Не в обиду тебе будет сказано.
– Я не обижаюсь.
Проклятый румянец.
– О, но она прекрасная актриса, Фрэнк! – воскликнула мать, взмахнув для пущего эффекта рукой. – Я видела ее в «Красотке», и в роли проститутки она была весьма убедительна.
– Правда?
– Да, но она на самом деле, конечно, не проститутка.
Я вцепилась зубами в край стакана.
– Ну, я думаю, в актерской профессии многие сталкиваются с подобными проблемами. Это больной вопрос…
– В моем «актерском увлечении», – буркнула я в пиво.
Мама принялась аккуратно есть чипсы. Спустя четверть часа она заговорила вновь:
– Итак, дорогая, судя по нынешнему месту твоего обитания, тебе за фильм не собираются платить двадцать миллионов.
– А чем оно тебе, собственно, не нравится?
Мама улыбнулась и ничего не ответила, и это вывело меня из себя еще больше. Уж лучше б она раскритиковала нашу берлогу в пух и прах. Хотя, невзирая на всю мою любовь к дому (а я от всей души полюбила наше подобие коттеджа а-ля шестидесятые), в словах мамы была доля правды. Вряд ли Джулия Робертс решилась бы переступить порог такой хижины. Я решила сменить тактику.
– Между прочим, я сама выбрала этот дом. Режиссер, естественно, хотел поселить меня в самую лучшую гостиницу. Ну, тут за мной увязалась Фиона, и я решила… – мне пришлось немного понизить голос, – для роли будет лучше, если я узнаю жизнь маленького города изнутри, поселившись среди местных жителей. Это должно помочь мне наладить с ними хорошие отношения.
– А, понятно, – громко прогудел отец на весь зал, – очень умно, тыковка. Значит, ты решила поселиться в сельском доме и подружиться с аборигенами. Гениально!
Разговоры за соседним столиком, где выпивали четыре бугая, тут же смолкли. Слова отца повисли в напряженной тишине.
– Папа, – прошипела я нервно, покраснев как рак, – здесь нельзя говорить такие вещи… Те времена уже давно прошли. И миротворцев здесь больше нет.
– Да миротворцы – это полная ерунда. От них в мире один лишь беспорядок, если хочешь знать мое мнение.
– Нет, не хочу.
– Честно говоря, эту политкорректность в наше время уже довели до абсурда. Юристы и шагу ступить не могут без того, чтобы не упереться в очередную стену, возведенную правозащитниками. – Отец скрестил руки на объемном животе (частые обеды с клиентами не прошли для него даром). – Здравый смысл нынче не в моде. Неудивительно, что у меня стресс! Бедным адвокатам все время приходится учитывать интересы то голубых, то еще каких-нибудь меньшинств.
Я чуть не подавилась и попросила отца говорить тише. Мама быстро отодвинула от отца кружку и неодобрительно покачала головой.
– Кажется, на сегодня с тебя уже достаточно пива, Фрэнк Армстронг. Так что, будь любезен, угомонись и оставь свои мысли при себе. Мы пришли сюда, чтобы просто выпить и отдохнуть.
«Кто бы говорил, мама!»
Отец, сдаваясь, поднял вверх руки:
– Не поймите меня превратно. Я не имею ничего против голубых. В конце концов, многие талантливые танцовщики и композиторы были голубыми. Я прав, Джорджина?
– Да, Фрэнк, ты прав.
– Взять хотя бы Нуриева. Голубее не бывает, а как танцевал…
– Черт возьми, мы можем сменить тему?! – не выдержала я наконец.
Мама сочувственно похлопала меня по руке. Разговор за соседним столом постепенно возобновился.
– Успокойся, дорогая. Твой отец иногда немного увлекается и говорит лишнее. Я прекрасно понимаю, что в этих краях надо быть осторожными. Мало ли кто может нас подслушать. Кстати, нам надо обращать внимание на подозрительные пакеты? Они же прячут куда-то свои бомбы?
От отчаяния я уронила голову на стол и громко застонала, гадая, возможно ли сохранить в тайне приезд моих более чем экстравагантных родителей.
– Как дела, Милли? А это, должно быть, твои предки? Здравствуйте, мистер и миссис Милли, приятно познакомиться. Меня зовут Кэтлин.
Я подняла голову и вяло улыбнулась младшей сестре Мака, радостно жавшей руки моим родителям, словно знала их всю жизнь. Затем она с бесцеремонностью четырнадцатилетнего подростка уселась за наш стол.
– Фиона сказала, что вы сегодня приезжаете. А еще Джонни видел вашу машину.
Еще бы. Кто ж ее не видел?
– Ну что ж, добро пожаловать в наш город. Вам по-настоящему повезло с погодой!
Я уставилась на струи дождя за окном и недоуменно посмотрела на девочку.
– Да, Кэтлин, действительно, – неожиданно согласился отец, решив (слава Богу) на этот раз не имитировать ирландский акцент. – Угостить тебя чем-нибудь?
– Да, спасибо. Один коктейль не повредит. Мне, пожалуйста, двойной «Малибу» с колой.
– Ты же несовершеннолетняя, Кэтлин! – воскликнула я, будто была ей старшей сестрой.
В глазах девочки заплясали веселые огоньки, отчего она стала очень похожа на своего старшего брата. Я закусила губу.
– Ну да, и что с того? – невинно спросила Кэтлин, хитро при этом улыбаясь. – Ладно. Я с вами прощаюсь, счастливо оставаться. Мне надо еще маме передать кое-что. – Она стремительно поднялась. – Да, Милли, Фай еще у нас, но скоро вернется домой. И Мак сказал, если ты хочешь позаниматься серфингом сегодня, то вам нужно встретиться на центральном пляже через полчаса, пока еще не стемнело. – Кэтлин посмотрела на ладонь и сосредоточенно начала считать, загибая пальцы. – А, да. Мама сегодня всех приглашает на ужин.
У меня перед глазами сразу же встала страшная картина тоскливого семейного ужина.
Когда после занятий серфингом, измученная и перепачканная, я, прихватив с собой мать и отца, добралась до дома Хеггарти, там шел пир горой, двери были распахнуты настежь, а шум и гвалт разносились за километр.
– Господи, – прошептала моя мать, осторожно заходя внутрь и с недоумением разглядывая массу галош, – с чего бы это тут собралось столько народу?
– Обычный воскресный обед, – пожала я плечами и невозмутимо направилась в гостиную.
В отличие от жующей и пьющей толпы, которую я застала в свой первый приезд, сегодня, похоже, присутствовали только избранные члены семьи. Хотя «только» не слишком подходящее слово. Там были Мэри, Подриг, Мак, Кэтлин, Колин, Барри, Джонни, бесподобные Онья, Шивон, Ноэль, Шинед, Денни и их веснушчатые детишки (их количество – я готова поклясться – удвоилось, с тех пор как я их видела в последний раз). В общем, семейство Хеггарти в сборе. Все болтают, гогочут, шумят и пьют одновременно. Просто столпотворение какое-то.
Ну и конечно, Фай, с которой мои родители знакомы. Модерновые тугие косички делают мою подругу еще моложе. Она обняла Джорджину и Фрэнка и тут же потащила в гостиную знакомиться с Хеггарти, а заодно и с собакой (по кличке Эрик, я точно помню). Мама улыбается и щурится в полном замешательстве. Папа ведет себя с присутствующими как истинный юрист: обменивается с каждым крепкими рукопожатиями, запоминает имена и что-то слишком уж долго обсуждает погоду с Оньей. Мужчины такие предсказуемые. Довольная, что мои родители пристроены и еще некоторое время будут находиться в надежных руках – хотят они этого или нет, – я, получив из рук Фай чашку кофе, в полубессознательном состоянии упала в ближайшее кресло.
– Ну разве не чудесно проводить выходные с такими родственниками? – заявила Фай, примостившись на подлокотнике кресла и скрестив ноги.
– Не знаю, Фай, подходит ли слово «чудесно». Конечно, замечательно их видеть, но я определенно ощущаю сильную тревогу.
Я с жадностью пила кофе, обжигая кончик языка и время от времени поглядывая на отца, чтобы убедиться, что он ведет себя прилично.
– У моего папы явная склонность к ораторству, и вообще он прирожденный путешественник. Легко можно представить, как он, прилетев из Испании, спускается по трапу самолета с огромным сомбреро на голове и соломенным осликом под мышкой.
– Тогда понятно, почему на нем этот джемпер, – фыркнула Фиона. – Жуткая безвкусица, верно ведь?
– Ага. Слава богу, он еще не начал коверкать слова своим ирландским акцентом.
Фай рассмеялась и внимательно посмотрела на моего отца.
– Конечно, родителям позволительно измываться над детьми, якобы в воспитательных целях, это их право, Милли. Честно говоря, я считаю, общественная мораль предписывает им воспитывать детей, изображая из себя приличных и дисциплинированных родителей, обладающих чувством ответственности. А потом, когда детки подрастают, догоняют их в интеллекте, становятся похожими на них и обретают пристойное социальное положение, родители психуют и теряют чувство меры, доставляя своим отпрыскам массу проблем. Быть родителем, наверное, здорово, но я никогда не смогу стать такой.
– У тебя все получится. И вообще вы с Дэйвом могли бы стать отличными родителями.
Фай больно шлепнула меня по руке:
– Отстань. Мы с Дэйвом не сделаем ничего подобного. Во всяком случае, мне будет жаль моего ребенка, если он унаследует интеллектуальные гены О’Рейли.
– Прекрати, Фай. Это вовсе не так.
Подруга скорчила забавную гримаску и расхохоталась, но притворный смех не мог скрыть ее истинных чувств. Фиона взглянула мне в глаза и пожала плечами.
– Моим старикам удалось воспитать до совершеннолетия лишь одного из их детей, прежде чем они отправились туда, где находятся сейчас. Мне не хотелось бы брать на себя подобную ответственность.
Я молча отхлебнула кофе.
– Впрочем, о чем это я говорю? Увы, на мне и так лежит ответственность. Ну конечно, ведь они же сочли меня виновной в том, что случилось с моим братом.
– Это неправильно.
– Нет. – Фай тряхнула головой. Серьги запутались у нее в волосах. – Мои мамочка и папочка никогда не ошибались. Уж они-то всегда были правы. Не то чтобы я очень уж сомневаюсь в этом теперь, когда не знаю, где они.
– А ты не подумала спросить Мэри? Может быть, она знает, где сейчас ее сестра?
– Я подумывала об этом, но… Не знаю. И даже не уверена, что мне хочется знать это, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Глаза Фай потемнели, она в задумчивости наморщила лоб. Я молча наблюдала за ней и подыскивала нужные слова. Ведь с Фай я чувствую себя гораздо более свободно и непринужденно, чем с кем-либо еще в этом мире, но иногда я не очень представляю себе, как относиться к ее переживаниям, глубину которых никогда не смогу оценить в полной мере. Меня так и не научили быть самаритянкой. Но я, однако, хорошая подруга.
Я поставила чашку и, чтобы успокоить Фиону, сжала ее холодную руку. Фай повернулась ко мне, привычно сморщив нос:
– А, черт, и чего это меня вдруг угораздило заговорить на эту тему? Я сама себя вгоняю в полный депресняк.
– Не будь дурой.
– Ничего не могу с этим поделать, такая уж я, – усмехнулась она. – Пойдем за стол, что ли? Мэри приготовила картошку по тридцати пяти рецептам, и мне хочется отведать все блюда до единого.
Оригинальная теория Фай о родителях подверглась проверке во время обеда, когда мой отец, к нескрываемому удовольствию Кэтлин, начал сбиваться на свой ужасный ирландский акцент. Онья смотрела на него как на инопланетянина, а Мак укоризненно качал головой. Большая часть семейства Хеггарти покинула нас после сытного первого блюда и поджаристого пирога с ревенем. Оставшиеся собрались в гостиной, чтобы выпить после обеда.
Моя мать выглядела, как всегда, безукоризненно в светло-синей прямой юбке, джемпере, жакете бледно-голубого цвета и в туфлях-лодочках. Но когда она с изысканной грацией опустилась на диван рядом с Маком, я заметила, что выпитое шерри сказалось и на ней. Я смотрела, как она говорит, отвечает и кивает, прислушивалась к другим разговорам в комнате, но не принимала активного участия ни в одном из них. Сказанные Маком слова заставили ее откинуть голову и засмеяться – с моей матерью это редко случается. И, о Боже, неужели она ему подмигнула? Или это игра света? Я стиснула зубы, продолжая внимательно наблюдать за ней. Вот она ему улыбнулась – так, словно он подарил ей чек на миллион фунтов стерлингов. А вот, черт возьми, она положила руку ему на бедро…
– Какова мать, такова и дочь, – прыснула Фай, которая также наблюдала за этим обменом любезностями.
Нахмурившись, я подалась вперед, напрягая слух, дабы не пропустить ни слова из их беседы.
– Значит, именно вы обучаете мою дочь серфингу, – продолжила свои излияния матушка, теснее прижимаясь к левому плечу Мака.
– Совершенно верно, миссис Армстронг, именно я.
– О, Мак, зовите меня просто Джорджина. В конце концов, я еще довольно молода. Как говорится, в расцвете лет.
Она хихикнула, потягивая шерри. Мак прикусил губу зубами.
– В самом расцвете, хм… Джорджина… это просто прелестно.
И он уставился на какую-то точку на ковре. Моя мать теснее прижалась к нему.
– Вы, должно быть, очень сильный, Мак, раз занимаетесь серфингом на таких крутых волнах. А в спортзале вы тренируетесь?
О-хо-хо, что же это? Именно так нужно беседовать людям среднего возраста?
– Нет, миссис… Джорджина. Только серфинг – этого мне достаточно.
– А я занимаюсь, – ответила мама, нагнувшись к нему под таким углом, что чуть не уткнулась головой ему в колени. – Мне в спортзале говорят, что у меня фигура тридцатилетней женщины.
– И гормоны подростка, достигшего половой зрелости, – громко фыркнула Фай.
Я заскрипела зубами, чтобы не завопить или не блевануть, глядя на эту парочку. Рука моей матери скользнула по ноге Мака еще выше.
Папа, ты видишь это грехопадение?
Но нет, мой отец увлечен дискуссией с Подригом на тему нелегального производства ирландского самогона. Мак, не мигая, уставился на ковер, словно пытаясь найти в нем смысл жизни.
– Я и сама занималась плаванием, Мак, – просияла моя мать. – Я была… ну просто дитя воды.
– Неужели, миссис… Джорджина?
Его голос зазвучал на несколько октав выше обычного.
– О да. А что, может, мне тоже попробовать заняться серфингом, пока я здесь? Может, вы мне дадите пару уроков?
– Ну…
– Видите ли, Мак, я гораздо более способная ученица, чем Амелия. Если откровенно, то эта девушка и вода абсолютно несовместимы. Вы не поверите, но Амелия однажды чуть не утонула – и не где-нибудь, а в собственном горшке…
Едва моя мать произнесла последнее предложение, как все остальные разговоры в комнате моментально стихли. Я тихо застонала, опасаясь, что могу стереть в порошок свои коренные зубы, а потому разжала челюсти и сделала глубокий вдох.
– Мама, я уверена, Маку это не очень интересно.
– Ха-ха, ты про ту историю с горшком? – встрял в беседу отец; его нос тем временем сравнялся с цветом портвейна в его бездонном бокале. – Слушай, Подриг, это чертовски забавно, извиняюсь за выражение.
– Папа, я думаю…
– Мэри, Кэтлин, Колин, Бэрри…
Просто не верится – он помнит все их мерзкие имена.
– …Джонни, Онья, слушайте все, это чертовски весело… ой, извиняюсь. Продолжай, Джорджина, расскажи нам.
– Давай, Джорджина, расскажи… – подбодрила Фай, – о том ударе судьбы.
Подняв брови, я уставилась на красное пятно на руке подруги – след от моего щипка – и пренебрежительно фыркнула.
– Ну, значит… – начала моя мать, словно ведущая в детской телепрограмме.
Я дернулась под пристальным взглядом Мака, так и не найдя сил посмотреть на него.
– Ну, мы были в самом разгаре этой мороки, называемой приучением ребенка к горшку, – снова начала моя мать, завладев всеобщим вниманием в гостиной. – Вынуждена сказать, Амелия замедленно развивалась во многих отношениях.
Значит, вынуждена сказать это? Почему же это вынуждена?
– В самом деле, ей исполнилось три, прежде чем мы смогли подумать о том, чтобы надеть на нее штанишки.
– Да, это, конечно, драма, – кивнула Мэри, осознав всю серьезность проблемы.
– Эд, наш младшенький, сразу же привык к горшку, ну и потом у него все получалось. Он всегда был блестящим мальчиком.
– Блестящей задницей, – проворчала я себе под нос, – там, где солнце из нее светит.
– Я же говорила тебе, как здорово быть родителем, – шепнула Фай.
– Видите ли, Амелия была нашим первенцем, поэтому мы учились быть родителями и старались как могли, но нам не удавалось заставить ее ходить на горшок. О, если бы она усидела на нем, все было бы хорошо дома, в машине, даже в супермаркете, но она просто не ходила на горшок, если вы понимаете, о чем я. Короче, вот мы и добрались до главной части истории…
Что, есть еще и главная часть?
– В один прекрасный день мы с Фрэнком, будучи на кухне, вдруг услышали характерное звяканье, доносившееся из гостиной, и сразу все поняли.
– Мы радостно заорали: «Она сделала это, она сделала это!» Ведь правда, Джорджина? – возопил мой отец, словно глашатай на площади.
– В самом деле, Фрэнк. Наконец-то она пописала в горшок.
– Да! – подтвердил мой отец.
– О, мы были так горды.
– В первый и последний раз, – буркнула я.
– Мы тут же рванули в гостиную проверить результаты и увидели ее… Она уткнулась лицом в эту чертову штуковину.
– В собственную мочу, – добавил мой отец для ясности.
О, избавьте нас от подробностей, ну пожалуйста.
– По-видимому, она опустила голову, чтобы посмотреть, что она сделала, но, видит Бог, Амелия никогда не страдала чувством равновесия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Я не обижаюсь.
Проклятый румянец.
– О, но она прекрасная актриса, Фрэнк! – воскликнула мать, взмахнув для пущего эффекта рукой. – Я видела ее в «Красотке», и в роли проститутки она была весьма убедительна.
– Правда?
– Да, но она на самом деле, конечно, не проститутка.
Я вцепилась зубами в край стакана.
– Ну, я думаю, в актерской профессии многие сталкиваются с подобными проблемами. Это больной вопрос…
– В моем «актерском увлечении», – буркнула я в пиво.
Мама принялась аккуратно есть чипсы. Спустя четверть часа она заговорила вновь:
– Итак, дорогая, судя по нынешнему месту твоего обитания, тебе за фильм не собираются платить двадцать миллионов.
– А чем оно тебе, собственно, не нравится?
Мама улыбнулась и ничего не ответила, и это вывело меня из себя еще больше. Уж лучше б она раскритиковала нашу берлогу в пух и прах. Хотя, невзирая на всю мою любовь к дому (а я от всей души полюбила наше подобие коттеджа а-ля шестидесятые), в словах мамы была доля правды. Вряд ли Джулия Робертс решилась бы переступить порог такой хижины. Я решила сменить тактику.
– Между прочим, я сама выбрала этот дом. Режиссер, естественно, хотел поселить меня в самую лучшую гостиницу. Ну, тут за мной увязалась Фиона, и я решила… – мне пришлось немного понизить голос, – для роли будет лучше, если я узнаю жизнь маленького города изнутри, поселившись среди местных жителей. Это должно помочь мне наладить с ними хорошие отношения.
– А, понятно, – громко прогудел отец на весь зал, – очень умно, тыковка. Значит, ты решила поселиться в сельском доме и подружиться с аборигенами. Гениально!
Разговоры за соседним столиком, где выпивали четыре бугая, тут же смолкли. Слова отца повисли в напряженной тишине.
– Папа, – прошипела я нервно, покраснев как рак, – здесь нельзя говорить такие вещи… Те времена уже давно прошли. И миротворцев здесь больше нет.
– Да миротворцы – это полная ерунда. От них в мире один лишь беспорядок, если хочешь знать мое мнение.
– Нет, не хочу.
– Честно говоря, эту политкорректность в наше время уже довели до абсурда. Юристы и шагу ступить не могут без того, чтобы не упереться в очередную стену, возведенную правозащитниками. – Отец скрестил руки на объемном животе (частые обеды с клиентами не прошли для него даром). – Здравый смысл нынче не в моде. Неудивительно, что у меня стресс! Бедным адвокатам все время приходится учитывать интересы то голубых, то еще каких-нибудь меньшинств.
Я чуть не подавилась и попросила отца говорить тише. Мама быстро отодвинула от отца кружку и неодобрительно покачала головой.
– Кажется, на сегодня с тебя уже достаточно пива, Фрэнк Армстронг. Так что, будь любезен, угомонись и оставь свои мысли при себе. Мы пришли сюда, чтобы просто выпить и отдохнуть.
«Кто бы говорил, мама!»
Отец, сдаваясь, поднял вверх руки:
– Не поймите меня превратно. Я не имею ничего против голубых. В конце концов, многие талантливые танцовщики и композиторы были голубыми. Я прав, Джорджина?
– Да, Фрэнк, ты прав.
– Взять хотя бы Нуриева. Голубее не бывает, а как танцевал…
– Черт возьми, мы можем сменить тему?! – не выдержала я наконец.
Мама сочувственно похлопала меня по руке. Разговор за соседним столом постепенно возобновился.
– Успокойся, дорогая. Твой отец иногда немного увлекается и говорит лишнее. Я прекрасно понимаю, что в этих краях надо быть осторожными. Мало ли кто может нас подслушать. Кстати, нам надо обращать внимание на подозрительные пакеты? Они же прячут куда-то свои бомбы?
От отчаяния я уронила голову на стол и громко застонала, гадая, возможно ли сохранить в тайне приезд моих более чем экстравагантных родителей.
– Как дела, Милли? А это, должно быть, твои предки? Здравствуйте, мистер и миссис Милли, приятно познакомиться. Меня зовут Кэтлин.
Я подняла голову и вяло улыбнулась младшей сестре Мака, радостно жавшей руки моим родителям, словно знала их всю жизнь. Затем она с бесцеремонностью четырнадцатилетнего подростка уселась за наш стол.
– Фиона сказала, что вы сегодня приезжаете. А еще Джонни видел вашу машину.
Еще бы. Кто ж ее не видел?
– Ну что ж, добро пожаловать в наш город. Вам по-настоящему повезло с погодой!
Я уставилась на струи дождя за окном и недоуменно посмотрела на девочку.
– Да, Кэтлин, действительно, – неожиданно согласился отец, решив (слава Богу) на этот раз не имитировать ирландский акцент. – Угостить тебя чем-нибудь?
– Да, спасибо. Один коктейль не повредит. Мне, пожалуйста, двойной «Малибу» с колой.
– Ты же несовершеннолетняя, Кэтлин! – воскликнула я, будто была ей старшей сестрой.
В глазах девочки заплясали веселые огоньки, отчего она стала очень похожа на своего старшего брата. Я закусила губу.
– Ну да, и что с того? – невинно спросила Кэтлин, хитро при этом улыбаясь. – Ладно. Я с вами прощаюсь, счастливо оставаться. Мне надо еще маме передать кое-что. – Она стремительно поднялась. – Да, Милли, Фай еще у нас, но скоро вернется домой. И Мак сказал, если ты хочешь позаниматься серфингом сегодня, то вам нужно встретиться на центральном пляже через полчаса, пока еще не стемнело. – Кэтлин посмотрела на ладонь и сосредоточенно начала считать, загибая пальцы. – А, да. Мама сегодня всех приглашает на ужин.
У меня перед глазами сразу же встала страшная картина тоскливого семейного ужина.
Когда после занятий серфингом, измученная и перепачканная, я, прихватив с собой мать и отца, добралась до дома Хеггарти, там шел пир горой, двери были распахнуты настежь, а шум и гвалт разносились за километр.
– Господи, – прошептала моя мать, осторожно заходя внутрь и с недоумением разглядывая массу галош, – с чего бы это тут собралось столько народу?
– Обычный воскресный обед, – пожала я плечами и невозмутимо направилась в гостиную.
В отличие от жующей и пьющей толпы, которую я застала в свой первый приезд, сегодня, похоже, присутствовали только избранные члены семьи. Хотя «только» не слишком подходящее слово. Там были Мэри, Подриг, Мак, Кэтлин, Колин, Барри, Джонни, бесподобные Онья, Шивон, Ноэль, Шинед, Денни и их веснушчатые детишки (их количество – я готова поклясться – удвоилось, с тех пор как я их видела в последний раз). В общем, семейство Хеггарти в сборе. Все болтают, гогочут, шумят и пьют одновременно. Просто столпотворение какое-то.
Ну и конечно, Фай, с которой мои родители знакомы. Модерновые тугие косички делают мою подругу еще моложе. Она обняла Джорджину и Фрэнка и тут же потащила в гостиную знакомиться с Хеггарти, а заодно и с собакой (по кличке Эрик, я точно помню). Мама улыбается и щурится в полном замешательстве. Папа ведет себя с присутствующими как истинный юрист: обменивается с каждым крепкими рукопожатиями, запоминает имена и что-то слишком уж долго обсуждает погоду с Оньей. Мужчины такие предсказуемые. Довольная, что мои родители пристроены и еще некоторое время будут находиться в надежных руках – хотят они этого или нет, – я, получив из рук Фай чашку кофе, в полубессознательном состоянии упала в ближайшее кресло.
– Ну разве не чудесно проводить выходные с такими родственниками? – заявила Фай, примостившись на подлокотнике кресла и скрестив ноги.
– Не знаю, Фай, подходит ли слово «чудесно». Конечно, замечательно их видеть, но я определенно ощущаю сильную тревогу.
Я с жадностью пила кофе, обжигая кончик языка и время от времени поглядывая на отца, чтобы убедиться, что он ведет себя прилично.
– У моего папы явная склонность к ораторству, и вообще он прирожденный путешественник. Легко можно представить, как он, прилетев из Испании, спускается по трапу самолета с огромным сомбреро на голове и соломенным осликом под мышкой.
– Тогда понятно, почему на нем этот джемпер, – фыркнула Фиона. – Жуткая безвкусица, верно ведь?
– Ага. Слава богу, он еще не начал коверкать слова своим ирландским акцентом.
Фай рассмеялась и внимательно посмотрела на моего отца.
– Конечно, родителям позволительно измываться над детьми, якобы в воспитательных целях, это их право, Милли. Честно говоря, я считаю, общественная мораль предписывает им воспитывать детей, изображая из себя приличных и дисциплинированных родителей, обладающих чувством ответственности. А потом, когда детки подрастают, догоняют их в интеллекте, становятся похожими на них и обретают пристойное социальное положение, родители психуют и теряют чувство меры, доставляя своим отпрыскам массу проблем. Быть родителем, наверное, здорово, но я никогда не смогу стать такой.
– У тебя все получится. И вообще вы с Дэйвом могли бы стать отличными родителями.
Фай больно шлепнула меня по руке:
– Отстань. Мы с Дэйвом не сделаем ничего подобного. Во всяком случае, мне будет жаль моего ребенка, если он унаследует интеллектуальные гены О’Рейли.
– Прекрати, Фай. Это вовсе не так.
Подруга скорчила забавную гримаску и расхохоталась, но притворный смех не мог скрыть ее истинных чувств. Фиона взглянула мне в глаза и пожала плечами.
– Моим старикам удалось воспитать до совершеннолетия лишь одного из их детей, прежде чем они отправились туда, где находятся сейчас. Мне не хотелось бы брать на себя подобную ответственность.
Я молча отхлебнула кофе.
– Впрочем, о чем это я говорю? Увы, на мне и так лежит ответственность. Ну конечно, ведь они же сочли меня виновной в том, что случилось с моим братом.
– Это неправильно.
– Нет. – Фай тряхнула головой. Серьги запутались у нее в волосах. – Мои мамочка и папочка никогда не ошибались. Уж они-то всегда были правы. Не то чтобы я очень уж сомневаюсь в этом теперь, когда не знаю, где они.
– А ты не подумала спросить Мэри? Может быть, она знает, где сейчас ее сестра?
– Я подумывала об этом, но… Не знаю. И даже не уверена, что мне хочется знать это, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Глаза Фай потемнели, она в задумчивости наморщила лоб. Я молча наблюдала за ней и подыскивала нужные слова. Ведь с Фай я чувствую себя гораздо более свободно и непринужденно, чем с кем-либо еще в этом мире, но иногда я не очень представляю себе, как относиться к ее переживаниям, глубину которых никогда не смогу оценить в полной мере. Меня так и не научили быть самаритянкой. Но я, однако, хорошая подруга.
Я поставила чашку и, чтобы успокоить Фиону, сжала ее холодную руку. Фай повернулась ко мне, привычно сморщив нос:
– А, черт, и чего это меня вдруг угораздило заговорить на эту тему? Я сама себя вгоняю в полный депресняк.
– Не будь дурой.
– Ничего не могу с этим поделать, такая уж я, – усмехнулась она. – Пойдем за стол, что ли? Мэри приготовила картошку по тридцати пяти рецептам, и мне хочется отведать все блюда до единого.
Оригинальная теория Фай о родителях подверглась проверке во время обеда, когда мой отец, к нескрываемому удовольствию Кэтлин, начал сбиваться на свой ужасный ирландский акцент. Онья смотрела на него как на инопланетянина, а Мак укоризненно качал головой. Большая часть семейства Хеггарти покинула нас после сытного первого блюда и поджаристого пирога с ревенем. Оставшиеся собрались в гостиной, чтобы выпить после обеда.
Моя мать выглядела, как всегда, безукоризненно в светло-синей прямой юбке, джемпере, жакете бледно-голубого цвета и в туфлях-лодочках. Но когда она с изысканной грацией опустилась на диван рядом с Маком, я заметила, что выпитое шерри сказалось и на ней. Я смотрела, как она говорит, отвечает и кивает, прислушивалась к другим разговорам в комнате, но не принимала активного участия ни в одном из них. Сказанные Маком слова заставили ее откинуть голову и засмеяться – с моей матерью это редко случается. И, о Боже, неужели она ему подмигнула? Или это игра света? Я стиснула зубы, продолжая внимательно наблюдать за ней. Вот она ему улыбнулась – так, словно он подарил ей чек на миллион фунтов стерлингов. А вот, черт возьми, она положила руку ему на бедро…
– Какова мать, такова и дочь, – прыснула Фай, которая также наблюдала за этим обменом любезностями.
Нахмурившись, я подалась вперед, напрягая слух, дабы не пропустить ни слова из их беседы.
– Значит, именно вы обучаете мою дочь серфингу, – продолжила свои излияния матушка, теснее прижимаясь к левому плечу Мака.
– Совершенно верно, миссис Армстронг, именно я.
– О, Мак, зовите меня просто Джорджина. В конце концов, я еще довольно молода. Как говорится, в расцвете лет.
Она хихикнула, потягивая шерри. Мак прикусил губу зубами.
– В самом расцвете, хм… Джорджина… это просто прелестно.
И он уставился на какую-то точку на ковре. Моя мать теснее прижалась к нему.
– Вы, должно быть, очень сильный, Мак, раз занимаетесь серфингом на таких крутых волнах. А в спортзале вы тренируетесь?
О-хо-хо, что же это? Именно так нужно беседовать людям среднего возраста?
– Нет, миссис… Джорджина. Только серфинг – этого мне достаточно.
– А я занимаюсь, – ответила мама, нагнувшись к нему под таким углом, что чуть не уткнулась головой ему в колени. – Мне в спортзале говорят, что у меня фигура тридцатилетней женщины.
– И гормоны подростка, достигшего половой зрелости, – громко фыркнула Фай.
Я заскрипела зубами, чтобы не завопить или не блевануть, глядя на эту парочку. Рука моей матери скользнула по ноге Мака еще выше.
Папа, ты видишь это грехопадение?
Но нет, мой отец увлечен дискуссией с Подригом на тему нелегального производства ирландского самогона. Мак, не мигая, уставился на ковер, словно пытаясь найти в нем смысл жизни.
– Я и сама занималась плаванием, Мак, – просияла моя мать. – Я была… ну просто дитя воды.
– Неужели, миссис… Джорджина?
Его голос зазвучал на несколько октав выше обычного.
– О да. А что, может, мне тоже попробовать заняться серфингом, пока я здесь? Может, вы мне дадите пару уроков?
– Ну…
– Видите ли, Мак, я гораздо более способная ученица, чем Амелия. Если откровенно, то эта девушка и вода абсолютно несовместимы. Вы не поверите, но Амелия однажды чуть не утонула – и не где-нибудь, а в собственном горшке…
Едва моя мать произнесла последнее предложение, как все остальные разговоры в комнате моментально стихли. Я тихо застонала, опасаясь, что могу стереть в порошок свои коренные зубы, а потому разжала челюсти и сделала глубокий вдох.
– Мама, я уверена, Маку это не очень интересно.
– Ха-ха, ты про ту историю с горшком? – встрял в беседу отец; его нос тем временем сравнялся с цветом портвейна в его бездонном бокале. – Слушай, Подриг, это чертовски забавно, извиняюсь за выражение.
– Папа, я думаю…
– Мэри, Кэтлин, Колин, Бэрри…
Просто не верится – он помнит все их мерзкие имена.
– …Джонни, Онья, слушайте все, это чертовски весело… ой, извиняюсь. Продолжай, Джорджина, расскажи нам.
– Давай, Джорджина, расскажи… – подбодрила Фай, – о том ударе судьбы.
Подняв брови, я уставилась на красное пятно на руке подруги – след от моего щипка – и пренебрежительно фыркнула.
– Ну, значит… – начала моя мать, словно ведущая в детской телепрограмме.
Я дернулась под пристальным взглядом Мака, так и не найдя сил посмотреть на него.
– Ну, мы были в самом разгаре этой мороки, называемой приучением ребенка к горшку, – снова начала моя мать, завладев всеобщим вниманием в гостиной. – Вынуждена сказать, Амелия замедленно развивалась во многих отношениях.
Значит, вынуждена сказать это? Почему же это вынуждена?
– В самом деле, ей исполнилось три, прежде чем мы смогли подумать о том, чтобы надеть на нее штанишки.
– Да, это, конечно, драма, – кивнула Мэри, осознав всю серьезность проблемы.
– Эд, наш младшенький, сразу же привык к горшку, ну и потом у него все получалось. Он всегда был блестящим мальчиком.
– Блестящей задницей, – проворчала я себе под нос, – там, где солнце из нее светит.
– Я же говорила тебе, как здорово быть родителем, – шепнула Фай.
– Видите ли, Амелия была нашим первенцем, поэтому мы учились быть родителями и старались как могли, но нам не удавалось заставить ее ходить на горшок. О, если бы она усидела на нем, все было бы хорошо дома, в машине, даже в супермаркете, но она просто не ходила на горшок, если вы понимаете, о чем я. Короче, вот мы и добрались до главной части истории…
Что, есть еще и главная часть?
– В один прекрасный день мы с Фрэнком, будучи на кухне, вдруг услышали характерное звяканье, доносившееся из гостиной, и сразу все поняли.
– Мы радостно заорали: «Она сделала это, она сделала это!» Ведь правда, Джорджина? – возопил мой отец, словно глашатай на площади.
– В самом деле, Фрэнк. Наконец-то она пописала в горшок.
– Да! – подтвердил мой отец.
– О, мы были так горды.
– В первый и последний раз, – буркнула я.
– Мы тут же рванули в гостиную проверить результаты и увидели ее… Она уткнулась лицом в эту чертову штуковину.
– В собственную мочу, – добавил мой отец для ясности.
О, избавьте нас от подробностей, ну пожалуйста.
– По-видимому, она опустила голову, чтобы посмотреть, что она сделала, но, видит Бог, Амелия никогда не страдала чувством равновесия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37