Я не желаю этого знать! Иди, гуляй, пей Ц только никогда больше не
вари булата!
- Знаешь что? Ц Есеня посмотрел на лавочника с жалостью
, - ты, наверно, сумасшедший.

Он вышел из оружейной лавки уверенный в том, что надо по
тренироваться ковать булат, чтобы выходило не хуже, чем у отца.

Звягу и Сухана он встретил на краю рыбного ряда Ц они н
адеялись продать живых раков. Шансов у них не было никаких Ц рядом стоял
торговец с кипящим котлом, и продавал раков вареных. Их изредка покупали.
Живые раки не интересовали никого.
- О! Балуй! Ты здесь откуда? Мы думали, тебя стражники забр
али. Или батя так прибил, что ты без сознания валяешься.

- Не, дело одно было. Че вы тут стоите? Пока этот своих рако
в не продаст, он у вас ничего не купит. А это Ц до вечера. Пошли в пивную, про
дадим хозяину Ц он возьмет по медяку за пяток.
- Дешево. Вон, этот по медяку за штуку продает, - пожал плеч
ами Звяга.
- Котел раздобудь, дров купи, и продавай. По медяку.
- Правда, Звяга, надоело уже тут стоять, - согласился с Есеней Сухан, - раки на
солнце передохнут.
Они побросали раков обратно в ведро, и направились к
пивной. Как вдруг Есеня услышал:
- Ой, лишенько-о-о-о! Ой,
детушки мои, детушки-и-и-и! Ой, украли, украли, все украли!
- Погодите-ка, - сказал он ребятам и протолкнулся в сторону, откуда раздава
лся крик.
- Все, все до медяшечки последней! Целый месяц работы! Чем я буду детушек те
перь кормить! Мало того, что я вдова горемычная, и за мужика и за бабу в семь
е…
Худенькая горшечница ломала руки, сидя на земле, и пока
зывала прохожим обрезанный ремешок от кошелька. Есеня
тряхнул головой Ц не сошел ли он с ума? Но в прошлый раз они встретили гор
емычную горшечницу у мясного ряда, а
теперь она валялась в пыли у хлебного
.
- Целый месяц! Целый месяц, - захлебывалась она
, - завтра за молоко надо деньги отдавать, шестеро детей у меня! Ше
стеро, и все есть просят! И мужика нету-у-у…
Какой-то толстый дяд
ька сунул ей в руки серебряник, и тут же исчез
, словно застыдившись своего поступка. Серебряник
пропал за корсажем так же быстро, как и появил
ся. И тут до Есени дошло. Добрая женщина вложила в ладонь несчастной неско
лько медяков, а булочница, проходящая мимо, накинула ей на шею вязанку суш
ек, и смахнула слезу со словами:
- Хоть этим деток порадуй.
Есеня стоял и
ту по смотрел на горшечницу
. Он ни о чем не думал, он не испытывал злости ,
но внутри что-то затвердевало, как ос
тывающий металл, и тонкими нитями разбегалось от центра груди в стороны.
Ему не было жалко золотого. Просто… из благородного гер
оя в собственных глазах он превратился в лопуха, которого обвели вокруг
пальца. И если сейчас друзья посмеются над ним, то будут
правы. И, наверное, стоило начать первому смеяться над собой, но Есене не х
ватило на это сил.
- Балуй, ты чего? Ц Сухан робко тронул его за плечо, - ты чт
о, плачешь, что ли?
Нет, он не плакал.
- Да наплюй ты на нее! Ц Звя г
а дернул его за руку, - сука она. Пойдем.

К
ужину следующего дня
он успел сделать три отливки, но почему-то никакой радости от эт
ого не испытал Ц процесс превратился в рутину, ничего нового в нем не был
о, и Есеня охладел к идее научиться булат не только варить, но и ковать. Он
и так знал, что нужно делать, чего ж тогда копья ломать? Т
ем более что никто не о ценит его умен
ия. Есеня не понял, почему так разволновался Жидята, да и отец его вроде ка
к жалел. Неужели плохо, если в городе будет много хороши
х булатных клинков?
Плюнув на кузницу, Есеня собрался пойти в кабак - за рак
ов они выручили немного денег, и ребята обещали его дождаться, но
по дороге к калитк е
его остановил отец:
- Куда пошел?
- Погулять, - сплюнув, ответил Есеня.
- Марш за стол. Мать даром на кухне корячится?
- А я есть не хочу .

- А я тебя не спрашиваю Ц хочешь ты есть или нет. Марш за
стол, я сказал.
Настроение и без того было отвратительным
, и гордость не позволяла вот так просто развернуться и пойти на
кухню, поэтому Есеня все же предпринял попытку сбежат
ь Ц иногда ему это удавалось. Но в этот раз отец успел ухватить его за шив
орот, у самой калитки, встряхнул, как кутенка, и прижал к забору:

- Ты долго кровь мою пить будешь,
стервец ?
- Это кто кому кровь пьет! Ц злобно ответил Есеня Ц отц
у просто не к чему было прицепиться, а прицепиться, видно, хотелось. Повод
всегда найдется.
- Смотри, ты доведешь меня когда-нибудь, - отец встряхнул его еще раз, так что
Есеня стукнулся лбом об забор, а потом швырнул в сторону двери в дом, - я ска
зал Ц марш за стол. Пока ты в моем доме живешь, будешь делать то, что я говор
ю.
Есеня, ободрав ладони, едва не врезался головой в
ступени крыльца . И именно в эту секунду дв
ерь из дома распахнулась Ц Цвета провожала свою аппетитную подружку, ко
торая в последние дни зачастила к ним в гости. Есеня даже выяснил, как ее з
овут Ц Чаруша. Он немедленно развернулся к отцу лицом и сел на земле.

- А я могу у тебя в доме и не жить! Ц выкрикнул он, - и неизв
естно, кому от этого лучше будет!
- Да? Пить-гулять станешь? Воровать начнешь? Нет уж. Сиди д
ома. И только попробуй уйти Ц найду, можешь не сомневаться!

- И попробую, - огрызнулся Есеня.
Испуганные девчонки стояли на пороге и боялись шагнуть вперед. Цвета, во
обще-то, привыкла к таким выяснениям отношений, Чаруша же побледнела и пр
ижала руки ко рту.
- При людях меня позоришь, - буркнул отец, - быстро ужинать, все!

К ним вышла испуганная мама, но, увидев, что все в порядк
е, обняла девочек за плечи:
- Пойдем, Чаруша, поужинай с нами. Темнеет поздно, можешь еще посидеть, а пот
ом наши девочки тебя домой проводят.
Есеня очень удивился Ц откуда такая щедрость? Обычно ни отец, ни мама не
приглашали других детей к столу, счи
тали, что самим не хватает. Ему, например, не приходило в
голову позвать на обед Звягу. Он был уверен, что Чаруша вежливо откажется,
но она, видно, так напугалась, что могла только кивать головой.

За столом Есеня демонстративно ничего не ел, выпил кру
жку молока, и быстро ушел в комнату, хлопнув дверью. Оставаться дома он не
собирался, поэтому открыл окно и был таков Ц пока отец его хватится, он ус
пеет уйти достаточно далеко. А там Ц пусть ищет. Может, и найдет.


Приключения начались еще в кабаке, где местные мужики
играли в кости с деревенскими. Мальчишек, за неимением денег, в игру никто
не взял, но они внимательно смотрели и желали удачи гор
одским . Есеня долго присматривался к одному деревенск
ому, которому несказанно везло, чуял, что тот мухлюет, но не мог понять Ц к
ак. А не пойманный, как известно, не вор. Если бы он кидал свой набор фишек, в
се было бы понятно, но ведь одни и те ж
е фишки кидали по очереди!
Играли двое надвое, сначала кубики бросали двое дереве
нских, потом Ц двое городских. Есеня смотрел, ругаясь про себя, когда подо
зрительный тип снова выкидывал одиннадцать, или сразу двенадцать Ц ну н
е могло такого быть, не могло! Он перебрал в голове все варианты
и разгадал хитрость только под самый конец Ц
у городских заканчивались деньги.
Везунчик кидал свои фишки, а его товарищ незаметно меня
л их на общие. Есеня потихоньку сполз
под стол, и его догадка блестяще подтвердилась Ц пока городские трясли
кубики в руках, деревенские под столом передавали свои фишки один другом
у. Работали они ловко, ничего не скажешь, и
присматриваясь, подлога заметить было нельзя.
Есеня не очень здорово умел прятаться, но в этот раз азарт явно е
му помог: на последнем кону он схватил шулеров за руки. Как бы там ни было, а
своего он добился Ц все сидящие за столом сразу заметили неладное. И хот
я деревенский сбросил фишки под стол, никто не поверил в то, что их туда по
дложил Есеня.
Разумеется, у шулеров отобрали все деньги до последне
го медяка, наподдали для памяти и вытолкали взашей.
- Ну, Жмуренок, и глаз у тебя! Никто ведь не заметил! Все смотрели, все знали, ч
то дело не чисто! Ц едва не проигравшийся в пух и прах Даньша похлопал его
по плечу, - на, держи, заслужил!
Он сунул Есене половину серебряник
а , и у того от удивления раскрылся рот
Ц такой щедрости он никак не ждал.
- Жмуренок вообще слишком умный, - кашлянул хозяин, - и сли
шком шустрый. Долго не протянет.
- Чего? Ц протянул Есеня.
- Ничего. Тебя батька не научил сидеть тихо и помалкиват
ь в тряпочку, куда уж мне.
- А чего это я должен помалкивать в тряпочку? Ц набычилс
я Есеня.
- Дурак ты, Балуй. Хот
ь и умный, а дурак. Вечно ты везде лезешь, вечно тебе больше всех надо. Не люб
ят у нас таких.
- Да и пусть не любят! Я, чай, не девка, чтоб меня любили! Ц о
н хохотнул, довольный своей шуткой.
Даньша посмотрел на Есеню и обнял за плечо:
- Хозяин верно говорит. Ты бы не высовывался, парень. Или не знаешь, что с так
ими как ты бывает?
- Не знаю, и знать не хочу.
- Напрасно. Никогда не вид а л, какими он
и из тюрьмы выходят?
- Ну, вид а л, - Есеня насупился, - а я-то тут
причем? Это же преступники! Воры там, разбойники. Я ведь не вор и не разбойн
ик.
Даньша похлопал его по плечу:
- Ребенок ты еще.



Избор. Домашний арест


Прозрачный руче ек журча
л и булькал, сбегая по камням в выложенную песчаником в
анну, так похожую на тенистое лесное озерцо Ц Избор лю
бил смотреть на воду, и этот маленький живой ручей в гостиной составлял п
редмет его гордости, вместе с карликовыми соснами, лишайниками, которыми
послушно поросли камни, густой зеленой травой и кувши
нками, плавающими на поверхности озерца. Следил за ручейком смуглый, сух
ой садовник, привезенный из Урдии, а его сын качал воду с рассвета до закат
а Ц вечером ручеек иссякал, чтобы утром снова бежать в озеро.

Избор пытался писать
, задумчиво глядя на мольберт, но то, что он видел из окна Ц велик
олепный сад, ступенями спускающийся к подножью городс
кой стены , свинцовая водная гладь, золотое хлебное пол
е за рекой, мельница с черными крыльями и зубчатая полоска леса на горизо
нте Ц все это было им написано неодн
ократно. Он хотел другого, чего-то более сложного, чувст
венного, мрачного даже, что вылило бы на холст рвущиеся наружу эмоции Ц о
тчаянье, ненависть, сомнения, страх.
Вот уже неделю он не мог покинуть этого
узкого пята чка пространства Ц спальня и гос
тиная, вот все, что ему оставили для жизни. Его чудесный дом превратили в т
юрьму, и Избор тосковал. Он не мог, не м
ог сидеть запертым в четырех стенах! Отчаянье иногда т
ак туго сжимало пространство вокруг, что Избору казалось,
будто оно сейчас расплющит его: он задыхался, воздух вокруг ста
новился тягучим, затхлым, в глазах темнело и хотелось распахнуть окно, вд
охнуть хотя бы раз. Но окна заколотили снаружи.
Неволя стала для него худшей из пыток.
Они до сих пор не нашли медальона. Наверное, мальчишка-оборванец, котором
у он успел пообещать три золотых, давно продал его, не дождавшись платы. Ин
тересно, они говорили с ним? Расспрашивали? Такому достаточно посулить д
енег, или припугнуть тюрьмой, и медальон вернется на место. Значит, мальчи
шку они не нашли.
Избор снял с мольберта испорченный надоевшим пейзаже
м холст, вынул из камина уголек и прочертил на ослепительно белой стене ж
ирную черту. Вот так. Еще дв е
черты , и жирная полоса напо
мнила изломанную тень человека. Ребенка. Избор рисовал грубыми
прямолинейными штрихами, и через две минуты на стене красовалс
я рисунок, который напугал его самого. Жадные глаза и
костлявые руки, поднимающие ребенка
вверх. Несмотря на то, что фигура ребенка была изображена схематично, в не
й явно просматривались черты вырождения Ц слишком большая голова, слиш
ком узкая грудь, чересчур тонкие и короткие ноги.
Да! Их дети Ц вырожденцы. Ослепленные любовью родител
и не хотят этого замечать, но он, Избор, у которого не было своих детей, он же
отлично видел это!
Примерно месяц назад его пригласили к Мудрослову, и он приехал чуть рань
ше, чем было позволительно. Десятилетний мальчишка, ростом почти догнавш
ий отца, неестественно толстый, встретил его у парадного подъезда. Его од
утловатое лицо расплылось в улыбке, и в глазах Избор с удивлением увидел
проблеск мысли Ц ему вначале показалось, что мальчик не вполне нормален
. Нет, он оказался сообразительным, и тонко чувствующим Ц ему просто не по
везло с внешностью.
Мудрослов Ц низенький плотный человек с круглым лицо
м Ц вышел навстречу Избору и с нежностью взглянул на с
воего младшего отпрыска.
- Это хорошо, что ты приехал так рано. Я давно хотел показать тебе рисунки
мальчика. По-моему, он талантлив. Пойдем.

Избор ничего не сказал Мудрослову Ц таланта у ребенк
а не было.
- Расскажи мне, что ты хотел этим сказать? Ц спросил Избор, рассматривая д
омик, и радугу над ним. Домик состоял из квадрата и треугольника сверху. Ра
дугу мальчик изобразил семью карандашными линиями, не
удосужившись заштриховать широкие просветы между ними.

- Неужели ты не понимаешь? Ц вмешался Мудрослов, - это же
… этот рисунок Ц в нем умиротворение, и уют, и яркость красок…

- Погоди, - оборвал его Избор, - я же не у тебя спрашиваю. Так
что же?
- Ну, - мальчик пожал плечами, - это умиротворение… и яркость красок…
- Понятно. А мне показалось, что тебе подарили новую коробку цветных каран
дашей, и ты попробовал, как рисует каждый из них.
- Точно! Ц рассмеялся ребенок.
Оказываясь в обществе, Избор то и дело слышал рассказы о детях: каждый, каж
дый хвастался успехами детей, они словно доказывали самим себе и друг др
угу, какими необыкновенно талантливыми рождаются их дети.
Один научился бегло читат
ь к пяти годам, другой
играл на клавесине простенькие пьесы в семь лет,
третий умножал в уме двухзначные числа, четв
ертый в двенадцать прочитал пятитомник Клутава и составил его конспект.

Они хвалили своих детей и не забывали восхищаться чуж
ими. Они убеждали самих себя, что неординарные способности давно стали и
х неотъемлемой частью и передаются по наследству.
Ерунда! Они не перед
авались по наследству! Это были обычные дети, не лучше и не хуже остальных
, только с пеленок их начинали развивать, обучать, выискивать таланты. И, к
онечно, находили. А когда наступал момент Посвящения, ч
ужие способности, как семена, ложились в благодатную почву.
Избор хорошо помнил свое Посвящение. Как открылись глаза, как вместо цве
тов и линий он увидел за картиной третье измерение, как рука сама потянул
ась к мольберту. И вместо натюрморта с кувшином и фруктами, он тремя штрих
ами нарисовал женское лицо Ц испуганные глаза лани, прядь волос и приот
крытые губы. Его отец плакал, глядя на эту женщину.
Тогда он был юн, и ему хотелось узнать, у кого он «украл» талант художника.
И отец не стал ему препятствовать Ц в тюрьме, на голой кирпичной стене то
т «художник» оставил свой след: мужские половые органы в человеческий ро
ст. Рисунок был не только похабным, но и отвратительным с точки зрения тех
ники исполнения Ц учитель рисования Избора поставил бы ему весьма поср
едственную оценку даже в первый год обучения.
- Теперь ты понимаешь, сынок? Ц спросил его отец, когда они покинули то мра
чное и смрадное место.
Избор кивнул.
- Талант, как драгоценный камень, требует огранки. Но не только это! Красот
у души, ее порывы, ее смятение, не заменишь ничем. Можно взять ребенка подл
ого происхождения, и воспитать в роскоши, дать ему образование, но научит
ь его тонко чувствовать нельзя, ты меня понимаешь? Все равно на выходе пол
учится та самая пошлость, которую ты только что видел.
Избор не возражал против этого. Он и теперь не возражал против этого. Тала
нт должен служить высоким и благородным идеалам, талант должен созидать
, оставлять след на земле, нести людям пользу. В чем бы он не выражался. Мудр
ослов занимается химией, и никто не сомневается, что когда-нибудь он науч
ится обращать железо в золото. Но даже если это невозможно, его опыты уже о
беспечили город непревзойденным оружием Ц нигде металлурги не достиг
ли таких успехов, никто не знал сплавов, которые с легкостью изготавлива
л Мудрослов.
Огнезар Ц талантливый военачальник, и армия города неп
обедима.
1 2 3 4 5 6 7 8