А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Где же все-таки будет спать Эвелин? – спросила я. – Мы могли бы перенести мой спальный матрац из нашей постели в гостиную.
– Диван в комнате для гостей тоже достаточно удобен, – ответил Штефан.
– Да, но он весь в пятнах. – Мне стало немного стыдно. – Бедная Эвелин. Определенно она ничего такого никогда не видела. Она будет себя чувствовать как в ночлежке. Может быть, тебе как гостеприимному хозяину следует уступить ей спальню?
– Тогда она рискует получить ночью по голове куском штукатурки с потолка, – ответил Штефан. – Но я не возражаю, чтобы она спала в кровати.
– Да – без тебя, – строго сказала я. – Ты тогда однозначно будешь спать на гостевом диване. И кроме того, не смей спать голым, слышишь? Ты будешь надевать футболку и трусы, договорились?
– Надеюсь, что не забуду, – ухмыльнулся Штефан. Моя ревность развеселила его.
– Эвелин сказала, что приготовила для меня диванчик в кабинете, – сказала я и опустила глаза. – Представь себе: диван «Лине Розе» в кабинете! Фриц прав, они оба выбрасывают деньги на совершенно ненужные шикарные вещи.
– Да, – произнес Штефан, и это прозвучало с неприкрытой горечью. – Может быть, и мы скоро сможем делать то же самое. Я лично первым делом поменяю это барахло, которое у нас называется машиной, на приличный кабриолет.
– Но нам же как минимум нужен универсал, – с упреком сказал я. – А еще лучше большой автомобиль-купе.
Штефан засмеялся.
– Мы сможем себе позволить и то и другое: и кабриолет, и купе.
Я засмеялась в ответ.
– Люди подумают, что мы выиграли в лотерею. Как мы станем все это объяснять?
– Об этом я тоже задумывался, – ответил Штефан. – Но я предпочту рассказать нашим друзьям правду: то, что эти деньги от моего отца. А каким путем мы их от него добились, никого не касается.
У нас, впрочем, и не было особенно близких друзей. Случались контакты с бывшими однокашниками Штефана по учебе и коллегами, которых мы знали, пока не стали жить вместе. Деловые партнеры и их жены, с которыми мы иногда вместе ужинали. Мне было понятно – эти ужины никогда не имели никакого значения. Просто чтобы лишний раз подчеркнуть свой статус, о котором с нашей стороны, впрочем, лучше было молчать. Кроме того, у Штефана был старый школьный друг по имени Адам, с которым он раньше раз в неделю играл в сквош. Но с тех пор как Адам увлекся гольфом, они виделись очень редко.
Ни Адам, ни деловые партнеры скорее всего и не заметили бы, что Штефан между делом поменял жену. Со мной дело обстояло еще проще: так как я родилась и выросла совсем в другом месте, у меня здесь не было ни родственников, ни подруг. Да и бывшие коллеги по работе, которых я нет-нет да встречала, тоже ничего не заметят. Они и Штефана-то совсем не знали.
Лишь моя подруга Элизабет была достойна того, чтобы быть посвященной во все. От нее я просто не могла ничего утаивать. Мы познакомились несколько лет назад в фитнес-клубе, который позже был закрыт из-за несоответствия каким-то там гигиеническим нормам. Благодари Бога, что не подхватили за время занятий никакой инфекции, мы приняли решение заняться бегом трусцой. Это было куда дешевле и безопаснее для здоровья. Кроме того, бег требовал пребывания на свежем воздухе, что было значительно ближе моей натуре. При этом мы констатировали, что получили возможность часами общаться друг с другом, не будучи особенно сильно ограниченными во времени. Мы также ходили вместе в кино или в пивной ресторанчик и много болтали по телефону. От случая к случаю при необходимости я приглядывала за сыном Элизабет, Каспаром.
Элизабет бы сразу поняла, что со мной что-то не так. Мне не удалось бы скрывать от нее на протяжении полугода, что каждый день после восьми вечера вынуждена жить с другим мужчиной.
На следующее утро, дело было как раз первого мая, я решила нанести ей утренний визит. Штефан не имел ничего против. Он отсыпался после бурной ночи с шампанским при свечах, которую мы устроили себе в преддверии шестимесячной разлуки.
Некоторое (довольно большое) количество штукатурки с нашего потолка при этом было безвозвратно утрачено.
Элизабет жила в сказочной красоты домике, построенном еще вместе с человеком, за которого она в итоге так и не вышла замуж. Вы помните? – я уже рассказывала о нем. Это тот самый, с лицом, похожим на морду хорька. Он был архитектором (и скорее всего по сей день им оставался, потому что, насколько я знала, умер он только для Элизабет), и дом был спроектирован просто фантастически: этакая смесь современных элементов и классического, строгого стиля. Поскольку дом был построен на участке земли, в свое время унаследованном Элизабет, она ничтоже сумняшеся после расставания с несостоявшимся мужем заявила на дом свои права, а самого архитектора оставила ни с чем. Легко себе представить, каково было у мужика на сердце, когда каждое второе воскресенье он приходил к ним в гости, чтобы повидаться с сыном. Должно быть, он очень сильно раскаивался в том, что совершил незадолго до свадьбы. В доме же на той площади, которая по праву принадлежала ему, жила подруга Элизабет, Ханна, имевшая трехлетнюю дочь, очень хорошо ладившую с Каспаром. У девочки было очень мелодичное имя – Маризибиль. («Попробуй произнести его, если ты прилично выпил», – всегда повторяла Элизабет с ехидной улыбкой.) Какие причины привели к тому, что и Ханна осталась одинокой мамашей, и сыграл ли в этом какую-то роль наш хорек, мне было неизвестно. Во всяком случае, их совместная жизнь с Элизабет и детьми представлялась мне весьма гармоничной, хотя они и повторяли частенько, что больше всего на свете боятся так и состариться под крышей этого дома и превратиться в двух старых ворчливых одиноких бабушек, все развлечения которых сведутся к чаепитиям на балконе.
Несмотря на то, что было еще раннее утро, Элизабет без лишних вопросов добавила в наш кофе абрикосовый ликер.
– И голый не без праздника, – весело произнесла она.
Каспар был отправлен на выходные вместе с Ханной и Маризибиль к их бабушке, жившей рядом с зоопарком. Поскольку солнце снова показалось из-за облаков, мы устроились в так называемом саду, надев толстые свитера. Кошка Элизабет по кличке Хуммель вскарабкалась ко мне на колени. Кошки меня любили, у меня же была аллергия на кошачью шерсть.
Как всегда, приходя к Элизабет в гости, я огляделась вокруг и со вздохом произнесла:
– Как жаль, что ты так мало занимаешься обустройством земли вокруг дома – апчхи!
– Я знаю, – ответила Элизабет. – Но у нас нет для этого ни денег, ни времени, ты же знаешь.
После этой фразы мы сразу подошли к теме моего визита.
– Да, милые денежки, – сказала я, шмыгнув носом, и сделала большой глоток кофе. – Представь себе, кое-кто предлагает тебе миллион. На что бы ты согласилась ради этого?
– На неприлично многое, – не раздумывая, ответила Элизабет. – Даже спать со своим шефом.
– Элизабет, но у тебя же не шеф, а шефиня, – напомнила я ей.
– Я помню, – произнесла она. – Но ради миллиона я смогла бы закрыть на это глаза.
Я почувствовала облегчение. Собственно, где-то в глубине души я опасалась, что Элизабет начнет читать мораль и доведет меня до того, что я стану чувствовать себя очень скверно.
– А согласилась бы ты – апчхи! – поменять своего мужа на его брата? – спросила я. – Только предположим. Я помню, что у тебя нет мужа. Но если бы он был, а у него был бы брат? – Я чихнула три раза подряд.
– Однозначно, – сказала Элизабет. – Рано или поздно я поменяла бы любого мужчину на его брата, даже не требуя за это ни цента.
– Да, но предположим, ты действительно очень крепко любишь своего мужа, – возразила я. – И предположим, жена его брата – как раз его тип женщины. Выглядит словно Дженнифер Энистон. И кроме того, дипломированный экономист, так же как и он. Разве у тебя не возникло бы сомнений в том, чтобы дать им возможность остаться наедине? Апчхи!
Элизабет не стала отвечать на этот вопрос так же быстро, как на предыдущие.
– Слушай, еще довольно рано для того, чтобы вести такие философские беседы, тебе не кажется? Почему ил выглядишь так странно, Оливия? Что-нибудь не в порядке? Ты, кажется, вот-вот расплачешься.
– Это всего лишь аллергия, – соврала я.
Я и вправду была близка к тому, чтобы разреветься.
Элизабет знала меня очень хорошо и, положив руку мне на плечо, мягко попросила:
– Рассказывай.
И я рассказала ей все. Про Фрица и его старых друзей. Об огромных деньгах и о том, сколько проблем можно было бы решить с их помощью. О частных детективах и контроле телефонных счетов. Сначала Элизабет мне не поверила, даже подумала, что я перепутала первое мая и первое апреля. Но постепенно до нее дошло, что я говорю чистую правду. (С этого момента мы приступили к апельсиновому ликеру всерьез.)
– Старый сумасшедший скряга, – произнесла она, но не без доли удивления в голосе. – Как же может быть богат один человек!
Я кивнула:
– Он всегда имел очень хороший доход и умел вкладывать деньги в выгодные инвестиции. Апчхи.
– Я нахожу, что это весьма оригинальный способ распорядиться наследством и поделить его, – заметила Элизабет. – Сбрось ты с коленей эту кошку. Твой насморк становится нестерпимым.
Но кошка крепко вцепилась коготками в мои коленки. Ей было ну очень уютно.
– Апчхи, – сказала я.
– Все сказанное тобой звучит очень весело, если бы не было на самом деле очень грустно, – произнесла Элизабет. – А Оливер – это тот самый корреспондент, который все время берет телеинтервью у разных пожарных по фамилии Ковальский?
– Он берет интервью не только у пожарных, – принялась я защищать Оливера. – Он готовит репортажи – апчхи! – обо всем, о чем можно. Просто так получается, что здесь, в наших краях, он попадает главным образом на пожары. А фамилия Ковальский широко распространена среди пожарных.
– Но ты, во всяком случае, нормально к нему относишься. В чем проблема?
– Проблема не в Оливере, а в Эвелин, – сказала я и снова принялась бороться со слезами, – Она такая умная и элегантная, и манерная…
– Ты тоже очень симпатичная, – резко ответила Элизабет.
Я покачала головой:
– Нет. Я такая же, как наш диван.
Я досконально описала наш гостевой диван. А затем описала диванчик в кабинете Элизабет, на котором предстояло мне спать.
– Мы вообще как два полюса, – всхлипнула я. – Эвелин – шикарная дизайнерская модель, которую можно выставлять в музее, а я – старая полуразвалившаяся софа, на которой никто и спать-то не захочет. Апчхи! Как же, будет Штефан таким дураком, чтобы думать о такой старой, дряхлой вещи!
– Если он тебя любит, то будет, – энергично возразила Элизабет.
– Ты думаешь? – Я понемногу начала успокаиваться.
Да, похоже, я сильно себя накрутила. В конце концов, мы были женаты десять лет, можно сказать, уже породнились друг с другом. А сравнение со старой софой было совсем неуместно. Нельзя ценить себя так низко. Лпчхи!
Но Элизабет добавила столь же энергично:
– А уж если он выберет Эвелин, то тебе все равно достанутся деньги. И его брат! Итак, я бы в любом случае приняла в этом участие.
Ну, принимать другое решение сейчас в любом случае было поздно. «Кто сказал «а» должен сказать и "б"» – любила повторять моя приемная мать.
Несмотря на то что я всеми силами старалась оттянуть наступление вечера и прощание со Штефаном, вечер наступил очень быстро. Ровно в семнадцать часов Эвелин и Оливер подъехали на двух машинах: на «Z4» и на второй старенькой машинке, почти раритетном «ситроене». Эта старая развалина шумела, как несколько мусоровозов. Когда я увидела багаж Эвелин, то поняла, почему навороченный «Z4» выступал сегодня лишь в качестве эскорта. В него определенно не смог бы поместиться здоровенный шестисекционный чемодан, а вдобавок еще огромная косметичка, размеры которой позволяли предположить, что в нее упаковано по меньшей мере постельное белье Эвелин. Я и представить себе не могла, что Эвелин относится к числу путешественников, которых обычно называют «Никуда-не-еду-без-моего-торшера».
Пока Оливер и Штефан выгружали ее вещи и носили в дом, Эвелин стояла рядом с машиной и с кислой миной осматривала руины, в которых ей предстояло поселиться.
– Каждый раз здесь становится все ужаснее, – произнесла она.
– Снаружи еще ничего, – ответила я.
Приехав сюда, я первым делом насажала по всему периметру здания дикие вьюны, чтобы хоть как-то приукрасить фасад. Эти растения замечательны тем, что большую часть года зелены и разрастаются очень быстро. Конечно, зимой они выглядят не очень эстетично, но сейчас на дворе был май. И Эвелин вряд ли могла себе представить, что на самом деле с домом все обстоит намного хуже.
– Один вид входной двери вызывает прыщи, – сказала она.
Я грустно посмотрела на ее безупречную кожу. И заметила в нескольких местах следы грима. Это было что-то новое. Но может быть, и у меня постоянно вскакивали прыщики на лице, потому что я часто смотрела на эту дверь. Вид у нее был действительно удручающий: невообразимая комбинация стекла и дерева, с налетом семидесятилетней старины и массой следов, начиная с отверстий для висевшего когда-то здесь почтового ящика и кончая царапинами от кошачьих когтей.
– А от ступенек у меня скоро случится расстройство пищеварения, – весьма неучтиво продолжала Эвелин. – Я не знала, что здесь та же проблема цвета, что и на вилле у Фрица.
К сожалению, это имело место быть: зеленый, коричневый, желтый, голубой. Лестница, ведущая в дом, чем-то напоминала церковную лестницу. Причем не в самой обустроенной и ухоженной церкви.
– Но с другой стороны, – сказала Эвелин, – за миллион евро можно вытерпеть и не такое, правда?
– Это верно, – облегченно вздохнула я.
Если бы Эвелин со своим неповторимым выражением лица начала сейчас рассуждать о внутреннем убранстве нашего дома, я отказалась бы от этого пари немедленно. К счастью, она и в самом деле не забыла прихватить свой торшер – вероятно, для того, чтобы привнести в убогость своего нового места обитания какое-то обновление.
Когда Штефан и Оливер занесли в дом последние вещи, Эвелин взяла еще что-то с пассажирского сиденья «Z4». Вещь издали напомнила мне плюшевого зайца с длинными ушами и лапами. Интересно, она еще относилась и к числу дамочек, которые «никогда-не-путешествуют-без-своих-любимых-постельных-плюшевых-игрушек»? Но прежде чем я успела спросить ее, а по возрасту ли таскать у себя на груди вещь, пригодную скорее всего для трехлетней девочки, рядом с воротами резко, так что завизжали тормоза, остановился «мерседес» нашего свекра.
– Старые заговорщики, – тихо, но зло произнес Оливер, когда одновременно открылись все четыре двери машины.
Картина чем-то очень напоминала фильм про мафию. Четыре пожилых господина в черных строгих костюмах выходят из черного «мерседеса». Недоставало только черных очков и оттопыренных карманов, в которых лежат пистолеты.
Если бы обстоятельства происходившего не были столь серьезны, картина выглядела бы весьма комично.
– Мы подумали, что, проезжая мимо, следовало бы заглянуть к вам и посмотреть, как выполняются условия договора, – произнес Фриц, пребывая, судя по всему, в прекрасном расположении духа. – Мои друзья…
– Директор банка в отставке Гернод Шерер, – представился один из господ с загорелой лысиной и пожал нам всем руки.
Я его уже знала – по работе. Он заказывал у меня оформление цветочных ящиков для своего балкона. Уж не был ли это тот самый директор банка, который в свое время начинал строительство виллы нашего Фрица?
– Хуберт Рюккерт, бывший ректор гимназии Иоганна Гуттенберга, – произнес маленький сморщенный человечек с огромными ушами и тихим елейным, как у пастора, голосом.
Я где-то читала, что уши и нос продолжают расти до самой нашей смерти. Значит, чем старше, тем больше. Если это верно, этому господину должно было быть по меньшей мере лет сто пятьдесят. Но глаза его смотрели из-под густых седых бровей очень ясно и совсем не по-старчески остро.
Мы чувствовали себя очень неприятно, стоя лицом к лицу с главными изобретателями авантюры, в которой нам предстояло принять участие.
Мне вообще в какой-то момент стало противно. Во что же мы вляпались?
– А это добрый старина доктор Бернер, – сказал Фриц и указал на атлетически сложенного, стройного доктора, сохранившего, как и сам Фриц, свою шевелюру в целости и, вероятно, пробегавшего каждый год одну или две марафонские дистанции.
Доктор Бернер также пожал нам всем руки.
– Я, честно говоря, не думал, что вы решитесь принять участие, – произнес он. – Я был убежден, что вы все пошлете Фрица куда подальше и ясно дадите ему попять, куда он должен засунуть свои деньги…
– Нельзя же так обманываться в людях, – ответил за всех нас Штефан довольно агрессивным тоном.
Шерер и Рюккерт засмеялись.
– Но ведь так намного веселее, не правда ли? Такого удовольствия в жизни мы давно не получали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25