Вовка в ответ, оторвав ладонь от щеки, показал ей оба кулака. Оказалось, что под глазом у него был огромный синяк.
- О-о-о! - удивилась Дина и посмотрела на синяк с уважением. Такие синяки из-за маленьких и пустяковых дел не получают...
Андрея они с матерью увидели тут же. Он вывернулся из-за того же самого угла, из-за которого появился Вовка. Андрей тащил под мышкой зонтик и галоши и точно так же, как Вовка, ладонью прикрывал левый глаз и левую щеку.
Мать подбежала к нему и отодрала его ладонь от щеки. Под глазом у Андрея тоже был синяк ничуть не меньше Вовкиного.
- Сам полез, - хмуро успокоил он их.
Мать сейчас же повернулась и пошла назад, к дому, не оглядываясь. Она боялась рассмеяться.
И Дина чуть не помирала со смеху, глядя на брата. Вид у Андрея был взъерошенный. Зонтик и галоши то и дело выскальзывали из-под его локтя, он ловил их на лету одной рукой, но не отнимал другую от синяка под глазом.
Его даже не пришлось заманивать под клен: он уронил там сначала зонтик, потом галоши и застрял под кленом надолго. Дина успела два раза тряхнуть самую большую ветку.
Конечно, он дрался с Вовкой! И, наверно, прежде чем подраться, советовался с Иваном Чижиковым.
И тот, конечно, ему ответил:
"Правильно! Бей!"
Иван Чижиков решал всегда все легко и просто! Интересно только, за что это он так с Вовкой расправился?..
Пила-гитара озорно и весело затренькала, когда они поднимались по лестнице. А потом она смолкла на полпути, испуганно притихла: это остановились на полпути они, все трое, разом. Потому что увидели: на двери их квартиры приколота телеграмма...
Когда мать, опустившись на ступеньку лестницы, дрожащими от волнения руками развернула телеграмму, Дина, склонившись над ее плечом, прочла: "Буду проездом восемнадцатого. Валерия".

* * *

Дина сорвала гардины с окон, свалила в одну кучу у корыта все скатерки и салфетки. Она вымыла до сияния оконные стекла, до желтизны отскоблила деревянные некрашеные половицы, протерла подсолнечным маслом темную резьбу на старом буфете, перемыла всю посуду до последнего блюдечка.
Андрея с утра не было дома. Он уехал вместе с матерью на завод, чтобы устроиться работать на лето в ее цех.
От корыта, наполненного пушистой пеной, пахло мыльными пузырями. Можно набрать в мокрую наволочку воды, наволочка становится пузатой, а потом быстро худеет-худеет. Если несколько секунд не прикасаться к корыту с бельем, мыльная пена начинает с тихим шуршанием таять, словно снег весной. Стирка белья сегодня казалась не таким уж скучным занятием. Сегодня приезжает тетя Лера!
К ним никогда никто не приезжал. У них не было родственников, кроме тети Леры, двоюродной сестры матери. Но и она была какой-то далекой, казалась им с Андреем почти несуществующей. Они не переписывались с ней, Дина с Андреем ни разу не видели ее. И вот - телеграмма...
На улице было сыро, еще не просохли лужи, еще гуляли по небу облака, грозясь собраться в тучу. Поэтому выстиранное белье пришлось развешивать на чердаке. Дина вытащила таз с бельем во двор и полезла на чердак.
- Помочь? - вдруг робко спросил ее кто-то снизу, из-под лестницы.
Внизу стояла Лелька. У Лельки был виноватый и смущенный вид - теперь уж она пришла мириться по-настоящему.
- Не надо, - ответила Дина. - Я стирала-стирала, а ты его еще возьмешь и вывалишь на землю.
- Когда это я вываливала! - воскликнула Лелька, одним махом взлетела на лестницу и ухватилась за таз с бельем.
- Отпусти! - крикнула Дина и шлепнула Лельку по руке.
Лелька выпустила таз и осталась на лестнице.
Ой, как Дине стало жалко Лельку - уже потом, на чердаке, когда развешивала белье. Вспомнилось вдруг, как еще в третьем классе Лелька каждое утро заходила за ними по дороге в школу. Она поднималась по лестнице, под которой и тогда пела все та же пила, и кулаком в огромной зеленой варежке принималась барабанить в дверь. А когда Дина открывала дверь и произносила всегда одну и ту же фразу: "Иди одна, мы еще не готовы", лицо у Лельки становилось печальным-печальным.
- Ага, - говорила она и уходила, не догадываясь никогда, что ее обманывали, что они готовы, что это Андрей не хочет идти вместе с ней в школу.
Она всю жизнь враждовала с Андреем из-за Дины, и всегда победа была на стороне Андрея. Андрей - это Андрей! Никуда не денешься от этого. Бедная Лелька!..
Дина отпихнула от себя таз с бельем и, высунувшись из дверей чердака, крикнула Лельке, все еще стоявшей на лестнице:
- Лелечка! Лезь сюда! Будем вместе развешивать!
Лелька обрадовалась, крикнула:
- Выкуси! Сама развешивай!
Она слезла с лестницы и гордо зашагала к калитке. По дороге зачерпнула полуботинком остаток вчерашней лужи и чуть не сбила с ног входившего в этот момент во двор Вовку. Синяк под глазом у Вовки был залеплен пластырем.
- Урод! - крикнула ему Лелька, уходя.
- А у Андрея синяк меньше! - похвасталась с лестницы Дина. - Он весь вечер прикладывал утюг. Попробуй. Только холодный утюг, не горячий!
Вовка подошел к лестнице, молча долез до средней ступеньки, прикрыл пластырь ладонью и, глянув на Дину снизу вверх одним глазом, спросил недобрым полушепотом:
- Записку читала?
- Какую записку?
- У вас в письменном ящике.
- Никакой там записки нет.
- Была, - угрюмо сказал Вовка.
- Я знаю, где она! - воскликнула Дина. - Ты тут развесь пока белье, а я поищу.
- Ну да! - оскорбился Вовка.
- Тогда жди.
- Подожду.
Он уселся на ступени лестницы и стал ждать. Дина нарочно долго возилась с бельем, а он все сидел и терпеливо ждал, время от времени стыдливо прикрывая свой пластырь ладонью, - когда кто-нибудь проходил мимо.
Странно. Что это за важная записка?
Записками они обменивались часто. И на уроках, и просто так. После драки, например, когда разговаривать приходилось только официально, в письменном виде. Записки были разнообразного содержания: "Останься после уроков! Покажу, где зимуют раки!", "Что? Показал?", "Попробуй только подойти к нашему крыльцу!", "Подошла! Уже два раза!", "Дай списать по алгебре!", "Даю!".
Вовкины записки часто перехватывал Андрей. Тогда ответ был уже не в письменном виде.
И на этот раз Дина нашла Вовкину записку в кармане Андрейкиного пиджака. Пиджак почему-то был мокрым. Ах да! Это Андрей вчера застрял под кленом!
Дина развернула записку.
"Сегодня мы с Веркой Щегловой идем гулять в Липки. В семь часов, было написано там Вовкиным почерком. - Если ты хочешь, я пойду не с ней, а с тобой. Вова".
Несколько секунд Дина стояла посреди комнаты, растерянно глядя на записку, потом разорвала ее. Потом подумала: "Надо пойти к Вовке и устроить ему какую-нибудь пакость". Потом решила, что не стоит, потому что синяк под глазом у Вовки и без того здоровый, с пятак...
Она засмеялась и выглянула в окно. Вовка стоял возле водосточной трубы и прикладывался к ней своим синяком. Тогда Дина скатала из обрывков записки шарик и запустила его Вовке в голову. Шарик ударился о Вовкин затылок и бойким мячиком отскочил к забору.
Вовка сейчас же вскинулся, посмотрел вверх, на Дину, и тоже бойким мячиком отскочил к упавшему шарику, поспешно поднял, развернул: подумал, что ему прислали ответ.
Дина нахохоталась вдоволь, до слез. Потом она повернулась на каблуках, обвела довольным взглядом комнату, в которой все сияло, искрилось от чистоты, и вдруг замерла в изумлении.
Портрета Ивана Чижикова на обычном месте, на столике возле зеркала, не было! Что такое?..
Она стала припоминать, был ли портрет на месте до того, как она затеяла уборку, и не смогла припомнить. Помнила только, что нечаянно уронила зеркало. Зеркало, падая, подтолкнуло вазу с цветами. Дина, спасая вазу и зеркало, зацепила коробку с иголками и пуговицами. Коробка упала, все рассыпалось. Дина долго ползала по полу, собирая иголки, пуговицы, мотки цветных ниток, и, конечно, в такой неразберихе могла куда-нибудь нечаянно засунуть портрет.
Дина обыскала всю комнату, обшарила все углы и наконец-то нашла портрет: он лежал на этажерке под книгами. Ну и ну! И как только она умудрилась его туда запихать?
Она старательно вытерла пыль с портрета и поставила его на прежнее место.
Квартира сияла чистотой, белье было выстирано и сушилось на чердаке, Андрей еще не вернулся. Дине оставалось сделать еще одно большое дело: помириться с Лелькой.
Дина надела плащ и галоши, укутала горло шарфом и вышла на улицу.
За калиткой ее встретил ветер - тоже чудовище. Он бросился ей в лицо и запел нахально: "Уложу-у! Уложу-у! С температурой..."
Дина повернулась к нему спиной, свернула на Лелькину улицу. Здесь ветер был тише. Он гулял где-то вверху по крышам, задирал на стареньком Лелькином доме листы железной кровли.
Окно в Лелькиной комнате было распахнуто настежь. Это было окно чудес. Лелька сроду выставляла на подоконник какие-нибудь необыкновенные вещи, чтобы прохожие смотрели и удивлялись. То положит на подоконник головку какого-нибудь чудо-одуванчика, выросшего у них во дворике, то выставит целую батарею "чертовых пальцев", найденных в песчаном карьере за Соколиной горой и похожих на маленькие снаряды.
Сегодня на подоконнике стояла обыкновенная бутылка с узким горлышком, а в бутылке - большой светло-зеленый огурец, неведомо как туда попавший.
Дина вошла в Лелькину квартиру не постучавшись. У Лельки двери днем никогда не запирались: в доме всегда были гости. И сегодня в кухне была какая-то женщина, незнакомая Дине, но очень похожая на Лельку.
- Вот дуреха! - ругала женщина Лельку. - Вот дуреха! Из платья сарафан сделала! Рукава откромсала и - сарафан! Вот дуреха!
- Дуреха! - подтвердила Дина.
Лелька вскинула голову и ядовито спросила:
- Вещи принесла?
В квартире был беспорядок. Посреди комнаты на полу стоял огромный чемоданище: Лелька собиралась в путь-дорогу.
- Или, может быть, ты их в отдельный чемодан сложишь? - продолжала Лелька. - Тогда сама потащишь. Я за тебя надрываться не буду.
Она захлопнула чемоданище, потащила его к двери в соседнюю комнату, норовя по дороге пихнуть Дину локтем в живот. Когда ей не удалось это сделать, она пообещала:
- Я и тебе из твоего розового платья сарафан сделаю. Летом в Брыковке жарко.
- Вот дуреха! - всплеснула руками женщина.
- А я, может, еще раздумаю насчет Брыковки, - небрежно проронила Дина.
- Выкуси! - злорадно сказала Лелька, поставила чемоданище на стол, достала из кармана два розовых картонных билета и повертела их перед носом у Дины. - Выкуси! Вот они! Плацкарты! На пятницу!
- Что же ты наделала, Лелька! - воскликнула Дина с таким огорчением, что Лелька изумленно раскрыла рот, выпустила из рук крышку чемодана, и крышка прихлопнула ей пальцы.
- А что?..
Дина махнула рукой - теперь все пропало! Как будто бы она не хотела ехать в Брыковку потому, что ей там не нравится! Ей Брыковка до смерти нравится! Просто это несправедливо: она будет прохлаждаться в Брыковке, а Андрей пойдет работать на все лето на упаковку!.. Если бы эта упаковка ему нравилась! А то он ее терпеть не может! Неужели же людям непонятно: на упаковке работают одни девчонки, и он там будет один-единственный. Да он там совсем застесняется! Да разве можно Андрея к девчонкам на упаковку!..
- А что же теперь делать? - спросила Лелька растерянно. - Может, их еще можно сдать, билеты-то?
Она виновато моргала глазами и даже на прихлопнутые пальцы не обращала внимания.
- Сама теперь все расхлебывай, - добила ее Дина и пошла к двери.
Лелька бросилась следом за ней на крыльцо, во двор, на улицу.
- Я расхлебаю!.. Я его в кассу сдам! Ей-богу!.. А ты мой огурец видела? Бабушка из Брыковки прислала. Это я ее научила. Хочешь, и тебя научу! Давай разобьем бутылку, съедим, а?
Она шла позади Дины, не отставая ни на шаг. Это была первая победа, одержанная Диной в битве из-за Брыковки! Дина украдкой оглянулась на Лельку. Лелька шла за ней и отставать не собиралась.
"Идешь? Ну ладно, иди! - злорадно подумала Дина. - Сейчас заведу тебя куда-нибудь... в тридевятое царство".
Тридевятое царство подвернулось тут же. Оно начиналось там, где, уткнувшись в Соколиную гору, кончалась Динина улица.
Гора возвышалась над городом большой круглой шапкой. Это она дала городу имя - Желтая гора, если перевести это имя с татарского.
По знакомой тропинке, мимо мусульманского кладбища с рядком поржавевших полумесяцев над могильными холмами, Дина вышла к оврагу.
Вот он, старый знакомый! Протянулся глубокой извилистой трещиной почти от самой вершины горы, мимо нефтяных вышек, туда, где кирпичный завод вгрызался в подножие горы, откусывая от нее огромные ломти желтой глины, и уходил дальше, к Волге.
Стоп! Что-то увидела Дина там, на дне оврага.
Там, внизу, на берегу ручья, стояла группа мальчишек, человек пять-шесть.
Они стояли неподвижно и смотрели на своего товарища, постарше. А тот держал что-то в руках и собирался делать что-то.
Дина отыскала тропку, крутыми ступеньками уходящую в овраг, и стала спускаться вниз, забыв и про Лельку, и про тридевятое царство и пытаясь разглядеть или догадаться, что же это мальчишка держит в руках и что он собирается делать. И, лишь пройдя больше половины крутой глинистой лестницы, она поняла: мальчишка хочет утопить в ручье маленького белого щенка. Он взял щенка за заднюю лапу и, закрутив над головой, швырнул в середину ручья.
Щенок, торопливо работая лапами, поплыл к берегу, не к противоположному, где ему, может быть, удалось бы спастись, а к тому, где стоял хозяин - мальчишка. Тогда тот стал швырять в щенка комья глины.
У Дины затряслись руки, она крикнула ослабевшим от волнения и жалости голосом:
- Постой! Не надо!
Он не услышал и продолжал швырять в щенка комья. Тогда Дина вихрем ринулась на мальчишку. Он несильно двинул плечом, и она по колени бухнулась в мутную воду ручья.
Пока Дина вылавливала из воды щенка, мальчишка, наблюдая за ней, дружелюбно говорил:
- Да не лови! Он же блудит. Куда ж его теперь?
Дина выпрямилась и, размахнувшись, плеснула целую пригоршню грязной воды мальчишке в лицо.
А на помощь к Дине спешила на всех парах Лелька. Взрывая полуботинками мягкую сырую глину, она не сбежала, а слетела в овраг, на ходу захватила в горсть глины и швырнула ее мальчишке в голову. Еще! Еще! Так! Правильно! Еще, Лелька! Давай! Давай! Ур-р-ра!
Потом они обе удрали, выбравшись на противоположный берег ручья, и еще успели пошвырять в мальчишку и его приятелей глиняными комьями, пока они, злые, бегали вдоль другого берега.
- Ну? И что теперь с ним делать будем? - растерянно спросила Дина, когда они выбрались из оврага, и погладила прижавшегося к ней мокрого, дрожавшего щенка.
- Давай сюда, - сказала Лелька. - Я его укутаю.
Она спрятала щенка на груди, прикрыла его полами своего жакетика. Щенок сейчас же высунул мокрую лохматую голову и лизнул Лельку в нос.
- Куда ж я тебя дену? - сердито спросила его Лелька. - Меня же мама вместе с тобой выгонит!
- Давай его мне. Пристрою куда-нибудь.
- Ну да! - сказала Лелька. - Мой.
Щенок снова лизнул ее в нос. Тогда Лелька совсем расстроилась и пообещала ему:
- Ладно! Я его фамилию узнаю. Живодер!
Она пошла по тропинке, прижимая к груди щенка.
- Он блудит! - крикнула ей вдогонку Дина. - Наверно, он по кастрюлям шарит!
Лелька остановилась, внимательно посмотрела на белую щенячью морду, высовывавшуюся из-под жакетика, и обругала щенка:
- Урод!
- Лелечка! - крикнула Дина. - Подожди!
- Кого? - не оборачиваясь, осведомилась Лелька.
- Меня. У меня в босоножках глины полно!
- Вытряхни, - сказала Лелька и прибавила шагу.
- Лелечка! Ты меня прости! Я поеду!
Лелька остановилась и, не оборачиваясь, снова осведомилась серьезно:
- Куда?
- В Брыковку!
Лелька расплылась в улыбке и прижалась щекой к щенячьему носу.

* * *

Выстиранное белье на чердаке просохло только к вечеру - как раз к тому времени, когда надо было уже отправляться на вокзал встречать тетю Леру.
- Иди! Встречай! А я гладить буду. Нельзя же приводить ее сюда! Все содрано: и гардины, и скатерти. Только вы не привозите ее на такси, а то я не успею, - чуть не плача, сказала Дина Андрею. Матери дома не было, она должна была приехать на вокзал прямо с работы.
- А мы покатаем ее по городу, - пообещал Андрей, уходя.
Пока нагревался утюг, Дина привела в порядок стопку книг на этажерке - разворошила их сегодня утром, когда искала портрет.
Здесь, на этажерке между книг, Андрей прятал толстую голубую тетрадь. На первые страницы Андрей выписал доказательства теорем, но Дина давно разгадала тайну этих теорем - это была маскировка: на следующих страницах были Андрейкины стихи. Дина тайком выписывала эти стихи для себя, в другую тетрадь, и заучивала их наизусть. Эх, если бы из Андрея получился поэт! Но из него с таким же успехом мог выйти и математик:
1 2 3 4 5 6 7 8