Не стоит превращать Кортеса в политического мыслителя или убежденного антимонархиста, но из его писем ясно видно, что вызывало в нем раздражение: его, солдата с передовой, выводили из себя бюрократия и засилье придворных шаркунов. Для него власть обретала законность в доблести и справедливости, способности правителей устроить жизнь общества в мирное время. Салонные маркизы, завистливые придворные, калифы на час и пустоголовые резонеры ничего не стоили в его глазах, поскольку все они принадлежали к призрачному миру власти, а он, Кортес, держал в своих руках власть реальную.
Дистанция, которую Кортес соблюдал в отношении своей родины, происходила еще и от сознания обратного характера зависимости. В отличие от островов, остававшихся всего лишь крохотными клочками суши, Мексика размерами намного превосходила Испанию. Даже в рамках территории, контролировавшейся ацтеками, Новая Испания по площади и плотности населения в три раза превосходила Кастилию и Арагон вместе взятые. Если принять в расчет всю территорию Центральной Америки, включая ареал майя, то это соотношение составит уже четыре к одному. Неизбежно вставал вопрос: имела ли Испания силы и возможность поглотить страну большую, чем она сама? Надо признать, что все действующие лица тогдашней политической сцены оказались в ситуации столь же неудобной, сколь и неожиданной. Ответ не был очевиден, и в том, что чаша весов перевесит в пользу Испании, еще были все основания сомневаться.
В 1524 году никто не знал, чем закончится это столкновение (поскольку столкновение интересов все же имело место). Мексика была намного богаче Испании. Земли Центральной Америки таили в своих недрах золото, серебро и медь. Географическое положение Новой Испании с перемежающимися разными климатическими поясами позволяло выращивать все известные культуры. Тропические растения поднимались до тысячи ста пятидесяти метров над уровнем моря, а культуры умеренных широт превосходно чувствовали себя на высотах от тысячи ста до двух тысяч трехсот метров. Бескрайние пространства как нельзя лучше подходили для разведения скота, вывезенного из Европы. В Мексике было все, а Испания, не знавшая помидоров, фасоли и маиса, нередко голодала. Если Мексика сохранила бы свое население, разве нуждалась бы она в Испании? Кастилия установила контроль над Санто-Доминго и Кубой исключительно потому, что вырезала все коренное население и колонисты попали в зависимость от испанских поставок. Но в случае с Центральной Америкой все обстояло иначе.
К тому же было Южное море, которое тогда еще не называлось Тихим океаном, но которое уже бороздили испанские корабли. Надо помнить, что в тот момент, когда Кортес отдавал приказ уничтожить корабли в Веракрусе, Магеллан, португалец на испанской службе, выходил из Севильи в свое кругосветное плавание. Он погиб в апреле 1521 года на острове Зебу, на Филиппинах, когда Кортес осаждал Мехико, и его помощник Себастьян Элькано завершил первое в мире кругосветное плавание 6 сентября 1522 года, в то время как Кортес готовился принять титул губернатора Новой Испании. Южное море стало реальностью, и 15 мая 1522 года Кортес лично известил Карла V о своем намерении исследовать его с мексиканского побережья. С выходом к Тихому океану сообщение Новой Испании с Испанией через Атлантику утратило свое былое значение. Можно ли упрекать Кортеса в том, что Севилья стала казаться ему такой далекой?
Отчуждение было вызвано также и неприятием исключительно финансовой заинтересованности Испании в своих колониях, а Карл V порой вел себя как обыкновенный сборщик налогов. Если спокойно проанализировать эту ситуацию, то испанский монарх оказывается не на высоте. Обратимся к фактам.
В конце 1523 года или в начале 1524-го Кортес получил от короля письмо с рядом указаний. Хотя датировано оно было 26 июня 1523 года, документ не спешили отправлять, понимая, что он произведет эффект разорвавшейся бомбы. Если отбросить в сторону традиционные призывы к христианизации индейцев и бюрократические рекомендации, способные вызвать лишь усмешку (как, например, советы о наилучших местах для устройства портов), королевские инструкции противоречили всей политике Кортеса в Новой Испании, требуя расовой сегрегации, запрета смешанных браков, свободы передвижения испанцев на землях индейцев, разрешения торговли и обмена – другими словами, права обирать туземцев. Индейцам грозило повторение кубинского сценария!
Король резко осудил энкомьенды и потребовал от Кортеса упразднить поместья. Некоторые увидели в этом жест гуманизма и великодушия, но они поспешили. Карл V выступал не против самого принципа поместья-энкомьенды, его не устраивало то, что губернатор самолично раздавал энкомьенды; король сам хотел получить индейцев в свою личную собственность, которую можно было бы обменять на звонкую монету. То, что он запрещал Кортесу, он делал сам. Чуть позже он отдаст Венесуэлу на откуп Вельзерам в уплату своего долга этим финансистам, давшим денег на его избирательную кампанию. Страна был подвергнута тотальному разорению. Признаемся откровенно: судьба индейцев Карла V не волновала, золото Индий – вот о чем были его мечты. Король очень ясно выразил свою позицию в письме от 26 июня. Он нашел «справедливым и разумным, дабы уроженцы земель этих, сиречь индейцы, служили нам и платили нам дань, которую должны нам, поскольку они суть подданные наши и наши вассалы». В заключение король добавил, что желал бы знать «о других путях получения ренты с вышеуказанной земли, будь то соляные копи, шахты, луга или иные угодья».
Король требовал обратного тому, о чем мечтал Кортес. Эрнан считал, что за исключением королевской квинты все богатства должны остаться в Мексике. Он намеревался создать эндогенную модель, при которой все средства вкладываются в местную экономику, в противоположность модели колониальной эксплуатации, предложенной Карлом V. Как мог Кортес найти взаимопонимание с королем, пожираемым алчностью?
В начале 1524 года в Веракрусе высадились четыре «королевских чиновника», назначенные Карлом V. Пусть их титул не вводит вас в заблуждение, это были обычные откупщики. Первый, Алонсо де Эстрада, который, по слухам, был незаконорожденный сын Фердинанда Католика, являлся tesorero – казначеем; второй, Родриго де Альборнос, был contador – счетовод; должность третьего, Гонсало де Салазара, называлась factor – комиссионер; и последний в четверке, Пералминдес Чиринос, был veedor – инспектор. Но все эти мудреные названия имели только одну цель: взять под контроль Кортеса, чтобы ни одна крупица золота не утаилась от королевской казны. У Кортеса тогда, несомненно, были еще все полномочия, но Испания уже начинала об этом жалеть и пыталась установить границы, по крайней мере в том, что касалось финансов. Золото, одно только золото и ничего, кроме золота…
Отправляя своих инспекторов, Карл V написал из Вальядолида губернатору Новой Испании – без обиняков: «Вам следует знать о больших расходах, что нам приходится терпеть со времени нашего избрания императором и особенно с того момента, когда мы надели корону… Значительные суммы были затрачены на войну, что мы ведем с королем Франции… В этой связи мы требуем, чтобы вы, как только получите сей приказ, послали мне все, что в силах собрать из принадлежащего нам по праву нашей квинты и других сборов или из вашей доли или из того, что можно взять у других лиц. Вы должны приложить все силы, чтобы послать нам столько золота, сколько можно будет собрать. Знайте, что тем окажете нам самую ценную услугу». Как будто ацтеки должны оплачивать манию величия заморского государя, живущего не по средствам!
Но маски сброшены, и точки над i расставлены. Короля интересует лишь мексиканское золото. Новая Испания для него – мощный источник доходов, и монарх не удовлетворится только пятой частью. Король приходил в ярость при мысли о том, что должен оставить на месте все это богатство, позволив с его помощью Кортесу и его приспешникам создать конкурирующее государство. Из далекой Испании потянулись нити колониальной паутины. Государственная машина должна была не только собрать средства для погашения долгов императора, но и помешать тому, чтобы в один прекрасный день мексиканцы отказались платить и пятую часть. В том и заключался парадокс: именно потому, что проект Кортеса с самого начала нес в себе идею независимости Мексики, эндогенная модель развития и креолизации заставили Испанию в ответ разработать настоящую стратегию колонизации, циничную и ориентированную на угнетение.
Письмо повергло Кортеса в смятение. Если бы Эрнан действительно был настроен против испанцев, то он поступил бы, как Гонсало Герреро в Четумале: ушел бы партизанить в джунгли, открыто перейдя в другой лагерь, растворился бы среди индейцев и исчез бы с испанской сцены. Но Кортес не был Герреро, и его желание создать креольское общество исключало – пока еще – отказ от испанской составляющей общего корня. Он не последовал указаниям короля и объяснил в письме, почему он не исполнит их и впредь. Кортес настаивал на своем. Можно было бы говорить о философском диспуте, эпистолярной перепалке, если бы это не было смертельным поединком без пощады к побежденному. Кортес осмелился говорить с королем как равный с равным и даже читать тому нотации… не зная, как воспримут этот урок. На руках Марины спал маленький Мартин, десятилетняя Каталина ткала кечкемитль в дворике их дома. Семья Кортеса была здесь, в Мехико, но сражение, которое он начал, еще не было выиграно.
Поход на Лас-Гибуэрас (1524–1526)
Отказ от власти
В октябре 1524 года Кортес, обладая всей полнотой власти, решает оставить Мехико. Он вознамерился предпринять поход в земли майя – столь же опасный, сколь и дальний. В описываемое время судьба, казалось, благоволила конкистадору: он обладал богатством и властью; он достиг своей цели и мог реализовать самые заветные мечты; он мог и дальше жить в любимой им ацтекской столице, величием и красотой которой не уставал восхищаться… Но неожиданно он бросает все. Не часто случается, чтобы правитель на пике могущества сам отошел от власти. Этот эпизод жизни Кортеса скрывает дымка таинственности, и ни один биограф не мог его толком объяснить. Поступок конкистадора настолько иррационален, что многие исследователи прерывают описание его жизни 1524 годом, довольствуясь несколькими завершающими страницами о последних годах жизни Кортеса и его смерти. Однако можно попытаться проанализировать имевшие место противоречивые поступки и неожиданные повороты, обратившись к внутренним переживаниям нашего героя.
Провалился ли завоевательный поход Кортеса? Нет. В октябре 1524 года Эрнан контролировал полностью всю территорию, составлявшую некогда «империю» ацтеков. На северо-востоке он завладел районом гуацтеков, где его помощник Сандоваль основал испанский город Вилла-де-Сантистебан-дель-Пуэрто возле индейского города Чипа в устье реки Пануко. Тотонаки с первого дня примкнули к конкистадорам, и на их землях испанцы основали два поселения – Веракрус и чуть подальше к югу – Медельин, названный так в память родного города своего предводителя. Северный берег перешейка Тегуантепек удерживался гарнизоном Эспириту-Санто, расположенного недалеко от Коацакоалько. Этот город был основан все тем же неутомимым Сандовалем, и в его окрестностях получил свою энкомьенду хронист Берналь Диас дель Кастильо. За равнинами Тласкалы солдатами Франсис – ко де Ороско в декабре 1521 года была захвачена Оаксака. К югу от Мехико вскоре были найдены богатые месторождения серебра и олова Такско. На востоке испанцы предприняли экспедицию в Мичоакан, который был жестоко завоеван Кристобалем де Олидом в июле 1522 года. От Мичоакана испанцы вышли на побережье Тихого океана, названного ими Южным морем. Конкистадоры основали первый порт на этом океане в Закатуле, в месте впадения реки Бальсас – на границе земель науа и тарасков. Из Мичоакана Кортес направил также экспедиции на запад, где опять-таки Сандоваль основал 25 июля 1523 года очередной город – Вилла-де-Колима. Затем в начале 1524 года Эрнан поручил одному из своих родственников, Франсиско Кортесу де Сан Буенавентуре, рекогносцировку южной части современных штатов Халиско и Найарит. К югу от Такско под контроль испанцев перешла территория йопи, и в подходящем местечке Акапулько был построен порт. На том же тихоокеанском побережье, но восточнее, Альварадо завладел землей микстеков и, пролив море индейской крови, взял город Тутепек, куда в марте 1522 года был перенесен (уже в третий раз) город Вилла-Сегура-де-ла-Фронтера, изначально основанный в Тепеаке. И наконец, закрепившись в Тегуантепеке к югу от одноименного перешейка, Кортес вышел на западную границу бывшей империи Мотекусомы.
В присутствии Кортеса на том или ином фронте не было стратегической необходимости, а стабильность в регионе позволяла ему строить планы по захвату всей доиспанской Центральной Америки, избрав новой целью земли майя, которые лежали восточнее Мексики. Кортес снарядил две экспедиции. Командование первой, морской, было доверено Кристобалю де Олиду. Под его началом были четыре сотни солдат с пушками и снарядами и восемь тысяч золотых песо для закупки на Кубе лошадей и провианта. Эскадра из шести кораблей вышла в море 11 января 1524 года. Сухопутной экспедицией командовал Педро де Альварадо, который выступил 6 декабря 1523 года на Гваделупу, где 25 июля следующего года по своему обыкновению основал на крови город Сантьяго. Кортес в своем официальном отчете Карлу V посчитал нужным объяснить, что поход предпринят с целью отыскать знаменитый пролив из Северного моря в Южное. Впрочем, маловероятно, чтобы Кортес сам верил в этот географический миф, для этого он был слишком хорошо информирован. Кортес стремился подчинить себе весь комплекс древней Центральной Америки, которая, по его сведениям, простиралась до Коста-Рики, включая в себя практически всю современную Центральную Америку.
Если отказ Кортеса от власти был вызван не военными неудачами, то, может, стоит поискать причины морального плана? Не исключено, что Кортеса потрясли ограниченность и жестокость его солдат, разорявших завоеванные земли, но Эрнан был человеком своего сурового времени, хорошо знакомым с грязной стороной войны. Стоит подыскать другое объяснение.
Не деморализовало ли Кортеса дело Гарая? В том достопамятном 1524 году весь Мехико судачил о причастности Эрнана к скоропостижной смерти губернатора Ямайки. Обратимся к фактам. С 1519 года Франсиско де Гарай без устали посылал корабли в Мексиканский залив на поиски знаменитого пролива, выдуманного Колумбом. Того самого пролива, который, по мнению генуэзца, должен был вести прямиком в Китай. Гарай был ветераном Нового Света. Темная лошадка, человек без прошлого, появившийся из ниоткуда. Он стал свояком Христофора Колумба, женившись на португалке Анне Мониц, сестре жены первооткрывателя Фелиппы Перестрелло э Мониц. Войдя в клан Колумбов, Гарай принял участие в последней экспедиции генуэзца в 1493 году. Он проявил себя одним из самых алчных покорителей Санто-Доминго и быстро сколотил себе большое состояние. После назначения на пост губернатора Ямайки, он беспрестанно оспаривал у Кортеса его мексиканские завоевания. Получив снаряжение от епископа Фонсеки и губернатора Веласкеса, Гарай направил в начале 1523 года четвертую экспедицию, которая высадилась в районе Пануко. Солдаты Гарая разбрелись, беспокоя местное индейское население. Кортесу пришлось лично прибыть на место, чтобы восстановить порядок у гуацтеков. 25 июля 1523 года на севере Мексики высадился сам Франсиско де Гарай в компании с вернувшимся Хуаном де Грихальвой. Они ступили на берег в местечке Рио де лас Пальмас на севере Пануко. Гарай привел с собой внушительные силы – десяток кораблей и около тысячи человек.
Гарай чувствовал себя как дома, поскольку Пануко был пожалован ему Фонсекой. Естественно, Кортес придерживался иного мнения. Между Кортесом и Гараем началась самая настоящая война, заложниками которой стали индейцы, склоняемые обеими враждующими партиями перейти на ту или иную сторону. Совесть Кортеса была спокойна, поскольку он располагал грамотой Карла V, предписывавшей Франсиско де Гараю не вмешиваться в мексиканские дела. Королевский указ был подписан в Вальядолиде 24 апреля 1523 года, но, по всей видимости, Гарай не был знаком с его содержанием. В конце концов правитель Новой Испании пригласил Гарая в Мехико и принял с большим гостеприимством. По одному из преданий, подтвержденному самим Кортесом, два завоевателя решили поженить своих детей. Кортес обещал выдать за сына ямайского губернатора свою старшую дочь Каталину, кубинскую метиску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Дистанция, которую Кортес соблюдал в отношении своей родины, происходила еще и от сознания обратного характера зависимости. В отличие от островов, остававшихся всего лишь крохотными клочками суши, Мексика размерами намного превосходила Испанию. Даже в рамках территории, контролировавшейся ацтеками, Новая Испания по площади и плотности населения в три раза превосходила Кастилию и Арагон вместе взятые. Если принять в расчет всю территорию Центральной Америки, включая ареал майя, то это соотношение составит уже четыре к одному. Неизбежно вставал вопрос: имела ли Испания силы и возможность поглотить страну большую, чем она сама? Надо признать, что все действующие лица тогдашней политической сцены оказались в ситуации столь же неудобной, сколь и неожиданной. Ответ не был очевиден, и в том, что чаша весов перевесит в пользу Испании, еще были все основания сомневаться.
В 1524 году никто не знал, чем закончится это столкновение (поскольку столкновение интересов все же имело место). Мексика была намного богаче Испании. Земли Центральной Америки таили в своих недрах золото, серебро и медь. Географическое положение Новой Испании с перемежающимися разными климатическими поясами позволяло выращивать все известные культуры. Тропические растения поднимались до тысячи ста пятидесяти метров над уровнем моря, а культуры умеренных широт превосходно чувствовали себя на высотах от тысячи ста до двух тысяч трехсот метров. Бескрайние пространства как нельзя лучше подходили для разведения скота, вывезенного из Европы. В Мексике было все, а Испания, не знавшая помидоров, фасоли и маиса, нередко голодала. Если Мексика сохранила бы свое население, разве нуждалась бы она в Испании? Кастилия установила контроль над Санто-Доминго и Кубой исключительно потому, что вырезала все коренное население и колонисты попали в зависимость от испанских поставок. Но в случае с Центральной Америкой все обстояло иначе.
К тому же было Южное море, которое тогда еще не называлось Тихим океаном, но которое уже бороздили испанские корабли. Надо помнить, что в тот момент, когда Кортес отдавал приказ уничтожить корабли в Веракрусе, Магеллан, португалец на испанской службе, выходил из Севильи в свое кругосветное плавание. Он погиб в апреле 1521 года на острове Зебу, на Филиппинах, когда Кортес осаждал Мехико, и его помощник Себастьян Элькано завершил первое в мире кругосветное плавание 6 сентября 1522 года, в то время как Кортес готовился принять титул губернатора Новой Испании. Южное море стало реальностью, и 15 мая 1522 года Кортес лично известил Карла V о своем намерении исследовать его с мексиканского побережья. С выходом к Тихому океану сообщение Новой Испании с Испанией через Атлантику утратило свое былое значение. Можно ли упрекать Кортеса в том, что Севилья стала казаться ему такой далекой?
Отчуждение было вызвано также и неприятием исключительно финансовой заинтересованности Испании в своих колониях, а Карл V порой вел себя как обыкновенный сборщик налогов. Если спокойно проанализировать эту ситуацию, то испанский монарх оказывается не на высоте. Обратимся к фактам.
В конце 1523 года или в начале 1524-го Кортес получил от короля письмо с рядом указаний. Хотя датировано оно было 26 июня 1523 года, документ не спешили отправлять, понимая, что он произведет эффект разорвавшейся бомбы. Если отбросить в сторону традиционные призывы к христианизации индейцев и бюрократические рекомендации, способные вызвать лишь усмешку (как, например, советы о наилучших местах для устройства портов), королевские инструкции противоречили всей политике Кортеса в Новой Испании, требуя расовой сегрегации, запрета смешанных браков, свободы передвижения испанцев на землях индейцев, разрешения торговли и обмена – другими словами, права обирать туземцев. Индейцам грозило повторение кубинского сценария!
Король резко осудил энкомьенды и потребовал от Кортеса упразднить поместья. Некоторые увидели в этом жест гуманизма и великодушия, но они поспешили. Карл V выступал не против самого принципа поместья-энкомьенды, его не устраивало то, что губернатор самолично раздавал энкомьенды; король сам хотел получить индейцев в свою личную собственность, которую можно было бы обменять на звонкую монету. То, что он запрещал Кортесу, он делал сам. Чуть позже он отдаст Венесуэлу на откуп Вельзерам в уплату своего долга этим финансистам, давшим денег на его избирательную кампанию. Страна был подвергнута тотальному разорению. Признаемся откровенно: судьба индейцев Карла V не волновала, золото Индий – вот о чем были его мечты. Король очень ясно выразил свою позицию в письме от 26 июня. Он нашел «справедливым и разумным, дабы уроженцы земель этих, сиречь индейцы, служили нам и платили нам дань, которую должны нам, поскольку они суть подданные наши и наши вассалы». В заключение король добавил, что желал бы знать «о других путях получения ренты с вышеуказанной земли, будь то соляные копи, шахты, луга или иные угодья».
Король требовал обратного тому, о чем мечтал Кортес. Эрнан считал, что за исключением королевской квинты все богатства должны остаться в Мексике. Он намеревался создать эндогенную модель, при которой все средства вкладываются в местную экономику, в противоположность модели колониальной эксплуатации, предложенной Карлом V. Как мог Кортес найти взаимопонимание с королем, пожираемым алчностью?
В начале 1524 года в Веракрусе высадились четыре «королевских чиновника», назначенные Карлом V. Пусть их титул не вводит вас в заблуждение, это были обычные откупщики. Первый, Алонсо де Эстрада, который, по слухам, был незаконорожденный сын Фердинанда Католика, являлся tesorero – казначеем; второй, Родриго де Альборнос, был contador – счетовод; должность третьего, Гонсало де Салазара, называлась factor – комиссионер; и последний в четверке, Пералминдес Чиринос, был veedor – инспектор. Но все эти мудреные названия имели только одну цель: взять под контроль Кортеса, чтобы ни одна крупица золота не утаилась от королевской казны. У Кортеса тогда, несомненно, были еще все полномочия, но Испания уже начинала об этом жалеть и пыталась установить границы, по крайней мере в том, что касалось финансов. Золото, одно только золото и ничего, кроме золота…
Отправляя своих инспекторов, Карл V написал из Вальядолида губернатору Новой Испании – без обиняков: «Вам следует знать о больших расходах, что нам приходится терпеть со времени нашего избрания императором и особенно с того момента, когда мы надели корону… Значительные суммы были затрачены на войну, что мы ведем с королем Франции… В этой связи мы требуем, чтобы вы, как только получите сей приказ, послали мне все, что в силах собрать из принадлежащего нам по праву нашей квинты и других сборов или из вашей доли или из того, что можно взять у других лиц. Вы должны приложить все силы, чтобы послать нам столько золота, сколько можно будет собрать. Знайте, что тем окажете нам самую ценную услугу». Как будто ацтеки должны оплачивать манию величия заморского государя, живущего не по средствам!
Но маски сброшены, и точки над i расставлены. Короля интересует лишь мексиканское золото. Новая Испания для него – мощный источник доходов, и монарх не удовлетворится только пятой частью. Король приходил в ярость при мысли о том, что должен оставить на месте все это богатство, позволив с его помощью Кортесу и его приспешникам создать конкурирующее государство. Из далекой Испании потянулись нити колониальной паутины. Государственная машина должна была не только собрать средства для погашения долгов императора, но и помешать тому, чтобы в один прекрасный день мексиканцы отказались платить и пятую часть. В том и заключался парадокс: именно потому, что проект Кортеса с самого начала нес в себе идею независимости Мексики, эндогенная модель развития и креолизации заставили Испанию в ответ разработать настоящую стратегию колонизации, циничную и ориентированную на угнетение.
Письмо повергло Кортеса в смятение. Если бы Эрнан действительно был настроен против испанцев, то он поступил бы, как Гонсало Герреро в Четумале: ушел бы партизанить в джунгли, открыто перейдя в другой лагерь, растворился бы среди индейцев и исчез бы с испанской сцены. Но Кортес не был Герреро, и его желание создать креольское общество исключало – пока еще – отказ от испанской составляющей общего корня. Он не последовал указаниям короля и объяснил в письме, почему он не исполнит их и впредь. Кортес настаивал на своем. Можно было бы говорить о философском диспуте, эпистолярной перепалке, если бы это не было смертельным поединком без пощады к побежденному. Кортес осмелился говорить с королем как равный с равным и даже читать тому нотации… не зная, как воспримут этот урок. На руках Марины спал маленький Мартин, десятилетняя Каталина ткала кечкемитль в дворике их дома. Семья Кортеса была здесь, в Мехико, но сражение, которое он начал, еще не было выиграно.
Поход на Лас-Гибуэрас (1524–1526)
Отказ от власти
В октябре 1524 года Кортес, обладая всей полнотой власти, решает оставить Мехико. Он вознамерился предпринять поход в земли майя – столь же опасный, сколь и дальний. В описываемое время судьба, казалось, благоволила конкистадору: он обладал богатством и властью; он достиг своей цели и мог реализовать самые заветные мечты; он мог и дальше жить в любимой им ацтекской столице, величием и красотой которой не уставал восхищаться… Но неожиданно он бросает все. Не часто случается, чтобы правитель на пике могущества сам отошел от власти. Этот эпизод жизни Кортеса скрывает дымка таинственности, и ни один биограф не мог его толком объяснить. Поступок конкистадора настолько иррационален, что многие исследователи прерывают описание его жизни 1524 годом, довольствуясь несколькими завершающими страницами о последних годах жизни Кортеса и его смерти. Однако можно попытаться проанализировать имевшие место противоречивые поступки и неожиданные повороты, обратившись к внутренним переживаниям нашего героя.
Провалился ли завоевательный поход Кортеса? Нет. В октябре 1524 года Эрнан контролировал полностью всю территорию, составлявшую некогда «империю» ацтеков. На северо-востоке он завладел районом гуацтеков, где его помощник Сандоваль основал испанский город Вилла-де-Сантистебан-дель-Пуэрто возле индейского города Чипа в устье реки Пануко. Тотонаки с первого дня примкнули к конкистадорам, и на их землях испанцы основали два поселения – Веракрус и чуть подальше к югу – Медельин, названный так в память родного города своего предводителя. Северный берег перешейка Тегуантепек удерживался гарнизоном Эспириту-Санто, расположенного недалеко от Коацакоалько. Этот город был основан все тем же неутомимым Сандовалем, и в его окрестностях получил свою энкомьенду хронист Берналь Диас дель Кастильо. За равнинами Тласкалы солдатами Франсис – ко де Ороско в декабре 1521 года была захвачена Оаксака. К югу от Мехико вскоре были найдены богатые месторождения серебра и олова Такско. На востоке испанцы предприняли экспедицию в Мичоакан, который был жестоко завоеван Кристобалем де Олидом в июле 1522 года. От Мичоакана испанцы вышли на побережье Тихого океана, названного ими Южным морем. Конкистадоры основали первый порт на этом океане в Закатуле, в месте впадения реки Бальсас – на границе земель науа и тарасков. Из Мичоакана Кортес направил также экспедиции на запад, где опять-таки Сандоваль основал 25 июля 1523 года очередной город – Вилла-де-Колима. Затем в начале 1524 года Эрнан поручил одному из своих родственников, Франсиско Кортесу де Сан Буенавентуре, рекогносцировку южной части современных штатов Халиско и Найарит. К югу от Такско под контроль испанцев перешла территория йопи, и в подходящем местечке Акапулько был построен порт. На том же тихоокеанском побережье, но восточнее, Альварадо завладел землей микстеков и, пролив море индейской крови, взял город Тутепек, куда в марте 1522 года был перенесен (уже в третий раз) город Вилла-Сегура-де-ла-Фронтера, изначально основанный в Тепеаке. И наконец, закрепившись в Тегуантепеке к югу от одноименного перешейка, Кортес вышел на западную границу бывшей империи Мотекусомы.
В присутствии Кортеса на том или ином фронте не было стратегической необходимости, а стабильность в регионе позволяла ему строить планы по захвату всей доиспанской Центральной Америки, избрав новой целью земли майя, которые лежали восточнее Мексики. Кортес снарядил две экспедиции. Командование первой, морской, было доверено Кристобалю де Олиду. Под его началом были четыре сотни солдат с пушками и снарядами и восемь тысяч золотых песо для закупки на Кубе лошадей и провианта. Эскадра из шести кораблей вышла в море 11 января 1524 года. Сухопутной экспедицией командовал Педро де Альварадо, который выступил 6 декабря 1523 года на Гваделупу, где 25 июля следующего года по своему обыкновению основал на крови город Сантьяго. Кортес в своем официальном отчете Карлу V посчитал нужным объяснить, что поход предпринят с целью отыскать знаменитый пролив из Северного моря в Южное. Впрочем, маловероятно, чтобы Кортес сам верил в этот географический миф, для этого он был слишком хорошо информирован. Кортес стремился подчинить себе весь комплекс древней Центральной Америки, которая, по его сведениям, простиралась до Коста-Рики, включая в себя практически всю современную Центральную Америку.
Если отказ Кортеса от власти был вызван не военными неудачами, то, может, стоит поискать причины морального плана? Не исключено, что Кортеса потрясли ограниченность и жестокость его солдат, разорявших завоеванные земли, но Эрнан был человеком своего сурового времени, хорошо знакомым с грязной стороной войны. Стоит подыскать другое объяснение.
Не деморализовало ли Кортеса дело Гарая? В том достопамятном 1524 году весь Мехико судачил о причастности Эрнана к скоропостижной смерти губернатора Ямайки. Обратимся к фактам. С 1519 года Франсиско де Гарай без устали посылал корабли в Мексиканский залив на поиски знаменитого пролива, выдуманного Колумбом. Того самого пролива, который, по мнению генуэзца, должен был вести прямиком в Китай. Гарай был ветераном Нового Света. Темная лошадка, человек без прошлого, появившийся из ниоткуда. Он стал свояком Христофора Колумба, женившись на португалке Анне Мониц, сестре жены первооткрывателя Фелиппы Перестрелло э Мониц. Войдя в клан Колумбов, Гарай принял участие в последней экспедиции генуэзца в 1493 году. Он проявил себя одним из самых алчных покорителей Санто-Доминго и быстро сколотил себе большое состояние. После назначения на пост губернатора Ямайки, он беспрестанно оспаривал у Кортеса его мексиканские завоевания. Получив снаряжение от епископа Фонсеки и губернатора Веласкеса, Гарай направил в начале 1523 года четвертую экспедицию, которая высадилась в районе Пануко. Солдаты Гарая разбрелись, беспокоя местное индейское население. Кортесу пришлось лично прибыть на место, чтобы восстановить порядок у гуацтеков. 25 июля 1523 года на севере Мексики высадился сам Франсиско де Гарай в компании с вернувшимся Хуаном де Грихальвой. Они ступили на берег в местечке Рио де лас Пальмас на севере Пануко. Гарай привел с собой внушительные силы – десяток кораблей и около тысячи человек.
Гарай чувствовал себя как дома, поскольку Пануко был пожалован ему Фонсекой. Естественно, Кортес придерживался иного мнения. Между Кортесом и Гараем началась самая настоящая война, заложниками которой стали индейцы, склоняемые обеими враждующими партиями перейти на ту или иную сторону. Совесть Кортеса была спокойна, поскольку он располагал грамотой Карла V, предписывавшей Франсиско де Гараю не вмешиваться в мексиканские дела. Королевский указ был подписан в Вальядолиде 24 апреля 1523 года, но, по всей видимости, Гарай не был знаком с его содержанием. В конце концов правитель Новой Испании пригласил Гарая в Мехико и принял с большим гостеприимством. По одному из преданий, подтвержденному самим Кортесом, два завоевателя решили поженить своих детей. Кортес обещал выдать за сына ямайского губернатора свою старшую дочь Каталину, кубинскую метиску.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37