А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Спокойно могли – когда ваша мать пошла в библиотеку поговорить с мистером Аргайлом, – сказал Хьюиш.
Ему было интересно, сообразит ли девушка, что ей расставили сети.
Эстер угодила прямо в западню.
– Но Жако к тому времени уже ушел. Я… – Она испуганно замолчала.
– Значит, вы все-таки знали, когда ваш брат ушел? – тут же спросил Хьюиш.
– Я.., я.., знаю теперь, а тогда не знала, – с торопливой горячностью проговорила Эстер. – Я была наверху, в своей комнате. Говорю вам, я совсем ничего не слышала. И в любом случае я не собиралась давать Жако никаких денег.
– Вот и я вам говорю то же, – сказала Кирстен, щеки которой пылали от негодования. – Если бы я дала ему деньги, то только свои собственные! Красть бы я не стала!
– Конечно, не стали бы, – сказал Хьюиш. – Но, понимаете, что из этого следует? Миссис Аргайл, вопреки тому, что сказала вам, – он посмотрел на Лео, – скорее всего, сама дала ему эти деньги.
– Не могу поверить. Почему же она об этом умолчала?
– Не она первая скрыла, что была к сыну более снисходительна, чем он того заслуживает.
– Тут вы ошибаетесь, Хьюиш. Жена никогда не лгала и не изворачивалась.
– Никогда, кроме того вечера, – сказала Гвенда Воэн. – Все-таки она, наверное, дала ему деньги. Инспектор прав: это единственно возможное объяснение.
– В конце концов, мы теперь должны рассматривать это дело с совсем иной точки зрения, – примирительно проговорил Хьюиш. – Мы считали, что Джек Аргайл во время ареста лгал. Сейчас мы знаем, что он говорил правду: Колгари действительно подвез его до города. Поэтому весьма вероятно, что насчет денег он тоже сказал правду. Он утверждал, что ему их дала мать. Вероятно, так оно и было.
Воцарилось неловкое молчание.
Хьюиш поднялся.
– Ну что ж, благодарю вас. Боюсь, след совсем остыл, но вдруг повезет…
Лео проводил его до двери. Вернувшись, он сказал со вздохом:
– Ну вот все и кончилось. По крайней мере, пока кончилось…
– Навсегда, – возразила Кирстен. – Они никогда ничего не узнают.
– Какая нам от этого польза? – воскликнула Эстер.
– Успокойся, дитя мое, – сказал отец, подходя к ней, – Не взвинчивай себя так. Время все излечит.
– Не излечит. Что мы будем делать? Что?
– Пойдем со мной, Эстер. – Кирсти положила руку ей на плечо.
– Оставьте меня! – Эстер выбежала из комнаты. Минуту спустя хлопнула парадная дверь.
– Ох, не доведет ее все это до добра, – сказала Кирстен.
– И все же, по-моему, это не так, – задумчиво проговорил Филип Даррант.
– Что не так? – спросила Гвенда.
– Что мы никогда не узнаем правды… У меня просто руки чешутся.
На его немного лукавом, как у юного фавна, лице вспыхнула какая-то странная улыбка.
– Филип, пожалуйста, будь осторожен, – вдруг сказала Тина.
Он удивленно на нее посмотрел.
– Крошка Тина, а что знаешь ты обо всем этом?
– Надеюсь, что не знаю ничего, – отчетливо проговорила она.

Глава 14

– Ничего, надо полагать, не откопали? – спросил начальник полиции.
– Определенного ничего, сэр, – сказал Хьюиш. – Но все-таки время потрачено не так чтобы уж совсем зря.
– Ну-ну, что у вас там?
– Значит, так. Наши прежние данные и параметры времени не изменились. Около семи миссис Аргайл была жива, она разговаривала с мужем и Гвендой Воэн, а внизу ее видела Эстер Аргайл. Трое не могли заранее сговориться. С Жако Аргайлом теперь разобрались. Остаются только следующие варианты: убить мог муж – в любой момент между пятью минутами восьмого и половиной восьмого;
Гвенда Воэн – когда уходила, то есть в пять минут восьмого;
Эстер – незадолго перед тем; Кирстен Линдстрем – когда пришла, то есть, скажем, чуть раньше половины восьмого. Физическое состояние Дарранта обеспечивает ему алиби, но алиби его жены держится только на его словах, на его утверждении, что она была с ним неотлучно. Между семью и половиной восьмого она могла при желании спуститься и убить мать. Непонятно только, зачем ей это? Вообще, на мой взгляд, мотив для убийства был только у двоих: у Лео Аргайла и Гвенды Воэн.
– Вы думаете, это сделал один из них – или они действовали вместе?
– Вместе они, по-моему, в этом участвовать не могли. Как я себе представляю, это преступление, совершенное в состоянии аффекта, а не с заранее обдуманными намерениями. Миссис Аргайл поднялась в библиотеку и рассказала им, как Жако ей грозил и требовал денег. Допустим, позже Лео Аргайл идет к ней поговорить о Жако или еще о чем-нибудь. В доме тишина. Никого нет. Он входит в кабинет жены. Она сидит за письменным столом спиной к нему. На полу, может быть, валяется брошенная кочерга, которой Жако грозил матери. Такие тихие, сдержанные люди, бывает, вдруг срываются. Обмотать руку носовым платком, чтобы не осталось отпечатков, схватить кочергу и с размаху ударить сидящую по голове – на это ушла бы минута. Потом выдвинуть пару ящиков, чтобы подумали, что искали деньги. И – обратно в библиотеку, ждать, пока кто-нибудь не обнаружит тело. Или же другой вариант. Гвенда Воэн, перед тем как выйти из дома, заглядывает к ней в кабинет. И вдруг такой соблазн. А свалить все можно потом на Жако. И пожалуйста, выходи замуж за Лео Аргайла.
Майор Финни нахмурил лоб и кивнул.
– Да. Правдоподобно. И с сообщением о помолвке не спешили – осторожничали, откладывали до тех пор, пока бедняга Жако не получит приговор за убийство. Да, вполне может быть. Варианты преступлений не отличаются разнообразием. Муж и третье лицо или жена и третье лицо – каждый раз примерно та же картина. Но что можно теперь сделать, Хьюиш? Какие у нас имеются возможности?
– Я не вижу никаких возможностей, сэр, – подумав, отозвался Хьюиш. – Даже если мы совершенно уверены, все равно, где доказательства? На суд выйти не с чем.
– Н-да. Выйти не с чем. Но вообще-то вы уверены, Хьюиш? В глубине души?
– Не так твердо, как хотелось бы, – с грустью признался старший инспектор Хьюиш.
– Да? А почему?
– Не такой он человек, – ответил Хьюиш. – Я имею в виду мистера Аргайла.
– Не такой, чтобы убить?
– Я не столько об убийстве, сэр, сколько об этом Жако. Не думаю, чтобы мистер Аргайл мог сознательно подставить парня.
– Он ему ведь не родной отец, вы помните? Он мог и не питать к нему особо теплых чувств, мог даже ревновать, из-за того что жена уделяла тому столько внимания.
– Может, и так. Хотя как будто бы он хорошо относился ко всем этим детям. Да вроде и теперь к ним привязан.
– С другой стороны, – продолжал рассуждать Финни, – он знал, что мальчишку не повесят… И тогда.., тогда совсем другое дело.
– Это мысль, сэр. Возможно, он считал, что десять лет заключения – а к этому и сводится на практике пожизненный срок – пойдут парню на пользу.
– Ну а если вернуться к Гвенде Воэн?
– Если допустить, что убийство совершила она, ее вряд ли мучила бы совесть. Женщины – народ беспощадный.
– Но в целом вы склоняетесь к тому, что это либо он, либо она?
– Да, сэр. В целом склоняюсь.
– Но не более того? – уточнил начальник полиции.
– Не более. Там что-то такое происходит. Подводные течения, так сказать.
– Что вы имеете в виду, Хьюиш?
– Что мне по-настоящему хотелось бы знать, сэр, это какие у них самих мысли? Друг про друга.
– А-а, теперь ясно. Вас интересует, не знают ли они, кто совершил убийство?
– Да. Никак в толк не возьму. Если знают, то все ли? И не сговорились ли они помалкивать? Едва ли. Вполне возможно, что у каждого имеются свои собственные идеи и подозрения. Эта шведка, например, – сплошной комок нервов. Все время настороже. Может, она сама и убила? Она в таком возрасте, когда у женщин немного ум за разум заходит. И не поймешь толком, то ли она за себя боится, то ли за кого-то еще. Мне лично кажется – я, конечно, могу ошибаться, – что она не за себя боится.
– За Лео?
– Нет, не думаю. По-моему, за младшенькую, за Эстер.
– За Эстер? Гм. А Эстер не могла убить?
– Вроде никакого мотива. Но у нее горячий нрав, и – как знать – может, она немного неуравновешенна.
– И Линдстрем известно про нее куда больше, чем нам…
– Само собой. Потом еще есть та чернявенькая, что работает в библиотеке.
– Но ее в тот вечер в родительском доме не было, верно?
– Верно-то верно. Но у меня такое впечатление, что она что-то знает. Может быть, знает, кто убил.
– Догадывается? Или знает?
– Она обеспокоена. Нет, похоже, тут не просто догадка…
Хьюиш помолчал.
– И еще есть второй сын, Микки. Он тоже в тот вечер отсутствовал. Он проверял машину, но никого с ним не было. Говорит, что обкатывал ее у Минчинского холма. Приходится верить ему на слово. Но на этой же самой машине он мог подъехать к родительскому дому, совершить убийство и быстренько уехать. Гвенда Воэн упомянула одну подробность, которой не было в ее первоначальных показаниях. Она говорит, что, когда она дошла до угла, с улицы Ред-Лайон завернул автомобиль. На улице, ведущей к дому Аргайлов, четырнадцать домов, автомобиль мог направляться к любому из них, и теперь, когда прошло два года, конечно же никто этого не вспомнит. А вдруг это был автомобиль Микки? Мы ведь не можем исключить подобный вариант.
– Зачем ему было убивать свою приемную мать?
– Вроде бы незачем. Но, возможно, мы чего-то не знаем?
– А кто же может знать?
– Все они. Но нам ничего не скажут. Разве что случайно проговорятся.
– Угадываю ваш дьявольский замысел, – сказал майор Финни. – Кого же вы намерены первым делом взять в оборот?
– Линдстрем, я думаю. Только бы удалось сломить ее сопротивление. Еще очень надеюсь выяснить, не было ли у нее давней обиды на миссис Аргайл. И наконец, этот парализованный малый, – заключил Хьюиш. – Филип Даррант.
– А он-то что?
– Чувствую я, что он составил себе некоторое представление обо всей этой истории. Со мной он, конечно, откровенничать не станет. Но попробую уловить, в каком направлении работает у него мысль. Парень он с головой и, я бы сказал, весьма наблюдательный. Он мог обратить внимание на кое-какие интересные детали.


– Давай выйдем. Тина, немного подышим свежим воздухом.
– Подышим? – Тина, запрокинув голову, с сомнением заглянула в лицо Микки. – Холодно ведь, Микки. – Она зябко передернула плечами.
– Мне кажется, ты не любишь свежий воздух. Тина. И поэтому способна целый день торчать в четырех стенах у себя в библиотеке.
Тина улыбнулась.
– Я не против торчать в четырех стенах, когда зима. Тут тепло, уютно.
– Вот я и смотрю – сжалась вся в комок, как котенок у очага. И тем не менее тебе будет полезно немного прогуляться. Пошли, Тина. Я хочу поговорить с тобой. Я хочу… Господи, вздохнуть поглубже и отвлечься от всей этой истории, которую полиция снова вытащила на свет!
Тина плавным, лениво-грациозным движением поднялась со стула – она действительно была похожа на изящную кошечку.
В вестибюле она закуталась в твидовое пальто с меховым воротником, и они вышли на улицу.
– А ты, Микки, даже без пальто?
– Да. Я вообще не чувствую холода.
– Брррр! – Тина поежилась. – Как мне не нравится здесь зимой! Я бы уехала за границу. Хорошо бы очутиться где-нибудь, где всегда светит солнце и чтобы воздух был влажным, мягким и теплым.
– Мне предложили работу в Персидском заливе, – сказал Микки. – В одной нефтяной компании. Начальником автотранспортного отдела.
– Поедешь?
– Наверно нет… Какой смысл?
Они обогнули дом и пошли по тропе, которая вилась среди деревьев и в конце концов спускалась к реке. Над обрывом на полпути стояла небольшая беседка со скамьей. Не садясь, они просто остановились под ее прикрытием, чтобы спрятаться от ветра, и стали смотреть сверху на реку.
– Красиво тут, верно? – сказал Микки.
– Да, пожалуй, – отозвалась она, но взгляд ее выражал безразличие.
– Но точно сказать ты не можешь, да? – ласково упрекнул ее Микки. – Ты не умеешь чувствовать красоту, Тина, и никогда не умела.
– Ты раньше никогда этим не восхищался, хотя мы прожили здесь столько лет. Ты все время ходил хмурый, тосковал, хотел обратно в Лондон.
– Это другое дело, – покачал головой Микки. – Просто я был здесь чужим.
– Вот именно, – сказала Тина. – Ты всюду чужой.
– Я всюду чужой, – задумчиво повторил Микки. – Должно быть, так оно и есть. Господи, Тина, какая страшная мысль. Помнишь ту старую песню, что пела нам Кирстен? Про голубку:

Девица моя милая…
Голубка моя белокрылая…

Вспомнила?
Тина замотала головой.
– Может, она тебе и пела, а я.., нет, не помню. Микки продолжал, то ли декламируя, то ли напевая:

– Девица моя милая,
Голубка моя белокрылая,
Мы уходим в дальнее плаванье,
И назад мы уже не придем.
Не найти мне нигде тихой гавани –
Только в любящем сердце твоем.

Он заглянул Тине в глаза.
– Так оно, похоже, и есть.
Тина положила маленькую ладонь ему на локоть.
– Давай посидим тут немного, Микки. Тут не чувствуется ветра и не так холодно.
Он подчинился.
– Ну почему ты всегда такой грустный? – спросила она.
– Эх, моя милая, разве тебе понять?
– Я многое понимаю. – Тина покачала головой. – Неужели ты не можешь о ней забыть, Микки?
– Забыть? О ком?
– О матери.
– Забыть о ней! – с горечью повторил Микки. – Поди попробуй забыть после таких расспросов, как сегодня утром. Когда человека убили, он не дает о себе забыть.
– Я не про то, – сказала Тина. – Я имела в виду твою родную мать.
– О ней-то чего мне думать? Я и не видел ее с шести лет.
– Нет, Микки, ты о ней думал. Думал постоянно.
– Я что, когда-нибудь говорил тебе об этом?
– Некоторые вещи можно и так понять.
Микки обернулся к ней.
– Ты такая тихая, мягонькая зверушка, Тина. Вроде черного котеночка. Так и хочется погладить тебя по шерстке. Киса, кисонька, хорошенькая, славная. – Он погладил рукав ее пальто.
Тина улыбнулась в ответ. Микки сказал:
– Ты ведь не ненавидела ее, как все остальные, правда?
– И очень несправедливо с вашей стороны! – Она покачала головой и проговорила с чувством:
– Ты посмотри, сколько она нам всем дала! Дом, тепло, любовь, хорошую еду, игрушки, присмотр и уход…
– Да-да, – нетерпеливо отмахнулся Микки. – Блюдечко молока и чтобы гладили по шерстке. Это все, чего ты хотела, кошечка?
– Я была благодарна за это, – ответила Тина. – А вы – нет.
– Неужели ты не понимаешь, Тина, что невозможно испытывать благодарность по требованию? Оттого, что обязан испытывать благодарность, только еще хуже. Я не хотел, чтобы меня привозили сюда. Не хотел жить в роскоши. Не хотел уезжать из родного дома.
– Дом могли разбомбить, – заметила Тина. – И ты мог погибнуть.
– Ну и что? Пусть бы и разбомбили. Я бы погиб у себя дома, среди своих. На своем месте. Видишь, мы снова к этому вернулись. Нет ничего хуже, чем быть чужим, посторонним. Но ты – котеночек, для тебя важны только материальные вещи.
– Возможно, что это и так, в каком-то смысле, – сказала Тина. – Возможно, потому я и не испытываю таких чувств, как вы все. У меня нет в душе этой странной обиды, которая есть у всех остальных, – и больше всего у тебя, Микки. Мне не трудно чувствовать благодарность, потому что я не стремилась обязательно быть самой собой. И не хотела оставаться там, где была. Я, наоборот, хотела освободиться от себя. Хотела стать другим человеком. И она превратила меня в другого человека. В Кристину Аргайл, у которой есть дом, которую любят. Которая живет обеспеченной жизнью и может ничего не бояться. Я любила маму за то, что она дала мне все это.
– А твоя родная мать? Ты что, никогда о ней не думаешь?
– Чего мне о ней думать? Я ее почти и не помню. Не забудь, мне было всего три года, когда я очутилась здесь. У нее я все время боялась, мне было страшно: эти шумные драки с пьяными матросами, и она сама тоже.., теперь, став взрослой, я понимаю, что она, по-видимому, тоже почти всегда была пьяна. – Тина говорила равнодушно, как о ком-то постороннем. – Нет, о ней я не вспоминаю и не думаю. Моей матерью была миссис Аргайл. И мой дом – здесь.
– Да, тебе легко, Тина, – вздохнул Микки.
– А тебе почему обязательно должно быть трудно? Ты сам создаешь трудности! Только имей в виду: ты не миссис Аргайл ненавидел, а свою родную мать. Да-да. Я знаю, что так оно и есть. И если это ты убил миссис Аргайл, то на самом деле ты хотел убить свою мать.
– Тина! Что за вздор ты плетешь?
– А теперь, – спокойно продолжала Тина, – тебе некого больше ненавидеть, и поэтому тебе стало очень одиноко. Но ты должен научиться жить без ненависти, Микки. Это, наверное, трудно, но возможно.
– Не понимаю, что ты такое болтаешь? Что значит: «если это ты убил»? Ты прекрасно знаешь, что в тот день я находился далеко отсюда. Я проверял автомобиль клиента на Мур-роуд, у Минчинского холма.
– Да?
Тина поднялась и подошла к самому краю обрыва, откуда видна была река внизу.
– На что ты намекаешь? – спросил Микки, подойдя и встав рядом.
Тина указала на реку.
– Кто эти двое там внизу? – спросила она. Микки кинул быстрый взгляд.
– Эстер и этот ее доктор, по-моему, – ответил он. – Тина, что ты сейчас такое сказала?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23