Корнелия оказалась вместе с Дании и Яной — на социальной лестнице 8-го класса «Б» они занимали следующую по высоте ступеньку. Фракции Йорна и Джованни разделились довольно аккуратно, глупый Франко получил последнюю свободную койку у своего земляка.
(«Только потому, что он тоже итальянец, господин Фредерсен. Это расизм наизнанку, мне это не нравится!»)
Вожделенный двухместный номер Сюзанна и Анди не получили, но они великодушно примирились с тупой блондинкой Бигги как с наименьшим возможным злом — все таки она хорошенькая. А поскольку Фредерсен рискнул, по его собственным словам, поехать без напарника-учителя, Анатолий поселился в одноместном номере. Всех это устроило: все лучше, чем терпеть его общество в своей комнате.
Корнелия сразу заметила, как помрачнело его лицо.
— Тебе что, было бы лучше с Джованни? — спросила она. — Ты радоваться должен! Может, в твоем номере окна на зоопарк выходят.
Он покачал головой:
— Ты права. Но ведь так хочется быть нормальным, как все, верно?
Она промолчала.
Они прибыли на турбазу, распаковали сумки, выслушали от администрации страшные угрозы: что воспоследует, если сделать то и то… Ужин. Жалобы на невкусную еду… Прошло несколько часов, прежде чем Корнелии снова пришлось ломать голову, как убить время. Она, накрыв ноги курткой, лежала на постели и глядела на матрац над своей головой.
— Так! — произнесла Дании и спрыгнула с верхнего яруса. — Можно начинать. — В руке она держала бутылку крепкого яблочного ликера «Апфелькорн».
— Эй, — напомнила Корнелия. — Вы ведь слышали — тех, кто будет пить, выгонят!
— Ой! — Яна закатила глаза. — Она боится, наша великанша!
Корнелия почувствовала боль в груди.
— Крутизну изображаете? До Анди и Сюзанны вам все равно далеко.
Дании молча глядела на нее. Наконец процедила сквозь зубы:
— Пожалуй, тебе не мешает немножко размять ноги. Скоро придут мальчики, и, если ты останешься в номере, всем будет тесно из-за твоих габаритов. Догоняешь?
— Да, — ответила Корнелия. — Я пойду в город.
— Только не затопчи никого насмерть, ладно? — хрипло захохотала Яна и потянулась к бутылке.
Фредерсен разрешил всем гулять до десяти. Сколько сейчас? Половина девятого. Корнелия кивнула администратору. На улице ее обдало холодом. Слева у стены стояли два велосипеда, за ними угадывались контуры мусорных баков. Не зная, куда идти, она остановилась в нерешительности. Дальше слева росли кусты; за ними, вероятно, начинался зоопарк. Долго не раздумывая, она отправилась в том направлении.
Из кустов вынырнула темная фигура. Не успев испугаться, девочка узнала Анатолия.
— Хочешь со мной? — предложил он. — Тут дырка в заборе.
— Разве тут нет ночных сторожей? — тихо спросила она.
— Думаю, нет, но все равно надо быть начеку. Возможно, сторож сидит там впереди, у ворот, и время от времени обходит территорию. Но завтра пятница, да и каникулы сейчас…
— Как тебе удалось отыскать дыру?
— Я и не искал. Это американцы — они курили в парке анашу.
— Ты сам видел?
— Стал бы я иначе тебе рассказывать!
Постепенно глаза Корнелии привыкли к темноте. Они тихонько крались вдоль забора, удаляясь от входа. Слева тянулись ряды вольеров, оттуда доносились странные звуки.
— Совы, — пояснил Анатолий, — ночные птицы. Не спят. Жалко: всю жизнь в неволе!
Корнелии было наплевать на птиц.
— Мне всегда было интересно знать, где что находится, все ходы и выходы, — продолжал он.
Корнелия с удивлением услыхала, что Анатолий покинул свою комнату, спустившись по водосточной трубе. До сих пор в ее глазах он был лишь честолюбивым отличником.
Он тихо засмеялся:
— За фасадом всегда бывает что-то интересное. Я давно это понял. Надо заглядывать внутрь.
— Ты рассуждаешь как умудренный жизнью старец, — скривила она губы.
— Тебе-то откуда это известно?
— Я старше тебя.
— Ну, тогда конечно… — протянул Анатолий.
— Теперь я поняла, — заявила Корнелия. — Ты прятался в кустах и подглядывал за американцами! Ты из тех, кто любит такие штучки. Вот и с мобильным тоже! Ты не прочь устроить какую-нибудь гадость. — Было темно, и она скорее угадала, чем увидела, что он усмехнулся и кивнул. — Ты и воруешь? Я имею в виду по-настоящему?
— Очень редко. Из-за матери, жалею, ей и так тяжело. Если меня застукают, она не переживет.
Впереди показалась прямоугольная бетонная постройка.
— Обезьянник, — сообщил Анатолий. — Тут живет огромный самец-вожак с серебристой полосой на спине.
— Откуда ты знаешь?
— Надо все-таки читать рекламные буклеты.
— Они тупые.
— Все равно ты могла бы в них заглянуть.
— Там кто-то ходит! — Она невольно вцепилась в его локоть, но тут же отдернула руку, словно ошпарившись.
— Американцы, — шепнул он. — Что они там делают? Пошли поглядим.
Корнелия не успела опомниться, как он схватил ее за руку, потянул за высокую живую изгородь и решительно поволок за собой, не отпуская, пока они, надежно укрытые, не очутились в нескольких метрах от троих изрядно одурманенных парней.
Один из них — Корнелии показалось, что им всем лет по двадцать — вскарабкался на наружную ограду обезьянника, держа в руках принесенную с собой веревку. Девочка разобрала слово «easy» — «запросто» и еще поняла, что двое других отговаривают своего приятеля, но вместе с тем явно забавляются. Вот он уже очутился на лужайке — днем, вероятно, на ней резвятся обезьяны. Лужайка заканчивалась у бетонной стены с низкой зарешеченной дверью. Нарушитель с хохотом потряс ее:
— Выходи, Кинг-Конг!
Раздался скрежет, парень шлепнулся на задницу, дверь распахнулась. Смех оборвался, парень пробормотал:
— Shit!
Он тут же вскарабкался на ограду, на этот раз вдвое проворней. Тяжело дыша, смотал веревку. На лицах всех троих был написан ужас.
Подталкивая друг друга, парни моментально исчезли.
— Да уж, придумали! — фыркнула девочка, отчетливо ощущая руку Анатолия.
— Придурки, — согласился тот. — А дверь, наверно, сломана, ведь она не должна так легко открываться! — Тут он онемел: могучее черное тело протиснулось в дверной проем, сделало, шаркая, пару шагов по лужайке. Самец гориллы глядел в их сторону.
— Самец с седой спиной, — с благоговением шепнул Анатолий. Только теперь он отпустил ее руку. — Гляди, какой роскошный! Какой большой и сильный!
Да, красивый, большой и сильный; пожалуй, так и есть. Но у Корнелии это сочетание вызвало безотчетный страх, и она протянула руку туда, где, по ее предположениям, находилась рука Анатолия. Но ошиблась. Мальчик уже был в метре от нее. Он вышел из кустов и, сделав несколько шагов, прижался лицом к ограде. В какой-то момент, казалось, взгляды человека и гориллы встретились, потом животное удалилось внутрь — так же неслышно, как и появилось.
— Ночью шерсть у горилл отливает синевой, — шепнул Анатолий. — Америкашки ничего не сообщат про дверь. И мы тоже. Потом можно будет снова его отпереть. Ну ты видела, какой красавец!
Расстались они возле турбазы.
— Ты в самом деле хочешь вскарабкаться к себе по водосточной трубе?
— Ну да! Тут всего лишь второй этаж. А ты ступай, уже четверть одиннадцатого!
— Может, завтра сходим опять? — Она услышала свой вопрос и испугалась.
— Давай.
Еще недавно Корнелия порадовалась бы своему опозданию: возможно, тогда ее сразу отослали бы домой. Их учитель славился своим дружелюбием и вместе с тем твердым словом. Однако теперь ей хотелось остаться. Она быстро обогнула здание и вошла в холл. Там уже стоял Фредерсен вместе с управляющей турбазой — дамой с рыжими короткими волосами, похожими на жнивье, — а главное, с соседками по комнате. Вид у обеих девочек был виноватый и присмиревший.
— А она что? — заныла Яна и показала на Корнелию. — Вы сказали — в десять. Она опоздала. — Язык у нее заплетался.
— Конечно, непорядок. — Фредерсен сурово взглянул на нее. — Но я так понимаю, что она не захотела участвовать в вашей попойке.
— Какая попойка, господин Фредерсен, — пискнула Дании. — Всего одна бутылка!
— Тут, на турбазе, строгие правила, — сказал учитель. Женщина кивнула обкошенной головой, подтверждая справедливость его слов. — Такси приедет через полчаса. Поезд в двадцать три часа двадцать четыре минуты, а в шесть сорок четыре вы будете в Гамбурге. Там вас встретят родители. Я их уже оповестил. Я всех предупреждал заранее. Так что сами виноваты.
Корнелия с трудом прятала усмешку.
— Но до этого вы вымоете загаженную ванную, — прорычала местная дама. — А ты, — повернулась она к Корнелии, — не тащи мне сюда грязь на своих огромных сапожищах!
А! Плевать!
— Ты не видела Анатолия? — обратился к ней Фредерсен.
Она задумалась и не сразу услышала вопрос. Помедлив, ответила:
— Нет, не видела.
— Гадина! — прошипела Дании, повернувшись к ней.
Плевать! Корнелия гордо прошла мимо.
— Жирная корова! Ты можешь сама вымыть ванную, — продолжала шипеть ей вслед милая одноклассница.
Плевать! Возможно, завтра они снова… Возможно…
Корнелия внезапно проснулась. Раннее утро? Или еще середина ночи? Она пошарила рукой, отыскивая свои часы.
— Четыре часа, — тихо сообщил Анатолий. — Можно к тебе? — Не успела она ничего возразить, как он залез под одеяло. Получилось довольно неуклюже, вероятно, он хотел лечь к стене.
— Эй! — вполголоса возмутилась она. — Что ты выдумал?
— Тише, — прошипел он. — Фредерсен ходит по коридору — проверяет. Наверно, он никогда не спит.
Корнелия, все еще полусонная, молча перевернулась на бок. Она вообще не понимала, что происходит, но ощущала приятное тепло его тела. Он тесно прижался к ней, его вялый пенис касался ее ягодиц. Неужели Анатолий голый? Вроде нет. Сама же она была только в уродливой ночной рубашке. Она нисколько не боялась. Наоборот, в паху разлилось сладкое томление — обычно она вызывала его у себя, когда лежала одна.
Дверь чуточку приоткрылась. По комнате скользнул желтоватый конус фонарика. Фредерсен. Корнелия закрыла глаза. Конус осветил ее лицо. Дверь тихонько закрылась.
— Зачем ты пришел? — тихо спросила она. Собственный голос показался ей неестественно писклявым.
— Но ведь хорошо, правда? — Анатолий нежно поглаживал ей спину.
— Ну… да! — согласилась она. Он тихонько засмеялся и ничего не ответил. Его руки скользнули ниже. Она почувствовала, что он небрежно, как бы невзначай, потрогал ее попку, и повернулась к нему. — Я боюсь. Не надо.
— Я и не собираюсь. Сейчас уйду.
— Надеюсь, у тебя не будет неприятностей, если он не найдет тебя в постели?
— Нет. Я быстро вернусь.
— Может, завтра опять?
— Может.
Он вышел, Корнелию затрясло крупной дрожью. То, что случилось с ней сейчас, было самым невероятным и одновременно самым настоящим из всего, что она вообще помнила в своей жизни. Она погладила себя по разным интересным и красивым местам, которые все одноклассники считали такими безобразными.
Посмотрела на часы. Половина пятого. О сне нечего и думать.
Тойер счел, что праздник Богоявления как нельзя лучше подходит для выполнения печальных обязанностей. Он давно не был на могиле Вернера Штерна в Хандшусгейме, отчасти из-за того, что она была такой аляповатой. Он терпеть не мог гранитных плит, отполированных до зеркального блеска. Коллеги покойного не сумели отговорить простоватую вдову от эпитафии: «Здесь в земле покоится… но любовь…» и прочее. Как положено, почти закрытый плющом, горел маленький красный огонек лампады. Католик Хафнер уже не раз заверял сослуживцев, что будет поддерживать его «всю жизнь».
Все эти «посмертные дары» раздражали Тойера, поэтому он, стараясь не обращать на них внимания, вспоминал достойного парня, чей прах покоится в сырой земле. Попробовал представить его голос и даже запах, хотя ему никогда не нравился дешевый лосьон после бритья, которым пользовался Вернер. Штерн-футболист никогда не сдавал позиций, согласно надгробной речи его товарищей по команде. Еще Штерн так мечтал о детях и не хотел строить себе дом. Да, он был единственный в своем роде, но вот прошло несколько месяцев, и его вспоминают все реже и реже…
Гаупткомиссар зашагал дальше, свернул налево. В трех рядах от Штерна была похоронена Роня Дан — Тойер случайно обнаружил это минувшей осенью. Ее убийцу они доблестно задержали, потеряв при этом Штерна.
Затем последовал энергичный марш через весь город. Тойер непременно собирался посетить нагорное кладбище Бергфридхоф, где была похоронена его жена. Ильдирим он не хотел об этом рассказывать, хотя она наверняка бы не возражала. Когда он отыскал могилу, уже темнело. Печально шмыгая носом, соскреб с могильного камня прилипшие листочки. Что ж, он тоже тогда не проявил особого вкуса. Он подумал о том далеком времени, когда перед ним вырисовывалась вполне нормальная жизнь — дети, карьера, типовой дом… ну, допустим, в Виблингене… Затем все жизненные перспективы бесследно исчезли, будто корова слизнула. Случилось это легко и быстро: исчезновениям вообще присуща ужасающая легкость.
На обратном пути его размышления вернулись к сегодняшним заботам. Ему повстречался бедный Лейдиг — он оказался в числе тех, кому придется сидеть в участке и до семи утра караулить телефон. Одно утешение — времена сейчас спокойные.
Утром, еще до завтрака, Корнелия прочла все рекламные буклеты и розданные Фредерсеном информационные листки. После пешей прогулки по Старому городу и замку намечалась официальная экскурсия в зоопарк.
— Мы дети, что ли? Смешно! — возмущался Джованни.
— Да ладно, Джованни, можешь спокойно пойти с классом, тебя ведь тут никто не знает. Не стесняйся!
Корнелия попробовала держаться ближе к Анатолию, но у нее все никак не получалось. Он старался держаться особняком (из-за нее?), впрочем, Фредерсен неизменно оказывался более проворным, чем она, и возвращал его в группу. Казалось, учитель был чем-то недоволен, может, заметил его ночную отлучку? Но Анатолий довольно быстро вернулся в свой номер. Или нет?
— Фредерсен, видать, за несмышленых малышей нас держит. — Конечно, Йорн сказал это не ей, а своему дружку Оле — тот рядом с ней в нарушение всех правил гладил панцирь гигантской черепахи.
— Как ты догадался? — фыркнул Оле.
— Ну, вообще-то он поступает, на мой взгляд, по-идиотски. Забирает у нас два дня каникул ради поездки…
— Чтобы мы не пропустили слишком много учебных часов, — иронически закончил Оле его фразу.
— Теперь заставил нас шляться по зоопарку. Хотя, в общем, я не жалею… Короче, поддерживает свой авторитет… Эй, Кёниг, такая вот черепаха как раз для тебя зверушка. Возьми ее себе домой. Вместо кошки. Будешь водить ее на веревочке — это будет клево! — обратился к Корнелии Йорн.
— Только следи, чтобы она от тебя не сбежала, — подхватил Оле.
Мальчишки с хохотом двинулись дальше.
Корнелия медленно поплелась к обезьяннику. В загоне стояли двое рабочих и, чертыхаясь, возились с дверью.
— Система! Только считается, что надежная, — сказал один другому. — Ее установили по просьбе смотрителей. Она по сигналу быстро открывается и запирается. Вот только слишком часто стала отказывать.
— Эй! — окликнул Корнелию другой рабочий. — Мы не гориллы. Нечего на нас глаза пялить.
Она пошла дальше, прислушиваясь к ворчанию рабочих.
— Он все равно будет выбираться, пока не поставят новую дверь. Правда, когда мороз, его и бананом не выманишь. А так его не остановить никакими нынешними запорами.
— Скажи это директору.
— Нет уж, ему я никогда ничего не скажу.
3
Наконец день подошел к концу. Корнелия, дрожа, раздевалась в ванной. Анатолий подмигнул ей за ужином… если только она не ошибается. Нет, точно подмигнул. Или ей показалось?
Она приняла душ. На всякий случай. Неудивительно, что в прошлую ночь они даже не поцеловались. Она знала за собой грешок: чистить зубы на ночь она не любила с раннего детства, но если надо… Вот и теперь она угрюмо шуровала щеткой во рту, пока не убедилась, что сделала все возможное, чтобы заслужить поцелуй мелкого и, скорее всего, хитрого карьериста, одетого в мамочкины детские шмотки.
Она положила щетку на раковину и попыталась выдержать отражение своего лица в зеркале. Бледное, невыразительное. Ее волосы тоже никогда не могли определиться, какие они: рыжие или светло-русые. Правда, еще в начальной школе ее дразнили «Кетчуп» — за цвет волос.
Она повернула голову и скосила глаза на профиль. «У тебя неразвитая нижняя челюсть», — говорит всегда отец, и он прав… да и верхняя тоже не лучше… Впрочем, это не беда: пара лет, и все выровняется. Мальчишки с таким дефектом потом отращивают бороду. В общем, не слишком большая проблема. Просто редкий каприз природы, объяснил когда-то ортодонт. А капризы обычно проходят.
Наверно, он не придет.
Нет, он обязательно придет.
Какой у него почерк? Знает она его почерк или нет?
Нет. Или все-таки да. Она быстро оделась, взяла сумку и стала рыться в тетрадках. Партнерский диктант в ноябре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
(«Только потому, что он тоже итальянец, господин Фредерсен. Это расизм наизнанку, мне это не нравится!»)
Вожделенный двухместный номер Сюзанна и Анди не получили, но они великодушно примирились с тупой блондинкой Бигги как с наименьшим возможным злом — все таки она хорошенькая. А поскольку Фредерсен рискнул, по его собственным словам, поехать без напарника-учителя, Анатолий поселился в одноместном номере. Всех это устроило: все лучше, чем терпеть его общество в своей комнате.
Корнелия сразу заметила, как помрачнело его лицо.
— Тебе что, было бы лучше с Джованни? — спросила она. — Ты радоваться должен! Может, в твоем номере окна на зоопарк выходят.
Он покачал головой:
— Ты права. Но ведь так хочется быть нормальным, как все, верно?
Она промолчала.
Они прибыли на турбазу, распаковали сумки, выслушали от администрации страшные угрозы: что воспоследует, если сделать то и то… Ужин. Жалобы на невкусную еду… Прошло несколько часов, прежде чем Корнелии снова пришлось ломать голову, как убить время. Она, накрыв ноги курткой, лежала на постели и глядела на матрац над своей головой.
— Так! — произнесла Дании и спрыгнула с верхнего яруса. — Можно начинать. — В руке она держала бутылку крепкого яблочного ликера «Апфелькорн».
— Эй, — напомнила Корнелия. — Вы ведь слышали — тех, кто будет пить, выгонят!
— Ой! — Яна закатила глаза. — Она боится, наша великанша!
Корнелия почувствовала боль в груди.
— Крутизну изображаете? До Анди и Сюзанны вам все равно далеко.
Дании молча глядела на нее. Наконец процедила сквозь зубы:
— Пожалуй, тебе не мешает немножко размять ноги. Скоро придут мальчики, и, если ты останешься в номере, всем будет тесно из-за твоих габаритов. Догоняешь?
— Да, — ответила Корнелия. — Я пойду в город.
— Только не затопчи никого насмерть, ладно? — хрипло захохотала Яна и потянулась к бутылке.
Фредерсен разрешил всем гулять до десяти. Сколько сейчас? Половина девятого. Корнелия кивнула администратору. На улице ее обдало холодом. Слева у стены стояли два велосипеда, за ними угадывались контуры мусорных баков. Не зная, куда идти, она остановилась в нерешительности. Дальше слева росли кусты; за ними, вероятно, начинался зоопарк. Долго не раздумывая, она отправилась в том направлении.
Из кустов вынырнула темная фигура. Не успев испугаться, девочка узнала Анатолия.
— Хочешь со мной? — предложил он. — Тут дырка в заборе.
— Разве тут нет ночных сторожей? — тихо спросила она.
— Думаю, нет, но все равно надо быть начеку. Возможно, сторож сидит там впереди, у ворот, и время от времени обходит территорию. Но завтра пятница, да и каникулы сейчас…
— Как тебе удалось отыскать дыру?
— Я и не искал. Это американцы — они курили в парке анашу.
— Ты сам видел?
— Стал бы я иначе тебе рассказывать!
Постепенно глаза Корнелии привыкли к темноте. Они тихонько крались вдоль забора, удаляясь от входа. Слева тянулись ряды вольеров, оттуда доносились странные звуки.
— Совы, — пояснил Анатолий, — ночные птицы. Не спят. Жалко: всю жизнь в неволе!
Корнелии было наплевать на птиц.
— Мне всегда было интересно знать, где что находится, все ходы и выходы, — продолжал он.
Корнелия с удивлением услыхала, что Анатолий покинул свою комнату, спустившись по водосточной трубе. До сих пор в ее глазах он был лишь честолюбивым отличником.
Он тихо засмеялся:
— За фасадом всегда бывает что-то интересное. Я давно это понял. Надо заглядывать внутрь.
— Ты рассуждаешь как умудренный жизнью старец, — скривила она губы.
— Тебе-то откуда это известно?
— Я старше тебя.
— Ну, тогда конечно… — протянул Анатолий.
— Теперь я поняла, — заявила Корнелия. — Ты прятался в кустах и подглядывал за американцами! Ты из тех, кто любит такие штучки. Вот и с мобильным тоже! Ты не прочь устроить какую-нибудь гадость. — Было темно, и она скорее угадала, чем увидела, что он усмехнулся и кивнул. — Ты и воруешь? Я имею в виду по-настоящему?
— Очень редко. Из-за матери, жалею, ей и так тяжело. Если меня застукают, она не переживет.
Впереди показалась прямоугольная бетонная постройка.
— Обезьянник, — сообщил Анатолий. — Тут живет огромный самец-вожак с серебристой полосой на спине.
— Откуда ты знаешь?
— Надо все-таки читать рекламные буклеты.
— Они тупые.
— Все равно ты могла бы в них заглянуть.
— Там кто-то ходит! — Она невольно вцепилась в его локоть, но тут же отдернула руку, словно ошпарившись.
— Американцы, — шепнул он. — Что они там делают? Пошли поглядим.
Корнелия не успела опомниться, как он схватил ее за руку, потянул за высокую живую изгородь и решительно поволок за собой, не отпуская, пока они, надежно укрытые, не очутились в нескольких метрах от троих изрядно одурманенных парней.
Один из них — Корнелии показалось, что им всем лет по двадцать — вскарабкался на наружную ограду обезьянника, держа в руках принесенную с собой веревку. Девочка разобрала слово «easy» — «запросто» и еще поняла, что двое других отговаривают своего приятеля, но вместе с тем явно забавляются. Вот он уже очутился на лужайке — днем, вероятно, на ней резвятся обезьяны. Лужайка заканчивалась у бетонной стены с низкой зарешеченной дверью. Нарушитель с хохотом потряс ее:
— Выходи, Кинг-Конг!
Раздался скрежет, парень шлепнулся на задницу, дверь распахнулась. Смех оборвался, парень пробормотал:
— Shit!
Он тут же вскарабкался на ограду, на этот раз вдвое проворней. Тяжело дыша, смотал веревку. На лицах всех троих был написан ужас.
Подталкивая друг друга, парни моментально исчезли.
— Да уж, придумали! — фыркнула девочка, отчетливо ощущая руку Анатолия.
— Придурки, — согласился тот. — А дверь, наверно, сломана, ведь она не должна так легко открываться! — Тут он онемел: могучее черное тело протиснулось в дверной проем, сделало, шаркая, пару шагов по лужайке. Самец гориллы глядел в их сторону.
— Самец с седой спиной, — с благоговением шепнул Анатолий. Только теперь он отпустил ее руку. — Гляди, какой роскошный! Какой большой и сильный!
Да, красивый, большой и сильный; пожалуй, так и есть. Но у Корнелии это сочетание вызвало безотчетный страх, и она протянула руку туда, где, по ее предположениям, находилась рука Анатолия. Но ошиблась. Мальчик уже был в метре от нее. Он вышел из кустов и, сделав несколько шагов, прижался лицом к ограде. В какой-то момент, казалось, взгляды человека и гориллы встретились, потом животное удалилось внутрь — так же неслышно, как и появилось.
— Ночью шерсть у горилл отливает синевой, — шепнул Анатолий. — Америкашки ничего не сообщат про дверь. И мы тоже. Потом можно будет снова его отпереть. Ну ты видела, какой красавец!
Расстались они возле турбазы.
— Ты в самом деле хочешь вскарабкаться к себе по водосточной трубе?
— Ну да! Тут всего лишь второй этаж. А ты ступай, уже четверть одиннадцатого!
— Может, завтра сходим опять? — Она услышала свой вопрос и испугалась.
— Давай.
Еще недавно Корнелия порадовалась бы своему опозданию: возможно, тогда ее сразу отослали бы домой. Их учитель славился своим дружелюбием и вместе с тем твердым словом. Однако теперь ей хотелось остаться. Она быстро обогнула здание и вошла в холл. Там уже стоял Фредерсен вместе с управляющей турбазой — дамой с рыжими короткими волосами, похожими на жнивье, — а главное, с соседками по комнате. Вид у обеих девочек был виноватый и присмиревший.
— А она что? — заныла Яна и показала на Корнелию. — Вы сказали — в десять. Она опоздала. — Язык у нее заплетался.
— Конечно, непорядок. — Фредерсен сурово взглянул на нее. — Но я так понимаю, что она не захотела участвовать в вашей попойке.
— Какая попойка, господин Фредерсен, — пискнула Дании. — Всего одна бутылка!
— Тут, на турбазе, строгие правила, — сказал учитель. Женщина кивнула обкошенной головой, подтверждая справедливость его слов. — Такси приедет через полчаса. Поезд в двадцать три часа двадцать четыре минуты, а в шесть сорок четыре вы будете в Гамбурге. Там вас встретят родители. Я их уже оповестил. Я всех предупреждал заранее. Так что сами виноваты.
Корнелия с трудом прятала усмешку.
— Но до этого вы вымоете загаженную ванную, — прорычала местная дама. — А ты, — повернулась она к Корнелии, — не тащи мне сюда грязь на своих огромных сапожищах!
А! Плевать!
— Ты не видела Анатолия? — обратился к ней Фредерсен.
Она задумалась и не сразу услышала вопрос. Помедлив, ответила:
— Нет, не видела.
— Гадина! — прошипела Дании, повернувшись к ней.
Плевать! Корнелия гордо прошла мимо.
— Жирная корова! Ты можешь сама вымыть ванную, — продолжала шипеть ей вслед милая одноклассница.
Плевать! Возможно, завтра они снова… Возможно…
Корнелия внезапно проснулась. Раннее утро? Или еще середина ночи? Она пошарила рукой, отыскивая свои часы.
— Четыре часа, — тихо сообщил Анатолий. — Можно к тебе? — Не успела она ничего возразить, как он залез под одеяло. Получилось довольно неуклюже, вероятно, он хотел лечь к стене.
— Эй! — вполголоса возмутилась она. — Что ты выдумал?
— Тише, — прошипел он. — Фредерсен ходит по коридору — проверяет. Наверно, он никогда не спит.
Корнелия, все еще полусонная, молча перевернулась на бок. Она вообще не понимала, что происходит, но ощущала приятное тепло его тела. Он тесно прижался к ней, его вялый пенис касался ее ягодиц. Неужели Анатолий голый? Вроде нет. Сама же она была только в уродливой ночной рубашке. Она нисколько не боялась. Наоборот, в паху разлилось сладкое томление — обычно она вызывала его у себя, когда лежала одна.
Дверь чуточку приоткрылась. По комнате скользнул желтоватый конус фонарика. Фредерсен. Корнелия закрыла глаза. Конус осветил ее лицо. Дверь тихонько закрылась.
— Зачем ты пришел? — тихо спросила она. Собственный голос показался ей неестественно писклявым.
— Но ведь хорошо, правда? — Анатолий нежно поглаживал ей спину.
— Ну… да! — согласилась она. Он тихонько засмеялся и ничего не ответил. Его руки скользнули ниже. Она почувствовала, что он небрежно, как бы невзначай, потрогал ее попку, и повернулась к нему. — Я боюсь. Не надо.
— Я и не собираюсь. Сейчас уйду.
— Надеюсь, у тебя не будет неприятностей, если он не найдет тебя в постели?
— Нет. Я быстро вернусь.
— Может, завтра опять?
— Может.
Он вышел, Корнелию затрясло крупной дрожью. То, что случилось с ней сейчас, было самым невероятным и одновременно самым настоящим из всего, что она вообще помнила в своей жизни. Она погладила себя по разным интересным и красивым местам, которые все одноклассники считали такими безобразными.
Посмотрела на часы. Половина пятого. О сне нечего и думать.
Тойер счел, что праздник Богоявления как нельзя лучше подходит для выполнения печальных обязанностей. Он давно не был на могиле Вернера Штерна в Хандшусгейме, отчасти из-за того, что она была такой аляповатой. Он терпеть не мог гранитных плит, отполированных до зеркального блеска. Коллеги покойного не сумели отговорить простоватую вдову от эпитафии: «Здесь в земле покоится… но любовь…» и прочее. Как положено, почти закрытый плющом, горел маленький красный огонек лампады. Католик Хафнер уже не раз заверял сослуживцев, что будет поддерживать его «всю жизнь».
Все эти «посмертные дары» раздражали Тойера, поэтому он, стараясь не обращать на них внимания, вспоминал достойного парня, чей прах покоится в сырой земле. Попробовал представить его голос и даже запах, хотя ему никогда не нравился дешевый лосьон после бритья, которым пользовался Вернер. Штерн-футболист никогда не сдавал позиций, согласно надгробной речи его товарищей по команде. Еще Штерн так мечтал о детях и не хотел строить себе дом. Да, он был единственный в своем роде, но вот прошло несколько месяцев, и его вспоминают все реже и реже…
Гаупткомиссар зашагал дальше, свернул налево. В трех рядах от Штерна была похоронена Роня Дан — Тойер случайно обнаружил это минувшей осенью. Ее убийцу они доблестно задержали, потеряв при этом Штерна.
Затем последовал энергичный марш через весь город. Тойер непременно собирался посетить нагорное кладбище Бергфридхоф, где была похоронена его жена. Ильдирим он не хотел об этом рассказывать, хотя она наверняка бы не возражала. Когда он отыскал могилу, уже темнело. Печально шмыгая носом, соскреб с могильного камня прилипшие листочки. Что ж, он тоже тогда не проявил особого вкуса. Он подумал о том далеком времени, когда перед ним вырисовывалась вполне нормальная жизнь — дети, карьера, типовой дом… ну, допустим, в Виблингене… Затем все жизненные перспективы бесследно исчезли, будто корова слизнула. Случилось это легко и быстро: исчезновениям вообще присуща ужасающая легкость.
На обратном пути его размышления вернулись к сегодняшним заботам. Ему повстречался бедный Лейдиг — он оказался в числе тех, кому придется сидеть в участке и до семи утра караулить телефон. Одно утешение — времена сейчас спокойные.
Утром, еще до завтрака, Корнелия прочла все рекламные буклеты и розданные Фредерсеном информационные листки. После пешей прогулки по Старому городу и замку намечалась официальная экскурсия в зоопарк.
— Мы дети, что ли? Смешно! — возмущался Джованни.
— Да ладно, Джованни, можешь спокойно пойти с классом, тебя ведь тут никто не знает. Не стесняйся!
Корнелия попробовала держаться ближе к Анатолию, но у нее все никак не получалось. Он старался держаться особняком (из-за нее?), впрочем, Фредерсен неизменно оказывался более проворным, чем она, и возвращал его в группу. Казалось, учитель был чем-то недоволен, может, заметил его ночную отлучку? Но Анатолий довольно быстро вернулся в свой номер. Или нет?
— Фредерсен, видать, за несмышленых малышей нас держит. — Конечно, Йорн сказал это не ей, а своему дружку Оле — тот рядом с ней в нарушение всех правил гладил панцирь гигантской черепахи.
— Как ты догадался? — фыркнул Оле.
— Ну, вообще-то он поступает, на мой взгляд, по-идиотски. Забирает у нас два дня каникул ради поездки…
— Чтобы мы не пропустили слишком много учебных часов, — иронически закончил Оле его фразу.
— Теперь заставил нас шляться по зоопарку. Хотя, в общем, я не жалею… Короче, поддерживает свой авторитет… Эй, Кёниг, такая вот черепаха как раз для тебя зверушка. Возьми ее себе домой. Вместо кошки. Будешь водить ее на веревочке — это будет клево! — обратился к Корнелии Йорн.
— Только следи, чтобы она от тебя не сбежала, — подхватил Оле.
Мальчишки с хохотом двинулись дальше.
Корнелия медленно поплелась к обезьяннику. В загоне стояли двое рабочих и, чертыхаясь, возились с дверью.
— Система! Только считается, что надежная, — сказал один другому. — Ее установили по просьбе смотрителей. Она по сигналу быстро открывается и запирается. Вот только слишком часто стала отказывать.
— Эй! — окликнул Корнелию другой рабочий. — Мы не гориллы. Нечего на нас глаза пялить.
Она пошла дальше, прислушиваясь к ворчанию рабочих.
— Он все равно будет выбираться, пока не поставят новую дверь. Правда, когда мороз, его и бананом не выманишь. А так его не остановить никакими нынешними запорами.
— Скажи это директору.
— Нет уж, ему я никогда ничего не скажу.
3
Наконец день подошел к концу. Корнелия, дрожа, раздевалась в ванной. Анатолий подмигнул ей за ужином… если только она не ошибается. Нет, точно подмигнул. Или ей показалось?
Она приняла душ. На всякий случай. Неудивительно, что в прошлую ночь они даже не поцеловались. Она знала за собой грешок: чистить зубы на ночь она не любила с раннего детства, но если надо… Вот и теперь она угрюмо шуровала щеткой во рту, пока не убедилась, что сделала все возможное, чтобы заслужить поцелуй мелкого и, скорее всего, хитрого карьериста, одетого в мамочкины детские шмотки.
Она положила щетку на раковину и попыталась выдержать отражение своего лица в зеркале. Бледное, невыразительное. Ее волосы тоже никогда не могли определиться, какие они: рыжие или светло-русые. Правда, еще в начальной школе ее дразнили «Кетчуп» — за цвет волос.
Она повернула голову и скосила глаза на профиль. «У тебя неразвитая нижняя челюсть», — говорит всегда отец, и он прав… да и верхняя тоже не лучше… Впрочем, это не беда: пара лет, и все выровняется. Мальчишки с таким дефектом потом отращивают бороду. В общем, не слишком большая проблема. Просто редкий каприз природы, объяснил когда-то ортодонт. А капризы обычно проходят.
Наверно, он не придет.
Нет, он обязательно придет.
Какой у него почерк? Знает она его почерк или нет?
Нет. Или все-таки да. Она быстро оделась, взяла сумку и стала рыться в тетрадках. Партнерский диктант в ноябре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22