как утят несчастных, топили. Хоть и дрались они из последних сил. Которые на дно пошли, а где остальные, до сих пор неизвестно. Одного мы видели в губе Обседья на мели, от другого только круг спасательный да мешки с мукой остались. Да в Матшаре пять. Где остальные бродят?.. Эх! - Арся встал. - Говорить больше нечего. Работать надо!
И он пошел, не оглядываясь, к обрыву. За ним побежала Ольга. Она догнала его и пошла рядом, заглядывая снизу ему в лицо. И никто даже не ухмыльнулся. Все угрюмо молчали. Война опять дохнула на них своим раскаленным дыханием - она была в двух шагах...
Людмила Сергеевна всматривалась в посуровевшие лица своих мальчишек. Потом тихо спросила:
- Ну как?
- Что как? - не понимая, переспросил Антон.
- Наказывать будем?
- Да вы что, Людмила Сергеевна?! - изумился Антон, а ребята зашумели негодующе.
- Так я и думала, - сказала Людмила Сергеевна. - И еще - надо нам в свободное время походить вдоль берегов. Может, найдем, тех, что спаслись...
- Верно, товарищ комиссар, - сказал Прилучный, - мне говорили, что Илья Павлыч Мазурук уже многих нашел и на Большую землю вывез. Поищем и мы. Так, робяты?
- Так! - сказали мальчишки и пошли делать свое дело. Работали молча и с ожесточением.
18
На следующее утро, первым высунувшись из палатки, я увидел вместо солнца сплошную пелену низких облаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
- Чего глаза-то запечатал? - крикнула ему Оля. - Ты не боись, держись свободней, а то как яйца-то собирать станешь?
Морошка помотал головой и открыл глаза.
- Я не боюсь, - хрипло сказал он, - неудобно как-то...
- Тут и верно не позагораешь! А ты гляди, как дружок твой, - она кивнула в мою сторону, - стоит и посвистывает.
Я совсем не "посвистывал", но тут засвистел и нарочно посмотрел себе под ноги. Лучше бы я этого не делал! Скала круто уходила вниз, и хоть я знал, что высотой она метров тридцать - тридцать пять, но тогда мне показалось, что там было километра полтора. Впрочем, тут уж, пожалуй, никакой разницы нет - с полутора тысяч метров лететь или с тридцати, все равно костей не соберешь... Меня сразу прошиб пот, голова закружилась. Я крепко зажмурился и пошатнулся. Ноги мои повисли в воздухе, и веревка туго натянулась. Меня встряхнуло, я треснулся лбом о камень. Шапка слетела с головы. Я посмотрел ей вслед - она скакала по уступам. Я снова зажмурился. И услыхал сверху крик Прилучного:
- Что там у вас? Сорвался, что ли?
Я ничего не смог ответить - болтался в воздухе и только отталкивался руками и ногами от скалы.
- Сейчас подтянем! - крикнул Иван Иванович. - Когда на карниз станешь, дерни веревку три раза.
Я почувствовал, как веревка начала меня подтягивать вверх.
- Ты глаза-то открой, а вниз не смотри, - услышал я рядом встревоженный голос Ольги.
Я открыл глаза и нащупал ногами широкий выступ, кое-как ухватился руками за торчащий камень и встал на карниз. Веревка ослабла. Через несколько секунд я осмелел и, оторвав от камня правую руку, дернул веревку три раза. Она снова натянулась, и я опять стоял крепко...
Успокоившись, я увидел прямо перед носом кайру. Она сидела на крошечном уступчике, и покручивая туда-сюда головкой, посматривала на меня. И то, что у меня под ногами обрыв, просто вылетело из головы: очень уж по-домашнему выглядела эта похожая не то на утку, не то на маленького пингвинчика птичка. Я немного полюбовался ею, а потом махнул рукой и сказал:
- А ну, кыш!
Кайра негромко каркнула и взлетела, а на том месте, где она сидела, прямо на голом камне осталось лежать крупное пятнистое яйцо. Я долго смотрел на него и почему-то не взял. Наверно, мне стало жалко эту доверчивую забавную птицу - вот прилетит она, эта первая знакомая моя кайра, и не найдет своего будущего птенца. Совсем рядом я увидел Ольгу.
- Чего не берешь? - спросила она.
- Примета такая есть, - молниеносно придумал я, - первое яйцо не брать, а то удачи не будет. Это как грибы собираешь, первый никогда не берешь.
- Ну-у? - удивилась Ольга. - А я и не знала. Смотри, у меня уже сколько.
Я заглянул в ее корзину и увидел, что она почти на четверть полна красивыми аккуратными яйцами.
- Нашел! - вдруг закричал Витька. - Еще нашел! И еще!
Тут и я нашел второе яйцо и, уже не раздумывая, положил его в корзину. За ним третье, пятое, десятое... Мы уже не переговаривались, а молча и довольно бойко ползали по скале, то опускаясь ниже, то опять поднимаясь. И вскоре я увидел, как тихонько поползла вверх Ольгина корзина, а потом и Витька дернул за веревку и закричал:
- Эй, наверху, вира помалу!
И его корзинка, слегка раскачиваясь, тоже начала подниматься. Я чуть не лопнул от зависти, но вот и моя корзина ушла наверх с самым ценным тогда для меня грузом - первый в жизни мой промысел.
Так мы работали часа два, и уже чувствовалась усталость, саднили поцарапанные о камни руки, веревка натерла спину, но уходить не хотелось: работа была интересной, рискованной, требовала ловкости и упрямства и, конечно, сноровки. Ну, ловкость и упрямство у меня, кажется, есть, а сноровка еще придет. "Эх, - думал я, - увидела бы меня сейчас Ира. И мама. Нет, впрочем, маме не стоит этого видеть, а вот отец... отцу не мешало бы поглядеть..." Дальше я додумать не успел: сверху раздалось громко и встревоженно:
- Бо-о-оря! Ты где?!
- Что случилось? - закричала Ольга.
И тот же голос ответил ей уже отчаянно:
- Борька, кажись, сорвался!
Я ахнул, представив себе, как катится вниз, ударяясь о карнизы, маленький Боря, как с глухим стуком падает он на острые камни, как в голос рыдает его мать и плачут сестренки... Оля стояла рядом со мной и что-то причитала. У меня опять закружилась голова, и я намертво вцепился в веревку...
На вершине скалы показалось бородатое лицо Прилучного.
- Смотрите все! - крикнул он. - Не видать ли где? Может, зацепился.
- Бо-ря! Борис! - стали звать мы.
И тут из-за выступа скалы, рядом с которым были мы с Олей, раздался спокойный Борькин голос:
- Ч-чего к-кричите? Тут он я.
- Почему веревка болтается? - свирепо рявкнул Прилучный.
- А я ее б-бросил, - невозмутимо ответил Боря. - Мешает.
- Ах, мешает! Все наверх! Немедля!
- Ну, Борька, получишь! - закричал кто-то, и я сразу почувствовал, как меня с силой потянули наверх.
Еле успевая перебирать ногами и отталкиваться руками от скалы, чтоб не расквасить морду, я кое-как выбрался на вершину. Здесь уже были все "добытчики". Они молча окружили Борю, а над ним грозно нависал разъяренный Прилучный, и стояла рядом белая как мел Людмила Сергеевна.
- Мешает, значит?! - бушевал Прилучный. - А ежели брякнулся бы?
- Т-так не б-брякнулся в-ведь, - возразил Боря.
Иван Иванович даже задохнулся от гнева - я и не представлял себе, что этот добродушный "промышленник" может быть таким. Он хотел еще что-то добавить, но вдруг резко повернулся, растолкал толпу ребят и, не сказав больше ни слова, ушел.
- Марш в столовую! - тихо сказала Людмила Сергеевна. - Картошку чистить. И на скалы больше не пойдешь.
- Я в-ведь шесть корзин соб-брал, - заныл Боря.
- Марш! - неумолимо повторила Людмила Сергеевна.
И Боря уныло поплелся в палатку-столовую, где двое ребят чистили картошку к обеду. Он отошел на несколько шагов, и его догнал Васька Баландин. Он дал Борьке такой увесистый подзатыльник, что тот чуть не упал. Баланда, ворча, вернулся обратно. И Людмила Сергеевна промолчала. Меня она, правда, тоже на скалу больше не пустила в этот день: оставила наверху укладывать яйца. Было обидно, но, с другой стороны, я понимал и ее - пока иначе нельзя.
17
Промысел продолжался. Одни лазили по скалам, другие - страховали их наверху, третьи укладывали яйца в длинные ящики и перекладывали их стружкой, а потом относили ящики в сарай к Прилучному, четвертые занимались разной хозяйственной и подсобной работой - заготавливали плавник на топливо, носили воду из ручьев и озерец, помогали на кухне. Ваня Прилучный с двумя-тремя ребятами частенько ходил на охоту или на рыбалку. Если охотились удачно, тогда на столе появлялась либо уха, либо жареная рыба, а то и того лучше - жирная гусятина или утятина. Но когда этого не было, кормежка и так была вполне приличной - не то что в Архангельске, даже и сравнить нельзя. Много продуктов еще с довоенной поры оставалось на факториях в Малых Кармакулах, Белушьей губе, становище Полярном. Их было решено оставить для промысловиков, добывающих песца и рыбу, а также как аварийный запас для команд пострадавших в Баренцевом море судов. Часть продуктов по распоряжению Папанина и Вылки была передана экспедиции - кое-какая крупа, сахар, консервы, мука и другое. Были у экспедиции и свои запасы, да, между прочим, яичница из крупных кайриных яиц была очень вкусной и питательной. За вкусом, впрочем, особенно и не гнались - поработай-ка восемь, а то и десять часов на свежем ветерке, "поупражняйся"-ка в скалолазании да повоюй с ветерком - и корка черствого хлеба, обмакнутая в кипяток, покажется не хуже любого деликатеса.
Словом, за короткое время ребята немного отъелись, окрепли, стали спокойнее и уверенней.
Однажды к вечеру в лагере появился Илья Константинович Вылко. Он по-хозяйски осмотрел становище, одобрительно покачивая головой и поглаживая густые и черные усы, поговорил с Людмилой Сергеевной и Прилучным. Потом все они подсели к отдыхавшим на солнышке ребятам.
- Ну как, братики, - спросил он, - небось с непривычки тяжеленько?
Ребята захорохорились: "Ничего", "Что мы, маленькие", "Пустяковая работенка", "Подумаешь - яички собирать..."
- Хорошо, хорошо, - говорил Вылко, - молодцы, молодцы, - и узкие глаза его ласково посмеивались. - Я еще к вам приду. А теперь пора мне, робятки, дел порато много. В другой раз еще что расскажу. Из Маточкина Шара передавали, что там еще суда иностранные пришли, стоят на траверзе у поселка Лагерного. И наш один с ними. Танкер.
- Как название танкера-то? - спросил Арся, приподнимаясь на локте.
- "Азер-ба-жа" - вроде, - ответил Вылко, - сильно побитый, говорят.
- "Азербайджан"? - переспросил Арся.
- Вот, вот, - сказал Илья Константинович. - "Азер-бад-жан".
Он попрощался и быстрым своим охотничьим шагом ушел.
Мальчишки подошли к обрыву и вскоре увидели, как из заливчика быстро выскочила небольшая лодка-моторка и бойко побежала на север, к Маточкину Шару.
- Интереснейший человек, - задумчиво сказала Людмила Сергеевна, - о нем ненцы легенды складывают. Дима, у вас в Ленинграде Арктический музей есть. Ты в нем был?
Соколов отрицательно помотал головой.
- После войны сходи обязательно. Там про Вылку много чего есть, даже картины его выставлены.
- Он и художник еще? - спросил удивленно Саня.
- Еще какой! - ответила Людмила Сергеевна. - И художник, и писатель, и президент Новой Земли. Его так Михаил Иванович Калинин назвал, когда орден ему в Кремле вручал.
- И орден у него есть? - поразился Морошкин.
- Есть, - сказала Людмила Сергеевна. - Ну, спать!
...А утром обнаружилось, что исчезли Арся и Ваня Прилучный.
Обыскали все вокруг, расспросили всех, но никто не видел, как и когда ушел Арся. Вещи его все были на месте, значит, далеко он не собирался. Спросили у Прилучных. Они тоже ничего не знали, и только Мария Николаевна вспомнила, что ночью ее разбудила какая-то возня.
- Ты, Ваня, шебуршишься? - спросила она.
- Я, маманя, спи, - ответил Ваня.
- А проснулась, - говорила Мария Николаевна, - его нет. Ну, думаю, к вам пошел. Потом уж заметила, что котомки его нет, и вот тут на полке у меня четыре хлеба лежало, а теперь только три.
Иван Иванович выскочил в сенцы и сразу же вернулся.
- И ружжишко свое захватил, - сказал он. - Да вы не волнуйтесь. Раз ружжишко взял, значит, на охоту наладился. Ну, а за то, что вашего сманил, он у меня, стервец, получит.
- Хорошо, если на охоту, - сказала Людмила Сергеевна.
- Придут, никуда не денутся, - уверенно сказал Иван Иванович. - Ваня говорил, что давеча у Черного гляденя* двух казарок видел, - не иначе, туда и направились. Ты, Ольга, прошлась бы по берегу, на север иди. Да Серого возьми...
- И я пойду! - сказал Морошкин. - Девчонка все-таки...
Ольга прыснула.
- Ишь, какой мужик нашелси, - сказала она. - Что ж, пойдем, все будет над кем посмеяться.
Через несколько минут Ольга и вышагивающий за ней Морошкин направились вдоль берега. Впереди бежал Серый. Остальные ребята пошли работать - промысел продолжался.
Снова начали беспокоиться только после обеда - ни Арся с Иваном, ни Ольга с Витей не возвратились.
- Надо идти на поиски, - бледная и решительная, сказала Людмила Сергеевна.
- Подождем до ужина, - сказал Прилучный, - а чтоб вам на сердце спокойней было, я на своем катеришке пройдусь.
Прилучный ушел, а бригада снова принялась за работу.
Только к ужину вернулись усталые Ольга и Витька.
- Не нашли, - вздохнув, сказала Оля и села на скамейку.
- Ну что ж... - сказала Людмила Сергеевна. - Будем ждать Ивана Ивановича. Он найдет.
И он действительно нашел. Около часу ночи, когда ребята уже все лежали на своих койках, но вряд ли кто спал, в палатку вошел Прилучный.
Все сразу подняли головы, а Людмила Сергеевна, сидевшая на нетронутой Арсиной койке, вскочила. Она ничего не спрашивала, только тревожно-вопросительно смотрела на Прилучного. А он втянул за собой угрюмого Арсю.
- Своему я по шее надавал и домой отправил, - сказал он.
Людмила Сергеевна хотела что-то спросить, но Иван Иванович взял ее за локоть и вывел из палатки.
Ребята зашумели: "Арся?! Где был?", "Куда тебя черти носили?". Арся ничего не отвечал. Он молча подошел к своей койке и, даже сапог не сняв, плюхнулся на нее ничком.
- Ишь, какой, - зло сказал Баланда, - и говорить не желает!
- Сам гуляет, - сказал Шкерт, - а мы тут за него ишачь!
- Цыть вы! - крикнул Антон.
- Расцыцкался... - не унимался Баланда. - Все вы...
- Точно, - сказал Шкерт, - пусть скажет, где был.
- Оставьте его! - резко сказал Антон. - Захочет, завтра сам расскажет.
Баланда еще поворчал немного, и наступила тишина.
Утром Людмила Сергеевна вызвала Арсю из палатки и поговорила с ним. А потом, уже после завтрака, она велела всем ребятам собраться и сесть полукругом. Арсю она усадила перед всеми на камень. Подошли и Прилучные.
- Сейчас Арсентий расскажет вам, где был, что видел и что слышал, сказала Людмила Сергеевна. - А уж потом вы решайте: наказывать его за "самоволку" или нет.
Арся долго молчал и наконец хрипло и устало сказал:
- В Маточкин Шар мы с Иваном ходили. Там на "Азербайджане" отец у меня... - И замолчал опять.
Мальчишки переглянулись, и кто-то тихо спросил:
- Живой?
- Живой, - ответил Арся и, снова помолчав, добавил: - Ранен только, в живот... да еще обжегся.
- Говори! - требовательно сказал Антон. - Все говори.
- Что говорить-то? Что говорить? - громко всхлипнул Арся.
И опять наступила тишина. Арся ожесточенно потер лицо, опустил руки и выпрямился на камне.
- Там, в Матшаре, - сказал он, - сейчас пять иностранцев стоят. Один сторожевик английский - "Айршир" называется. Три транспорта американских и один из Панамы, как тот - "Эль капитано"... И еще наши там - ледокол вооруженный "Мурман" и... и "Азербайджан".
- Чего же их туда занесло? - спросил Саня.
- Занесет! - зло ответил Арся. - Тебя бы и не туда занесло. Двадцать седьмого июня они из Исландии к нам вышли. Тридцать шесть транспортов, а с ними два наших танкера - "Азербайджан" и "Донбасс". Шли как положено: посредине транспорты, а вокруг охрана - сторожевики, тральщики, противолодочные. Да еще неподалеку английский тяжелый флот ходил. Поначалу все было спокойно. А потом - это еще четвертого июля было - больше двадцати фашистов налетело. "Хейнкели", самолеты-торпедоносцы. Три корабля сразу торпедировали... и "Азербайджан" тоже.
- Как же он добрался-то? - изумленно спросил Карбас.
- Они сами не знают, как добрались: с четвертого по семнадцатое июля в море болтались. Пробоина в борту чуть не в полтора метра, палуба вся искорежена - смотреть страшно. Торпеды - это еще было полбеды... - Арся скривился и скрипнул зубами. - Самое страшное потом началось. После этого налета вдруг всем кораблям команда по радио: рассредоточиться и каждому самостоятельно, поодиночке, значит, следовать в советские порты...
- Как так "поодиночке"?! - возмутился Славка. - Их же немцы, как орешки, перещелкают.
Ребята загудели.
- Вот и перещелкали, - сказал Арся. - У них там в Англии какой-то адмирал есть - не то Падли, не то Дадли... Ему доложили, что в Норвегии чуть не весь немецкий флот стоит, он и перетрусил. И приказал своему флоту немедленно увести корабли обратно в Англию, а конвою - самому добираться. Только сторожевики и тральщики с ними и остались. А что они могут?!
- Падла он, а не Дадла! - заявил Баланда.
- Точно. Союзнички еще называются! - поддержал его Толик.
- Своих не жалеют, - сказал Димка. - Давай дальше, Арся.
- А дальше чего? Начали они "рассредоточиваться", а фашисты, сволочи, их из-под воды и с воздуха, как утят несчастных, топили. Хоть и дрались они из последних сил. Которые на дно пошли, а где остальные, до сих пор неизвестно. Одного мы видели в губе Обседья на мели, от другого только круг спасательный да мешки с мукой остались. Да в Матшаре пять. Где остальные бродят?.. Эх! - Арся встал. - Говорить больше нечего. Работать надо!
И он пошел, не оглядываясь, к обрыву. За ним побежала Ольга. Она догнала его и пошла рядом, заглядывая снизу ему в лицо. И никто даже не ухмыльнулся. Все угрюмо молчали. Война опять дохнула на них своим раскаленным дыханием - она была в двух шагах...
Людмила Сергеевна всматривалась в посуровевшие лица своих мальчишек. Потом тихо спросила:
- Ну как?
- Что как? - не понимая, переспросил Антон.
- Наказывать будем?
- Да вы что, Людмила Сергеевна?! - изумился Антон, а ребята зашумели негодующе.
- Так я и думала, - сказала Людмила Сергеевна. - И еще - надо нам в свободное время походить вдоль берегов. Может, найдем, тех, что спаслись...
- Верно, товарищ комиссар, - сказал Прилучный, - мне говорили, что Илья Павлыч Мазурук уже многих нашел и на Большую землю вывез. Поищем и мы. Так, робяты?
- Так! - сказали мальчишки и пошли делать свое дело. Работали молча и с ожесточением.
18
На следующее утро, первым высунувшись из палатки, я увидел вместо солнца сплошную пелену низких облаков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22