Не завершив одну операцию, он уже готовился к следующей и в любой момент мог поменять планы, если оказывалось, что запасной проект имеет больше шансов.
Рашидов был убежден, что самое ценное для предпринимателя – не деньги и связи, а интересные идеи. Только они способны привлечь внимание к проекту, придать ему убедительность и благородные очертания. А дальше – дело техники. Будут идеи – появятся союзники и бизнес-конструкции, предусмотреть которые в начале процесса просто нереально.
Избранная тактика действовала безотказно. Но в какой-то момент он изменил ей и ввязался в политические игры. Накопленные резервы были брошены на приобретение одной из самых влиятельных газет, интернет-ресурсы и другие проекты, призванные сделать его еще более полезным и незаменимым в глазах Кремля.
Кризис ударил в самый неподходящий момент. Неожиданно и жестко. Вместо того чтобы, как в прошлом, скупать подешевевшие акции, он оказался на мели и с долгами – не запредельными, но сковывающими любую активность. Проект мегакорпорации представлялся ему спасительной гаванью, которая позволила бы не только переждать шторм, но и захватить стратегические высоты во всей отрасли. Не без помощи государства, разумеется.
– Посмотрите на китайцев. Они ничего случайно не делают, – глуховатым голосом солидно развивал свою мысль Рашидов, посматривая на непроницаемого Сазонова.
Вице-премьер питал слабость к «китайским товарищам», часто бывал в Пекине и всегда изумлялся успешности экономической системы, построенной в Поднебесной.
– Вы, наверное, видели эту информацию: бывшего руководителя китайской алюминиевой корпорации Сяо Яцина назначили заместителем председателя правительства.
– Да, я знаю Сяо Яцина, – отозвался Сазонов.
– И что важно: ему поручен только один вопрос – скупка зарубежных месторождений и акций добывающих корпораций. Кто покупатель? Китайские государственные компании. Не устаю удивляться, насколько мудро они все делают.
– Я давно говорил, что этим нужно заниматься, – согласился Сазонов.
– Этот самый Сяо Яцин выкупил у «Рио Тинто» доли в проектах по добыче меди, железной руды и алюминия на двенадцать миллиардов долларов. Теперь добавит скупленные ранее облигации и доведет китайский пакет в «Рио Тинто» до восемнадцати процентов. А это – целая империя. Вот так рвутся к мировой гегемонии!
– А мы теряем время на бесконечные согласования! Сначала уступили индийцу Митталу, теперь он владелец «Арселора». На очереди Китай. Нужно работать в условиях кризиса, а не сидеть на мешках с деньгами. Скоро от этих мешков останется одно воспоминание. – Сазонов разволновался, что случалось редко, и выжидательно посмотрел на Рашидова.
– Сергей Иванович, я уже пятый год твержу: консолидация отрасли неизбежна, – сокрушенно заметил Рашидов. – Чем раньше мы ее сделаем, тем больше будет плюсов. Чем позже – тем больше потерь. Объединение отвечает мировой практике. Китайцы это поняли, а у нас опять непонятная ситуация.
– В чем задержка? Кто мешает?
– На словах соглашаются, а на деле втягивают в тяжелые переговоры. Я еще два года назад сделал предложение Проскурову. Был план совместных действий. Результатов – ноль. Проскуров согласился, а потом начал крутить. Выдвигает дополнительные условия.
– Странно. Я сам помню, на совещании у президента он проект поддержал.
– Вот именно! На словах поддержал, а на деле сплошные возражения. Я ведь что предлагал? Объединить две частные компании с государственной корпорацией. Вполне достаточно. Проскуров заявил, что все в порядке, приступаем к объединению. И его партнер Лабинский с этим согласился. А потом выяснилось, что они расширили список тех, кого надо объединять. И Морева включили, и других. Почти все компании отрасли, за некоторым исключением. Так в чем логика? Он предлагает объединить самых неуступчивых и проблемных. И куда мы с такими пассажирами приедем?
– Да, изменение позиции. Я обратил на это внимание. Но президент не прореагировал. Он дает возможность владельцам компаний самим все обсудить. И договориться. – Сазонов поморщился.
– А премьер?
– «Зеленый свет». Пока по крайней мере. У меня сложилось впечатление, что он не определился.
– Невозможно на такой основе договориться! – взорвался Рашидов. – Объединение всех со всеми их долгами нереально. Похоже на братскую могилу. В моей концепции я предлагал объединение двух компаний с абсолютно подъемным долгом. Его можно конвертировать в участие государства. И тогда мы сразу начнем зарабатывать деньги, а не только долги выплачивать.
– Значит, кому-то выгодно быть должниками. Не хотят терять контроль над собственностью.
– Нет вопросов. Выдвигают дополнительные условия – мы их изучаем. Я и хотел доложить о новых предложениях. Я готов объединиться с Проскуровым-Лабинским в соотношении два к одному. Но при участии государства в капитале. Это – вопрос принципиальный. Тут на уступки мы не пойдем.
– Вообще-то государство ни на чем не настаивает, – скромно заметил Сазонов.
Рашидов кивнул, давая понять, что настаивать будет он, а государство пусть выступает в роли арбитра. Не бесплатно, конечно, а покрыв все долги «участников забега»
– Тогда я вижу только один выход из ситуации. Провести у меня совещание с заинтересованными лицами, – предложил вице-премьер.
– Заинтересованными – сильно сказано. Проскуров пытается помешать участию государства в мегакорпорации. Открыто не говорит, но загоняет процесс в угол, – стал повторяться Рашидов. Он хотел, чтобы эта мысль прочно осела в сознании вице-премьера.
– Ничего страшного, – кивнул Сазонов. – Проскуров и Лабинский привыкли к своим компаниям, им трудно представить кого-то рядом. Но придется. Без участия государства они не смогут. А что касается Морева, то у него ситуация еще хуже. Но он активнее. Вот откуда можно ждать сюрпризов.

Глава 4
Внутренняя логика

Пороха и пуль у нас достаточно, но провизии мало. Очень мало!
Олег Петрович объявился через два дня и пригласил Ратова «пообщаться» в шестой подъезд администрации президента на Старой площади.
Совсем рядом рвались к небу купола храма Живоначальной Троицы в Никитниках, зажатые среди зданий. В студенческие годы Игорь ухаживал за студенткой архитектурного института Татьяной, которая увлекалась московской стариной. Она рассказала ему, что на верхнем этаже колокольни сохранились фрески с уникальным изображением адских мук.
Он вспомнил жаркий августовский день, когда они с Татьяной долго поднимались по крутой лестнице до верхнего этажа колокольни, открытой для посетителей и совершенно пустынной. В то время храм служил музеем, но граждане его вниманием не баловали. Квартал ассоциировался с чем-то грозным, закрытым, высокомерным, и его старались обходить стороной.
Ратов стоял, пораженный, перед изображением грешников, покрытых кровоточащими ранами, кричащих и воющих от боли.
– В стенах и в потолке замурованы кувшины. Очень звонкая акустика, – шептала ему на ухо Татьяна. Действительно, голоса звучали так, словно они разговаривали не в маленькой и высокой палате, а посреди огромной площади.
Потом они медленно шли вдоль серых зданий, исполненных мрачного имперского величия, излучающих сыроватую прохладу даже в солнечный зной. Перед каждым подъездом, как придорожный столбик, торчал солдат в чистой и выглаженной форме. И, только подойдя поближе, Ратов заметил, что служивый похотливо разглядывает перезрелую грудь проходящей мимо девицы. Ощущение торжественности, недоступности, величия тут же пропало.
В голове перемешались воющие грешники, отвислая грудь девахи в ситцевом платье, откровенный и пристальный взгляд солдата, стертые ступени на лестнице колокольни, московская жара, громкий шепот Татьяны.
Еще раз посмотрев на колокольню, Ратов улыбнулся воспоминаниям, глубоко вдохнул влажный воздух и направился к шестому подъезду.
На душе было спокойно. И пусто.
* * *
В полированной поверхности стола отражались две дымящиеся чашки чая, вазочка с сахаром и блюдце с сушками. Как в советские времена, когда было принято угощать почетных посетителей в народном духе – сушками или в крайнем случае баранками. Олег Петрович постарался придать беседе неформальный и даже задушевный характер. Он умудрился найти среди сушек аппетитный кренделек, покрытый маком, и с видимым удовольствием отправил его в рот.
«Знает, где искать».
– Как вам наше предложение? – поинтересовался Олег Петрович, всем своим видом показывая, что крендельки в вазочке искать уже бесполезно. Как говорится, охотно предложили бы ботинки, но, извините, остались одни сандалеты.
– Вы предлагаете создать новое управление? – уточнил Ратов.
– Совершенно верно. Пригласите своих коллег из института. Ну вообще кого считаете нужным. Кадры раздувать не станем. Пусть у вас будет немного сотрудников, но лучшие. Статус высокий. Во всех ведомствах департаменты состоят из управлений, а у нас наоборот. Но разумеется, этим различия не исчерпываются, – тонко улыбнулся Олег Петрович, уследив отблески иронии во взгляде Ратова. – Каждое слово администрации имеет большой вес.
«Экономике не прикажешь, она живет по своим законам», – подумал Игорь. Он мог бы возразить оптимизму Олега Петровича, но им овладело внутреннее оцепенение. Мысли были далеко от этого кабинета, и хотелось поскорее договориться до чего-нибудь конкретного.
– Назовем подразделение, пожалуй, так: управление экономических реформ, – увлеченно развивал свою мысль неутомимый Олег Петрович. – Солидно. Дает поле для маневра. Опять же не вторгаемся в зоны ответственности других служб администрации президента и аппарата правительства. Это – принципиально. Иначе сразу возникнет конкуренция. Она и так возникнет, но все же лучше избежать негативной реакции. Если получится, конечно.
У Ратова усилились подозрения, что все продумано заранее. Во всяком случае, Олег Петрович явно излагал содержание уже согласованного документа и мнением Игоря интересовался формально, словно отбывая скучную процедуру. Вряд ли он допускал мысль, что Ратов может отклонить его предложение.
– А каковы функции управления? О каких реформах идет речь? – деликатно поинтересовался Ратов.
– Ну, название говорит само за себя. Эффективность нужно повышать. Вы же именно этим занимались в своем научном центре. После назначения сразу можете приступить к оформлению ваших идей в виде проектов указов президента. Выстроим новую модель управления, а вы дадите подробное экономическое обоснование.
– Это очень интересно. Вопрос в том, пройдут ли мои предложения?
– Все и сразу вряд ли. Главное, что президент вашу концепцию видел. Она ему в принципе понравилась. Начнем с конкретных шагов. Сейчас рассматривается список предприятий и компаний, которым государство окажет финансовую помощь, чтобы преодолеть кризис. Правительство представило свои предложения. А в Кремле практически некому этим заниматься. Я имею в виду на рабочем уровне – провести экспертную оценку, разработать критерии, определить тактические и стратегические цели. Что-то президент и сам предложит. Вы должны быстро и гибко реагировать на ситуацию.
– А справлюсь? – скорее из кокетства засомневался Ратов.
– Если бы в багаже у вас был только научный опыт, не знаю, – солидно изрек Олег Петрович. – Но вы уже поработали в госаппарате. Умеете науку переводить на бюрократический язык. Так что надеюсь, что справитесь. Хочу дать совет. Главное – всякий раз четко разбираться, чьи интересы стоят за той или иной идеей. Вроде все радеют об общем благе, а поковыряй пальцем – такое иногда вылезает!
– Реформы все же будут? – спросил Ратов.
– Куда они денутся! – безмятежно отмахнулся Олег Петрович. – В ходе согласования списка окажется, что без реформ нам очень неуютно. И тогда вы предложите идеи, которые отражены в вашей концепции.
– А сразу предложить нельзя? – засомневался Ратов.
– Нет. В правительстве посмотрят и скажут: «Откуда этот реформатор взялся?» И будут правы. Должна быть внутренняя логика. Вы согласны?
– С логикой не поспоришь, – кивнул Ратов.
– И не нужно.
* * *
Все эти дни он жил как бы в двух измерениях. Торопили с ответом на многозначительное предложение администрации: требовалось только последнее волевое усилие, буквально одно движение. Но воли и желания недоставало.
Большая часть времени проходила в мыслях о Марине. Ее запах, мягкие волосы, контуры лица – они словно преследовали его воображение: появлялись, потом таяли, как туман, затем возникали вновь и опять исчезали.
Она не отпускала Игоря ни на секунду. Он все время думал о ней и ждал встречи. Наконец собрался с силами и позвонил. Договорились пообедать в модном рыбном ресторане на Тверской.
– Здесь мило, – заметила Марина.
– Современно и уютно. Что ты возьмешь?
– Только стерлядь. Тысячу лет стерлядь не пробовала. – Настроение у Марины было великолепное. Она улыбалась, выглядела непринужденной и радостной.
Ратов заказал две порции стерляди – на пару и жареную на решетке. И попросил принести несколько салатов и белое вино под рыбу. Не помешает. Марина не возражала. Она с аппетитом пробовала все принесенные блюда, много смеялась – буквально над каждой шуткой Ратова. Посетители ресторана удивленно оглядывались на их столик. Любовники, и тем более супруги, так себя не ведут. Что это – встреча старых друзей? Но женщина слишком красива, чтобы попасть в категорию друга...
После первой радости от встречи разговор становился все более серьезным.
– У тебя хорошее настроение, – заметил Игорь.
– Сама не понимаю почему. Поругалась с мужем по телефону. Он потребовал, чтобы я немедленно вернулась, а я сказала, что в Нью-Йорк больше не приеду.
– Женщину скандал не портит, а освежает. Знаешь историю, как жена посылает мужу телеграмму с курорта: «Но люблю только тебя». А вслед за ней другую телеграмму: «Волнуйтесь, подробности письмом».
– Ты меня ревнуешь. Зря. Нужно выбирать не мужчину, а жизнь.
– Выбрала?
– Выбираю, к сожалению, не я. За меня выбирают.
– Что это значит?
– Неужели не догадываешься? Ты мог выбрать меня. Тогда, раньше.
– Я и выбрал.
– Неправда. Ты предпочел свою работу, я тебе была не нужна.
– Приоритеты в жизни меняются.
– В этом тоже различие между нами. Ты меняешь свои приоритеты сам, а я вынужденно. С тобой у меня на первом месте была семья, но это не получилось. С Максом я считала главным свою работу. Он – удобный муж и не мешает делать то, что мне нужно. И опять ошиблась. Кризис и все его прелести. Потеряла работу и деньги. Не я одна. Аналогичная ситуация у всех или почти всех моих знакомых. Но это – слабое утешение.
– Временное явление. Кризис пройдет, и все восстановится.
– Не уверена. Мне кажется, после этого кризиса мир станет иным. Не знаю, как в России, но в Штатах это очень чувствуется. Даже в мелочах. На Уолл-стрит перестали проводить корпоративные вечеринки. Для них это нечто вроде революции – не праздновать по случаю Рождества. Неудобно веселиться, когда идут массовые увольнения.
– Я не знал, что в Штатах ты работала.
– А ты думал, я буду висеть на шее у мужа? – помрачнела Марина.
– Кстати, как поживает твой муж?
– Он еще сильнее расстроился, когда дела пошли вразнос. Надо признать, русские мужчины более стойкие к трудностям. Или им на все наплевать.
– Ты хорошо держишься.
– Неплохо, но на душе противновато. На бывшей работе расстались как-то неряшливо, некрасиво. Даже попрощаться по-человечески не умеют, козлы. Осадок остался.
– У меня было такое же ощущение, когда сокращали министерство и мне пришлось свернуть кипучую деятельность.
– Но тебе же предлагали остаться.
– Это было скорее извинением – остаться и заниматься совершенно другими делами. Я предпочел уйти.
– С гордо поднятой головой. Ты всегда так уходишь.
– Кстати, от меня ушла ты.
– Забудем. В Нью-Йорке художники выстроили изо льда скульптуру. Символ кризиса. И она на глазах у всех растаяла. Считай, моя прошлая жизнь тоже растаяла. Нет ее.
Марина говорила возбужденно, даже взбудораженно. Но продолжала улыбаться. Правда, в глубине глаз появилась жесткость, словно она чувствовала боль, но не хотела ее показать.
Когда Игорь и Марина вышли из ресторана, в городе опять заморосил холодный дождь со снегом.
– Поедем ко мне, – предложил Игорь.
– Нет, сейчас мы простимся.
– Может, все же погуляем по переулкам?
– Это нас далеко заведет. Прости, я спешу, – сказала Марина и растаяла в толпе. Как ледяная фигура в центре Нью-Йорка.
1 2 3 4 5