Пятый успел откатиться, ухватился за лук… Топорик Гололоба проломил облепленный сальными волосами затылок. Кто-то из степняков свистнул с переливом, зовя коня. Перекрывая свист, над степью задрожал тоскливый злобный волчий вой. И тут же завыли, вперелив, по-волчьи, все варяги. От этого страшного звука шарахнулись прочь непугливые хузарские кони, а на их хозяев, тех, что успели схватиться за оружие, навалилась внезапная немощь, и что-то ослабло внутри. Лишь немногим удалось преодолеть отнимающий силы звук. Наконец зазвенела сталь. Но не степнякам тягаться с варягами в искусстве клинковой игры, тем более — на твердой земле. В одном месте, правда, нескольким хузарам удалось сбиться в кучу, ощетиниться пиками. Такой пикой степной всадник на скаку подхватывает брошенное в траву кольцо. Но пешими хузары не продержались и минуты. Устах и еще четверо варягов налетели с разных сторон, посекли и пики, и тех, кто их держал, и тех, кто под прикрытием уже нацеливал смертоносные луки… Быстро, очень быстро… Вот кто-то из степняков метнулся прочь, в спасительные травы… и полетел ничком, когда стрела Рагуха ударила ему под лопатку.
Машег и Рагух в сечу не лезли. Били на выбор, неторопливо, насмерть.
Минута, может, чуть больше — и всё закончилось. Для разбойников. Для варягов же, как выяснилось чуть позже, всё только началось.
Глава вторая, в которой выясняется, что даже удача может оказаться чересчур большой
Победители неторопливо осматривали тела, срезали и снимали все, что казалось ценным. Раненых добивали. В воздухе висела тяжелая вонь крови, боли, пота, выпущенных внутренностей. К вони Серега уже давно принюхался. Притерпелся, как к свербящей под доспехами коже. Ну чешется — и ладно. Главное, чтобы вши-блохи не завелись. Естественная брезгливость цивилизованного человека, конечно, не исчезает совсем, но привычка натягивается на нее сверху, как перчатки патологоанатома. Правда, были вещи, к которым Сереге было притерпеться трудно. Но одно дело — изнасилованные или брошенные в костер дети, и совсем другое — порубленные в схватке разбойнички. Одним словом, как говаривали классики: труп врага пахнет очень даже приятно.
Подтянулись Свей и Клёст, пригнали коней.
Рагух и Машег сели на своих лошадок, пустились ловить разбойничьих. Поймают, конечно, не многих. Дюжины две. Но и эти пригодятся — трофеи везти.
Сергей мертвых не обдирал. Не командирское это дело. Без него справятся. Обдирать — не убивать.
А все-таки ловко у них стало получаться! Сорок восемь разбойничков — наповал, а у Сереги в десятке только одного поцарапало, да и то легонько. Конечно, резать спящих — неспортивно. Но это только в рыцарских романчиках все чисто-благородно. А по жизни чистая работа как раз такая: чтобы вокруг в живописном беспорядке валялись чужие трупы, а твои друзья стояли вокруг на собственных ногах. Вот картина, от которой становится тепло на сердце у всякого вождя. А он, Серега Духарев, теперь, как ни крути, а вождь. Хоть под рукой у него не тысячи, а всего дюжина.
Короче, Духарев был собой стратегом вполне доволен. В открытой сшибке со степняками легла бы половина его парней. Это в лучшем случае.
О худшем даже и говорить не хочется. Это они, варяги, с побежденными обращаются по-доброму: ножом по горлу. Не смерть, а чистое милосердие. А к степнякам в руки живьем попадать не стоит. За неполных два года Духарев в здешних краях насмотрелся всякого. Иной раз на то, что остается от угодивших в плен к тем же копченым-печенегам, не стоит даже смотреть. Лучше уж — к нурманам, чем к этим. Вон красавец валяется — на шее два ожерелья. Одно — золотое, второе — из сушеных пальцев. Притом не мужских, а женских. Или детских. Обдиравший разбойника Щербина, полочанин из Устахова десятка, угрюмый, битый громила, и тот передернулся лицом, сплюнул, разрезал шнурок и положил страшное украшение на землю…
— Серегей! — За два года Устах так и не научился правильно выговаривать имя Духарева. — Поди сюда, глянь!
Серега подошел. Глянул. Ёш твою мать!
Устах стоял у развязанного кожаного мешка. И был этот мешок доверху наполнен серебряными чашами. И не какими-нибудь, а дорогой ромейской работы, с чернью и чеканкой. Иные — даже с эмалью.
Духарев присвистнул. Повезло, однако! На один такой мешок боевую лодью построить можно. Да что там лодью — корабль морской, а то и два! Серега потянулся к другому узлу, поменьше, распутал шнурок… Ну вообще! Мешок, размером с баранью голову, был под завязку набит серебряными монетами: греческими, арабскими… Друзья переглянулись.
Третий мешок они вскрыли вместе. И он тоже оказался набит монетами. Только золотыми.
Они поглядели друг на друга. Губы Устаха растянула глуповатая улыбка, совершенно неуместная на суровом, обветренном лице синеусого варяга. Но Серега тут же поймал себя на том, что лыбится так же глупо. Как влюбленный шестиклассник, которого подружка неожиданно чмокнула в щечку.
— Ax ты мохнатая Волохова гузня! — пробормотал Устах. — Скажи мне, брат, это морок или вправду золото?
Духарев зачерпнул тяжеленькие монеты ладонью — как пшеничное зерно, взял одну, прикусил…
— Высшей пробы!
Это было богатство. Огроменное. Причем — для всех ватажников. Даже если в остальных мешках солома с глиной, что маловероятно.
«Черт! — подумал Духарев. — Что ж я с этим делать-то буду? Такие деньжищи!»
Очевидно, в голове Устаха роились такие же мысли. Но синеусый варяг был более практичен.
— Чусок! — окликнул Устах своего помощника.
Чусок, самый старый в ватажке — пятый десяток пошел, горбоносый, чернявый, как ромей, и такой же хитрый, подошел к десятнику.
— Глянь.
Воин глянул, глаза его блеснули алчно, мозолистая рука сама потянулась к рыжему металлу. Но Чусок тут же взял эмоции под контроль, ограничился одной монеткой.
— Ромейская, — хрипло проговорил он, вертя красноватый диск корявыми пальцами. — Романовой чеканки. Вишь, морда его! — Черный ноготь чиркнул по императорскому профилю. А это что? — Чусок взял одну из чаш, полюбовался узором. — Товар отборный! — И тут до его лицу пробежала тень. Чусок положил чашу обратно, поскреб щетинистый подбородок, повернулся, поглядел на посеченных степняков…
— Я вот чего думаю, — произнес он неторопливо, — больно мало их для… такого. Это ж какой товар! И деньжищи какие! Такое без доброго присмотра степью никакие купцы не повезут. Маловато этих было для такого дела…
— Какие купцы, Чусок? — фыркнул Устах. — Это ж дикие хузары!
Он еще не понимал. А Серега уже въехал, и нехороший холодок возник где-то у него внутри.
— Может, их больше было? — рассуждал Устах. — Может, за это дело побили многих?
— Может, и побили. Или они побили. А может… — Чусок подергал оттянувшую мочку, золотую серьгу с солнечным знаком.
Духарев тем временем нетерпеливо распутывал следующий мешок… Так, серебро! А этот, поменьше… Черт! Опять золото!
Радость от привалившей удачи растаяла, как мороженое во рту дикаря. Только вместо сладости остался совсем другой привкус…
Устах и Чусок наблюдали за Серегой с большим вниманием.
Так, еще серебро, и еще, а здесь — посуда драгоценная… Блин!
«А ведь это жопа, — подумал Серега. — Надо же, как вляпались!»
Нечто подобное, вероятно, испытал бы вокзальный воришка, ловко стыривший чемоданчик и вдруг обнаруживший, что тот доверху набит пакетиками с героином.
Духарев не мог себе представить, чтобы такое охраняла кучка задрипанных разбойников. При таком товаре естественно виделись закованные в сталь грозные шеренги всадников, сторожкие дозоры, опытные, доверенные сотники…
Очевидно, у Серегиных соратников перед глазами возникла сходная картинка.
— А может… — пробормотал Чусок.
— Что? — быстро спросил Устах, которому тоже открылась вторая, смертоносная сторона медальки.
— Может, тайно везли?
— Ромеи?
— А кто же еще?
Это могло быть правдой. Такое было вполне в обычаях Восточной Римской империи. Тайком подкинуть золотишко одному из возможных противников, чтобы тот не к имперским валам шел, а вцепился в загривок другому опасному для ромеев соседу.
— Думаешь, даром кому? — спросил Устах.
— Угу. Даром. Или откупом.
— Похоже, что так, — согласился Устах. — Значит, от кого — мы догадываемся. А вот кому?
Кандидатов, учитывая сумму, было не так уж много. Печенеги. Вернее, кто-то из больших печенежских ханов. Гонорар за внеочередной рейд по славянским землям? Или ущемление хвоста другому большому хану, своему сородичу? Вполне вероятно. Итак, печенеги — это раз.
Хакан хузарский. Это два. Но сомнительно. Йосыпу хузарскому нынче не до империи. Своих проблем — выше крыши.
И наконец, три — хакан русский . Он же великий князь Киевский Игорь свет Рюрикович. Вот это возможно. Год тому назад Игорь как раз на ромеев и ходил. Те откупились, но большого богатства киевский князь тогда не привез. Тем не менее в этом году великий князь за добавкой не пошел. Да, Игорь — кандидат реальный.
Следующий вопрос: за что полагается такой существенный взнос в личную казну? Ну, это не вопрос даже. Ежику понятно: ромейское золото служит исключительно для пользы ромеям. Следовательно, во вред всем остальным… Следовательно, все остальные спят и видят это золотишко перехватить. Так что даже тайная миссия должна быть обставлена очень серьезно. И тот, кому предназначается золото, обязательно должен быть в курсе и тоже позаботиться о соблюдении правил безопасности. И дикие хузары при таком куше выглядят примерно как пацаны с рогатками в качестве охранников коммерческого банка. Следовательно, здесь что-то нечисто. Следовательно, ничего хорошего от этой немереной добычи ждать не приходится. И очень, очень вероятно, что настоящий хозяин имущества обретается где-то поблизости. Следовательно…
— Следовательно, мы влипли, — констатировал Духарев. — Эй! Братья-варяги! Идите-ка все сюда!
Через пару секунд две дюжины варягов уже толпились вокруг немереной добычи. Гоготали, лупили друг друга по спинам, щупали драгоценный металл, пускали слюни…
— Значит, так, ребятки, — негромко, но веско произнес Духарев. — Слушай меня!
«Ребятки» тут же оставили в покое золотишко и обратили восторженные лица к командиру. Общеизвестно, что преданность воинов напрямую зависит от удачливости военачальника. В эту минуту рейтинг Духарева поднимался аж до заоблачных высот. Сергею предстояло опустить его на землю.
— Я не знаю, — сказал он, — как это все попало вот к ним. — Жест в сторону покойников. — Но я знаю твердо: у этого богатства есть настоящий хозяин. Вот этого мешочка… — Духарев поднял мешок с золотом, тянувший на полпуда, — хватит, чтобы год кормить дружину в три сотни клинков. И будь я хозяином этого мешка, я бы не хотел, чтобы ему было без меня одиноко. И присматривал бы за ним не хуже, чем евнух булгарского царя за его новой наложницей.
— А мы его поделим! — задорно выкрикнул Мисюрок, совсем молодой парень из Серегина десятка. — И присмотрим вместе!
Бац! Деревянная лопата, которую Устах называл своей ладонью, шлепнула Мисюрка по затылку так, что у парня шлем съехал на глаза.
— У этого золота есть хозяин, — продолжал Духарев. — И я не уверен, что нам он по зубам. Но, с другой стороны, и мы все имеем некоторое право на эти деньги. Мы ведь взяли его в бою, верно?
Ватажка дружно подтвердила: да, верно.
— Может, нам следует подождать хозяина и спокойно отдать ему деньги: может, и нам что перепадет? — задал коварный вопрос Духарев.
— Перепадет, — мрачно проворчал Щербина. — Секирой по загривку.
— А хозяин-то кто? — поинтересовался неугомонный Мисюрок.
— Это земля большого хана Куркутэ, — заметил Чусок. — Может, и деньги его?
— Может, — не стал оспаривать Духарев.
Понятко звонко рассмеялся.
— Чтобы Волк поделился добычей? — воскликнул он. — Скорее мой гнедой жеребенка принесет!
— А что ты предлагаешь? — Духарев усмехнулся.
Понятко был молод, но храбр и неглуп. Потому пользовался в ватажке не меньшим уважением, чем Гололоб или тот же Чусок.
— Взять добычу и бежать со всех ног! — Понятко снова засмеялся. — Авось не догонят!
— Кто думает по-другому? — спросил Духарев.
Ватажка ответила одобрительным ворчанием.
— Ясно, — кивнул Сергей. Поглядел на небо: до восхода осталось недолго.
Он минуту задумался, планируя дальнейшие действия. Остальные терпеливо ждали.
— Значит, так, — решил Духарев. — Ты, Понятко, сейчас возьмешь Мисюрка, пару заводных — и махом — вдоль хузарского следа. Далеко не ходите. Как солнце выглянет — сразу назад! По седлам!
Хотел еще добавить, чтоб поосторожней, но сообразил, что в этом нет необходимости.
— Устах! — Духарев повернулся к другу. — Отсюда до берега стрелищ двадцать?
— Тридцать.
— Тем лучше. Слепим ложный след. Заодно коней напоим. Распорядишься?
— Угу. — Серегину идею он ухватил с ходу. Чем больше следов поведет с места побоища, тем сложнее будет возможным преследователям Днепровский берег здесь — не то что у Хортицы, пологий. И течение ровное. Можно переправиться? Можно. Вот пусть преследователь и гадает: переправили добычу на тот берег или нет.
— Клёст, Чекан, Шуйка! — гаркнул Устах. — Взяли лошадей — и к Днепру. Туда — широко гоните, обратно — цепочкой. Да на берегу не валандайтесь! Наполнили бурдюки — и назад. Свей, Морош, что стоите, разинув рты? Ждете, пока муха влетит? Ну-ка, давайте с мертвяками заканчивайте! Чусок, возьми кого-нибудь и пересыпайте это в переметные сумы. — Варяг небрежно пихнул ногой мешок с золотом. — На мешках, вишь, пометки сделаны. Да в сумах везти сподручней будет.
— А делить? — заикнулся было Морош.
— Печенеги тебя поделят! — посулил Устах. — Частей на шесть. Шевелись давай!
Пока синеусый варяг организовывал производственный процесс, Серега старательно шевелил мозгами: что бы этакое сотворить для окончательного запутывания возможных преследователей?
Его размышление прервало появление хузар. Лихо осадив коня в шаге от Духарева, Машег швырнул к Серегиным ногам труп еще одного разбойника.
— Ну и что дальше? — спросил Духарев, поглядев на свежего покойничка.
Ничего особенного. Плоская, дочерна загорелая морда, раззявленная пасть с обломками зубов…
— А то, — сердито бросил Машег, — что их двое было. Один ушел!
Вот это было скверно, но ругать хузар Духарев не стал. Видно, что и так расстроены неудачей.
— Там у них табунок был, — сказал Рагух. — Голов на двести. И этих двое. Как нас увидели — сразу бежать. Этого Машег достал, а второй утек. Да и пусть бежит. Одним больше, одним меньше… Может, поймает его кто да кишки и выпустит!
— Вот именно! — буркнул Духарев. — Вы лучше вон туда гляньте! — Он показал на Чуска, пересыпающего монеты из мешка в седельную сумку.
— О-о-о! — Рахуг даже забыл закрыть рот.
Тронув коня, он подъехал поближе.
— Что зыришь? Давай помогай! — сказал ему Чусок.
В отличие от соплеменника, Машег с места не сдвинулся.
— Это золото, да, Серегей?
— Золото. И серебро. И утварь.
— Больно много.
Машег — синеглазый красавец, воин в …надцатом поколении, кровь хаканов, немерено колен благородных предков, но голова у хузарина варила — дай Бог всякому!
— В том-то и дело, — хмуро бросил Серега.
— Это ничего! — Машег блеснул зубами. — Много золота не бывает!
— Зато бывает, что вокруг этого золота много трупов, — заметил Духарев. — Не хотелось бы к ним присоединиться.
Хузарин встрепенулся — понял.
— Поеду-ка я поищу этого пастуха, — сказал он.
— Нет! — отрезал Духарев. — Хрен с ним. Некогда. Надо ноги уносить.
Он вкратце изложил Машегу возможные варианты происхождения золота и свои мысли по поводу ближайшего будущего.
Чусок тем временем закончил перегрузку и занялся дележкой того, что ободрали с мертвых тел. Дело нетрудное, доля каждого известна, если командиры решили бы кого поощрить особо, сказали бы.
К уже предложенным вариантам предполагаемой судьбы серебра-золота Машег прибавил еще один: дикие хузары золота сами не везли и силой не добывали, а были в сговоре с теми, кто вез. Или с теми, кому везли. Имитировали ограбление — и ищи ветра в Диком Поле! Если этот вариант соответствовал истине, то число осведомленных о деньгах, соответственно, увеличивалось, а шансы варягов выкрутиться — уменьшались.
К сожалению, к даме по имени Истина именно Машег оказался ближе всех.
Глава третья, в которой десятник варяжский Сергей применяет хитрость, именуемую «два зайца»
Понятко и Гололоб прошлись по разбойничьему следу до днепровского берега и еще версты две — вдоль реки. Тут след прервался. Вернее, ушел в воду. Понятко пошарил в камышах и обнаружил вспоротую бычью шкуру. Такие шкуры использовали для переправы: набивали сеном, зашивали — и вперед. Держало неплохо, Духарев сам пробовал.
На тот берег парни переправляться не стали, повернули коней и поскакали обратно.
1 2 3 4 5 6
Машег и Рагух в сечу не лезли. Били на выбор, неторопливо, насмерть.
Минута, может, чуть больше — и всё закончилось. Для разбойников. Для варягов же, как выяснилось чуть позже, всё только началось.
Глава вторая, в которой выясняется, что даже удача может оказаться чересчур большой
Победители неторопливо осматривали тела, срезали и снимали все, что казалось ценным. Раненых добивали. В воздухе висела тяжелая вонь крови, боли, пота, выпущенных внутренностей. К вони Серега уже давно принюхался. Притерпелся, как к свербящей под доспехами коже. Ну чешется — и ладно. Главное, чтобы вши-блохи не завелись. Естественная брезгливость цивилизованного человека, конечно, не исчезает совсем, но привычка натягивается на нее сверху, как перчатки патологоанатома. Правда, были вещи, к которым Сереге было притерпеться трудно. Но одно дело — изнасилованные или брошенные в костер дети, и совсем другое — порубленные в схватке разбойнички. Одним словом, как говаривали классики: труп врага пахнет очень даже приятно.
Подтянулись Свей и Клёст, пригнали коней.
Рагух и Машег сели на своих лошадок, пустились ловить разбойничьих. Поймают, конечно, не многих. Дюжины две. Но и эти пригодятся — трофеи везти.
Сергей мертвых не обдирал. Не командирское это дело. Без него справятся. Обдирать — не убивать.
А все-таки ловко у них стало получаться! Сорок восемь разбойничков — наповал, а у Сереги в десятке только одного поцарапало, да и то легонько. Конечно, резать спящих — неспортивно. Но это только в рыцарских романчиках все чисто-благородно. А по жизни чистая работа как раз такая: чтобы вокруг в живописном беспорядке валялись чужие трупы, а твои друзья стояли вокруг на собственных ногах. Вот картина, от которой становится тепло на сердце у всякого вождя. А он, Серега Духарев, теперь, как ни крути, а вождь. Хоть под рукой у него не тысячи, а всего дюжина.
Короче, Духарев был собой стратегом вполне доволен. В открытой сшибке со степняками легла бы половина его парней. Это в лучшем случае.
О худшем даже и говорить не хочется. Это они, варяги, с побежденными обращаются по-доброму: ножом по горлу. Не смерть, а чистое милосердие. А к степнякам в руки живьем попадать не стоит. За неполных два года Духарев в здешних краях насмотрелся всякого. Иной раз на то, что остается от угодивших в плен к тем же копченым-печенегам, не стоит даже смотреть. Лучше уж — к нурманам, чем к этим. Вон красавец валяется — на шее два ожерелья. Одно — золотое, второе — из сушеных пальцев. Притом не мужских, а женских. Или детских. Обдиравший разбойника Щербина, полочанин из Устахова десятка, угрюмый, битый громила, и тот передернулся лицом, сплюнул, разрезал шнурок и положил страшное украшение на землю…
— Серегей! — За два года Устах так и не научился правильно выговаривать имя Духарева. — Поди сюда, глянь!
Серега подошел. Глянул. Ёш твою мать!
Устах стоял у развязанного кожаного мешка. И был этот мешок доверху наполнен серебряными чашами. И не какими-нибудь, а дорогой ромейской работы, с чернью и чеканкой. Иные — даже с эмалью.
Духарев присвистнул. Повезло, однако! На один такой мешок боевую лодью построить можно. Да что там лодью — корабль морской, а то и два! Серега потянулся к другому узлу, поменьше, распутал шнурок… Ну вообще! Мешок, размером с баранью голову, был под завязку набит серебряными монетами: греческими, арабскими… Друзья переглянулись.
Третий мешок они вскрыли вместе. И он тоже оказался набит монетами. Только золотыми.
Они поглядели друг на друга. Губы Устаха растянула глуповатая улыбка, совершенно неуместная на суровом, обветренном лице синеусого варяга. Но Серега тут же поймал себя на том, что лыбится так же глупо. Как влюбленный шестиклассник, которого подружка неожиданно чмокнула в щечку.
— Ax ты мохнатая Волохова гузня! — пробормотал Устах. — Скажи мне, брат, это морок или вправду золото?
Духарев зачерпнул тяжеленькие монеты ладонью — как пшеничное зерно, взял одну, прикусил…
— Высшей пробы!
Это было богатство. Огроменное. Причем — для всех ватажников. Даже если в остальных мешках солома с глиной, что маловероятно.
«Черт! — подумал Духарев. — Что ж я с этим делать-то буду? Такие деньжищи!»
Очевидно, в голове Устаха роились такие же мысли. Но синеусый варяг был более практичен.
— Чусок! — окликнул Устах своего помощника.
Чусок, самый старый в ватажке — пятый десяток пошел, горбоносый, чернявый, как ромей, и такой же хитрый, подошел к десятнику.
— Глянь.
Воин глянул, глаза его блеснули алчно, мозолистая рука сама потянулась к рыжему металлу. Но Чусок тут же взял эмоции под контроль, ограничился одной монеткой.
— Ромейская, — хрипло проговорил он, вертя красноватый диск корявыми пальцами. — Романовой чеканки. Вишь, морда его! — Черный ноготь чиркнул по императорскому профилю. А это что? — Чусок взял одну из чаш, полюбовался узором. — Товар отборный! — И тут до его лицу пробежала тень. Чусок положил чашу обратно, поскреб щетинистый подбородок, повернулся, поглядел на посеченных степняков…
— Я вот чего думаю, — произнес он неторопливо, — больно мало их для… такого. Это ж какой товар! И деньжищи какие! Такое без доброго присмотра степью никакие купцы не повезут. Маловато этих было для такого дела…
— Какие купцы, Чусок? — фыркнул Устах. — Это ж дикие хузары!
Он еще не понимал. А Серега уже въехал, и нехороший холодок возник где-то у него внутри.
— Может, их больше было? — рассуждал Устах. — Может, за это дело побили многих?
— Может, и побили. Или они побили. А может… — Чусок подергал оттянувшую мочку, золотую серьгу с солнечным знаком.
Духарев тем временем нетерпеливо распутывал следующий мешок… Так, серебро! А этот, поменьше… Черт! Опять золото!
Радость от привалившей удачи растаяла, как мороженое во рту дикаря. Только вместо сладости остался совсем другой привкус…
Устах и Чусок наблюдали за Серегой с большим вниманием.
Так, еще серебро, и еще, а здесь — посуда драгоценная… Блин!
«А ведь это жопа, — подумал Серега. — Надо же, как вляпались!»
Нечто подобное, вероятно, испытал бы вокзальный воришка, ловко стыривший чемоданчик и вдруг обнаруживший, что тот доверху набит пакетиками с героином.
Духарев не мог себе представить, чтобы такое охраняла кучка задрипанных разбойников. При таком товаре естественно виделись закованные в сталь грозные шеренги всадников, сторожкие дозоры, опытные, доверенные сотники…
Очевидно, у Серегиных соратников перед глазами возникла сходная картинка.
— А может… — пробормотал Чусок.
— Что? — быстро спросил Устах, которому тоже открылась вторая, смертоносная сторона медальки.
— Может, тайно везли?
— Ромеи?
— А кто же еще?
Это могло быть правдой. Такое было вполне в обычаях Восточной Римской империи. Тайком подкинуть золотишко одному из возможных противников, чтобы тот не к имперским валам шел, а вцепился в загривок другому опасному для ромеев соседу.
— Думаешь, даром кому? — спросил Устах.
— Угу. Даром. Или откупом.
— Похоже, что так, — согласился Устах. — Значит, от кого — мы догадываемся. А вот кому?
Кандидатов, учитывая сумму, было не так уж много. Печенеги. Вернее, кто-то из больших печенежских ханов. Гонорар за внеочередной рейд по славянским землям? Или ущемление хвоста другому большому хану, своему сородичу? Вполне вероятно. Итак, печенеги — это раз.
Хакан хузарский. Это два. Но сомнительно. Йосыпу хузарскому нынче не до империи. Своих проблем — выше крыши.
И наконец, три — хакан русский . Он же великий князь Киевский Игорь свет Рюрикович. Вот это возможно. Год тому назад Игорь как раз на ромеев и ходил. Те откупились, но большого богатства киевский князь тогда не привез. Тем не менее в этом году великий князь за добавкой не пошел. Да, Игорь — кандидат реальный.
Следующий вопрос: за что полагается такой существенный взнос в личную казну? Ну, это не вопрос даже. Ежику понятно: ромейское золото служит исключительно для пользы ромеям. Следовательно, во вред всем остальным… Следовательно, все остальные спят и видят это золотишко перехватить. Так что даже тайная миссия должна быть обставлена очень серьезно. И тот, кому предназначается золото, обязательно должен быть в курсе и тоже позаботиться о соблюдении правил безопасности. И дикие хузары при таком куше выглядят примерно как пацаны с рогатками в качестве охранников коммерческого банка. Следовательно, здесь что-то нечисто. Следовательно, ничего хорошего от этой немереной добычи ждать не приходится. И очень, очень вероятно, что настоящий хозяин имущества обретается где-то поблизости. Следовательно…
— Следовательно, мы влипли, — констатировал Духарев. — Эй! Братья-варяги! Идите-ка все сюда!
Через пару секунд две дюжины варягов уже толпились вокруг немереной добычи. Гоготали, лупили друг друга по спинам, щупали драгоценный металл, пускали слюни…
— Значит, так, ребятки, — негромко, но веско произнес Духарев. — Слушай меня!
«Ребятки» тут же оставили в покое золотишко и обратили восторженные лица к командиру. Общеизвестно, что преданность воинов напрямую зависит от удачливости военачальника. В эту минуту рейтинг Духарева поднимался аж до заоблачных высот. Сергею предстояло опустить его на землю.
— Я не знаю, — сказал он, — как это все попало вот к ним. — Жест в сторону покойников. — Но я знаю твердо: у этого богатства есть настоящий хозяин. Вот этого мешочка… — Духарев поднял мешок с золотом, тянувший на полпуда, — хватит, чтобы год кормить дружину в три сотни клинков. И будь я хозяином этого мешка, я бы не хотел, чтобы ему было без меня одиноко. И присматривал бы за ним не хуже, чем евнух булгарского царя за его новой наложницей.
— А мы его поделим! — задорно выкрикнул Мисюрок, совсем молодой парень из Серегина десятка. — И присмотрим вместе!
Бац! Деревянная лопата, которую Устах называл своей ладонью, шлепнула Мисюрка по затылку так, что у парня шлем съехал на глаза.
— У этого золота есть хозяин, — продолжал Духарев. — И я не уверен, что нам он по зубам. Но, с другой стороны, и мы все имеем некоторое право на эти деньги. Мы ведь взяли его в бою, верно?
Ватажка дружно подтвердила: да, верно.
— Может, нам следует подождать хозяина и спокойно отдать ему деньги: может, и нам что перепадет? — задал коварный вопрос Духарев.
— Перепадет, — мрачно проворчал Щербина. — Секирой по загривку.
— А хозяин-то кто? — поинтересовался неугомонный Мисюрок.
— Это земля большого хана Куркутэ, — заметил Чусок. — Может, и деньги его?
— Может, — не стал оспаривать Духарев.
Понятко звонко рассмеялся.
— Чтобы Волк поделился добычей? — воскликнул он. — Скорее мой гнедой жеребенка принесет!
— А что ты предлагаешь? — Духарев усмехнулся.
Понятко был молод, но храбр и неглуп. Потому пользовался в ватажке не меньшим уважением, чем Гололоб или тот же Чусок.
— Взять добычу и бежать со всех ног! — Понятко снова засмеялся. — Авось не догонят!
— Кто думает по-другому? — спросил Духарев.
Ватажка ответила одобрительным ворчанием.
— Ясно, — кивнул Сергей. Поглядел на небо: до восхода осталось недолго.
Он минуту задумался, планируя дальнейшие действия. Остальные терпеливо ждали.
— Значит, так, — решил Духарев. — Ты, Понятко, сейчас возьмешь Мисюрка, пару заводных — и махом — вдоль хузарского следа. Далеко не ходите. Как солнце выглянет — сразу назад! По седлам!
Хотел еще добавить, чтоб поосторожней, но сообразил, что в этом нет необходимости.
— Устах! — Духарев повернулся к другу. — Отсюда до берега стрелищ двадцать?
— Тридцать.
— Тем лучше. Слепим ложный след. Заодно коней напоим. Распорядишься?
— Угу. — Серегину идею он ухватил с ходу. Чем больше следов поведет с места побоища, тем сложнее будет возможным преследователям Днепровский берег здесь — не то что у Хортицы, пологий. И течение ровное. Можно переправиться? Можно. Вот пусть преследователь и гадает: переправили добычу на тот берег или нет.
— Клёст, Чекан, Шуйка! — гаркнул Устах. — Взяли лошадей — и к Днепру. Туда — широко гоните, обратно — цепочкой. Да на берегу не валандайтесь! Наполнили бурдюки — и назад. Свей, Морош, что стоите, разинув рты? Ждете, пока муха влетит? Ну-ка, давайте с мертвяками заканчивайте! Чусок, возьми кого-нибудь и пересыпайте это в переметные сумы. — Варяг небрежно пихнул ногой мешок с золотом. — На мешках, вишь, пометки сделаны. Да в сумах везти сподручней будет.
— А делить? — заикнулся было Морош.
— Печенеги тебя поделят! — посулил Устах. — Частей на шесть. Шевелись давай!
Пока синеусый варяг организовывал производственный процесс, Серега старательно шевелил мозгами: что бы этакое сотворить для окончательного запутывания возможных преследователей?
Его размышление прервало появление хузар. Лихо осадив коня в шаге от Духарева, Машег швырнул к Серегиным ногам труп еще одного разбойника.
— Ну и что дальше? — спросил Духарев, поглядев на свежего покойничка.
Ничего особенного. Плоская, дочерна загорелая морда, раззявленная пасть с обломками зубов…
— А то, — сердито бросил Машег, — что их двое было. Один ушел!
Вот это было скверно, но ругать хузар Духарев не стал. Видно, что и так расстроены неудачей.
— Там у них табунок был, — сказал Рагух. — Голов на двести. И этих двое. Как нас увидели — сразу бежать. Этого Машег достал, а второй утек. Да и пусть бежит. Одним больше, одним меньше… Может, поймает его кто да кишки и выпустит!
— Вот именно! — буркнул Духарев. — Вы лучше вон туда гляньте! — Он показал на Чуска, пересыпающего монеты из мешка в седельную сумку.
— О-о-о! — Рахуг даже забыл закрыть рот.
Тронув коня, он подъехал поближе.
— Что зыришь? Давай помогай! — сказал ему Чусок.
В отличие от соплеменника, Машег с места не сдвинулся.
— Это золото, да, Серегей?
— Золото. И серебро. И утварь.
— Больно много.
Машег — синеглазый красавец, воин в …надцатом поколении, кровь хаканов, немерено колен благородных предков, но голова у хузарина варила — дай Бог всякому!
— В том-то и дело, — хмуро бросил Серега.
— Это ничего! — Машег блеснул зубами. — Много золота не бывает!
— Зато бывает, что вокруг этого золота много трупов, — заметил Духарев. — Не хотелось бы к ним присоединиться.
Хузарин встрепенулся — понял.
— Поеду-ка я поищу этого пастуха, — сказал он.
— Нет! — отрезал Духарев. — Хрен с ним. Некогда. Надо ноги уносить.
Он вкратце изложил Машегу возможные варианты происхождения золота и свои мысли по поводу ближайшего будущего.
Чусок тем временем закончил перегрузку и занялся дележкой того, что ободрали с мертвых тел. Дело нетрудное, доля каждого известна, если командиры решили бы кого поощрить особо, сказали бы.
К уже предложенным вариантам предполагаемой судьбы серебра-золота Машег прибавил еще один: дикие хузары золота сами не везли и силой не добывали, а были в сговоре с теми, кто вез. Или с теми, кому везли. Имитировали ограбление — и ищи ветра в Диком Поле! Если этот вариант соответствовал истине, то число осведомленных о деньгах, соответственно, увеличивалось, а шансы варягов выкрутиться — уменьшались.
К сожалению, к даме по имени Истина именно Машег оказался ближе всех.
Глава третья, в которой десятник варяжский Сергей применяет хитрость, именуемую «два зайца»
Понятко и Гололоб прошлись по разбойничьему следу до днепровского берега и еще версты две — вдоль реки. Тут след прервался. Вернее, ушел в воду. Понятко пошарил в камышах и обнаружил вспоротую бычью шкуру. Такие шкуры использовали для переправы: набивали сеном, зашивали — и вперед. Держало неплохо, Духарев сам пробовал.
На тот берег парни переправляться не стали, повернули коней и поскакали обратно.
1 2 3 4 5 6