А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Но что я могу с этим сделать? Психологию людей понять стало невозможно – она слишком быстро меняется. Мы стали чуждыми друг другу, друг другу и самим себе… Это ужасно.
Льюис подошел к двери.
– Идем. Россман здесь. Он хочет посовещаться с нами.
Они вышли в коридор, оставив Иохансона и Грюневальда в лаборатории – те занимались определением постоянных и перекалибровкой инструментов, пытаясь восстановить то грандиозное по важности основание, без которого наука перестает быть наукой.
Во всем здании занимались примерно тем же – изучали преобразившиеся лики своих дисциплин: химии, кибернетики, биологии и, более всего, психологии. Сделать нужно было так много, что люди буквально забывали обо всем остальном, даже о сне.
Руководители отделов собрались за одним длинным столом в главном конференц-зале Института. Во главе стола восседал сам Россман, высокий, худощавый, седовласый; суровое его лицо казалось застывшей маской. Справа от него сидела Хельга Арнульфсен, слева – Феликс Мандельбаум. Коринф было удивился тому, что на совещании присутствует профсоюзный деятель, но тут же понял, что тот представляет здесь городские власти.
– Добрый день, джентльмены. – Россман старался неукоснительно следовать всем требованиям этикета, и это никому не казалось смешным, все понимали, что это отчаянная попытка опереться на что-то реальное, что-то хорошо известное всем и каждому. – Займите свои места.
Похоже, что собрались все, и Россман тут же перешел к делу:
– Я только что вернулся из Вашингтона. Я собрал вас вместе для того, чтобы мы – вы и я – могли поделиться информацией и идеями. Я в общих чертах попытаюсь представить вам целостную картину происходящего, вы же объясните те или иные феномены с научных позиций. Такое обсуждение даст нам возможность разумной координации наших действий.
– Что касается объяснений, – заметил Льюис, – то нам, сотрудникам Института, представляется достаточно близкой к истине теория доктора Коринфа. В ней постулируется наличие силового поля с заметным электромагнитным потенциалом, генерируемого гиромагнитными явлениями в атомных ядрах, находящихся вблизи центра Галактики. Оно образует некий конус, имеющий в нашей части Галактики сколько-то световых лет в поперечнике. Эффект, производимый этим полем, заключается в том, что оно замедляет некоторые электромагнитные и электрохимические процессы, не последнее место среди которых занимает активность определенных типов нейронов. Мы полагаем, что Солнечная система, вращаясь вокруг галактического центра, много миллионов лет тому назад – примерно в меловой период ~ вошла в это поле. Вне всяких сомнений, многие виды, жившие в то время, должны были вымереть, однако жизнь как таковая все-таки продолжилась. При этом компенсировать наложенную извне силу могла только нервная система. В каком-то смысле все формы живого на момент, предшествующий сдвигу, уже обладали всей полнотой возможного для них развития.
– Я понял, – кивнул Россман. – Теперь Солнце и планеты вышли из этого поля.
– Да. Оно должно было иметь достаточно четко очерченную границу, ведь сдвиг произошел всего за несколько дней. Ширина края поля – от области с нормальной интенсивностью до области, в которой интенсивность равна нулю, – составляет, судя по всему, не более десяти миллионов миль. Можно считать, что мы из него уже вышли – вот уже несколько дней физические постоянные не изменяются.
– Чего, увы, не скажешь о наших головах, – мрачно буркнул Мандельбаум.
– Я это знаю, – тут же отреагировал Льюис. – Об этом мы поговорим немного попозже. Выход Земли из поля-ингибитора не мог не сопровождаться резкой активизацией работы мозга у всех обладающих им форм живого, ибо демпфирующая его работу сила исчезла.
Естественно, резкое исчезновение этого воздействия вызвало чрезвычайный дисбаланс. Нервная система в настоящее время стремится к обретению нового равновесного состояния, чем и объясняется нынешняя нервозность и неустроенность. Физически мозг приспособлен к одной скорости или набору скоростей нейронных сигналов; теперь, при сохранении прежней физической структуры, эта скорость вдруг возросла. Говоря простым языком, привыкнуть к этому нам будет весьма непросто.
– Почему же мы не умерли до сих пор? – спросил химик Грахович. – Ведь и сердце, и все остальное должны работать теперь куда интенсивнее, верно?
– Вегетативная нервная система не претерпела значительных изменений, – ответил Льюис. – Видимо, все определялось типом клеток. Как вы, наверное, знаете, существует множество видов нервных клеток, но существенно изменились лишь те, что составляют кору головного мозга. Скорость на деле увеличилась на доли процента, но процессы, связанные с работой сознания, настолько тонки, что это тут же отразилось на наших мыслях.
– Но сможем ли мы выжить?
– Да. Я уверен в том, что большинству людей удастся справиться с подобным воздействием. Конечно, многие сойдут с ума, но причины этого будут уже не гистологическими, а чисто психологическими.
– А если мы вновь окажемся в подобном поле? – поинтересовался Россман.
– Вряд ли, – отозвался Коринф. – Теоретически в Галактике возможно существование только одного такого поля. Солнце совершает свой оборот вокруг галактического центра за двести миллионов лет. Должна пройти как минимум половина этого времени, чтобы у нас могла появиться причина для беспокойства. Так что поглупеем мы еще не скоро.
– Гм… Все понятно, джентльмены… Благодарю вас. – Россман склонился над столом, сцепив свои тонкие пальцы. – Теперь пришла очередь говорить мне, но, увы, порадовать вас я вряд ли смогу. Вашингтон превратился в сумасшедший дом. Многие ключевые фигуры уже оставили свои посты. Они, похоже, решили, что в жизни есть и более важные вещи, чем надзор за соблюдением тех или иных законов…
– Я, пожалуй, готов согласиться с ними, – мрачно усмехнулся Льюис.
– Да, вы правы. Но, джентльмены, давайте посмотрим в лицо фактам. Нынешняя система далека от совершенства, но за одну ночь ее не изменишь!
– А что слышно из-за океана? – поинтересовался математик Веллер. – Как дела у России?
– Напади они на нас, мы не смогли бы оказать им сопротивления, – ответил Россман. – Но по данным разведки, у советского режима хватает своих проблем. – Он вздохнул. – Давайте уж будем последовательными, джентльмены. Вашингтон стремительно теряет свое влияние: указы и воззвания президента никого не трогают, реальной власти у него практически не осталось. Многие регионы формально живут по законам военного времени, ибо находятся на грани гражданской войны. Потребна реорганизация власти, основанная на самоуправлении. Вот, собственно, и все, что я хотел вам сообщить…
– Здесь, в Нью-Йорке, мы уже вплотную занялись решением этой проблемы, – сказал Мандельбаум. Он выглядел крайне усталым, ибо теперь отдавал работе все дни и ночи. – Нам удалось найти общий язык с профсоюзами. Будут приняты все меры для доставки и распределения продовольствия. Возможно, нам удастся сколотить из добровольцев отряд милиции, который займется поддержанием порядка в городе. Он повернулся к Россману:
– Вы – умелый организатор. Все, чем вы занимались до последнего времени, пошло прахом – разумеется, не по вашей вине… Нам предстоит решать совершенно иные задачи. Готовы ли вы помочь нам?
– Разумеется, – кивнул старик. – Институт же…
– Он будет работать так же, как и прежде. Если мы не поймем происшедшего, мы не будем знать того, как вести себя в будущем. Дел, я полагаю, хватит на всех.
Они принялись обсуждать организационные детали. Коринф молчал, ибо думал совсем о другом – его тревожило состояние Шейлы. Этой ночью ее опять мучили кошмары.

Глава 7

Колдун Вато, сидевший перед своей хижиной, рисовал на земле непонятные фигуры, что-то бормоча себе под нос. Мванци, попытавшись отвлечься от лязга оружия и грохота боевых барабанов, прислушался:
– …закон подобия, выраженный в форме «а» и «не-а»… Тем самым эта форма магии подпадает под закон всеобщей каузальности, однако открытым остается вопрос о ее отношении к закону влияний…
Мванци изумленно вытаращил глаза, но решил не трогать старика – пусть себе болтает. У Мванци на плече висело ружье, и поэтому все остальное его мало трогало. Если что-то и поможет им исполнить заветную мечту, это будут ружья, но никак не заговоры.
Черный человек должен быть свободен! Пусть белые угнетатели убираются за море! Он слышал эти слова с детства, они впитались в его плоть и кровь, они стали смыслом его жизни. Но только теперь у них появилась возможность сбросить с себя это ненавистное ярмо…
В отличие от своих собратьев, Мванци ничуть не опасался того, что поселилось в его душе. Он моментально обуздал силы сознания, подчинив их своей железной воле так же, как он подчинил себе соплеменников. Весть, посланная им, моментально облетела все окрестные земли – от джунглей Конго до степей юга, – и в сердцах измученных, разуверившихся людей вновь шевельнулась надежда. Настало время действовать. Пока белый человек не пришел в себя, они – сотня некогда конфликтовавших племен, собранных воедино его гением, – могли в два счета справиться с ним и завоевать вожделенную свободу! План действий Слон Мванци держал в тайне от всех.
Под грохот барабанов, продолжавших свой нескончаемый разговор, он двинулся к опушке тропического леса, уверенно раздвигая руками густые заросли тростника. Какая-то тень метнулась вниз и замерла, ожидая его. Умные коричневые глаза смотрели на него с невыразимой тоской.
– Собрал ли ты лесных братьев? – спросил Мванци.
– Они скоро придут, – ответила обезьяна.
Мванци в голову пришла совершенно замечательная идея. Все прочее – организация, план выступления, стратегия – рядом с ней казалось ничем. Она состояла в следующем: если душа человека стала такой большой, значит, большими стали и души животных. Его догадка скоро подтвердилась. Слоны совершили ряд дьявольски хитроумных нападений на соседние фермы. Тогда же Мванци стал работать для создания языка, который был бы понятен животным, поймав для проведения опытов шимпанзе. Мванци всегда считал, что обезьяны мало в чем уступают людям. Сегодня за их содействие он готов был дать им очень и очень многое, памятуя о том, что они тоже были африканцами.
– Лесной брат, скажи своим людям, что они должны быть готовы.
– Не все они хотят этого, о, полевой брат! Сначала их надо немножко побить, а на это понадобится время!
– Времени у нас в обрез. Используйте барабаны, как я учил вас. Пошлите этот приказ – пусть они начинают сбор.
– Все будет так, как вы прикажете! Когда наступит полнолуние, дети леса будут уже здесь. Они будут вооружены ножами, трубками для отравленных стрел и ассегаями. Ассегай (ассагай) – у многих африканских народностей длинное метательное копье с железным наконечником.


– Лесной брат, ты обрадовал меня. Ступай же к своим барабанщикам!
Обезьяна проворно вскарабкалась на дерево и в следующее мгновение исчезла в его густой кроне. На спине у нее висело ружье.
Коринф, зевая, отодвинул бумаги в сторону и встал из-за стола. Он не сказал ни единого слова, но ассистентам его, склонившимся над приборами, все было ясно и так.
(Идет оно все к черту. У меня уже голова раскалывается. Отправлюсь-ка я домой.)
Иохансон еле заметно двинул рукой, подразумевая следующее:
(А я, пожалуй, еще здесь побуду, шеф. С этим устройством пока все идет как надо.)
Грюневальд кивнул в знак согласия.
Коринф автоматически потянулся за сигаретой, но карман его был пуст. В эти дни табака нельзя было сыскать днем с огнем. Коринф все еще надеялся на то, что мир вновь станет управляемым, но день ото дня его надежда слабела. Что сейчас творилось за пределами города? Несколько радиостанций – профессиональных и любительских – образовывали тоненькую сеть, связывающую воедино Западную Европу, обе Америки и побережье Тихого океана. Прочие земли и страны погрузились в непроницаемую мглу, хотя время от времени оттуда и поступали сообщения о беспорядках, разгуле насилия и прочих подобных вещах.
Вчера Мандельбаум посоветовал ему постоянно быть начеку. Миссионеры Третьего Ваала, несмотря на все предпринятые властями меры предосторожности, сумели проникнуть в город и уже успели обратить в свою веру массу горожан. Новая религия представляла собой чисто оргиастический культ, основанный на лютой ненависти к логике, науке и вообще к любым проявлениям разумного начала. Ненависть эта распространялась и на их носителей.
Коринф шел по темному коридору. Электричество приходилось экономить – продолжало работать всего несколько электростанций, управлявшихся и охранявшихся добровольцами. Лифт теперь работал только днем – все семь этажей Коринфу пришлось пройти пешком. Его вдруг охватила непонятная тоска, но тут он заметил, что в кабинете Хельги горит свет. Он на миг задумался, но уже в следующее мгновение постучал в дверь.
– Войдите.
Он вошел в ее кабинет. Хельга сидела за заваленным бумагами столом и что-то писала. Использовавшиеся ею для этого значки были совершенно непонятны ему, вероятнее всего, они были ее собственным изобретением. Она выглядела такой же привлекательной, как и всегда, но взгляд ее был необычно усталым.
– Привет, Пит, – сказала она. Улыбка ее, несмотря на усталость, была теплой. – Как ты?
Коринф произнес пару слов, сопроводив их двумя или тремя жестами. Все прочее Хельга, прекрасно знавшая его, воссоздала сама.
(– О, лучше не бывает. Но ты-то что здесь делаешь? Я полагал, что вы с Феликсом решаете проблемы создания новой власти.)
(– Так оно и есть, – подтвердила она. – Но ты знаешь, мне здесь работается лучше, чем дома. Кстати, ты не знаешь, кто занял мое прежнее место?)
(– Билли Сондерс. Ему всего десять лет, но он очень сообразительный. Конечно, лучше было бы прибегнуть к услугам какого-нибудь взрослого слабоумного, на этой работе и физических нагрузок достаточно.)
(– Вряд ли. Работы сейчас немного. В отличие от прочего мира, вам, ребята, удалось найти общий язык!)
– Боюсь, что ходить в такую даль теперь небезопасно. – Коринф смущенно переступил с ноги на ногу. – Давай я провожу тебя домой?
– В этом нет необходимости. – Она сказала это таким тоном, что Коринф вдруг понял – она любит его…
«Обострились все наши чувства. Мне никогда не приходило в голову, что эмоциональная жизнь человека может быть связана с его мозгом. Мы стали куда чувствительнее любого животного».
– Садись, – предложила Хельга, откинувшись на спинку кресла. – Отдохни немного.
Он усмехнулся и опустился в кресло.
– Жаль, пива нет, – сказал Коринф. (Помнишь, как было прежде?)
– Какими мы тогда были наивными… Жаль этого времени – такого уже не будет никогда. Молодому поколению нас не понять, они никак не могут взять в толк, почему мы так любим вспоминать о прошлом.
Волосы Хельги отсвечивали золотом. Установилось молчание.
– Как продвигается твоя работа? – спросила она, чувствуя, что молчание становится невыносимым.
– Достаточно успешно. Я связался по коротковолновой станции с Рэйедером, который, как ты знаешь, живет в Англии. Несмотря на все доставшиеся на их долю испытания, они все же уцелели. Ряд их биохимиков работал с ферментами и получил любопытные результаты. Они надеются, что к концу года они смогут полностью обеспечить себя питанием, – ими возводится завод по производству синтетической пищи. Информация, которую сообщил мне Рэйедер, прекрасно укладывается в концепцию поля-ингибитора. Кстати, я засадил Иохансона и Грюневальда за разработку аппарата, который будет генерировать такое же поле, но, естественно, в куда меньших масштабах. Если нам это удастся, мы тем самым докажем состоятельность нашей теории. Тогда Нэт получит возможность детально изучить влияние поля на биологические структуры. Что касается меня самого, то я собираюсь заняться дальнейшей проработкой квантово-релятивистской общей механики Рэйедера совместно с принципом всеобщей взаимосвязи.
– Что тобой движет? Обычное любопытство?
– Можешь поверить, я руководствуюсь чисто практическими интересами. Мы можем найти способ получения атомной энергии из любого материала путем прямого расщепления ядер, тогда разом разрешатся все энергетические проблемы. Возможно, нам удастся преодолеть и световую скорость, тогда расстояние до звезд…
– Понимаю. Ты говоришь о новых мирах. При желании мы бы могли вернуться и в это твое ингибирующее поле, с тем чтобы опять поглупеть. Наверное, это сделало бы нас счастливее. Нет, нет, конечно же я понимаю, что тебе этого не хочется! – Хельга открыла ящик стола и вынула из него измятую пачку сигарет. – Курить не бросил?
– Господи! Откуда они у тебя?!
– Это тайна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20