– Поль… у меня еще сохранилась привычка лезть не в свое дело. Ты все еще гонишься за мечтой? За призраком, который никогда не оживет?
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – солгал он.
– Меньше всего на свете я хотела бы причинить тебе боль после всего того, что ты сделал и кем был для меня, но я уже говорила тебе, что ты напрасно тратишь время, и скажу это снова. Ты слышишь меня?
– Я слышу тебя.
– О, мой дорогой, я ведь так хотела тебя! Но ты не взял меня, поэтому я взяла Билла, и это было прекрасно. Мэг цеплялась за того подонка еще долго, хотя ей следовало давно уйти, но сейчас она нашла именно то, что ей нужно. Поэтому я спрашиваю: когда ты начнешь жить?
– Я живу.
– Ты – нет. Ты и Мариан… Поль резко воскликнул:
– Я не могу бросить ее, Ли.
– А кто тебя просит? Есть другие способы… Ты сердишься на меня.
Поль тяжело вздохнул:
– Все в порядке. Я не сержусь.
– Прости меня.
– Я же сказал: все в порядке.
– Хочешь, я расскажу еще об Айрис? Он и хотел, и не хотел.
– Свадьба будет двенадцатого июня в половине пятого в Темпл-Израил.
– Ну, – сказал он, – я могу только надеяться, что у нее жизнь будет лучше, чем…
Он не закончил предложения.
– Чем жизнь ее матери или твоя жизнь? Поль встал:
– Я пойду. Меня ждет Хенни. Давай не будем отдаляться, Ли. Мы должны иногда видеться.
– Конечно. Передай Хенни мою любовь.
Хенни похудела и поседела, но оставаясь такой же энергичной, как прежде, все еще работала в комитете по делам беженцев, число которых в результате войны выросло в сто раз.
– Будь прокляты старики, начавшие войну! – воскликнула она. Ее взгляд остановился на фотографии Хенка: молодое оживленное лицо смотрело из широкой серебряной рамы, несомненно, подарка Ли и, несомненно, единственной ценной вещи в доме.
Молчаливые грустные воспоминания заполнили несколько минут, пока она не прервала молчание с нарочитым оживлением:
– Это не случится снова. На этот раз мир получил последний жестокий урок. Есть Объединенные Нации, и Россия хочет мира не меньше нас. Вместе мы сохраним его.
Поль вспомнил, как Россия заключила пакт с Гитлером, но вслух ничего не сказал. Хенни говорила:
– Мы с тобой много повидали с тех пор, как я читала тебе сказки братьев Гримм.
Поль почувствовал, что уже когда-то она вот так же сидела на том же диване, а под ее ногами был такой же потертый коврик. И он снова окунулся в свое отчаяние из-за Анны перед свадьбой, вспомнил, как умолял Хенни о помощи, о совете, совете, который она дала и которому он не последовал. Комната вдруг стала маленькой, и стены давили. Ему захотелось выйти, ощутить простор и движение.
– Главное – быть занятой, – говорила Хенни. – Сейчас у нас много дел, мы занимаемся людьми, прошедшими лагеря смерти. Я прихожу домой такой усталой, что хватает сил только добраться до постели.
«Прошедшие». Не Йахим, не Элизабет, не Илзе, не Марио.
– Откуда они приезжают?
– Отовсюду. Их согнали в Польшу в лагеря со всей Европы – Германии, Италии, Греции, отовсюду.
– Кто выжил?
– Немногие счастливчики, если их так можно назвать. Несколько молодых людей, которые были рабами на рудниках и умудрились выжить. Несколько инженеров и врачей, которых как-то использовали. Не много.
– Помнишь доктора, о котором я тебе рассказывал… Женщина в Италии с сыном?
– Того, что ты освободил?
– Интересно, может быть, она осталась жива. Хенни всплеснула руками – ее характерный жест.
– Все возможно, Поль, но маловероятно. Напиши мне ее имя, и в понедельник я поищу.
В понедельник к концу долгого дня, в течение которого Поль занимался своими банковскими делами, позвонила Хенни. От волнения ей не хватало воздуха:
– Поль! Я просмотрела все папки и в конце концов наткнулась на списки расселения за пределами Нью-Йорка и, Господи, нашла ее! То же имя. Из Италии попала в Освенцим. Это, должно быть, твоя Илзе!
Он был потрясен:
– Она здесь? В Соединенных Штатах?
– Да. Она здесь уже год. Сначала ее послали в Миннеаполис для переобучения, а сейчас она опять в Нью-Йорке.
– А Марио?
– О нем ничего нет.
– У тебя есть адрес?
– И телефон. Она работает в клинике.
Он бросил трубку, забыв даже поблагодарить Хенни. Отложив лежавшие перед ним документы, он подумал о случайности, непредсказуемости всего. Миллионы, шесть миллионов мертвы, а Илзе жива. И он подумал, вспомнив их несколько пролетевших дней, ветер в горных лесах, глиняную печку в углу, что в других обстоятельствах, не родись они на разных континентах, Илзе, возможно, стала бы единственной для него. Кто мог сказать? Все непредсказуемо, случайно…
И он поднял трубку. Тот же ужас, который владел им перед встречей с Ли несколько дней назад, снова охватил его. Вернуться назад, в потерянное время…
Пауза наступила после того, как он назвал себя.
– О! – сказала она, – я думала, что ты умер.
– Почему, что дало тебе повод…
– Потому что, когда я приехала в прошлом году, я позвонила в твой офис и мне сказали, что ты ушел на войну и не вернулся домой, так что я поняла…
– Нет, нет. Я оставался там потому что, ну, потому что думал, что могу быть полезным, и не чувствовал себя готовым вернуться домой. Но давай лучше говорить о тебе.
– С чего начать? Когда я вышла из лагеря, там был комитет. Нас отмыли, вывели вшей и одели. А потом помогли с документами, так что подошла моя очередь в квоте. После стольких лет, таких страшных лет подошел мой номер.
Поль все-таки спросил:
– А Марио?
– Умер. Нас разделили в поезде. Я больше не видела его.
Обыденность ее слов была ужаснее, чем поток слез. В ушах Поля звенело: «Марио умер. Умер. Умер».
– О, – произнес он, – мне хочется увидеть тебя, Илзе. Когда я могу это сделать? Где?
– Завтра я кончаю рано. Приходи, выпьем кофе. Я живу в Вашингтон-хейтс.
Он почувствовал грусть и гнев одновременно.
– Я буду. В четыре часа.
* * *
На нижних этажах были магазины, прачечная, парикмахерская, мясная лавка и портняжная мастерская, наверху располагались квартиры. Поль поднялся по темной лестнице и позвонил. Она, должно быть, ждала его, потому что дверь открылась сразу.
– Вот и ты. Это действительно ты, – говорила она и обнимала его.
Он прижал ее, успокаивая, гладя по волосам. Когда она отступила, в ее глазах были слезы.
– Ты единственное человеческое существо, оставшееся от прежнего мира! Единственное!
– Больше никого из Европы? Здесь в округе так много из беженцев!
– Но никого из знакомых. Так что, видишь, это было настоящее чудо… – Она вытерла глаза. – Но хватит об этом. Есть кофе, и вчера я испекла струдель. Садись. Я буду через минуту.
Пока она суетилась в кухоньке, он огляделся. В комнате было мало мебели, и то явно подержанная; на окне стояли пышные зеленые растения, ряды книг на полках. За это короткое время она уже начала собирать библиотеку.
– У меня было странное чувство, когда я сейчас наливала кофе, – сказала она, внося поднос. – Я вспоминала, что, когда мы встретились во второй раз, ты пришел ко мне домой и тоже пил кофе. Ты оглядывался, как сейчас, и что-то сказал о фотографии Марио. Знаешь, у меня не осталось даже фотографии. Только здесь. – И она коснулась лба.
Что мог он сказать? Погибли миллионы молодых людей. О том, что произошло, напишут тома, но в них не сможет раскрыться вся правда.
– У меня нет слов утешения, – сказал Поль.
– Иногда я пытаюсь убедить себя, что это к лучшему, что мой сын не остался жить. Они что-то сделали с ним в том первом лагере. Он так и не пришел в себя после этого.
На улице внизу загудела пожарная машина, затопали по лестнице дети, возвращая их от воспоминаний к действительности.
– Но, несмотря ни на что, ты не постарела.
Но изменения были – Полю показалось, что в ее лице появилось что-то новое, оно стало мягче, не такое уверенное. Страдание, понял он. Оно очищает.
– Как твои дела, Поль?
– Так же.
– А твоя жена?
– То же.
И внезапно он выпалил:
– Я не могу покончить с этим, видишь ли. Я ей нужен. Она по-своему любит меня.
– Да, мы можем любить людей, которые не подходят нам, а мы им.
Ему надо было высказаться, сказать то, что никогда никому не говорил:
– Она слабая… у нее столько болезней… мигрень, нервы.
– Она ничего не может поделать. Поверь мне, такие люди совсем не получают удовольствия от своего состояния.
– Говоришь как доктор.
– Я и есть доктор. Нет, ты не можешь убить ее. Ты достаточно принес ей вреда, женившись без любви.
– Я слишком хорошо это понимаю.
– В этом мире и так достаточно боли…
– Да, Илзе…
– О, Поль, я вспоминала тебя много раз! Мне так много хочется у тебя спросить. Та, другая женщина, Анна? Ничего, что я спрашиваю?
– Ничего. Но рассказать тебе нечего. Ничего не изменилось.
– Жаль.
Реплика озадачила его, и он не ответил на нее.
– Мы будем встречаться?
– Конечно!
– Когда ты сможешь. Я понимаю, что есть затруднения.
– Совсем нет. Сколько захотим. Так я позвоню тебе через день или два.
Через несколько недель наступил солнечный прохладный июнь. Шарманщик играл неаполитанскую песню, люди покупали герани в горшках, и продавцы мороженого звенели своими колокольчиками. Заворачивая за угол перед храмом, Поль подумал, что, как бы то ни было, это веселый день для свадьбы.
Тем не менее он слегка волновался.
– Ты уверена, что хочешь пойти? – спрашивал он Илзе в третий раз.
– Конечно.
Он посмотрел на нее с одобрением. Она была хороша в жемчужно-сером шелковом костюме и шляпе с желтыми цветами. Ее волосы были, как всегда, зачесаны назад, открывая лоб, который начал приобретать прежнюю ясность. А ее темные глаза, слегка раскосые, немного восточные, были радостны.
Он порекомендовал ей покупать одежду у Ли.
– Но мне ничего не нужно, – возражала Илзе. – Я ношу белый халат пять с половиной дней в неделю.
Она была поражена, очутившись в магазине Ли:
– Это место не для меня. Эти вещи стоят слишком дорого.
Поль успокоил ее:
– Предоставь это мне. Хозяйка – моя родственница.
Вряд ли ему надо было что-то говорить Ли, которая, помня историю Илзе, со всей своей щедростью начала подбирать для Илзе гардероб.
– Вот что значит принадлежность к высшему обществу, – докладывала она Полю по телефону. – О, Поль, она мне понравилась.
Поль согласился, немного забавляясь. Действительно, высшее общество. Мариан бы сказала, что всегда можно отличить человека из высшего общества, особенно с европейским образованием.
Сейчас он говорил:
– Интересно, сколько они пробудут внутри? Пальцы Илзе нащупали его пульс.
– У тебя бешеный пульс. Но как ему не быть таким?
Он не собирался заходить внутрь, хотя мог бы проскользнуть незамеченным в конец храма. Но ему не хотелось рисковать, он знал, что сможет смутить или Анну, или Айрис в такой день. Он просто постоит на тротуаре, пока жених с невестой не уедут в лимузине, который уже ожидал их на обочине.
Двери квадратного каменного здания, у которого они сейчас стояли, были закрыты. Он мог только представить себе двух молодых людей перед открытым Ковчегом, прекрасные древние слова, как жених разбивает каблуком бокал, поднятую фату и поцелуй.
Его там не было. Поль ясно понимал, что независимо от того, что могло бы еще произойти, между ним и его дочерью никогда не могло быть правдивых отношений. Человек, который воспитал Айрис и повел ее к алтарю в этот день, был ее отцом.
Опустив глаза, он неожиданно увидел под завернувшимся рукавом Илзе цифры, отпечатанные на ее белой руке. Это напомнило ему… Вот она действительно потеряла свое дитя. В присутствии такого горя он почувствовал себя немного пристыженным.
Через мгновение двери распахнулись, стала слышна ликующая музыка большого органа. Появилась невеста со стройным мужчиной во фраке, Поль едва ли видел его: все его внимание было обращено на Айрис. А она смеялась чистым звенящим смехом, подбирая пышные юбки; они сели в длинный черный автомобиль и уехали.
Благослови тебя Господь, Айрис. Пусть будут мир и любовь в твоей жизни, мысленно пожелал он.
Небольшая толпа любопытных, которая собирается неизвестно откуда поглазеть на невесту, смешалась с людьми, вышедшими из храма. Поль спрятался среди них, ожидая выхода Анны.
А, вот она! Она провожала глазами автомобиль, увозивший ее дочь. На ней опять было розовое, в волосах цветы. Она выглядела так же молодо, как ее дочь.
Потом он заметил мужчину рядом с ней. Тот обнимал Анну за талию. И Анна подняла на него глаза. Полю было видно, как они улыбаются друг другу. Он подумал, что первый раз он видит их вдвоем, но внезапно вспомнилось: это не первый раз, второй…
Давно, когда Анна ждала ребенка, хотя он об этом не знал, он сидел в своей машине и смотрел, как Анна и ее муж шли к дому, где они жили, пока не разбогатели… Как он трепетал тогда, как билось его сердце!
Сейчас они что-то говорили друг другу. Мужчина наклонился к ней, сама его поза раскрывала его отношения к жене. У них была своя жизнь. И какое он имеет право вмешиваться в нее?
Сильная боль, пронзившая его сердце, вдруг отпустила, и он почувствовал необыкновенное облегчение. Да, да! Она была первой любовью и по-своему, возможно, единственной. Но ведь жизнь продолжается, и он не должен жить прошлым.
– Это Анна, да? – прошептала Илзе. – Очаровательная, Поль. Какая очаровательная!
Он долго смотрел, как Анна с мужем садились в машину.
– Сейчас! – громко произнес он.
– Что сейчас? – удивилась Илзе.
– О, прогулка, обед со мной, если ты свободна сегодня.
– Я свободна, Поль!
«Когда ты начнешь жить?» – спросила Ли.
«Сейчас!» – повторил он себе. Настало время!
И они пошли рука об руку в начинающихся сумерках. Это была самая обычная оживленная улица, переполненная транспортом, шумная от бьющейся жизни, но в то же время в ней было что-то неповторимо прекрасное!

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39