Постепенно маршрут поездок Жукова сузился, он оставил 2-й Белорусский генерала Г. Ф. Захарова на попечение С. М. Штеменко и сосредоточил свое внимание на 1-м Белорусском фронте К. К. Рокоссовского, а внутри его - на полосе 3-й армии генерала А. В. Горбатова.
Мне кажется, что Жуков симпатизировал Горбатову, по тем временам пожилому (50 с небольшим лет) генералу. Горбатов, старый сослуживец Жукова, был обаятельным человеком. Солдаты отзывались о нем с восторгом, а с нами при встречах он был неизменно приветлив и даже по-старомодному обходителен. К тому же Горбатов был человеком-легендой. Как и Рокоссовский, генерал настрадался в тюрьмах НКГБ и лагерях и вышел на свободу незадолго до начала войны.
Георгий Константинович избрал местом своего пребывания в начале наступления командный пункт именно 3-й армии. Он был оборудован с большим умением, в густом лесу. С хорошо замаскированных в высоких соснах вышек прекрасно просматривался участок вражеской обороны, где наносился главный удар. У Горбатова все было продумано, вплоть до обращения к войскам армии словами, созвучными чувствам всех: "Настал и наш час громить фашистское зверье... Добьем раненого зверя в его берлоге". После того, что натворили немецкие убийцы на нашей земле, они иного названия не заслуживали - звери. Гнусное, хищное, алчное зверье.
Когда еще затемно 24 июня наша авиация обрушилась на вражеские позиции, верующий счел бы, что нацистов постигло небесное возмездие. Такой страшной, массированной бомбардировки мне еще не приходилось переживать. С востока послышался нарастающий тяжелый гул - шли дивизии авиации дальнего действия. Когда полетели бомбы -передний край немцев получил полутонные "подарки", казалось, что небо рухнуло на землю. Мы, находившиеся в капонирах с машинами, наверное, в километре от обрабатываемой первой линии траншей, почти не слышали друг друга. Приходилось кричать. Наступила очередь артиллерии. Над головой проносились десятки тысяч снарядов. Рассвело. И снова удары авиации - теперь штурмовиков. Оглушительный визг "катюш", и короткое затишье. Пошла пехота с танками.
К сожалению, в полосе 3-й армии ушло около двух суток на прорыв сильнейших позиций немцев. У них было время укрепиться. Надежные и отважные войска пробивались под убийственным огнем. Да, зло победить нелегко... Я издалека наблюдал за Жуковым. Видимо, маршал надеялся на быстрый прорыв и распорядился держать свой "виллис" под рукой, ехать вперед буквально в боевых порядках пехоты. Не получилось. Георгий Константинович первый и часть второго дня провел в лесочке у командного пункта армии. Набычившись, неторопливо прогуливался, изредка подзывая генералов и офицеров, которые ему что-то докладывали. Громадный контраст с его поведением на других фронтах, когда он непосредственно вмешивался в руководство операциями. Он полностью доверял Горбатову и Рокоссовскому и не хотел мешать им. Ненужные споры были бы неизбежны. Тот и другой генералы говорили с Жуковым на равных, не заискивали и не смущались, что случалось не очень часто. Авторитет Жукова и уже один его вид подавлял во фронтовой обстановке очень и очень многих высоких начальников. Хорошо это или плохо, не берусь судить.
Масштабы избиения немцев - методического, спокойного, я бы сказал, научного - далеко оставили позади только что виденное на 1-м Украинском фронте. Первый успех обозначился в полосе 65-й армии Батова, что дралась левее 3-й. Жуков немедленно снялся с места - и на ее командный пункт. С нами в своих машинах поехали комфронта Рокоссовский, представители Ставки маршалы Яковлев и Новиков. По пути попали под артобстрел, проскочили. Маршалы и генералы во главе с Жуковым побывали чуть ли не на переднем крае. Приняли нужные решения, и дело сдвинулось.
Вслед за 65-й пришли отрадные вести из других армий, оборона врага рухнула, в прорывы ушли танковые армии и корпуса. За ними и с ними Жуков. Ехали по дымящейся, не остывшей от боя земле. С громадным облегчением отметили - относительно немного подбитых наших танков. Красная Армия переиграла вермахт - путь крупным танковым соединениям открыла беззаветная и безотказная пехота. В отличие от прежних наших наступлений пехота повела за собой танки, а не наоборот. Жуков одобрительно отозвался о командующих, наладивших взаимодействие различных родов войск.
Уроки Белоруссии летом 1944 года: Красная Армия научилась и привыкла побеждать. Кладбища немецкой военной техники там, где прошли наши войска, давно не удивляли. Этого зверья - танков "тигр", "пантера" - набивали предостаточно и на других участках фронта, недаром новую пушку - "сотку" Грабина - солдаты окрестили "зверобоем". Радовало глаз другое - бесконечные колонны пленных. Со времен Сталинграда не видывали колонн такой длины и густоты. Но там немцам деваться было некуда - кольцо, а в Белоруссии они, правда не всегда, но все же могли ускользнуть. Не успели. Это несказанно радовало, мы превзошли врага в воинском мастерстве. На дорогах Белоруссии у меня зародилась мысль - почему какому-нибудь из наших художников не вдохновиться и не сотворить полотно: Жуков триумфатором едет с войсками в то историческое лето. "Виллис", конечно, не колесница героя, но впечатление все равно будет громадным. Это так, шутка, а может быть, всерьез.
Немцы, бросавшие оружие и поднимавшие руки в "котлах" - больших и маленьких, - выглядели жалко и гнусно, начиная с взятых в плен в первые дни наступления у Бобруйска. Часть из них - обезумевшие, потерявшие человеческий облик - были из группировки, пытавшейся прорваться по дамбе к Березине. По приказу Жукова в безоблачный вечер на нее разгрузились наши бомбардировщики, штурмовики подбавили огня. Многие сотни самолетов. Георгий Константинович решил осмотреть результаты их работы.
Мы подъехали к дамбе. По ней не только проехать, пройти невозможно - все забито трупами и разбитой техникой. Жукову пришлось отказаться от своего намерения. Впрочем, картина была ясна. При мне маршал сердечно поздравил с успехом командующего воздушной армией, молодого генерала С. И. Руденко. Остроумный, удивительно интеллигентный и мягкий, Сергей Игнатьевич всем нравился. Он был заметной фигурой в плеяде соратников Жукова. Полной противоположностью был главком ВВС А. А. Новиков. Георгий Константинович раскопал эту буку на Ленинградском фронте и постепенно возвышал. Тот, видимо, рассматривал это как должное. Надувался спесью, нас, грешных, водителей, не замечал. К сожалению, Жуков не видел, что Новиков вел себя очень по-разному с ним и подчиненными. Новиков любил и умел льстить.
К Минску! Танковые армии проходили по 50, общевойсковые по 20 километров в сутки. Между ними время от времени образовывался разрыв, но все равно колонны со снабжением для танков шли, шли бесстрашно, не обращая внимания на разрозненные толпы бежавших немцев. Шло, как говорят военные, параллельное преследование. В до предела запутанной обстановке Жуков чувствовал себя как рыба в воде, мы немало поездили, объезжая различные штабы, командные пункты, а то просто двигаясь с войсками. Иногда за нами следовала машина сопровождения, в другой раз натужно пыхтел бронетранспортер, а порой даже порыкивал танк, но нередко наш "виллис" оказывался в одиночестве. Немцы были настолько деморализованы, что не решались применить оружия. Они разбегались или прятались, а иные отчаявшиеся не прятались и провожали нашу машину тоскливыми взглядами. Таких встреч было немало.
Эта мразь разрушала, разоряла и сжигала при отступлении все, на что успевала наложить руку. Почти все населенные пункты на нашем пути перестали существовать. Что толку, что иногда успевали схватить и уничтожить пару-другую "факельщиков" - вражеских солдат, поджигавших дома. Они уже успели уничтожить народное достояние или скромное имущество граждан. В сущности, ставили точку в своей бесчеловечной политике на оккупированных территориях, завершали то, что делали на протяжении трехлетней оккупации. Героическая Белоруссия - арена партизанской войны - была разорена дотла. Пытаясь справиться с партизанами, немцы не щадили никого и ничего.
Г. К. Жуков очень болезненно переживал разрушения и разгром на освобождаемых землях. Тогда мы узнали - отдан приказ ускорить продвижение к Минску и овладение им, чтобы предотвратить уничтожение центра города, который немцы поспешно минировали. 3 июля Минск был взят. Вместе с танками в город вошли отряды разминирования, которые, как напишет Жуков, "блестяще" выполнили свою задачу, "здания были разминированы и сохранены". Жуков быстро объехал город - сплошной пустырь с грудами битого, обгоревшего кирпича. Жители робко собирались группами, несмело приветствовали машину маршала, хотя не могли знать, кто в ней. Очень многие плакали, Георгий Константинович подозрительно протирал глаза. Он нигде не останавливал машину. Говорить было не о чем, вид истощенных, оборванных людей и руин вместо города говорил сам за себя.
Через несколько дней после освобождения Минска Жуков слетал в Москву. Обычная программа: Кремль, Генштаб, и добавились поездки на "ближнюю" (у Кунцева) дачу "хозяина" - И. В. Сталина.
Уже 11 июля маршал на 1-м Украинском фронте. Георгий Константинович велел развернуть свой командный пункт в районе Луцка. Здесь в густом лесу заждался наш дом "на колесах", спецпоезд. Я с удовольствием вечером растянулся на знакомой полке в своем купе. Жуков руководил действиями 1-го Украинского и координировал их с наступлением левого-крыла 1-го Белорусского фронта. Хотя Георгий Константинович отлично знал штаб 1-го Украинского фронта, он, по соображениям, мне тогда непонятным (теперь из литературы ясно - командующим там стал новоиспеченный маршал Конев), ночевал в спецпоезде, что было не слишком удобно, требовались довольно продолжительные поездки от Луцка к Золочеву (штабу фронта) и обратно. Как обычно: приехал Жуков - жди нашего наступления. Чисто зрительно было видно - Коневу нагнали даже больше войск, чем имел 1-й Белорусский. Стремительности коневским армиям недоставало.
Жуков, видимо, нервничал, не находил себе места. Какое напряжение он испытывал, мы случайно поняли по незначительному эпизоду. Ехали в Луцк. Дорога не очень широкая. Иду на обгон военного "студебекера", мощного американского грузовика, которые тогда мы получали по ленд-лизу. Прекрасная во всех отношениях машина. Стоило нам переместиться на левую сторону дороги, как "студебекер" принял влево. И так несколько раз. Наконец, улучив момент, обогнали грузовик и остановили его. Из кабины вылез едва стоявший на ногах водитель, молодой, вдребезги пьяный разгильдяй. Жуков жестом подозвал его и, не выходя из машины, без слов врезал в ухо. "Пучков, добавь!" - строго приказал маршал и велел трогать. Пучков размахнулся, но парень проворно присел и увернулся от заслуженной оплеухи. Пьянчуге повезло.
С другим генералом вполне заслуженно мог бы загреметь в штрафбат.
Настроение Г. К. Жукова в ближайшие дни резко поднялось - на подмогу медленно продвигавшимся коневским армиям пришел 1-й Белорусский. Севернее нас зарокотали орудия: от Ковеля пошли войска на Люблин. В несколько дней решилось - 24 июля взят Люблин, 25-го - 1-й Белорусский на Висле, через два дня, форсировал многоводную реку и создал два плацдарма в районах Магнушева и Пулава. Пошло дело на 1-м Украинском. С величайшим тактом Жуков написал об этом в своих мемуарах (10-е изд., т. 3, с. 159): "27 июля был освобожден и город Белосток войсками 3-й армии генерала А. В. Горбатова. В тот же день Ставка своей директивой подтвердила наше решение развивать удар 1-го Украинского фронта на Вислу для захвата плацдарма по примеру 1-го Белорусского фронта". Обратите внимание, в 10-м издании восстановлены слова "войсками 3-й армии генерала А. В. Горбатова". Этот суровый генерал, любимец Жукова, костью в горле стоял у цензоров ГлавПУРа, изувечивших прежние издания мемуаров маршала.
27 июля освобожден Львов, а 28 июля и войска 1-го Украинского форсировали Вислу, став на западном берегу на Сандомирском плацдарме. Немецкие группы армий "Центр" были разгромлены. До Берлина оставалось 600 километров.
29 июля в нашей маленькой группе был большой праздник - мы вместе и порознь поздравили Г. К. Жукова с награждением второй медалью "Золотая Звезда" Героя Советского Союза. Пунцовая от смущения, не смевшая поднять глаза на своего кумира, Лида Захарова вручила Георгию Константиновичу громадный букет. Она была трогательна в отглаженном форменном платьице с узкими фронтовыми погонами лейтенанта м/с, тоненькая русская девушка. С орденом Красной Звезды и медалью "За отвагу" на невысокой груди. Кажется, маршал был рад цветам не меньше, чем потоку поздравлений, в том числе по телефону самим И. В. Сталиным. О чем несколько растерянно поведал нам Бедов. Над чем-то тяжко размышлял в тот день наш железный чекист.
А что поделать? Мы за Вислой! Что ни говори, не умаляя заслуг никого, нельзя не признать - верховным командующим этим походом нескольких фронтов был Г. К. Жуков.
Итак, Красная Армия, освободив свою землю, вступила в Европу, которую мы нашли совершенно иной, чем представляли. Стоило пересечь советскую границу, как мы оказались в ином мире. В Польше почти не видно разрушений, в деревнях скот, лошади. Живут очень прилично. Немцы, отходя на запад, не разрушают ничего и, конечно, не сжигают дома. Удивились, почесали в затылках и порешили - Европа, значит.
Н. Я.: Суждение, быть может, слишком суровое, но по существу верное. Немецкая политика в оккупированных областях Советского Союза коренным образом отличалась от той, которую немецкие власти проводили в Европе, даже в Польше, именовавшейся генерал-губернаторством. Да, Германия обобрала всю Европу, но грабила, опираясь на значительные слои местной буржуазии, которая получала свое хотя бы от военных заказов на нужды вермахта. Местные предприниматели подсчитывали барыши на крови советских людей, военная продукция шла на Восточный фронт. Естественно, эта установка исключала повальный разгром захваченных областей той же Польши. По сей день остается неизученным вопрос о том, как нажилась на войне против СССР буржуазия оккупированной Европы - от Франции до Польши, от Норвегии до Греции.
Английский журналист А. Верт в уже упоминавшейся книге "Россия в войне 1941-1945" четко указал, как виделась ему проблема, сначала с высоты птичьего полета: "Стоял чудесный солнечный день, когда в конце августа 1944 года мы летели из Москвы в Люблин над полями, болотами и лесами Белоруссии, раскинувшимися на сотни миль вокруг, - теми местами, которые Красная Армия освободила в результате великих битв в июне - июле. Белоруссия выглядела более истерзанной и разоренной, чем любой другой район Советского Союза, если не считать страшной "пустыни", простиравшейся от Вязьмы и Гжатска до Смоленска, За околицами деревень, в большинстве своем частично или полностью сожженных, почти нигде не было видно скота. Это был в основном партизанский край, и, когда мы летели над Белоруссией, нам стало особенно понятно, в каких опасных и трудных условиях жили и боролись партизаны... Немцы сжигали леса, чтобы "выкурить" из них партизан. В течение двух с лишним лет здесь шла ожесточенная борьба не на жизнь, а на смерть - об этом можно было судить даже с воздуха.
Затем мы пролетели над Минском. Весь город, казалось, лежал в развалинах, кроме огромного серого здания - Дома правительства... Трудно было представить себе, что всего три года назад это был процветающий промышленный центр.
Мы летели дальше - к Люблину, в Польшу. Здесь сельские районы выглядели совершенно иначе. По крайней мере внешне казалось, что страна почти не пострадала от войны.
Польские деревни, с их белыми домиками и хорошо ухоженными, богатыми на вид католическими костелами, выглядели нетронутыми. Фронт проходил не очень далеко отсюда, и мы летели низко; дети махали нам руками, когда мы стремительно проносились мимо; на полях паслось гораздо больше скота, чем в тех районах Советского Союза, где побывали немцы; большая часть земли была обработана. Мы приземлились на значительном расстоянии от Люблина, и все деревни, через которые мы затем проехали по ужасно пыльной дороге, оказались почти совершенно такими, какими мы видели их с воздуха, - они выглядели совсем обычно, повсюду было множество скота, а на лугах виднелись тут и там стога сена... Если не считать нескольких сожженных зданий, город, вместе с его замком, дворцом Радзивиллов и многочисленными костелами, остался более или менее невредимым".
Опытный журналист А. Верт рвался установить, как пережили поляки оккупацию. Особенно в сравнении с тем, что он видел в Советском Союзе. Англичанин, разумеется, горел желанием узнать об отношении местного населения к освободителям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32