Естественно, что я был «схвачен», и меня прямо на месте начали «допрашивать» с пристрастием. Элен, конечно же, закатила им истерику. На четырех языках она кричала о нарушении прав человека, о том, что в СССР попираются демократические свободы. Но Ерохин, не слушая ее, продолжал играть в «злого следователя». Обзывал меня шпионом, грязным наймитом ЦРУ и время от времени давал мне оплеуху, матерясь при этом на чем свет стоит. И это, в конце концов, добило мою бедную француженку. Она согласилась рассказать, кому и как поступают материалы. Назвала адреса двух человек в Москве, которые более-менее регулярно дают данные, интересующие определенные круги на Западе. Назвала телефон посредника в Германии, через руки которого проходят все материалы.
И тут Ерохин сделал то, за что потом я набил ему морду (почему меня и выгнали из Системы). Он приобнял меня за плечи и сказал: «Поздравляю, товарищ капитан. Отличная работа!». Я понимаю, что этим он хотел окончательно уничтожить француженку морально. Подорвать, так сказать, ее боевой дух уже навсегда. Но он оплошал. Как оплошал и я, недооценив градус женского фанатизма. Элен взглянула на меня… Никто и никогда потом не смотрел на меня ТАК. Шагнула к открытому окну… Помню только истошный вопль Ерохина: «Держите ее, она чокнутая!!!»
Конечно же, разразился скандал. И все бы ничего, если б я принял покаянных вид и попросил начальство не делать скоропалительных выводов. Но вместо этого я пошел в кабинет к Ерохину и сломал ему челюсть…
Получалось, что в том, что рухнула моя карьера в КГБ, винить нужно, хотя и косвенно, опять же женщину.
Через много лет после этой истории, когда у меня родилась дочь, я назвал ее Леной…
Глава двенадцатая
Москва, 2003й год.
– Он тебе поверил?
– Не знаю, Ксюш. Сказал, что будет перепроверять. Наверняка у него есть информатор среди близких тебе людей.
– Что ты говоришь, Саша?! Со мной рядом – только те, кого я очень хорошо знаю. И потом, кого мне подозревать? Носкова? Жанну? Или еще полсотни сотрудников головного офиса «ОКО», которые в курсе дел фирмы?
Жуковский встал, немного походил по комнате.
– Думаю, нам стоит подождать. Павел Игнатьевич обязательно предпримет что-нибудь. Ты, кстати, в курсе, что убили Сычева?
Оксана удивленно посмотрела на своего друга.
– Вот как? Когда?
– Несколько дней назад. Я сам случайно узнал, из областной газеты. В центральной прессе об этом ничего не было.
– Не могу сказать, что мне жаль его. То, чем он занимался, обычно до добра не доводит.
– Я знаю, – кивнул Жуковский. – Но нам надо решить, как противостоять Никулину. Может быть, ты все же встретишься с ним? Используешь, так сказать, последний шанс на мирный диалог?
– После того, что он сделал с моим отцом? Ты серьезно?
– Но это ведь – не более, чем твои догадки. Все-таки, одно дело – конкуренция в бизнесе и совсем другое – убийство человека, ни в чем не повинного. Если он способен на такое – только, чтобы доставить тебе неприятность, тогда…
– Что – тогда?
– Тогда он маньяк. Либо ты, сама того не зная, в свое время действительно перешла ему дорогу.
Россия, областной центр. 2003й год
Сразу три проблемы свалились на Павла Игнатьевича Никулина. Первая заключалась в том, что дочь Лена беспрестанно повторяла, что хочет назад, в Москву и не собирается сидеть дома, под замком. Вторая – телохранитель Олег доложил, что Жанна, секретарша Огородниковой, звонила ему и истерически вопила, что ее «раскрыл» один из сотрудников и теперь она требует как-то помочь ей выпутаться, а иначе ей, мол, придется все выложить своей начальнице. И третья (к которой Никулин был, в общем-то, внутренне готов) – в офис «Регион-банка» наведался неприятного вида молодой человек в спортивном костюме и передал Павлу Игнатьевичу устное приглашение на беседу в один частный дом – «чтобы обговорить некоторые неясности». Посланец упомянул кличку – Козырь. Никулин, увы, знал, о ком идет речь: такое прозвище носил ближайший подручный Сычева.
– Что ж, будем решать проблемы, – сказал Никулин Олегу. – Секретарша назвала фамилию сотрудника, который ее расшифровал?
– Да. Носков, кажется. У меня записано.
– Такие вещи, Олежек, нельзя доверять бумаге. Их надо держать в голове – сколько тебя можно учить? – упрекнул Павел Игнатьевич.
– Виноват, хозяин.
– То-то, что виноват. Ладно, забыли. А с Носковым надо как-то разбираться. Не будет же он вечно держать язык за зубами…
Проблему с Козырем Никулину помог решить его приятель, начальник криминальной милиции. Ровно через десять часов после того, как посланец «авторитета» покинул офис никулинского банка, особняк Козыря штурмом взяла группа СОБРа. При обыске у многих бандитов нашли оружие и «наркоту». На какое-то время Козырю стало не до Никулина…
Россия, Москва. 2003й год
В понедельник утром Оксане позвонили из больницы и сообщили, что ее сотрудник по фамилии Носков лежит в реанимации с тяжелыми травмами. Его сбила на полной скорости машина. При нем нашли мобильный телефон, в памяти которого и обнаружился телефон компании «ОКО».
– Только этого не хватало, – тихо сказала Оксана, положив трубку. И вызвала к себе Жанночку. Та ахнула, услышав тревожную новость.
– Вам придется на время взять на себя часть его обязанностей.
– Да-да, конечно, Оксана Кирилловна, – с готовностью закивала секретарша.
– Как вы думаете, Жанна – это случайность? – спросила вдруг Огородникова.
– Ну, наверное… Сейчас столько уродов за рулем.
– Присядьте, Жанна. Вы не находите, что в последнее время вокруг меня слишком часто происходят такие случайности? Началось все со странной смерти Вячеслава Сергеевича.
– Климовича? Так ведь у него было больное сердце…
– Сомневаюсь. Потом – мой отец в Штатах. И вот теперь – Носков. Разве это не странно?
Жанночка не ответила. Хотя и могла бы рассказать своей начальнице немало интересного…
Россия, областной центр, 2003й год
Арест Козыря в планы Казарьянца, в общем-то, не входил. Срочно нужен был запасной ход. И полковник вспомнил о записи разговора между Огородниковой и художником Жуковским; эту запись сделал его агент из группы наблюдения – просто так, на всякий случай. Теперь у Казарьянца был шанс крепко поссорить владельца «Регион-банка» с хозяйкой «ОКО», и посмотреть, что из этого выйдет…
Андрей Огородников
С исчезновением из моей жизни Лены я потерял… нет, не опору. А скорее наоборот – того человека, о котором мог заботиться я сам, которого старался оберегать. И эта потеря была страшна тем, что я не видел выхода из создавшегося тупика. Казалось бы, чего проще – бери билет на автобус или на электричку, и поезжай. Но это была только иллюзия – между мной и ею лежала теперь пропасть, непреодолимая потому, что Лена вновь попала в орбиту влияния своего отца. Его фигура вообще представлялась мне зловеще-загадочной. Лена ни разу не упомянула его фамилию. А ведь он, судя по всему, занимал солидное положение в ее родном городе. В таких случаях мои ровесники обычно с гордостью произносят имена своих родителей. Мне и раньше приходила в голову идиотская мысль, что Лена стыдится своего отца. Теперь же я начинал в это верить по-настоящему…
Козыря допрашивал лично начальник криминальной милиции, которого банкир Никулин запросто называл Геной. Они давно знали друг друга – матерый уголовник и матерый милиционер. Второй много лет уже мечтал посадить первого, а первый мечтал, чтобы второй поскорее загнулся. Ни та, ни другая мечта пока что не воплотилась в реальность. Но сейчас у подполковника было преимущество – Козырь был у него в руках, а не наоборот.
– Послушай, Витя, – сказал подполковник. – Мы знакомы не первый год. И всё это время я не перестаю тебе удивляться. Нет, я понимаю – ты бандит, и работа у тебя бандитская. Живешь ты не по закону, а по этим вашим… понятиям. Но всему же есть предел. Как тебе пришло в голову угрожать Никулину – крупному банкиру, советнику губернатора? Ты что, совсем ополоумел, что ли? На что ты рассчитывал, скажи?
Козырь сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.
– Во-первых, Геннадий Яковлевич, я никому не угрожал. А уж тем более, такому уважаемому человеку, как Павел Игнатьевич Никулин. Мой человек явился в офис «Регион-банка» и предложил господину Никулину договориться о деловой встрече – это я признаю. И если Павлу Игнатьевичу что-то там почудилось…
– Не морочь мне голову, Козырь! – с досадой сказал подполковник. – Ему не почудилось. Ты пытался давить на него и забить ему «стрелку». Но не учел, что он – не твоего полёта птица и по «понятиям» жить не обязан.
Подручный Сычева усмехнулся.
– На этот раз вы меня удивляете, Геннадий Яковлевич. Никулин-то как раз и живет по самым что ни на есть «понятиям». Он – беспредельщик. Когда он разобрался с хозяином московского банка «Заря» – мне это было до фени. Еще раньше он траванул Климовича – тоже, кстати, уважаемого человека и советника губернатора. Его «терки» с Огородниковой меня также не волнуют. Но вот когда он «заказал» моего друга и учителя Аркадия Сычева – тут уж, извините, надо бы дать ответ…
– Что ты несешь, Козырь? У тебя, видать, и впрямь «крыша» поехала! Никулин заказал Сыча? Отравил Климовича? Кто тебе рассказал всю эту ахинею?
– Да уж не сам придумал. Сычев знал про отравление. А насчет заказа… Ко мне человечек из Конторы приходил. Полковник, кажется. Армянин.
Начальник криминальной милиции надолго замолчал, хмуро глядя на арестованного из-под кустистых бровей. Похоже, Козырь не врал. А раз так – дело принимало весьма серьезный оборот. Вмешательство ФСБ способно круто изменить расклад. И грядущие осложнения могут вполне привести к тому, что полетят многие чиновничьи головы. В этой ситуации заступничество за Никулина очень легко обернется потерей кресла…
Всё это вихрем пронеслось в умной голове подполковника.
«Надо встретиться с этим фээсбэшником, – подумал он. – Узнать, откуда ветер дует. Судя по описанию, речь идет о Казарьянце. Уж этот своего не упустит. Да-а, если над Павлом Игнатьевичем сгущаются тучи, то это для многих не к добру…»
Отправив Козыря в камеру, подполковник порылся в своей записной книжке и нашел номер телефона, рядом с которым стояло две буковки – «Л.К.». Затем потянулся к трубке аппарата, но передумал; вышел на балкон, плотно прикрыл за собою дверь и только тогда решился набрать ряд цифр на клавиатуре мобильника…
Минск, осень 1998-го года
Оксана и Климович отправились в свою первую и последнюю совместную деловую командировку. Откровенно говоря, с самого начала они не верили, что что-то путное из этого получится. Поездка запомнилась им лишь шикарными банкетами, которые организовывали белорусские коллеги-бизнесмены, да долгими ночами в номере одной из лучших гостиниц – когда они могли любить друг друга до самого утра, а потом снова отправляться на заранее обреченные на неудачу переговоры. Нет-нет, им никто ни в чем не отказывал, упаси Бог! Наоборот, все только и говорили, что об укреплении двухсторонних связей на всех уровнях да о нерушимой дружбе русского и белорусского народов. Но едва лишь речь заходила о конкретных цифрах, о сроках и об обязательствах – радушные хозяева ловко уводили разговор в сторону, напирая, как в старые добрые советские времена, на идеологический, а не на экономический аспект.
Климовича это бесило; оставаясь с Оксаной наедине, он мрачно ругался, шел в душ, проводил там по часу, а затем возвращался и овладевал ею – молча, жестко, если не сказать – агрессивно. Но ей это нравилось. Она чувствовала в нем неуемную энергию, юношеский задор в сочетании с незаурядным интеллектом. Такого не было ни у одного из знакомых ей мужчин. Даже у отца Андрея, красавца-врача Илюши Зиненко.
Через полгода после возвращения из Минска они должны были вместе лететь в Европу, в Швецию. Но в последний момент Климович попросил ее лететь одну. Она поняла – он готовит ее к самостоятельным шагам, мягко отучает от своей опеки. И у него это получалось неплохо (впрочем, как и всё, за что он в жизни брался). Оксана поверила в свои силы, в то, что она теперь – личность, а вовсе не чей-то придаток, не ширма и не шикарная любовница, оттеняющая славу своего гениального шефа.
Областной центр России, 2003й год
Встреча Казарьянца с подполковником из криминальной милиции длилась около двух часов. Происходила она в городском парке, в тени раскидистых деревьев, вдали от посторонних глаз. Леон Ованесович говорил негромко, но крайне убедительно. Он сплел хитрую сеть из правды, полуправды и откровенной лжи, дабы на сто процентов настроить своего собеседника против Павла Игнатьевича Никулина. И ему это удалось. Ложь состояла в том, что владелец «Регион-банка» якобы стал фигурой, неугодной Москве и что люди из высоких кабинетов дали добро на расправу с ним, поставив, однако, условие, чтобы всё было строго в рамках закона.
Начальник криминальной милиции был убежден, что Казарьянц записывает их разговор. Любая оплошность, даже оговорка могли иметь для подполковника тяжелые последствия. И он решил максимально обезопасить себя. Он сказал: «Хорошо, я подумаю, что можно сделать». Но Казарьянцу этого было мало. Он продолжал исподволь давить, добиваясь, чтобы его визави полностью «сдал» Никулина, отказался от мысли о его поддержке. Геннадий Яковлевич испугался. Конечно, он не показал вида, чтобы не потерять лицо. Но понял – раз этот настойчивый человек из Конторы так ополчился против влиятельного банкира – значит, Москва действительно дала отмашку. Старому милицейскому волку не пришло на ум, что его коллега из ФСБ просто отрабатывает гонорар, полученный от таинственного Вахи.
К концу разговора Геннадий Яковлевич твердо пообещал разобраться с Никулиным и довести до конца дела о похищении владельца банка «Заря» и об убийстве криминального «авторитета» Аркадия Сычева…
Глава тринадцатая
Санкт-Петербург, осень 2003го года
Александр Тимофеевич плохо себя чувствовал с самого утра. Завтракать не хотелось. Он просто сидел в своем инвалидном кресле и смотрел через окно на улицу, на людей… Казалось бы, с годами пора было уже и привыкнуть к своему положению. Или, по крайней мере, не делать из этого трагедии. Но нет – старик чувствовал, понимал каждой клеточкой своего больного, угасающего организма, что отдал бы всё на свете, и даже больше только за то, чтобы один раз пройтись по Невскому на своих собственных ногах.
«Кому нужны деньги, когда не можешь ими воспользоваться? – печально думал он. – Эх, если б мне все это в молодости…»
Из прихожей донесся звук открываемой двери – вернулся из института внук. Прошел на кухню, вымыл руки…
– Здравствуй, дедушка. Как ты себя чувствуешь?
– Здравствуй, Петя. Все, как обычно. Что у тебя?
– Да ничего. Лекции, семинары… Одно хоть хорошо – с друзьями встречаюсь. А как твоя книга?
– Стоит на месте. Не пишется мне что-то. Осень, наверное. Петя, я хотел с тобой поговорить…
– Да, дедушка.
– Ты присядь.
Юноша послушно опустился на стул.
– Я давно собирался сказать тебе это, но… Боюсь, ты неправильно меня поймешь.
– Ну, я постараюсь, дед, – улыбнулся Петя.
– Ты ведь знаешь, что я воевал…
– Ну конечно. Вон у тебя сколько наград!..
Старик отмахнулся.
– Не в них дело. Я и после войны продолжал оставаться в строю. Если бы вовремя уволился из армии – ходил бы сейчас как все, на своих двоих…, – на лице Александра Тимофеевича отразилась глубокая, неподдельная печаль. Но он собрался с силами и продолжал. – Я служил в специальном подразделении, которое выполняло…не совсем обычные задания.
– Вроде спецназа, что ли? – с удивлением спросил внук.
– Вроде, – подтвердил Александр Тимофеевич. – Любимцы Берии – вот как нас называли. За многое из того, что мы тогда делали, мне сейчас стыдно. Но был у нас закон… Если кто-то из наших погибал, мы обязаны были отомстить. Из-под земли находили виновника и… Ты сам понимаешь.
– Интересно, – прошептал Петя. – О таком в книжках не прочитаешь.
– Прочитаешь. Если я успею дописать. А силы уже не те. Пора мне, Петя. Слышу уже, как трубы зовут…
– Да ну что ты, дед! Ты ж до ста лет прожить обязался – не помнишь, что ли?
– Помню, – слабо улыбнулся старик и похлопал внука по руке. – Только вот смерть ждать не любит. Я от нее, безносой, почитай, двадцать лет бегал, пока погоны носил. Устала она ждать… И уйти я хочу со спокойной душой.
– Не понимаю, дедушка. Тебя что-то тревожит?
– Еще как, Петя, мальчик мой дорогой. Не спится мне по ночам. Все думаю – уйду, а за Аркашу, отца твоего, поквитаться некому будет. Может, и не по-христиански это – мести желать. Но мне меняться поздно. Я жил по кодексу «сов», и с этим помру.
– По кодексу…кого? – переспросил Петя; ему показалось, что он ослышался.
– «Серые совы» – так наш отряд назывался. Мы могли видеть в темноте как днем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
И тут Ерохин сделал то, за что потом я набил ему морду (почему меня и выгнали из Системы). Он приобнял меня за плечи и сказал: «Поздравляю, товарищ капитан. Отличная работа!». Я понимаю, что этим он хотел окончательно уничтожить француженку морально. Подорвать, так сказать, ее боевой дух уже навсегда. Но он оплошал. Как оплошал и я, недооценив градус женского фанатизма. Элен взглянула на меня… Никто и никогда потом не смотрел на меня ТАК. Шагнула к открытому окну… Помню только истошный вопль Ерохина: «Держите ее, она чокнутая!!!»
Конечно же, разразился скандал. И все бы ничего, если б я принял покаянных вид и попросил начальство не делать скоропалительных выводов. Но вместо этого я пошел в кабинет к Ерохину и сломал ему челюсть…
Получалось, что в том, что рухнула моя карьера в КГБ, винить нужно, хотя и косвенно, опять же женщину.
Через много лет после этой истории, когда у меня родилась дочь, я назвал ее Леной…
Глава двенадцатая
Москва, 2003й год.
– Он тебе поверил?
– Не знаю, Ксюш. Сказал, что будет перепроверять. Наверняка у него есть информатор среди близких тебе людей.
– Что ты говоришь, Саша?! Со мной рядом – только те, кого я очень хорошо знаю. И потом, кого мне подозревать? Носкова? Жанну? Или еще полсотни сотрудников головного офиса «ОКО», которые в курсе дел фирмы?
Жуковский встал, немного походил по комнате.
– Думаю, нам стоит подождать. Павел Игнатьевич обязательно предпримет что-нибудь. Ты, кстати, в курсе, что убили Сычева?
Оксана удивленно посмотрела на своего друга.
– Вот как? Когда?
– Несколько дней назад. Я сам случайно узнал, из областной газеты. В центральной прессе об этом ничего не было.
– Не могу сказать, что мне жаль его. То, чем он занимался, обычно до добра не доводит.
– Я знаю, – кивнул Жуковский. – Но нам надо решить, как противостоять Никулину. Может быть, ты все же встретишься с ним? Используешь, так сказать, последний шанс на мирный диалог?
– После того, что он сделал с моим отцом? Ты серьезно?
– Но это ведь – не более, чем твои догадки. Все-таки, одно дело – конкуренция в бизнесе и совсем другое – убийство человека, ни в чем не повинного. Если он способен на такое – только, чтобы доставить тебе неприятность, тогда…
– Что – тогда?
– Тогда он маньяк. Либо ты, сама того не зная, в свое время действительно перешла ему дорогу.
Россия, областной центр. 2003й год
Сразу три проблемы свалились на Павла Игнатьевича Никулина. Первая заключалась в том, что дочь Лена беспрестанно повторяла, что хочет назад, в Москву и не собирается сидеть дома, под замком. Вторая – телохранитель Олег доложил, что Жанна, секретарша Огородниковой, звонила ему и истерически вопила, что ее «раскрыл» один из сотрудников и теперь она требует как-то помочь ей выпутаться, а иначе ей, мол, придется все выложить своей начальнице. И третья (к которой Никулин был, в общем-то, внутренне готов) – в офис «Регион-банка» наведался неприятного вида молодой человек в спортивном костюме и передал Павлу Игнатьевичу устное приглашение на беседу в один частный дом – «чтобы обговорить некоторые неясности». Посланец упомянул кличку – Козырь. Никулин, увы, знал, о ком идет речь: такое прозвище носил ближайший подручный Сычева.
– Что ж, будем решать проблемы, – сказал Никулин Олегу. – Секретарша назвала фамилию сотрудника, который ее расшифровал?
– Да. Носков, кажется. У меня записано.
– Такие вещи, Олежек, нельзя доверять бумаге. Их надо держать в голове – сколько тебя можно учить? – упрекнул Павел Игнатьевич.
– Виноват, хозяин.
– То-то, что виноват. Ладно, забыли. А с Носковым надо как-то разбираться. Не будет же он вечно держать язык за зубами…
Проблему с Козырем Никулину помог решить его приятель, начальник криминальной милиции. Ровно через десять часов после того, как посланец «авторитета» покинул офис никулинского банка, особняк Козыря штурмом взяла группа СОБРа. При обыске у многих бандитов нашли оружие и «наркоту». На какое-то время Козырю стало не до Никулина…
Россия, Москва. 2003й год
В понедельник утром Оксане позвонили из больницы и сообщили, что ее сотрудник по фамилии Носков лежит в реанимации с тяжелыми травмами. Его сбила на полной скорости машина. При нем нашли мобильный телефон, в памяти которого и обнаружился телефон компании «ОКО».
– Только этого не хватало, – тихо сказала Оксана, положив трубку. И вызвала к себе Жанночку. Та ахнула, услышав тревожную новость.
– Вам придется на время взять на себя часть его обязанностей.
– Да-да, конечно, Оксана Кирилловна, – с готовностью закивала секретарша.
– Как вы думаете, Жанна – это случайность? – спросила вдруг Огородникова.
– Ну, наверное… Сейчас столько уродов за рулем.
– Присядьте, Жанна. Вы не находите, что в последнее время вокруг меня слишком часто происходят такие случайности? Началось все со странной смерти Вячеслава Сергеевича.
– Климовича? Так ведь у него было больное сердце…
– Сомневаюсь. Потом – мой отец в Штатах. И вот теперь – Носков. Разве это не странно?
Жанночка не ответила. Хотя и могла бы рассказать своей начальнице немало интересного…
Россия, областной центр, 2003й год
Арест Козыря в планы Казарьянца, в общем-то, не входил. Срочно нужен был запасной ход. И полковник вспомнил о записи разговора между Огородниковой и художником Жуковским; эту запись сделал его агент из группы наблюдения – просто так, на всякий случай. Теперь у Казарьянца был шанс крепко поссорить владельца «Регион-банка» с хозяйкой «ОКО», и посмотреть, что из этого выйдет…
Андрей Огородников
С исчезновением из моей жизни Лены я потерял… нет, не опору. А скорее наоборот – того человека, о котором мог заботиться я сам, которого старался оберегать. И эта потеря была страшна тем, что я не видел выхода из создавшегося тупика. Казалось бы, чего проще – бери билет на автобус или на электричку, и поезжай. Но это была только иллюзия – между мной и ею лежала теперь пропасть, непреодолимая потому, что Лена вновь попала в орбиту влияния своего отца. Его фигура вообще представлялась мне зловеще-загадочной. Лена ни разу не упомянула его фамилию. А ведь он, судя по всему, занимал солидное положение в ее родном городе. В таких случаях мои ровесники обычно с гордостью произносят имена своих родителей. Мне и раньше приходила в голову идиотская мысль, что Лена стыдится своего отца. Теперь же я начинал в это верить по-настоящему…
Козыря допрашивал лично начальник криминальной милиции, которого банкир Никулин запросто называл Геной. Они давно знали друг друга – матерый уголовник и матерый милиционер. Второй много лет уже мечтал посадить первого, а первый мечтал, чтобы второй поскорее загнулся. Ни та, ни другая мечта пока что не воплотилась в реальность. Но сейчас у подполковника было преимущество – Козырь был у него в руках, а не наоборот.
– Послушай, Витя, – сказал подполковник. – Мы знакомы не первый год. И всё это время я не перестаю тебе удивляться. Нет, я понимаю – ты бандит, и работа у тебя бандитская. Живешь ты не по закону, а по этим вашим… понятиям. Но всему же есть предел. Как тебе пришло в голову угрожать Никулину – крупному банкиру, советнику губернатора? Ты что, совсем ополоумел, что ли? На что ты рассчитывал, скажи?
Козырь сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.
– Во-первых, Геннадий Яковлевич, я никому не угрожал. А уж тем более, такому уважаемому человеку, как Павел Игнатьевич Никулин. Мой человек явился в офис «Регион-банка» и предложил господину Никулину договориться о деловой встрече – это я признаю. И если Павлу Игнатьевичу что-то там почудилось…
– Не морочь мне голову, Козырь! – с досадой сказал подполковник. – Ему не почудилось. Ты пытался давить на него и забить ему «стрелку». Но не учел, что он – не твоего полёта птица и по «понятиям» жить не обязан.
Подручный Сычева усмехнулся.
– На этот раз вы меня удивляете, Геннадий Яковлевич. Никулин-то как раз и живет по самым что ни на есть «понятиям». Он – беспредельщик. Когда он разобрался с хозяином московского банка «Заря» – мне это было до фени. Еще раньше он траванул Климовича – тоже, кстати, уважаемого человека и советника губернатора. Его «терки» с Огородниковой меня также не волнуют. Но вот когда он «заказал» моего друга и учителя Аркадия Сычева – тут уж, извините, надо бы дать ответ…
– Что ты несешь, Козырь? У тебя, видать, и впрямь «крыша» поехала! Никулин заказал Сыча? Отравил Климовича? Кто тебе рассказал всю эту ахинею?
– Да уж не сам придумал. Сычев знал про отравление. А насчет заказа… Ко мне человечек из Конторы приходил. Полковник, кажется. Армянин.
Начальник криминальной милиции надолго замолчал, хмуро глядя на арестованного из-под кустистых бровей. Похоже, Козырь не врал. А раз так – дело принимало весьма серьезный оборот. Вмешательство ФСБ способно круто изменить расклад. И грядущие осложнения могут вполне привести к тому, что полетят многие чиновничьи головы. В этой ситуации заступничество за Никулина очень легко обернется потерей кресла…
Всё это вихрем пронеслось в умной голове подполковника.
«Надо встретиться с этим фээсбэшником, – подумал он. – Узнать, откуда ветер дует. Судя по описанию, речь идет о Казарьянце. Уж этот своего не упустит. Да-а, если над Павлом Игнатьевичем сгущаются тучи, то это для многих не к добру…»
Отправив Козыря в камеру, подполковник порылся в своей записной книжке и нашел номер телефона, рядом с которым стояло две буковки – «Л.К.». Затем потянулся к трубке аппарата, но передумал; вышел на балкон, плотно прикрыл за собою дверь и только тогда решился набрать ряд цифр на клавиатуре мобильника…
Минск, осень 1998-го года
Оксана и Климович отправились в свою первую и последнюю совместную деловую командировку. Откровенно говоря, с самого начала они не верили, что что-то путное из этого получится. Поездка запомнилась им лишь шикарными банкетами, которые организовывали белорусские коллеги-бизнесмены, да долгими ночами в номере одной из лучших гостиниц – когда они могли любить друг друга до самого утра, а потом снова отправляться на заранее обреченные на неудачу переговоры. Нет-нет, им никто ни в чем не отказывал, упаси Бог! Наоборот, все только и говорили, что об укреплении двухсторонних связей на всех уровнях да о нерушимой дружбе русского и белорусского народов. Но едва лишь речь заходила о конкретных цифрах, о сроках и об обязательствах – радушные хозяева ловко уводили разговор в сторону, напирая, как в старые добрые советские времена, на идеологический, а не на экономический аспект.
Климовича это бесило; оставаясь с Оксаной наедине, он мрачно ругался, шел в душ, проводил там по часу, а затем возвращался и овладевал ею – молча, жестко, если не сказать – агрессивно. Но ей это нравилось. Она чувствовала в нем неуемную энергию, юношеский задор в сочетании с незаурядным интеллектом. Такого не было ни у одного из знакомых ей мужчин. Даже у отца Андрея, красавца-врача Илюши Зиненко.
Через полгода после возвращения из Минска они должны были вместе лететь в Европу, в Швецию. Но в последний момент Климович попросил ее лететь одну. Она поняла – он готовит ее к самостоятельным шагам, мягко отучает от своей опеки. И у него это получалось неплохо (впрочем, как и всё, за что он в жизни брался). Оксана поверила в свои силы, в то, что она теперь – личность, а вовсе не чей-то придаток, не ширма и не шикарная любовница, оттеняющая славу своего гениального шефа.
Областной центр России, 2003й год
Встреча Казарьянца с подполковником из криминальной милиции длилась около двух часов. Происходила она в городском парке, в тени раскидистых деревьев, вдали от посторонних глаз. Леон Ованесович говорил негромко, но крайне убедительно. Он сплел хитрую сеть из правды, полуправды и откровенной лжи, дабы на сто процентов настроить своего собеседника против Павла Игнатьевича Никулина. И ему это удалось. Ложь состояла в том, что владелец «Регион-банка» якобы стал фигурой, неугодной Москве и что люди из высоких кабинетов дали добро на расправу с ним, поставив, однако, условие, чтобы всё было строго в рамках закона.
Начальник криминальной милиции был убежден, что Казарьянц записывает их разговор. Любая оплошность, даже оговорка могли иметь для подполковника тяжелые последствия. И он решил максимально обезопасить себя. Он сказал: «Хорошо, я подумаю, что можно сделать». Но Казарьянцу этого было мало. Он продолжал исподволь давить, добиваясь, чтобы его визави полностью «сдал» Никулина, отказался от мысли о его поддержке. Геннадий Яковлевич испугался. Конечно, он не показал вида, чтобы не потерять лицо. Но понял – раз этот настойчивый человек из Конторы так ополчился против влиятельного банкира – значит, Москва действительно дала отмашку. Старому милицейскому волку не пришло на ум, что его коллега из ФСБ просто отрабатывает гонорар, полученный от таинственного Вахи.
К концу разговора Геннадий Яковлевич твердо пообещал разобраться с Никулиным и довести до конца дела о похищении владельца банка «Заря» и об убийстве криминального «авторитета» Аркадия Сычева…
Глава тринадцатая
Санкт-Петербург, осень 2003го года
Александр Тимофеевич плохо себя чувствовал с самого утра. Завтракать не хотелось. Он просто сидел в своем инвалидном кресле и смотрел через окно на улицу, на людей… Казалось бы, с годами пора было уже и привыкнуть к своему положению. Или, по крайней мере, не делать из этого трагедии. Но нет – старик чувствовал, понимал каждой клеточкой своего больного, угасающего организма, что отдал бы всё на свете, и даже больше только за то, чтобы один раз пройтись по Невскому на своих собственных ногах.
«Кому нужны деньги, когда не можешь ими воспользоваться? – печально думал он. – Эх, если б мне все это в молодости…»
Из прихожей донесся звук открываемой двери – вернулся из института внук. Прошел на кухню, вымыл руки…
– Здравствуй, дедушка. Как ты себя чувствуешь?
– Здравствуй, Петя. Все, как обычно. Что у тебя?
– Да ничего. Лекции, семинары… Одно хоть хорошо – с друзьями встречаюсь. А как твоя книга?
– Стоит на месте. Не пишется мне что-то. Осень, наверное. Петя, я хотел с тобой поговорить…
– Да, дедушка.
– Ты присядь.
Юноша послушно опустился на стул.
– Я давно собирался сказать тебе это, но… Боюсь, ты неправильно меня поймешь.
– Ну, я постараюсь, дед, – улыбнулся Петя.
– Ты ведь знаешь, что я воевал…
– Ну конечно. Вон у тебя сколько наград!..
Старик отмахнулся.
– Не в них дело. Я и после войны продолжал оставаться в строю. Если бы вовремя уволился из армии – ходил бы сейчас как все, на своих двоих…, – на лице Александра Тимофеевича отразилась глубокая, неподдельная печаль. Но он собрался с силами и продолжал. – Я служил в специальном подразделении, которое выполняло…не совсем обычные задания.
– Вроде спецназа, что ли? – с удивлением спросил внук.
– Вроде, – подтвердил Александр Тимофеевич. – Любимцы Берии – вот как нас называли. За многое из того, что мы тогда делали, мне сейчас стыдно. Но был у нас закон… Если кто-то из наших погибал, мы обязаны были отомстить. Из-под земли находили виновника и… Ты сам понимаешь.
– Интересно, – прошептал Петя. – О таком в книжках не прочитаешь.
– Прочитаешь. Если я успею дописать. А силы уже не те. Пора мне, Петя. Слышу уже, как трубы зовут…
– Да ну что ты, дед! Ты ж до ста лет прожить обязался – не помнишь, что ли?
– Помню, – слабо улыбнулся старик и похлопал внука по руке. – Только вот смерть ждать не любит. Я от нее, безносой, почитай, двадцать лет бегал, пока погоны носил. Устала она ждать… И уйти я хочу со спокойной душой.
– Не понимаю, дедушка. Тебя что-то тревожит?
– Еще как, Петя, мальчик мой дорогой. Не спится мне по ночам. Все думаю – уйду, а за Аркашу, отца твоего, поквитаться некому будет. Может, и не по-христиански это – мести желать. Но мне меняться поздно. Я жил по кодексу «сов», и с этим помру.
– По кодексу…кого? – переспросил Петя; ему показалось, что он ослышался.
– «Серые совы» – так наш отряд назывался. Мы могли видеть в темноте как днем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24