А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Проверен не раз. Встает потихоньку на ноги. Последнее время даже выпивши не вижу. Трезвый ходит.– И верить ему можно?– Несомненно. А что? Арсентьев ответил моментально:– Ты плохо знаешь этого человека. Шунин обманул нас двоих. Обманул из-за утреннего протокола.– Я действовал по закону, – смущенно сказал Гусаров.– Не поднимай волны, законник. Ты о письме ему на работу говорил?– О письме я для острастки сказал.– Выходит, припугнул. Правом своим давил. Пойми, держать человека в страхе – жестоко! Если этого не поймешь, потом крупных ошибок замечать не станешь. Привыкнешь, как дальше работать будешь? Никто не сделает тебе так плохо, как сам себе, – назидательно сказал Арсентьев.– Учту ваше замечание, товарищ капитан.– Учти… Кстати, он с тобой о краже у Лисовских говорил?Вопрос окончательно испортил Гусарову настроение. Пятерней он взъерошил волосы.– Я о краже не знал.– Он говорил? Говорил! Обязан был проверить. Хоть и тяжелая штука признавать свои ошибки, но Гусаров сказал не колеблясь:– Не сделал… Наверное, по неопытности. – И провел пальцами под воротом рубашки, словно форменный серый галстук туго сдавливал шею. Он был по-настоящему огорчен. – Но я просил бы вас…– По этому факту давайте без ваших «но», – остановил его Арсентьев. – Исправляйте свою ошибку. Нужно принять самые неотложные меры. К утру доложите, была ли кража у Лисовских. Дело не терпит отлагательств. Таранец поможет провести эту работу. Если будет установлено, что вы пытались скрыть преступление, я поставлю вопрос перед руководством, – сказал нарочито спокойно. Решил: за допущенную ошибку надо сразу же поправить парня. Но как? Нельзя же его распекать, как старого опытного служаку. Ведь молод еще. Добавил: – И знайте, в нашей работе скидок на неопытность нет… Мы должны служить людям честно. Это наша главная обязанность. Без этого мы им не нужны.Гусаров не стоял с запахнутой наглухо душой, не делал вид несчастного страдальца, не смотрел тупо в пол и не чеканил автоматически, безэмоционально: есть, понял, исправлюсь… А сглотнув подступивший комок, не опуская глаз, сказал запальчиво, с юношеской духовной нерастраченностью, предельно собранно:– Чтобы служить людям, я и пошел в милицию, – и вспыхнул.Арсентьев этого ждал. Он видел в Гусарове человека честного, прямого. Понял, что участковый искренне переживает свою ошибку. Значит, в будущем таких промахов не допустит. Учеба и служба в армии даром не прошли.…Уже на улице Арсентьев вспомнил, что забыл позвонить в управление. «Нехорошо! Меня считают пунктуальным человеком, а я запамятовал. Непорядок это. Что же делать? Соглашаться или не соглашаться переходить на новую должность?» – думал он, медленно идя по опустевшей улице, и никак не мог сосредоточиться. Все время отвлекался, вспоминая Шунина, свою учительницу, Усача, Матвеева…Домой Арсентьев явился поздно. Дверь открыл своим ключом. В передней стояла сияющая жена.– Ну вот! Наконец-то! – с облегчением сказала она. – Я звонила тебе. Никто не ответил. Решила – на происшествии. Опять что-нибудь стряслось?– Все в порядке.– Представляю, какой это порядок. На тебе же лица нет, – и тихо-тихо вздохнула.– Просто день был тяжелый, – попытался успокоить Арсентьев.– Это сегодня. А вчера… позавчера?.. Ты уже неделю ходишь сам не свой, – она готова была заплакать.Жена была права. Тягостное его состояние не так уж трудно было заметить.– Не скрывай. За эти годы жизни я узнала тебя лучше, чем ты сам себя… Меня не проведешь.В прихожей и на кухне горел свет. Арсентьев снял пальто. С облегчением сунул ноги в мягкие домашние туфли. Обнял за плечи жену, прошел в комнату и сел с ней рядом на диван.По радио пела Анна Герман.– Понимаешь, у меня очень сложное дело. За него здорово спрашивают. Но, думаю, вскоре я с ним разберусь…– А потом другое дело будет. И такой же спрос. Уходи ты с этой работы, – тихо сказала она. – Пожалей себя-то…– Работа, конечно, тяжелая. Но нравится. Тут ничего не поделаешь…– Неугомонный ты, – огорченно сказала жена. – Ладно, ступай под душ. Сразу придешь в себя. Да, – спохватилась она, – чуть не забыла. Звонил дежурный…– Что-нибудь срочное?– По-моему, нет. Голос спокойный, о дочке рассказывал…Арсентьев, не включая настольную лампу, набрал номер.– Что случилось, дежурный?– Филаретов из МУРа спрашивал. Просил сказать, что завтра к двум подъедет. Интересуется материалами по краже.Арсентьев нахмурился. Филаретова он знал давно. Этот опытный оперативный работник прописными истинами, очередной накачкой заниматься не станет. Будет вести предметный разговор. Скрупулезно изучит материалы дела. О них Арсентьеву беспокоиться нечего. Перечень похищенного, осмотр места происшествия, выписки из экспертиз, фототаблицы, ориентировки, планы, весь розыскной материал оформлены профессионально. И оперативные зацепки появились хорошие. Но именно в это мгновение Арсентьев неожиданно почувствовал смутное беспокойство. «А что, если Филаретов будет настаивать на увеличении количества версий? Их в плане немного. Самые основные, – подумал он. – Разработка новых на этом этапе пользы не принесет. Надо убедить его в необходимости первоочередной проверки намеченных направлений. Разговор о новых версиях не исключен. А в общем, чего гадать?»Арсентьев задумчиво смотрел на затихающую вечернюю улицу, освещенную желтым светом фонарей, на сверкающие яркими огнями неоновые рекламы, на темные скворечники, прибитые к деревьям, на мигающие голубые всполохи телевизоров в далеких окнах.Он сел в кресло, и череда невеселых мыслей вновь охватила его. Не исключено, что приезд Филаретова связан с проверкой жалобы Школьникова. Он же грозился написать. Знает, что наш брат на улыбку отвечает улыбкой, но на хамство и нечестность ответить тем же не позволит. «Может, это несправедливо? – спросил себя. – Нет! Справедливо! – Арсентьев крепко зажмурил глаза и потер виски. – Тебе понятно. Что ж, радуйся, Школьников. Радуйся, начальник отдела министерства с большими связями. Теперь же хотелось кольнуть меня в отместку за то, что я понял твою никудышную совесть. А-а, ладно. Переживем», – он махнул рукой.Из кухни вкусно запахло жареной рыбой. Очнувшись от раздумий, Арсентьев встал, распрямился и заглянул в комнату, где спал сын. Он, как в детстве, лежал на животе и словно что-то высматривал, искал потерянное на полу. Подошла жена и, положив ладонь на плечо, сказала:– Николай, иди ужинать. Все готово.На кухне приглушенно работал переносной телевизор. Арсентьев сел на свое привычное место – между столом и дверью. Листая газету, он сказал:– Разбуди меня в семь. На работу нужно пораньше.– Слушай, почему мне твои дела спать не дают?– Ладно-ладно, – ответил скороговоркой. – Раз вышла за меня замуж, то терпи. У меня работа особая.Жена сдержанно проговорила:– Николай, мы вместе уже пятнадцать лет. У меня ведь тоже жизнь. Я устала. Так больше не могу, – сказала с запинкой. – Каждый день провожаю тебя и не знаю, вернешься ли ты домой. Подумай хоть о семье.Арсентьев отложил в сторону газету. Первым его желанием было отшутиться. Он даже повернулся к жене с улыбкой, но сказал серьезно:– Сотрудники тоже рискуют, а я их начальник. За всю работу отвечаю я. А насчет подумать – уже подумал, – он старался говорить спокойно, но это удавалось плохо, – наверное, я скоро перейду работать в МУР.– Ты мне об этом не говорил.– Позвонили сегодня.– Там не опасно?– Наверное, – успокоил Арсентьев. ГЛАВА 16 Прижавшись плечом к холодному проему окна, Валет, словно предчувствуя приближающуюся опасность, осторожно выглянул из-за занавески. Над двором сверкало чистое небо. Дворник коротким, увесистым ломом сбивал с асфальта потемневшие, плотные куски льда. На площадке у качелей суетилась малышня. В стороне у палисадника ухватисто тормошили заледенелую корку хлеба сизари. Валет был злой. Шел третий час, а Робик в назначенное время не приехал и даже не позвонил. «Почему его нет? – терзаясь сомнениями, спросил он себя. – Что, если выследили и задержали? Тогда все, конец, но тут же невольно подумал: – А может, он меня крутанул? Деньги-то немалые, соблазн есть. Нет! Робик на это не подпишется, – с вновь обретенной уверенностью решил Валет. – Он на хорошем крючке. Старые дела его в страхе держат, да и об меня можно сильно ушибиться. Знает, если что, я его через колено сломаю…»Валет прошел в комнату и лег на диван. Он задумался о своей жизни. Рассудил: правильно сделал, что после досрочного освобождения не заехал в Москву. Зачем мелькать в родном переулке? Оперативники зацепят сразу и глаз спускать не будут. Да и для чего самому себе ставить капкан.Пять месяцев назад, в погожий осенний вечер он посмотрел на Москву снисходительно из окна купейного вагона. И все же горький комок тогда в горле почувствовал, но сдержался. Не первая и не такая уж большая кручина. Он вглядывался в контуры высотных домов, упиравшихся красными фонарями в вечернее небо, провожал взглядом незнакомые кварталы новостроек. Плохое настроение постепенно улеглось. Об уходящих вдаль огнях родного города уже не жалел. Решил твердо: от своего продуманного плана отступать не будет. По-шалому, как прежде, дела совершать не станет. В последние годы он торопился. А в итоге? Из десяти лет больше половины провел в колонии. Время на свободе оказалось коротким. Казенные харчи навязли на зубах. За это время упустил многое. Теперь надо было наверстывать, пожить весело, вволю. «Жизнь дается один раз. В ней все к твоим услугам. Были бы деньги», – рассуждал Валет.Он сошел в недалеком от Москвы областном городе. Там и устроился электриком в гостинице. Работал старательно. Уже вскоре успел получить благодарность и премию. А потом, рассчитавшись, уехал. Вслед ему плохих слов не бросили. В Москву вернулся приодетым. Знал, приличный вид – хорошая защита от подозрений. Лишь настороженный прищур глаз остался как в память о колонии. К матери не зашел. Пришел к Робику, который снял для него однокомнатную квартиру. Ее хозяин, торопившийся в долгосрочную командировку, особого интереса к Валету не проявил и документы не смотрел. Только попросил аккуратно обращаться с мебелью да не устраивать вечеринок. Условия Валет соблюдал строго. К знакомствам не стремился, старых дружков избегал. И к молодежи его не тянуло. Их жизненные взгляды не укладывались в его понимание.«Единственным помощником да соучастником всех моих дел, – решил он, – будет моя голова».Валет улыбнулся. Он вспомнил родителей осужденного, у которых ловко, без особого труда взял двести пятьдесят рублей, для сына. Посмеялся над их доверчивостью, над тем, как его мать закрутилась юлой, услышав о болезни сына, о нужных ему лекарствах. Но по какому-то недоброму предчувствию этот случай расстроил его. Он стал как заноза в душе и теперь не давал покоя. «Вокруг столько добра, а я разменялся. Рвань! Выходит, шушерой, мелочью стал! Завтра же верну эти деньги. Все до последней копейки. Пропади они пропадом».Решение вернуть деньги немного успокоило Валета. Оно смахивало на благородство. О таких поступках он слышал от воров, которые по ошибке брали не там, где хотели. «Верну, и будет все нормально. Кроме этой бабы да ее петушистого мужика, никому не останусь должен». Валет очнулся от своих дум, посмотрел на часы. Без четверти шесть. Звонка от Робика все не было. Подстегиваемый нетерпением, он быстро оделся и вышел на улицу…На Рождественском бульваре сидели пенсионеры и две молодые пары. Около кулинарии с лотков продавали апельсины. Продавщица – полная женщина в белой затасканной куртке – была явно не в ладах с арифметикой. Бросая оранжевые аппетитные плоды в пластмассовую коробку, она брала с покупателей за килограмм на двадцать копеек больше, чем следовало. Валет купил пачку мороженого и пошел по бульвару.«…Неужели я на фуфло попал, ушами прохлопал, – стараясь быть спокойным, размышлял он о странном поведении Робика. – Ну, ошибаешься, пижон. Не с тем ты начал игру. Я за свое горло перегрызу. У меня зубы не сточены».Валет понимал, что в другое время он с Робиком поступил бы иначе, круто, но сейчас решил вести себя с оглядкой. Робик малый ушлый. Душа у него подлая. Свое доказывать начнет. Если не пришел с деньгами вовремя – значит, убедительное объяснение приготовил. Поди поверь! Но Валету такие номера знакомы. Сам не раз так поступал. Пусть говорит что угодно. Главное – не позвонил. От этого никуда не денется и не оправдается. У него против Робика козырь железный. Он походил по Трубной площади, заглянул в бакалею, потом зашел в аптеку, прошелся еще раз по бульвару и свернул в туалет; вроде бы по нужде, а на самом деле, чтобы посмотреть, нет ли за ним хвоста. У телефонной будки по-рысьи зыркнул в стороны. Номер набрал по памяти. Трубку снял Робик. Валет узнал его по голосу.– Здорово, пес, здорово, клоп вонючий, – проговорил нарочито грубо.Робик промолчал.Из этого молчания Валет сделал вывод – если терпит, значит, виноват. Сказал еще что-то обидное.– Чего с долгом мусолишь? Решил в понт поиграть? Только знай, в таких делах я этажом выше тебя. Хомут на шею повешу. Взял в толк? Замараю начисто, без особых для себя сожалений, – Валет длинно выругался.– Не надо продолжать, – угрозы Робик воспринял спокойно. – О чем говоришь?– О чем решил, о том и говорю, – сказал презрительно Валет.– Спасибо! За все труды уважил, – словно огрызнувшись, ответил Робик. – Могу твое отдать, если торопишься, – в голосе прозвучала обида.Валет не очень-то ожидал этих слов.– Отдай! Заодно скажешь – зачем брал, кому показывал. Если что, слушок пущу… Знай об этом, шустрила!Слова Валета Робик расценил как незаслуженный упрек.– Не грози. У того, кто товар берет, деньги завтра будут. И вот что, – решительно сказал Робик, – кончай такие разговоры. Я не грешник, ты не праведник. Исповедоваться перед тобой мне нечего. – Он понял, что Валет грозит от чувства наступившей зависимости.Прижав трубку, Валет сказал решительно:– Ну вот что. Я еду к тебе. Кисетик мой вернешь сейчас…– Сейчас не могу. Такой товар на работе не держу. Нужно быть придурком…Валет чувствовал, что Робик не хитрит, говорит правду. Доводы его были убедительны. Он слегка поостыл, злоба стихла. И все же решил подкинуть пустячный, но каверзный вопросик:– Чего не позвонил?– На базу за город ездил…– Мог бы и оттуда…О том, что Робик зажал драгоценности, думать уже не хотелось. Он знал его не год и не два. До этого в расчетах всегда был точен. Вроде бы верный человек. Да и духу у него на это не хватило бы. Но все же сомнение дохнуло. Время прошло немалое, и он мог измениться. Недаром говорят: вор у вора дубинку украл. Подлость – она тихо ходит. Сейчас у «деловых» повадки другие стали. Наслышался о них. Готовы и ближнего из-за угла ломом опоясать.– Ты вот что, вертухай, учти, если крутить будешь, я должок возьму с твоей дачи в Загорянке. Видел я ее. Денег больших стоит. Поэтому не тяни себя за уши в неприятности… Я ведь до трех считать буду.Робик понял смысл сказанного.– Не надо так. Не надо, – слабо отозвался он.– Как надо – мне знать. Теперь мое право!– После работы я буду у тебя. Валет облегченно вздохнул.– Ладно. Но если опять вильнешь – знай, амнистии моей для тебя не будет.Дежурный отделения милиции, козырнув Арсентьеву, отрапортовал об обстановке. Арсентьев в подробности вдаваться не стал – серьезных происшествий не было, ночь прошла спокойно.Легко перешагивая ступеньки, он поднялся на свой этаж. Электрические часы показывали двадцать минут девятого. В коридоре пусто. Двери кабинетов опечатаны. Никто не нервничает на потертых деревянных диванах, не стоят вдоль стен угрюмые, с нахальными физиономиями парни, вызванные по повесткам. Нет возбужденных людей, пришедших искать управу на соседей-пьяниц… За стеклянной перегородкой, у прямоугольного зеркальца, мерцая ресницами, «командовала» секретарша – яркая брюнетка лет двадцати восьми. Увидев Арсентьева, она незаметным движением рук спрятала в ящик свои парфюмерные принадлежности.– Привет великой труженице! Вы, Света, раньше моих сыщиков на работу приходить стали. С чего бы?– Абсолютно верно, – серьезно проговорила она. – Ваши сыщики берегут свои личные минуты и предпочитают отсыпаться. Сами видите – факт совершенно бесспорный. А вы чего так рано?Арсентьев усмехнулся:– Решил на свежую голову поразмышлять… – Он сказал правду. Ему действительно было нужно побыть в утренний час одному – хотел подготовиться к приезду Филаретова.Просматривая материалы, Арсентьев пришел к ряду важных выводов. Первое – Мухин провел экспертизы блестяще. Путем сложных анализов он четко определил, что микрочастицы, обнаруженные в замках от квартир Школьникова и Архипова по своему составу и структуре идентичны. «Заговорили» и «родные» ключи потерпевших. Микроскопическое исследование показало, что микрорельеф их рабочей части имеет совпадающие специфические борозды и трассы, одинаковые по глубине и ширине, а также другие характерные особенности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28