Во-первых, известно было, что воевода Серегей никому зазря худого не сделает, нурманам всяким укорот даст; во-вторых, жена у него хоть и булгарка-христианка, зато лекарка. Пусть строга, а не жадна: многим в беде помогла. Но самое главное, воевода Серегей – герой. А героев в Киеве любили.
А у самого славного воеводы мысли были не очень приятные. После сегодняшнего инцидента княгиня на него явно обижена. А князь… Князь и впрямь еще слишком молод. Вот остались они сейчас с матерью вдвоем и до чего договорятся – неизвестно. Княгиня – та еще лиса. Мужем своим вертела, как хотела, хоть тот был намного старше и по жизни весьма искушен. А князь-воевода Свенельд хоть и самостоятелен без меры, а, считай, уже лет десять как ни одного важного решения не примет, с княгиней не посоветовавшись. А земли свои приращивает да обустраивает по Ольгиному образцу. Если смотреть правде в глаза: Киевом и землями его обширными правила и правит княгиня. К ней сходятся все нити управления. К ней свозят оброки. На обустроенных ею поземельно погостах сидят ее тиуны да посадники. А для великого князя те же посадники, чтоб не скучал, ловища устраивают. Ведомо, что любит Святослав охотиться куда более, чем суд-расправу чинить, а уж тем более разбирать, кто сколько в княжью казну недодал и почему. Вот голову смахнуть неплательщику он может, это да. А что работник без головы – это уже не доход, а расход, князю понять трудно: молод он да горяч. Духарев и сам видел, что землеправитель из Святослава пока не очень. И склонности к этому делу у князя не было никакой. На уме одни битвы да ловитвы…
Духареву вспомнилось, как они прошлым летом поохотились в Тмутаракани. Славно поохотились, еще самую малость – и пришлось бы Киеву искать другого князя…
Глава пятая
Княжья охота на касожской границе
Туша дикой свиньи лежала поперек тропы. Едва всадники выехали на полянку, кто-то мелкий проворно сиганул в кусты.
– Вот она! – удовлетворенно сказал Понятко и спрыгнул на землю.
Святослав тоже спешился. И кое-кто из дружинников. Духарев остался в седле.
Свиная туша была относительно свежая, но все равно выглядела малоаппетитно. Внутренности из брюха выедены, в траве – ошметки кишок. Надо всем этим натюрмортом висела туча мух. В звериных следах Сергей так и не научился толком разбираться. В охотничьих забавах ему нравилась финальная часть: завалить зверя. В принципе, не важно какого, но чтобы побыстрее, без многочасового преследования по топям или буеракам.
А вот для киевского князя ловитвы – любимое хобби. Едва прослышит, что где-то появился особо крупный медведь или исключительно свирепый тур – стрелой летит. Быстрей, чем на врага. Об этом пристрастии князя знали. Так что куда бы ни приехал на полюдье великий князь киевский, ему непременно предлагали что-нибудь этакое. Вот и здесь, на границе Тмутаракани и касожских земель, – тоже.
«Рискованное мероприятие», – думал Духарев.
Не об охоте, разумеется. Он полагал, что пара гридней способна завалить любого зверя: хоть мишку, хоть тура, хоть вепря. А вот неполной дюжиной лезть на касожскую территорию – чистая авантюра. Думать-то думал, но протестовать не пытался. Святослав все равно поедет, и воевода, естественно, тоже.
Единственное, что он мог сделать, – предупредить сотников, чтобы, едва князь отъедет на десяток стрелищ, держали воев наготове, слушали рог. Охотничьи сигналы можно игнорировать, а вот если раздастся «К бою!» – спешить на зов, не жалея коней.
Вскоре после рассвета прискакал тмутараканский следопыт. Переговорил с Поняткой – тот кинулся к князю, и буквально тотчас поступила команда: «Выезжаем».
На ловитвы должны были отправиться князь и его ближние: Духарев, Понятко, Икмор и семь воинов по духаревскому выбору: пятеро гридней, известных своей самоотверженностью, и двое хузар – отменных стрелков. К этим семерым присоединились двое местных варягов, следопыт и псарь. Вполне приличная ватажка. Если касоги наскочат, есть шанс продержаться, пока подоспеет подмога. Но пока врагов, если не считать мириад назойливых мух, не наблюдалось.
Князь обнаружил что-то в траве.
– Сотник, поди сюда! – позвал он.
Они с Поняткой наклонились, изучая находку. К ним присоединился следопыт. Все трое необычайно оживились. Духарев подъехал ближе… Тьфу, пакость! Большая куча дерьма.
– Матерый! – уверенно заявил один из варягов. – Эк сколько высрал!
– Ясно, матерый, коли он вторую в зубах унес! – отмахнулся князь. – Кучу он недавно навалил, свежая! Эй ты, собак давай!
Подвели двух псов. Псы энтузиазма хозяев не разделили. Даже к дохлой свинье отнеслись без обычного восторга. Единственным желанием ушастых следопытов было как можно быстрее покинуть полянку, причем в направлении, противоположном тому, которое привело бы к матерому автору кучи.
– Ледащие! – презрительно бросил Святослав. – Мои лайки вдвоем мишку берут.
– Так то мишка! – вступился за собак псарь. – А то зверь лютый. Погоди, княже, я их подниму!
С собаками была проведена «разъяснительная работа», и они крайне неохотно, но все-таки взяли след.
Духарев на охотничьи забавы внимания не обращал. Его беспокоили касоги.
Когда-то касоги ходили под хузарами, но в последние лет двадцать совершенно отбились от рук. Так Машег говорил. У Тмутаракани с касогами тоже были проблемы. Нет, не проблемы, а так, проблемки. Мелкие пограничные стычки: то отару угонят, то хутор пожгут. Наезды были обоюдные, но до настоящей драки дело не доходило. Посадник тмутараканский, еще при Игоре поставленный на место погибшего в кавказском походе старшего сына, был политик изрядный, со всеми старался ладить.
Мысли о касогах плавно перетекли в размышления о ситуации в Тмутаракани и ее окрестностях.
Тмутаракань – место богатейшее, вдобавок стратегически важное. Контроль над Боспором, выход в Черное море, ценный военный плацдарм и постоянная угроза византийским владениям в Крыму. По договору с Игорем, правда, Киев обязался эти владения не трогать, но Царьград тоже много чего обещал…
Впрочем, ромеи были тихими соседями, в отличие от печенегов, давивших со стороны степи, и касогов, подпиравших со стороны гор. Нынешний визит Святослава в Тмутаракань имел тайную цель: проверить, нельзя ли касогов взять под себя? Вчера Духарев и Святослав весь день обсуждали эту тему с наместником. Наместник связываться с касогами не рекомендовал: овчинка выделки не стоит. На горцах много не возьмешь, а вот их самих брать непросто. Правда, у Киева был отменный специалист по «выделке» – воевода Свенельд. Этот даже с лесной свиньи умел два слоя щетины остричь. А насчет «брать непросто», так на то и дружина. Однако хорошую дружину надо хорошо кормить…
Духарев встрепенулся: один из хузар щелкнул языком, показал плетью. Не вперед, на поросший редким лесом склон, а правее, на заросший кустарником овражек.
– Что? – спросил Духарев.
– Птицы.
Сергей прищурился. Точно, встревожились пернатые. Засада?
Святослав, Понятко, местные варяги и, разумеется, псарь со следопытом обогнали Духарева и гридней шагов на пятьдесят и двигались аккурат к подозрительному овражку. Надо полагать, именно туда вел след зверя. Но вполне могло оказаться, что следом воспользовались касоги, чтобы устроить засаду. Духарев был уверен, что у них в городке имеются информаторы. Если и псарь – их человек… Нет, это уже паранойя.
– Брони надеть, – негромко скомандовал он, одновременно сам вытаскивая из седельной сумки панцирь.
Облачившись, Сергей пустил коня вскачь, догоняя. Догоняя, но не обгоняя. Если в кустах и впрямь засел хищник, задравший свинку, то у князя на зубастого приоритет. Отчасти поэтому Духарев и не любил охотиться с теми, кто повыше его за столом сидит. Самое интересное им и достанется. Между тем охотники остановились и спешились, не доехав до лощинки шагов триста. Изучали следы крови на траве и какие-то мелкие ошметки, густо облепленные насекомыми.
– Заморился, – сказал следопыт. – Отдыхал.
– На-конь! – коротко скомандовал Святослав, и охотники двинулись дальше.
Остановились у «входа» в овражек, густо заросший кустарником. Ветки его кое-где были заломаны.
– Собак держи! – скомандовал князь, спешиваясь.
«Все-таки зверь, – с облегчением подумал Духарев. – Будь здесь касожская засада – уже ударили бы».
Следопыт достал из сумки прихваченные именно на этот случай камни и принялся кидать их в овражек. Никакой реакции.
– Может, попить ушел? – предположил Понятко. – После жрачки он пить много любит.
– Не ушел, – напряженным голосом ответил следопыт. – Он не зря сюда свинью приволок: тут родник, я это место знаю. Может, собак пустить?
– Не пойдут! – сказал псарь. – Лучше стрельнуть разок-другой. Слышь, хузар, стрельни!
– Я стрельну, – согласился хузарин. – Но стрелу ты сам будешь искать. А не найдешь, я из твоей пустой головы чашку сделаю – собак твоих поить.
Псарь опасливо отодвинулся и больше никаких предложений не делал.
– Я пойду! – решительно заявил Святослав, вытаскивая меч.
– Бронь вздень, княже! – сказал Духарев.
Убедившись, что в кустах нет засады, Сергей наконец заинтересовался, что за зверя они преследуют. Можно было спросить, но не хотелось ронять авторитет. Итак, лютый зверь. Крупный хищник, способный унести в зубах свинью. Но не медведь.
Святослав мотнул было головой, но потом оглянулся, увидел, что его гридни – в доспехах, воевода – тоже бронный, и нехотя потянулся за панцирем. В шестнадцать лет очень не хочется показаться трусом, но наставники постоянно твердили юному князю: есть отвага, а есть неосторожность, бравада, которая для воина, особенно же для вождя – большой недостаток.
Один из спешившихся гридней помог князю закрепить доспех и вознамерился первым войти в заросли.
– Я сам! – воскликнул князь и, оттолкнув гридня, бросился вперед…
Зверь атаковал молча и стремительно. Кони прянули назад, псы с визгом отскочили, оба хузарина разрядили луки, но из-за шарахнувшихся коней стрелы ушли впустую. Святослава отшвырнуло назад, на гридня (счастье, что он не напоролся на его меч), а в следующий миг и сам гридень покатился по траве, как поддетый ногой мешок с шерстью.
Духарев упустил первые мгновения, пытаясь сладить с конем, поэтому он увидел только результат: Двух сбитых с ног воинов и вопящего следопыта, на плече которого сомкнулись страшные клыки. Один из варягов прыгнул с седла на спину зверю, но тот, опустив следопыта, извернулся, взмахом лапы вышиб пику из рук варяга, а его самого поймал на лету, как кошка – птицу, опрокинул, подмял…
Воздух вибрировал и рвался от низкого рева, вызывавшего предательскую слабость…
Стрела чиркнула по грязно-желтому меху. Другая воткнулась в землю: громадный зверь увернулся не хуже опытного воина. Вернее, намного лучше. Быстрее. Прыжок – клыки вонзились в ногу хузарина, а когти – в круп обезумевшего коня. Лошадь и всадник опрокинулись на землю, и тут леопарду не повезло: подвернулся под удар копыта. Второй хузарин исхитрился: вогнал стрелу в сбитого с ног хищника. Леопард взревел так, что, казалось, вздрогнула сама земля. Его бросок был молниеносен, но конь хузарина уже сорвался и понесся прочь.
Промахнувшийся зверь крутнулся на месте и увидел целую кучу врагов: четверых гридней-варягов, спешившихся, со щитами, прикрывающих обеспамятевшего князя; Икмора, держащего рогатину с длинным широким железком; Духарева, тоже спешившегося, подхватившего чье-то копье…
– Ко мне, зверь! – закричал Икмор и метнул нож.
Леопарда нож не остановил. Икмор принял зверя на рогатину, но неудачно. Острие лишь скользнуло по пятнистой груди, ясеневое древко вывернулось из рук Икмора, сам он отпрыгнул, но споткнулся… Леопард не успел его подмять. Когда он, грязно-желтая размазанная тень, пронесся мимо Духарева, Сергей нанес удар. Целил он, правда, в шею, а попал в бок, ближе к крестцу, зато всадил качественно, от души: копье пробило броню мышц и ладони на две погрузилось в леопардово нутро. Человек после такой раны напрочь терял способность к нападению и обороне, а леопард вроде бы даже не понял, что ранен: тотчас кинулся на нового врага. Впрочем, проделанная в организме дыра малость поубавила зверю прыти, и этой малости хватило, чтобы Духарев успел выхватить меч и встретить зверя хлёстом клинка… Двуногий от такого удара сразу стал бы одноногим, но хищнику меч даже кость не просек. Впрочем, пластины Серегиного панциря тоже выдержали удар когтей. Примерно как бронежилет выдерживает попадание пули: дырки нет, но ребра трещат, воздух из груди – долой, а в глазах черно. Сбитый с ног, он каким-то чудом ухитрился увернуться от клыков – только вонью обдало…
… И тут охота закончилась. Выждавший момент Понятко вбил граненую (против панциря) стрелу точно в затылок зверя.
Духарев поднялся и посмотрел на «лютого зверя». Тело леопарда еще содрогалось, но он был уже мертв. Бронебойная стрела насквозь прошила его мозг.
Следующий взгляд – туда, где лежал Святослав. Нет, уже не лежал, вставал… Сам, без помощи гридней.
– Цел, княже?
– Цел! Эх, каков пардус! Лют!
– Был, – уточнил Духарев.
Пардусами называли живших в Киеве охотничьих гепардов: потомков котят, подаренных великим печенежским ханом великому князю Олегу после совместного похода на ромеев. Но это был пардус совсем другого сорта. Леопард. Здоровенный, размером со снежного барса, которых Духарев не единожды видел в зоопарке в той жизни. Сейчас, когда все закончилось, Сергей ощущал отвратительную слабость. Он очень ясно представлял, что мог бы умирать, истекая кровью, как тот варяг, что храбро прыгнул на зверя с седла. Как хузарин, которому леопард в клочья располосовал бедро. Или как несчастный следопыт… Впрочем, этот уже отмучился. Святославу повезло: пардус просто сшиб его с ног. Предусмотрительно надетый панцирь защитил его от когтей, так же как через несколько мгновений уберег Духарева. Сергей не раз брал медведя и знал, с какой быстротой может двигаться зверь. Но в сравнении с этим хищником мишка казался сущим увальнем.
– Оставьте, – сказал Понятко гридням, возившимся с извлеченным из-под коня хузарином. – Не жилец.
С подобными ранами здесь боролись одним способом: отсекая порванную конечность и прижигая культю. Но здесь пришлось бы рубить ногу под самый пах. Бессмысленно. Несчастный уже потерял слишком много крови, продолжавшей вытекать из порванной артерии. Не жилец. Еще несколько минут, и он уйдет в свой иудейский Ирий. Надо будет проследить, чтобы его похоронили по хузарскому обычаю: зарыли в землю, а не сожгли. Впрочем, уцелевший соплеменник об этом наверняка позаботится. Вот он, уже возвращается: сумел, как и следовало ожидать, управиться с понесшей лошадью. И псарь вернулся с позорно струсившими собаками. Но кто знает: может, и новгородские лайки Духарева тоже поджали бы хвосты.
– Так это ж матка! – внезапно раздался Поняткин возглас, изучавшего свою добычу.
Свою, поскольку это его стрела убила пардуса, так что вряд ли кто-то станет оспаривать право Понятки на пятнистую шкуру и клыкастую голову. Во всяком случае не Духарев, которому выстрел гридня спас жизнь.
Святослав оживился:
– Матка? Ну-ка… О! Сосцы полные! Значит, и котята где-то тут! Эй, ты! – кликнул он псаря, мгновенно забыв и о погибших, и о том, что сам едва не отправился в Ирий. – Давай сюда своих пустолаек!
– Ить порвут собачек! – забеспокоился псарь.
– Молочные? – фыркнул Святослав. – Ну-ка…
И ухватив за ошейник ту псину, что оказалась поближе, поволок ее в заросли.
Духареву оставалось только надеяться, что там не окажется еще одной взрослой зверюги.
Кустарник прочесывали часа полтора. Нашли троих котят, размером чуть побольше кошки. Всех троих посадили в кожаные седельные мешки к большому неудовольствию лошадей и псаря, который считал, что котят следует прикончить немедленно.
– Вот подрастут, они вам головы и скусят, – сулил он вполголоса.
Но Святослав к доводам разума был глух. Ему уже представлялись громадные пятнистые кошки, полюющие туров, как гепарды – проворных тарпанов.
Духарев тем временем помогал вьючить на лошадей тех, кто уже никогда не будет охотиться.
В этой ловитве они потеряли двоих опытных гридней, одного тмутараканского варяга и следопыта, которого, впрочем, можно было не считать. Работа у него такая. Поохотились, однако! Если на них сейчас наедут касоги, совсем худо будет. А Святослав – счастлив. Ему только что чуть голову не откусили, на шлеме вмятины от клыков, налатник погнут, щека в запекшейся крови, а физиономия сияет:
– Эх, воевода, так бы и в сече! Вот как я хочу воевать! Как этот пардус!
Духарев вздохнул: мечтатель! В реальной битве такого зверя мигом бы стрелами утыкали или на копья вздели.
Но князь имел в виду совсем другое:
– Упасть на ворогов, как этот пардус!
1 2 3 4 5 6
А у самого славного воеводы мысли были не очень приятные. После сегодняшнего инцидента княгиня на него явно обижена. А князь… Князь и впрямь еще слишком молод. Вот остались они сейчас с матерью вдвоем и до чего договорятся – неизвестно. Княгиня – та еще лиса. Мужем своим вертела, как хотела, хоть тот был намного старше и по жизни весьма искушен. А князь-воевода Свенельд хоть и самостоятелен без меры, а, считай, уже лет десять как ни одного важного решения не примет, с княгиней не посоветовавшись. А земли свои приращивает да обустраивает по Ольгиному образцу. Если смотреть правде в глаза: Киевом и землями его обширными правила и правит княгиня. К ней сходятся все нити управления. К ней свозят оброки. На обустроенных ею поземельно погостах сидят ее тиуны да посадники. А для великого князя те же посадники, чтоб не скучал, ловища устраивают. Ведомо, что любит Святослав охотиться куда более, чем суд-расправу чинить, а уж тем более разбирать, кто сколько в княжью казну недодал и почему. Вот голову смахнуть неплательщику он может, это да. А что работник без головы – это уже не доход, а расход, князю понять трудно: молод он да горяч. Духарев и сам видел, что землеправитель из Святослава пока не очень. И склонности к этому делу у князя не было никакой. На уме одни битвы да ловитвы…
Духареву вспомнилось, как они прошлым летом поохотились в Тмутаракани. Славно поохотились, еще самую малость – и пришлось бы Киеву искать другого князя…
Глава пятая
Княжья охота на касожской границе
Туша дикой свиньи лежала поперек тропы. Едва всадники выехали на полянку, кто-то мелкий проворно сиганул в кусты.
– Вот она! – удовлетворенно сказал Понятко и спрыгнул на землю.
Святослав тоже спешился. И кое-кто из дружинников. Духарев остался в седле.
Свиная туша была относительно свежая, но все равно выглядела малоаппетитно. Внутренности из брюха выедены, в траве – ошметки кишок. Надо всем этим натюрмортом висела туча мух. В звериных следах Сергей так и не научился толком разбираться. В охотничьих забавах ему нравилась финальная часть: завалить зверя. В принципе, не важно какого, но чтобы побыстрее, без многочасового преследования по топям или буеракам.
А вот для киевского князя ловитвы – любимое хобби. Едва прослышит, что где-то появился особо крупный медведь или исключительно свирепый тур – стрелой летит. Быстрей, чем на врага. Об этом пристрастии князя знали. Так что куда бы ни приехал на полюдье великий князь киевский, ему непременно предлагали что-нибудь этакое. Вот и здесь, на границе Тмутаракани и касожских земель, – тоже.
«Рискованное мероприятие», – думал Духарев.
Не об охоте, разумеется. Он полагал, что пара гридней способна завалить любого зверя: хоть мишку, хоть тура, хоть вепря. А вот неполной дюжиной лезть на касожскую территорию – чистая авантюра. Думать-то думал, но протестовать не пытался. Святослав все равно поедет, и воевода, естественно, тоже.
Единственное, что он мог сделать, – предупредить сотников, чтобы, едва князь отъедет на десяток стрелищ, держали воев наготове, слушали рог. Охотничьи сигналы можно игнорировать, а вот если раздастся «К бою!» – спешить на зов, не жалея коней.
Вскоре после рассвета прискакал тмутараканский следопыт. Переговорил с Поняткой – тот кинулся к князю, и буквально тотчас поступила команда: «Выезжаем».
На ловитвы должны были отправиться князь и его ближние: Духарев, Понятко, Икмор и семь воинов по духаревскому выбору: пятеро гридней, известных своей самоотверженностью, и двое хузар – отменных стрелков. К этим семерым присоединились двое местных варягов, следопыт и псарь. Вполне приличная ватажка. Если касоги наскочат, есть шанс продержаться, пока подоспеет подмога. Но пока врагов, если не считать мириад назойливых мух, не наблюдалось.
Князь обнаружил что-то в траве.
– Сотник, поди сюда! – позвал он.
Они с Поняткой наклонились, изучая находку. К ним присоединился следопыт. Все трое необычайно оживились. Духарев подъехал ближе… Тьфу, пакость! Большая куча дерьма.
– Матерый! – уверенно заявил один из варягов. – Эк сколько высрал!
– Ясно, матерый, коли он вторую в зубах унес! – отмахнулся князь. – Кучу он недавно навалил, свежая! Эй ты, собак давай!
Подвели двух псов. Псы энтузиазма хозяев не разделили. Даже к дохлой свинье отнеслись без обычного восторга. Единственным желанием ушастых следопытов было как можно быстрее покинуть полянку, причем в направлении, противоположном тому, которое привело бы к матерому автору кучи.
– Ледащие! – презрительно бросил Святослав. – Мои лайки вдвоем мишку берут.
– Так то мишка! – вступился за собак псарь. – А то зверь лютый. Погоди, княже, я их подниму!
С собаками была проведена «разъяснительная работа», и они крайне неохотно, но все-таки взяли след.
Духарев на охотничьи забавы внимания не обращал. Его беспокоили касоги.
Когда-то касоги ходили под хузарами, но в последние лет двадцать совершенно отбились от рук. Так Машег говорил. У Тмутаракани с касогами тоже были проблемы. Нет, не проблемы, а так, проблемки. Мелкие пограничные стычки: то отару угонят, то хутор пожгут. Наезды были обоюдные, но до настоящей драки дело не доходило. Посадник тмутараканский, еще при Игоре поставленный на место погибшего в кавказском походе старшего сына, был политик изрядный, со всеми старался ладить.
Мысли о касогах плавно перетекли в размышления о ситуации в Тмутаракани и ее окрестностях.
Тмутаракань – место богатейшее, вдобавок стратегически важное. Контроль над Боспором, выход в Черное море, ценный военный плацдарм и постоянная угроза византийским владениям в Крыму. По договору с Игорем, правда, Киев обязался эти владения не трогать, но Царьград тоже много чего обещал…
Впрочем, ромеи были тихими соседями, в отличие от печенегов, давивших со стороны степи, и касогов, подпиравших со стороны гор. Нынешний визит Святослава в Тмутаракань имел тайную цель: проверить, нельзя ли касогов взять под себя? Вчера Духарев и Святослав весь день обсуждали эту тему с наместником. Наместник связываться с касогами не рекомендовал: овчинка выделки не стоит. На горцах много не возьмешь, а вот их самих брать непросто. Правда, у Киева был отменный специалист по «выделке» – воевода Свенельд. Этот даже с лесной свиньи умел два слоя щетины остричь. А насчет «брать непросто», так на то и дружина. Однако хорошую дружину надо хорошо кормить…
Духарев встрепенулся: один из хузар щелкнул языком, показал плетью. Не вперед, на поросший редким лесом склон, а правее, на заросший кустарником овражек.
– Что? – спросил Духарев.
– Птицы.
Сергей прищурился. Точно, встревожились пернатые. Засада?
Святослав, Понятко, местные варяги и, разумеется, псарь со следопытом обогнали Духарева и гридней шагов на пятьдесят и двигались аккурат к подозрительному овражку. Надо полагать, именно туда вел след зверя. Но вполне могло оказаться, что следом воспользовались касоги, чтобы устроить засаду. Духарев был уверен, что у них в городке имеются информаторы. Если и псарь – их человек… Нет, это уже паранойя.
– Брони надеть, – негромко скомандовал он, одновременно сам вытаскивая из седельной сумки панцирь.
Облачившись, Сергей пустил коня вскачь, догоняя. Догоняя, но не обгоняя. Если в кустах и впрямь засел хищник, задравший свинку, то у князя на зубастого приоритет. Отчасти поэтому Духарев и не любил охотиться с теми, кто повыше его за столом сидит. Самое интересное им и достанется. Между тем охотники остановились и спешились, не доехав до лощинки шагов триста. Изучали следы крови на траве и какие-то мелкие ошметки, густо облепленные насекомыми.
– Заморился, – сказал следопыт. – Отдыхал.
– На-конь! – коротко скомандовал Святослав, и охотники двинулись дальше.
Остановились у «входа» в овражек, густо заросший кустарником. Ветки его кое-где были заломаны.
– Собак держи! – скомандовал князь, спешиваясь.
«Все-таки зверь, – с облегчением подумал Духарев. – Будь здесь касожская засада – уже ударили бы».
Следопыт достал из сумки прихваченные именно на этот случай камни и принялся кидать их в овражек. Никакой реакции.
– Может, попить ушел? – предположил Понятко. – После жрачки он пить много любит.
– Не ушел, – напряженным голосом ответил следопыт. – Он не зря сюда свинью приволок: тут родник, я это место знаю. Может, собак пустить?
– Не пойдут! – сказал псарь. – Лучше стрельнуть разок-другой. Слышь, хузар, стрельни!
– Я стрельну, – согласился хузарин. – Но стрелу ты сам будешь искать. А не найдешь, я из твоей пустой головы чашку сделаю – собак твоих поить.
Псарь опасливо отодвинулся и больше никаких предложений не делал.
– Я пойду! – решительно заявил Святослав, вытаскивая меч.
– Бронь вздень, княже! – сказал Духарев.
Убедившись, что в кустах нет засады, Сергей наконец заинтересовался, что за зверя они преследуют. Можно было спросить, но не хотелось ронять авторитет. Итак, лютый зверь. Крупный хищник, способный унести в зубах свинью. Но не медведь.
Святослав мотнул было головой, но потом оглянулся, увидел, что его гридни – в доспехах, воевода – тоже бронный, и нехотя потянулся за панцирем. В шестнадцать лет очень не хочется показаться трусом, но наставники постоянно твердили юному князю: есть отвага, а есть неосторожность, бравада, которая для воина, особенно же для вождя – большой недостаток.
Один из спешившихся гридней помог князю закрепить доспех и вознамерился первым войти в заросли.
– Я сам! – воскликнул князь и, оттолкнув гридня, бросился вперед…
Зверь атаковал молча и стремительно. Кони прянули назад, псы с визгом отскочили, оба хузарина разрядили луки, но из-за шарахнувшихся коней стрелы ушли впустую. Святослава отшвырнуло назад, на гридня (счастье, что он не напоролся на его меч), а в следующий миг и сам гридень покатился по траве, как поддетый ногой мешок с шерстью.
Духарев упустил первые мгновения, пытаясь сладить с конем, поэтому он увидел только результат: Двух сбитых с ног воинов и вопящего следопыта, на плече которого сомкнулись страшные клыки. Один из варягов прыгнул с седла на спину зверю, но тот, опустив следопыта, извернулся, взмахом лапы вышиб пику из рук варяга, а его самого поймал на лету, как кошка – птицу, опрокинул, подмял…
Воздух вибрировал и рвался от низкого рева, вызывавшего предательскую слабость…
Стрела чиркнула по грязно-желтому меху. Другая воткнулась в землю: громадный зверь увернулся не хуже опытного воина. Вернее, намного лучше. Быстрее. Прыжок – клыки вонзились в ногу хузарина, а когти – в круп обезумевшего коня. Лошадь и всадник опрокинулись на землю, и тут леопарду не повезло: подвернулся под удар копыта. Второй хузарин исхитрился: вогнал стрелу в сбитого с ног хищника. Леопард взревел так, что, казалось, вздрогнула сама земля. Его бросок был молниеносен, но конь хузарина уже сорвался и понесся прочь.
Промахнувшийся зверь крутнулся на месте и увидел целую кучу врагов: четверых гридней-варягов, спешившихся, со щитами, прикрывающих обеспамятевшего князя; Икмора, держащего рогатину с длинным широким железком; Духарева, тоже спешившегося, подхватившего чье-то копье…
– Ко мне, зверь! – закричал Икмор и метнул нож.
Леопарда нож не остановил. Икмор принял зверя на рогатину, но неудачно. Острие лишь скользнуло по пятнистой груди, ясеневое древко вывернулось из рук Икмора, сам он отпрыгнул, но споткнулся… Леопард не успел его подмять. Когда он, грязно-желтая размазанная тень, пронесся мимо Духарева, Сергей нанес удар. Целил он, правда, в шею, а попал в бок, ближе к крестцу, зато всадил качественно, от души: копье пробило броню мышц и ладони на две погрузилось в леопардово нутро. Человек после такой раны напрочь терял способность к нападению и обороне, а леопард вроде бы даже не понял, что ранен: тотчас кинулся на нового врага. Впрочем, проделанная в организме дыра малость поубавила зверю прыти, и этой малости хватило, чтобы Духарев успел выхватить меч и встретить зверя хлёстом клинка… Двуногий от такого удара сразу стал бы одноногим, но хищнику меч даже кость не просек. Впрочем, пластины Серегиного панциря тоже выдержали удар когтей. Примерно как бронежилет выдерживает попадание пули: дырки нет, но ребра трещат, воздух из груди – долой, а в глазах черно. Сбитый с ног, он каким-то чудом ухитрился увернуться от клыков – только вонью обдало…
… И тут охота закончилась. Выждавший момент Понятко вбил граненую (против панциря) стрелу точно в затылок зверя.
Духарев поднялся и посмотрел на «лютого зверя». Тело леопарда еще содрогалось, но он был уже мертв. Бронебойная стрела насквозь прошила его мозг.
Следующий взгляд – туда, где лежал Святослав. Нет, уже не лежал, вставал… Сам, без помощи гридней.
– Цел, княже?
– Цел! Эх, каков пардус! Лют!
– Был, – уточнил Духарев.
Пардусами называли живших в Киеве охотничьих гепардов: потомков котят, подаренных великим печенежским ханом великому князю Олегу после совместного похода на ромеев. Но это был пардус совсем другого сорта. Леопард. Здоровенный, размером со снежного барса, которых Духарев не единожды видел в зоопарке в той жизни. Сейчас, когда все закончилось, Сергей ощущал отвратительную слабость. Он очень ясно представлял, что мог бы умирать, истекая кровью, как тот варяг, что храбро прыгнул на зверя с седла. Как хузарин, которому леопард в клочья располосовал бедро. Или как несчастный следопыт… Впрочем, этот уже отмучился. Святославу повезло: пардус просто сшиб его с ног. Предусмотрительно надетый панцирь защитил его от когтей, так же как через несколько мгновений уберег Духарева. Сергей не раз брал медведя и знал, с какой быстротой может двигаться зверь. Но в сравнении с этим хищником мишка казался сущим увальнем.
– Оставьте, – сказал Понятко гридням, возившимся с извлеченным из-под коня хузарином. – Не жилец.
С подобными ранами здесь боролись одним способом: отсекая порванную конечность и прижигая культю. Но здесь пришлось бы рубить ногу под самый пах. Бессмысленно. Несчастный уже потерял слишком много крови, продолжавшей вытекать из порванной артерии. Не жилец. Еще несколько минут, и он уйдет в свой иудейский Ирий. Надо будет проследить, чтобы его похоронили по хузарскому обычаю: зарыли в землю, а не сожгли. Впрочем, уцелевший соплеменник об этом наверняка позаботится. Вот он, уже возвращается: сумел, как и следовало ожидать, управиться с понесшей лошадью. И псарь вернулся с позорно струсившими собаками. Но кто знает: может, и новгородские лайки Духарева тоже поджали бы хвосты.
– Так это ж матка! – внезапно раздался Поняткин возглас, изучавшего свою добычу.
Свою, поскольку это его стрела убила пардуса, так что вряд ли кто-то станет оспаривать право Понятки на пятнистую шкуру и клыкастую голову. Во всяком случае не Духарев, которому выстрел гридня спас жизнь.
Святослав оживился:
– Матка? Ну-ка… О! Сосцы полные! Значит, и котята где-то тут! Эй, ты! – кликнул он псаря, мгновенно забыв и о погибших, и о том, что сам едва не отправился в Ирий. – Давай сюда своих пустолаек!
– Ить порвут собачек! – забеспокоился псарь.
– Молочные? – фыркнул Святослав. – Ну-ка…
И ухватив за ошейник ту псину, что оказалась поближе, поволок ее в заросли.
Духареву оставалось только надеяться, что там не окажется еще одной взрослой зверюги.
Кустарник прочесывали часа полтора. Нашли троих котят, размером чуть побольше кошки. Всех троих посадили в кожаные седельные мешки к большому неудовольствию лошадей и псаря, который считал, что котят следует прикончить немедленно.
– Вот подрастут, они вам головы и скусят, – сулил он вполголоса.
Но Святослав к доводам разума был глух. Ему уже представлялись громадные пятнистые кошки, полюющие туров, как гепарды – проворных тарпанов.
Духарев тем временем помогал вьючить на лошадей тех, кто уже никогда не будет охотиться.
В этой ловитве они потеряли двоих опытных гридней, одного тмутараканского варяга и следопыта, которого, впрочем, можно было не считать. Работа у него такая. Поохотились, однако! Если на них сейчас наедут касоги, совсем худо будет. А Святослав – счастлив. Ему только что чуть голову не откусили, на шлеме вмятины от клыков, налатник погнут, щека в запекшейся крови, а физиономия сияет:
– Эх, воевода, так бы и в сече! Вот как я хочу воевать! Как этот пардус!
Духарев вздохнул: мечтатель! В реальной битве такого зверя мигом бы стрелами утыкали или на копья вздели.
Но князь имел в виду совсем другое:
– Упасть на ворогов, как этот пардус!
1 2 3 4 5 6