Вскоре автомобиль поравнялся с бегущим. Опускается стекло задней двери. В окне лицо посла.
- Митя! Господин Митя! Я ваш друг! Мы друзья! - говорит посол. - Вам привет от Люси! Мне кажется, в машине убегать намного удобнее! Прошу вас!
Открывается дверь автомобиля. Митя, мгновение колеблясь, все же садится в машину.
- Все это почти невероятно, - говорит посол. - Такое могло случиться только здесь, у вас. Операция под названием "Вызревание" продолжается.
Лимузин, резко срывается с места и вскоре теряется в потоке машин.
*
Здание аэропорта. У входа наши старые друзья - неразлучная четверка. Они кого-то высматривают.
К аэровокзалу подъезжает длинный черный автомобиль с иностранными номерами, это автомобиль посла. Почти на ходу открывается дверь, и из нее выскакивает Митя. На нем новый костюм, галстук, легкий светлый плащ. Кажется, поначалу друзья даже не узнали его. Митя искренне обнимает и целует всех. Те же стоят, как вкопанные, боясь притронуться к незнакомому Мите, словно только что сошедшему со страниц красочного и дорогого журнала мод. У машины стоит седой господин. Кажется, в глазах его радость и, в то же время, непроходящее удивление извечного познания непонятных людей непонятной страны.
Лишь понемногу друзья оттаивают, приобретая уверенность. Почти у всех на глазах слезы. Первым очухивается Шиш.
- Мить, ты где такой костюм оторвал? А?! - орет он и, вытаращив глаза, ощупывает Митю.
- Помолчите, Шиш, и не лапайте грязными руками вещи, - успокаивает Шиша Зиновий Гердович. - Мне очень приятно видеть вас, Митенька, в достойной вас одежде. Вам бы сейчас на сцену академического... - со светлой печалью говорит он.
Митя нескрываемо счастлив.
- Вы не представляете, как я рад всех вас видеть. Я так соскучился по вам...
- Мить, ты хоть письмо напиши, - грустно говорит Кутя, - как там? Как жить станешь?
- И куда ж он тебе его напишет? - смекает Шиш. - На пляж, лежак номер шесть?
- Ну почему? Можно на почтамт. До востребования.
- У тебя хоть паспорт есть? - не унимается Шиш.
Митя обнимает обоих.
- Я обязательно напишу вам. Обязательно. Все будет хорошо и у меня, и у вас. Потерпите немного, все изменится к лучшему. Обещаю вам.
- Это правда. Ведь все меняется и непременно к лучшему.
К ним подходит седой господин с тростью.
- Знакомьтесь, это господин Коллинз. А это мои друзья, - волнуясь, говорит Митя.
Седой господин пожимает руку Зиновию Гердовичу, Куте, Шишу. Затем Люське.
- Весьма рад снова видеть вас, - почтительно говорит он и, наклонившись, целует ей руку.
Люськино лицо заливает краска, но, переборов волнение, она с особой гордостью бросает взгляд на своих мужчин. У Шиша непроизвольно отвисла челюсть. Кажется, сам Зиновий Гердович позавидовал сейчас неотразимой галантности иностранца. Митя подмигивает Люське.
Звучит голос в динамиках: "Пассажиров, вылетающих рейсом триста шестнадцать в Лондон, просим пройти к месту регистрации билетов. Регистрация проходит в секторе номер семь".
Митя смотрит на седого господина. Тот смотрит на часы.
- С вами должен лететь еще один человек. Он будет с минуты на минуту. Вот вам адреса и номера телефонов. В Лондоне вас встретят, - говорит посол.
А за его спиной уже, визжа тормозами, останавливается знакомый автомобиль. Все настороженно смотрят в его сторону, ведь это автомобиль главврача. Открывается дверь, и из него с небольшой сумочкой в руках выскакивает Лика.
- А вот и человек, который должен лететь вместе с вами, - говорит посол.
Митя и Лика бегут навстречу друг другу. На них смотрят такие разные глаза, с такими разными чувствами, каждый со своим отношением к происходящему.
Звучит повторное объявление о регистрации билетов.
Шум турбин.
Митя и Лика поднимаются по трапу в большой белоснежный лайнер. Прощаясь, машут руками.
*
Прошел год.
Компания старых друзей, неразлучная четверка, прогуливалась ночным городом. В большой светящейся стеклянной витрине шикарного супермаркета фирмы "Филлипс" включены экраны телевизоров с множеством программ.
- Смотрите, Митька!- неожиданно орет Шиш.
Все устремляются к витрине. На экране одного из телевизоров идет трансляция пресс-конференции. Митя, окруженный множеством микрофонов, отвечает на вопросы иностранных журналистов.
- Не слышно ни хрена! - кричит взволнованный Шиш.
- Давайте зайдем, - предлагает Кутя.
Компания направляется в магазин. Но у входа им преграждает дорогу милиционер.
- Куда? В чем дело? Сюда нельзя! А ну, отошли от витрины! Быстренько! Гуляйте, гуляйте. Нечего здесь заглядывать. Это не для вас. Не положено!
Милиционер отгоняет компанию нищих от дорогостоящей витрины, а за ней остается Митя.
Друзья бредут ночным городом, невесело опустив головы.
- Как ему там, в Америке? - спрашивает Кутя.
- В Англии... - поправляет Зиновий Гердович.
- Какая разница? - раздраженно замечает Люська.
- Небось, окурки не собирает. Теперь к нам за десять шагов не подойдет, - бормочет Шиш.
- Дурак ты, Шиш. Дураком был, дураком и остался, - безнадежно машет рукой Люська.
Идут пляжем, мимо пирса с маленьким летним кафе. Неприветливый ветер накатывает на пирс темные волны. Люська смотрит в сторону кафе.
- Постой! - останавливает она Кутю.
Все останавливаются.
Кафе пустынно и лишь за одним из столиков, кажется, за тем, где были когда-то Митя с Ликой, сидит одинокий посетитель. Лицо его давно не брито, запавшие темные глаза, провалившиеся щеки. Перед ним бутылка водки. Он, не мигая, смотрит на бьющиеся о пирс холодные волны.
- Снова здесь...
- Кто это? - спрашивает Кутя.
- Не узнаешь? - почему-то грустно говорит Люська. - Главврач психушки... Спился... Дом заложил... Все промотал... Поил здесь всех подряд все лето... С работы уволили. В доме другие люди живут...
- Скоро к нам примкнет, - грустно шутит Шиш.
- Да-а... Судьба человека непредсказуема, - рассуждает Зиновий Гердович, - она ведет его по жизненным дорогам, чтобы возвысить одних и бросить на дно других. И все же, в конце концов, какова бы она ни была, она прекрасна... Чудная... Великолепная... Неповторимая вещь, черт возьми!
*
Тихий солнечный осенний день. Необыкновенно белое солнце. Кричат воробьи.
Наша компания в полном безделье молча скучает на бульваре, на том самом месте, где когда-то, год назад, вместе с Митей, они меняли на водку его картины. Непостижимо длинная, шикарная, с открытым верхом машина едет бульваром. За рулем восседает какой-то эмиратский миллиардер в индусской чалме, с большой черной бородой и горбатым носом, рядом женщина в парандже.
- Шейн какой-то, - говорит Шиш. - Им все позволено, по бульвару едет, а ведь движение запрещено, знак, вон, стоит. С жиру бесится, сволочь, нефтью дома обожрался, теперь сюда поблевать приехал.
- Вы хотели сказать: "шейх", - непроизвольно поправляет его Зиновий Гердович. - А впрочем, какая разница?..
Притормозив, белая машина медленно останавливается напротив компании. Шейх поднимается на ноги, смотрит в их сторону и вдруг орет на весь бульвар фразу из "Родины":
- Эй, начальник!!!
Компания не верит своим ушам. Шейх кричит Митиным голосом. Затем сбрасывает с себя чалму и бороду. Сбрасывает паранджу сидящая рядом женщина. Перед ними Митя и Лика. Все бросаются навстречу друг другу. Снова звучит "Родина". У всех на глазах слезы радости.
- Митька! Митька! - орет Шиш.
Еще долго они не могут насладиться радостью встречи.
- А теперь сюрприз! - кричит Митя. - Мужики, за мной!
Он торопится к машине. За ним бегут Шиш, Кутя, Зиновий Гердович. На заднем сиденье автомобиля стоит что-то, завернутое в белую полиэтиленовую пленку и перевязанное голубой лентой. Митя тянет за ленту и белый саван сползает. Неожиданно глазам всех открывается новенькая блестящая импортная коляска.
Митя смотрит на Люську. Люська сидит в своей подранной коляске, не в силах сдержать слез, тяжелый ком подкатил ей к горлу. Она опускает голову и дает волю слезам.
- Давай, ребята! - командует Митя.
Все четверо подхватывают новенькую коляску и несут к Люське. Ставят коляску рядом с ней. Митя, обняв Люську, поднимает ее на руки. Люська, вся в слезах, с размазанной тушью, прижимается к Мите. Митя бережно усаживает ее в мягкое кресло сверкающей на солнце коляски.
- Давай! Вира! - снова командует Митя.
Все четверо, подхватив коляску с Люськой, несут ее к машине. Ставят на заднее сиденье.
- Кутя! Ты мечтал о машине?! - кричит Митя. - Вот она! Садись за руль! Прокати нас с ветерком!
Митя бросает Куте ключи. Ошалевший Кутя в нерешительности. Но потом, махнув отчаянно рукой, счастливо вскрикивает:
- Эх! Была не была!
Садится за руль "Линкольна".
- Стойте!!! Стойте!!! - орет Шиш. - Подождите! Я сейчас!
Он выскакивает из машины, бежит к брошенной старой коляске и с разбега толкает ее ногой. Коляска катится по наклонному бульвару, переезжает на сторону склона и летит вниз. Взрывом оваций приветствует ее гибель веселая компания друзей.
Еще громче звучит "Родина". За рулем "Линкольна" старый водила Кутя. Они мчат бульваром, улицами города, обливая прохожих шампанским. Все мужчины: Кутя, Шиш, Зиновий Гердович - до блеска выбриты, подстрижены и причесаны, в новых блистательных костюмах. Кутя - в строгом черном; в ярчайшем лиловом Шиш; с бабочкой, в неотразимом смокинге Зиновий Гердович. Свежий осенний ветер бьет им в лица.
Во встречном милицейском "УАЗике" едут два милиционера. За рулем незнакомый молодой сержант, рядом толстый лейтенант, которого когда-то рисовал Митя, он ест пирожок.
- Свадьба, видать, у кого-то... Тачка шикарная... - улыбаясь, со светлой завистью в глазах, говорит сержант.
Лейтенант смотрит на веселящуюся компанию, перестает жевать.
- Черт! - орет он, поворачивается назад, смотрит в окно на проехавший белый "Линкольн".
- Что? - спрашивает перепуганный сержант.
Лейтенант поворачивает голову. Молчит.
- Показалось... - наконец говорит он и снова откусывает пирожок.
А белый "Линкольн" с веселой, что-то кричащей компанией уже несется по пустынному пляжу. И снова ветер бьет им в лицо. Они едут туда, к лежакам под навесом, к своему дому, к себе на Родину.
Расходившийся Кутя нарезает крутые виражи, вздымая песок. Все веселы и счастливы, поэтому никто из них не замечает, как что-то темное, зловещее прячется за лежаками. У стойки, поддерживающей навес, небритое лицо главврача. Его трудно узнать. В руках у него пистолет. Он держит на мушке Митю. Еще мгновение и он нажмет курок. Тянутся напряженные секунды. Но вот в последний момент его замечает Люська. Случается чудо. Напрягая всю свою волю, она вдруг делает непостижимое усилие - и встает на ноги. Пуля попадает ей в самое сердце, другая вонзается рядом с первой. Два больших кровавых пятна расплываются у нее на груди. Митя успевает подхватить ее тело.
Испуганно бросает пистолет и убегает по пустынному пляжу главврач. Люська на руках у Мити. Продолжает звучать "Родина". И еще не все успели заметить, что вдруг случилась беда.
Митя наклоняется к Люське.
- Ну вот... - шевелятся пересохшие Люськины губы. - Я умираю у тебя на руках... О чем мне еще больше мечтать...
Митя прижимает мертвую Люську к груди и, вскинув к небу голову, стискивает зубы. Автомобиль останавливается.
Тихо плачет Кутя. Всхлипывает Шиш. Текут слезы по впалым щекам Зиновия Гердовича.
Звуки чудной космической музыки приходят на смену "Родине" и снова уносят Митю и теперь, кажется, и его друзей в иной мир, мир сказочный, неземной. Рассеивается туман, и глазам открывается большой деревянный крест. Он стоит на холме в высокой пожухлой траве. Откуда-то с неба слетается множество белых птиц - это белые голуби. Они садятся на крест друг возле друга. Их так много, что вскоре весь крест становится белым; голуби машут крыльями и крест словно зацветает белыми цветами. Живая картинка вдруг замирает и становится статичной.
*
Огромный зал аукциона "Сотсби". Слышится голос:
- Выставляется известная картина Кирьянова "Расцветший крест". Начальная цена десять тысяч долларов.
Одна за другой поднимаются руки.
- Одиннадцать! Одиннадцать с половиной! Тринадцать!..
Постепенно утихают, теряются голоса. И вновь космическая музыка звучит над зеленым полем, над косогором, по которому к морю несутся голые ребятишки.
- Митька-а-а! Митька-а-а! Надень штаны-ы-ы! Митька-а-а! Иди домой, бесстыдник! Митька-а-а!

1 2 3 4 5 6 7