Теперь Теофила постоянно оглядывалась по сторонам, словно опасалась появления страшного хищника.И хотя ее молчание устраивало Акмеда больше, чем болтовня Рапсодии, от Теофилы исходили необычные вибрации. Если окружающая Рапсодию природная музыка действовала успокаивающе на нервные окончания, испещрявшие кожу Акмеда, то от женщины-панджери исходило удивительное потрескивание, висевшее в воздухе даже после того, как она уходила. Это завораживало Акмеда, но заставляло постоянно быть начеку.В тех редких случаях, когда ему удавалось вовлечь свою спутницу в разговор, Теофила отвечала на вопросы очень коротко, не отводя взгляда от дороги.Останавливаясь на ночлег, оба спали мало. Каждый старался не погружаться в глубокий сон, чтобы иметь возможность тут же отреагировать на возникшую опасность в виде хищных животных или разбойников. Впрочем, не оставалось сомнений, что и друг другу они не слишком доверяли.Все их разговоры сводились к тому, что Теофила подробно описывала виды инструментов и сырья, которые ей понадобятся, хотя она ничего не знала о месте и сути работы. С собой Теофила прихватила лишь небольшую сумку, где лежало самое необходимое: пила, кусачки и другие плохо сбалансированные инструменты. Акмед видел их, когда Теофила заканчивала работу в Сорболде. Однако панджери использовали гораздо больше различных приспособлений. И Акмед понимал, что болгам придется все делать для нее заново.«Она просто помешана на инструментах, — думал Акмед, наблюдая за Теофилой, которая с огромным увлечением составляла список. — А Рапсодия всегда имела слабость к одежде».У каждой женщины, как успел убедиться Акмед, имелась какая-то тайная страсть.Акмед видел, насколько хорошо Теофила управляется с лошадью. Когда ей казалось, что Акмед не обращает на нее внимания, она разговаривала с кобылой, которую он купил для нее в Яриме, проверяла состояние ее копыт. Руки у Теофилы были маленькими, но сильными, однако она всячески это скрывала, стараясь, чтобы Акмед ничего не заметил.Через шесть дней после того, как они миновали перевал Римшин, перед ними выросли пики Гриввен и Ксейт. Акмед сквозь вуаль наблюдал за Теофилой, заметив, с каким интересом она рассматривает эти разноцветные горы, подобно клыкам поднимающиеся в небо во множестве цветов и оттенков, от черного и пурпурного у основания до зеленого и голубого наверху, в туманной дымке, отчего создавалось впечатление, будто их вершины теряются в облаках. Два этих пика в эру намерьенов были обустроены людьми. Теперь в них располагались вечно бодрствующие дозоры, в башнях прятались тысячи солдат. А еще отсюда открывался великолепный вид на Кревенсфилдскую равнину.— Илорк, — сказал Акмед. Теофила молча кивнула.Они въехали в Котелок через огромные ворота, высеченные в скале, проследовали мимо гигантских крепостных валов и бастионов, казалось, предназначенных для защиты от разгневанных богов. Акмед с удовольствием увидел нескрываемое удивление на лице Теофилы, вспомнил, как он сам, Рапсодия и Грунтор в первый раз, во время ужасного ливня, вошли в Илорк, который и тогда был грандиозным архитектурным сооружением. Акмед, как всегда, отлично знал, что он делает.Да, он намеревался произвести на Теофилу сильное впечатление. Может быть, немного напугать.Когда они миновали ворота, раздался звон колоколов, эхом отразившийся от стен и отрогов гор. Двести воинов-болгов в темных кожаных доспехах, с оружием, выкованным из сине-черной стали с добавлением райзина, выстроились в колоссальном коридоре, который вел мимо гигантских статуй, оставшихся от эры намерьенов и недавно восстановленных в своем прежнем величии его мастерами.Теофила последовала за королем болгов в глубокий туннель, ведущий к главному залу. Вдоль его стен на бесчисленных подставках пылились удивительные экспонаты.— Что это такое? — спросила Теофила, и ее голос гулко прозвучал в туннеле.— Дары, — буркнул Акмед, проходя мимо ожерелий и кубков, печатей и других выставленных на всеобщее обозрение сокровищ. — Безделушки и украшения, которые правители других государств прислали в качестве подарков, когда я стал королем этой страны. Взятки. Налаживание хороших отношений. Собирание пыли.Глаза женщины-панджери сверкнули в мерцающих отблесках факелов.— Некоторые из них выглядят бесценными.— Не сомневаюсь.— Почему же тогда около них нет охраны? Акмед фыркнул:— Потому что мне на них наплевать. Я бы продал их на рыбном рынке, но мой министр протокола настаивает, что их нужно хранить на случай, если нас навестит кто-нибудь из подаривших их нам болванов.Губы Теофилы тронула улыбка.— А почему все подставки разные? Акмед пожал плечами:— Ну, кто-то, покопавшись в барахле, находит подходящую подставку, ставит ее в коридоре — и на ней оказывается очередная безделушка. Вопрос имеет сугубо дипломатическое значение. Подставки вовсе не должны быть одинаковыми.— Ага. И все же вы готовы заплатить двести тысяч золотых за витражное стекло. У вас весьма своеобразный художественный вкус.Разговор завершился, и дальше они шагали молча, пока не добрались до Большого зала.
После многочисленных неудачных попыток создать образец витражного стекла Шейн просеивал большую груду древесного пепла в бочку. Его занятие было прервано тем, что в башню Гургус вошли Акмед и новый витражный мастер.Мастеровой из Кандерра уставился на них разинув рот, затем с лязгом захлопнул челюсть и поспешил им навстречу, громко топая каблуками по мраморному полу. Попутно он вытирал руки о передник.— Добро пожаловать домой, ваше величество, — с преувеличенной вежливостью обратился он к Акмеду. — Надеюсь, ваша поездка прошла удачно.И он широко улыбнулся женщине, которая смотрела на него с полным равнодушием.— Где Рур? — резко спросил Акмед.Улыбка Шейна стала еще шире и подобострастнее.— Они с Песочником проверяют печи для отжига.Акмед отвернулся от него и подошел к столам, где лежали пробные куски стекла рядом с семью небольшими стеклянными панелями, завернутыми в мешковину. Теофила следовала за ним, оглядывая узкое помещение с высоким потолком, вырубленное в величественном горном пике, уходящем в самое небо. Акмед показал на купол у них над головой, временно накрытый сверху деревянным колпаком, который был разделен на семь равных секторов с общим центром.— Вот мой проект: я хочу, чтобы потолок состоял из семи одинаковых по размеру панелей из цветного стекла. Круг необходимо разделить на восемь долей, чтобы каждой соответствовала одна восьмая часть площади, а еще одна восьмая часть приходится на свинцовые рамы, отделяющие один цвет от другого.Панджери кивнула.— Кузницы, которые имеются в нашем распоряжении, превосходят все, что вам доводилось видеть раньше. Четыре горна размером с три повозки, запряженных быками, мощная печь для плавления стекла, специальная печь для отжига и охлаждения, а также печь для производства листового стекла. Если вам потребуется еще одна печь, мы ее построим и сделаем все необходимые инструменты. Главная проблема состоит вот в чем, — продолжал Акмед. — Каждая секция должна иметь определенный цвет — я покажу вам образцы. Кроме того, стекло необходимо сделать достаточно прочным — оно не должно лопнуть под порывами ветра, гуляющего в горах, — а также безупречным, без пузырьков и неровностей. Лист такого стекла, пропуская свет, будет оставлять чистую тень на полу этого помещения. Разные цвета в разное время дня, в зависимости от положения солнца. Если все будет сделано правильно, в полдень на полу появится радуга.— У вас есть план расположения каждого из цветов? — спросила Теофила.— Да. Сейчас он у Рура. Шейн покачал головой:— Нет, наверное, у Песочника.Акмед вздохнул, вспомнив выражение беспокойства на лице Рапсодии, когда она неохотно копировала цвета на диаграмму.— Я позабочусь о том, чтобы вы получили все чертежи, — сказал он Теофиле.Акмед вытащил одну из обернутых в мешковину пластин. В его руках оказался маленький лист блестящего зеленого стекла толщиной с большой палец.— Это образец нужного зеленого цвета, такой есть для каждого цвета, — добавил он, протягивая его Теофиле. — Кроме того, нужно будет произвести испытание на прозрачность в солнечных лучах. Если все сделано правильно, появится определенная руна, но только в том случае, если лист будет иметь необходимую толщину.Теофила рассеянно водила рукой по осколкам стекла на столе.— Насколько я понимаю, вам не доводилось видеть руну.— Вы правы.— Ничего удивительного. Вы используете совсем не те материалы.— Да? А что нам следует использовать?Она взяла один из осколков, тщательно осмотрела его, а потом поднесла к свету.— Во-первых, для получения пепла нужно взять другое дерево. Какое соотношение пепла и песка вы берете?— Полторы части пепла на одну часть песка.Панджери покачала головой:— Нет, два к одному. Кроме того, потребуется более тщательное просеивание. И другое дерево. В этом слишком высокое содержание поташа.Акмед задумался. Они сжигали деревья, о которых упоминал Гвиллиам, — их рубили на лесных прогалинах к востоку от Канрифа, неподалеку от высохшего каньона.— Когда строилась башня, использовали то же самое дерево, — возразил Акмед, взяв покрытый пятнами желтоватый кусок.Теофила приподняла бровь.— Вы уверены? — чуть язвительно поинтересовалась она, вновь посмотрев на осколок стекла. — Здесь растут самые разные деревья. Вы ведь брали мягкую древесину восточных лесов, не так ли?— Да.Она усмехнулась:— Вам следовало обратить взгляд на запад, а не на восток. У подножия гор, на западном краю ваших владений, растет вишня или, что еще лучше, бук. В них больше натрия, а именно он необходим для производства стекла. Кроме того, в степях вы найдете полынь и крапиву — мы проезжали мимо зарослей по дороге сюда, этого нам хватит, чтобы украсить витражными стеклами все вершины Зубов, как вы того хотели! Наконец, мы можем собрать сексоз.— Сексоз?Панджери кивнула:— Соляные корки, их можно найти на засушливых землях, которых немало между Илорком и Сорболдом. Во всяком случае, в степях отыскать их совсем не трудно. Вероятно, это все, что осталось от древних озер с соленой водой. Всякий раз, когда панджери натыкаются на них, они собирают сексоз. Из него получаются прекрасные добавки.Акмед слушал Теофилу с благодарным восхищением. В ее голосе звучала такая уверенность, что после стольких месяцев сомнений и разочарований, ошибок и неудач у него в душе вновь затеплилась надежда на успех.— Я доставил сюда бочки с минералами, неоходимыми для окраски стекла, — быстро проговорил он, переступая через осколки и кивая вошедшему в башню Руру. — Я предположил, что вам потребуется марганец для пурпура, медь для красного, железо для желтого, кобальт для синего…— Возможно, — перебила короля Теофила. — Иногда я использую окиси металлов, но у меня есть и собственные рецепты. Различные виды пепла, а также разные температуры дают разные цвета.— А каковы ингредиенты?Панджери даже не улыбнулась.— Ваши двести тысяч золотых купили мое время и труд, — напомнила она. — Но не секреты.Рур поманил к себе короля. Акмед нетерпеливо дернул головой, и тогда фирболг откашлялся и заговорил. Он так редко открывал рот, что король болгов и Шейн с удивлением на него воззрились.— Ваше величество, — произнес Рур и вновь поманил к себе короля.Акмед отбросил осколок стекла и пересек комнату. Он взял кусочек промасленной ткани, протянутый ему Руром, — послание, принесенное почтовым голубем.Акмед сразу узнал почерк Грунтора.Он долго смотрел на письмо, пытаясь уловить смысл, а потом витиевато выругался на болгише.— Я должен уехать, — повернулся он к Руру. — Когда я вернусь, не знаю. Позаботься о том, чтобы Теофила получила все, что ей потребуется, абсолютно все. Пусть литейщики начнут работу по ее заказам. Посели ее в покоях для послов. Однако не позволяйте ей разгуливать по коридорам Котелка, пока меня не будет.Рур кивнул.— Отправляйся к квартирмейстеру, пусть он приготовит все необходимое для моего путешествия. Я прямо сейчас еду в Сепульварту.Потом Акмед вернулся к панджери и Шейну.— Я должен немедленно уехать, Теофила. — Он быстро огляделся. — Рур позаботится обо всем, что вам потребуется. Я… как только вернусь, сразу же включусь в работу. Вы уже поняли, что требуется сделать, и сможете обойтись без моего присутствия?— Мне нужны чертежи.— Хорошо. Шейн, позаботься о том, чтобы Теофила получила чертежи.И король болгов выскочил в коридор.Он бежал по длинным туннелям, мимо удивленных стражников, рабочих, ремесленников и обычных болгов, молча уступавших ему дорогу. У короля было такое лицо, что никому не хотелось оказаться на его пути.Акмед свернул в узкий туннель, служивший в качестве вентиляционного прохода для горячего воздуха, который зимой подавался в Котелок, чтобы обогревать помещения. Сейчас этот проход не использовался. Акмед быстро выбрался по нему на восточный скальный уступ, откуда открывался вид на Кревенсфилдскую равнину. Акмед постарался успокоить выпрыгивающее из груди сердце, он сделал несколько глубоких вздохов, пока не нашел внутренний центр, сфокусировавшись на собственных вибрациях.Затем, не в силах сдержать дрожь, король закрыл глаза и отвел в сторону вуаль, позволив порывам теплого летнего ветра коснуться кожи. Он пытался отыскать знакомый ритм.Лишь равнодушный свист ветра был ему ответом.Он забросил более широкую сеть, максимально открыл разум, и от усилий у него тут же заболела голова. Акмед прочесывал самые укромные места, использовал каждый порыв ветра, отчаянно пытаясь поймать хотя бы отдаленный отголосок биения сердца Рапсодии, ритм которого был знаком ему не меньше, чем собственный. Он ждал долгие мгновения, пробуя воздух, вдыхая его как можно глубже, словно рассчитывая, что сумеет уловить частичку Рапсодии.Ничего.«Рапсодия», — беззвучно позвал он, бросая ее имя ветру, словно сеть, а потом вытаскивая его обратно силой разума, надеясь поймать хоть малый фрагмент, хоть что-нибудь.Ничего.Холодные волны страха поднимались и опадали, сжимая его сердце.Он едва ли их чувствовал.Акмед попробовал обнаружить биение сердца Грунтора и тут же ощутил его своей кожей — знакомый ритм жизненной силы друга. Он чувствовал голоса сердец тысяч других людей, спасшихся с Серендаира.Только Рапсодии нигде не было.Прекратив поиски, Акмед поспешил к конюшням, где квартирмейстер уже оседлал его лошадь, и помчался на запад в сторону Сепульварты, прежде чем большинство болгов успели осознать, что он вернулся.
Омет вернулся на свое рабочее место в башне, завершив очередную проверку образцов в печи для отжига, и почти сразу же обнаружил незнакомку там, куда попасть было так же трудно, как и в личные покои короля фирболгов.Незнакомка беседовала с Шейном и Руром, опустившись на корточки возле груды древесного пепла и кусков стекла. Он не сразу сообразил, что это женщина, поскольку у нее была стройная фигура, короткие волосы и такой агрессивный взгляд, что поначалу он принял ее за мужчину.Однако все сомнения разрешились, когда его заметил Шейн.— О, Песочник! — воскликнул нескладный мастеровой, жестом приглашая Омета войти в комнату. — Ты должен познакомиться с панджери, мастером витражных стекол Теофилой. Ее нанял наш король. Теофила, это наш мастер стекольщик, Песочник.Сидевшая на корточках женщина подняла взгляд и кивнула, ее бесстрастные глаза, на мгновение остановившись на Омете, вспыхнули, но она тут же отвернулась.— Слушай, Песочник, чертежи у тебя? Король велел отдать их Теофиле.Теофила и Рур вновь посмотрели на него. Когда их глаза встретились, Омет неожиданно побледнел и крепко стиснул челюсти, чтобы не выдать своего волнения.— Ну? — нетерпеливо осведомился Шейн. — Так есть у тебя чертежи или нет?— Э… с собой нет, — солгал он, стараясь держать спину прямо, чтобы никто не заметил холщовой сумки, которую он успел засунуть за пазуху. — Должно быть, я оставил их возле печей. Мне нужно за ними сходить.— Ну, ради богов, не потеряй чертежи. Король засунет тебя в печь, если с ними что-нибудь случится.Омет провел ладонью по вспотевшим волосам:— А где… где король?Шейн поднял взгляд от кучи пепла:— Только что уехал по какому-то срочному делу. Сказал, что не знает, когда вернется. — Шейн заметил, куда устремлен взгляд побледневшего Омета, и рассмеялся. — Подтяни штаны, мальчик. Ты еще слишком для нее молод.Женщина закатила глаза и резко бросила:— Сегодня мне чертежи не нужны. Сначала я хочу посмотреть кузницу и печи, а также инструменты и материалы, которые у вас есть.— Очень хорошо, мамочка.Если бы у Шейна был хвост, он бы им вильнул.— Прошу меня простить, — быстро произнес Омет и выскользнул из комнаты.Завернув за угол, он оперся о стену, потому что у него внезапно закружилась голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
После многочисленных неудачных попыток создать образец витражного стекла Шейн просеивал большую груду древесного пепла в бочку. Его занятие было прервано тем, что в башню Гургус вошли Акмед и новый витражный мастер.Мастеровой из Кандерра уставился на них разинув рот, затем с лязгом захлопнул челюсть и поспешил им навстречу, громко топая каблуками по мраморному полу. Попутно он вытирал руки о передник.— Добро пожаловать домой, ваше величество, — с преувеличенной вежливостью обратился он к Акмеду. — Надеюсь, ваша поездка прошла удачно.И он широко улыбнулся женщине, которая смотрела на него с полным равнодушием.— Где Рур? — резко спросил Акмед.Улыбка Шейна стала еще шире и подобострастнее.— Они с Песочником проверяют печи для отжига.Акмед отвернулся от него и подошел к столам, где лежали пробные куски стекла рядом с семью небольшими стеклянными панелями, завернутыми в мешковину. Теофила следовала за ним, оглядывая узкое помещение с высоким потолком, вырубленное в величественном горном пике, уходящем в самое небо. Акмед показал на купол у них над головой, временно накрытый сверху деревянным колпаком, который был разделен на семь равных секторов с общим центром.— Вот мой проект: я хочу, чтобы потолок состоял из семи одинаковых по размеру панелей из цветного стекла. Круг необходимо разделить на восемь долей, чтобы каждой соответствовала одна восьмая часть площади, а еще одна восьмая часть приходится на свинцовые рамы, отделяющие один цвет от другого.Панджери кивнула.— Кузницы, которые имеются в нашем распоряжении, превосходят все, что вам доводилось видеть раньше. Четыре горна размером с три повозки, запряженных быками, мощная печь для плавления стекла, специальная печь для отжига и охлаждения, а также печь для производства листового стекла. Если вам потребуется еще одна печь, мы ее построим и сделаем все необходимые инструменты. Главная проблема состоит вот в чем, — продолжал Акмед. — Каждая секция должна иметь определенный цвет — я покажу вам образцы. Кроме того, стекло необходимо сделать достаточно прочным — оно не должно лопнуть под порывами ветра, гуляющего в горах, — а также безупречным, без пузырьков и неровностей. Лист такого стекла, пропуская свет, будет оставлять чистую тень на полу этого помещения. Разные цвета в разное время дня, в зависимости от положения солнца. Если все будет сделано правильно, в полдень на полу появится радуга.— У вас есть план расположения каждого из цветов? — спросила Теофила.— Да. Сейчас он у Рура. Шейн покачал головой:— Нет, наверное, у Песочника.Акмед вздохнул, вспомнив выражение беспокойства на лице Рапсодии, когда она неохотно копировала цвета на диаграмму.— Я позабочусь о том, чтобы вы получили все чертежи, — сказал он Теофиле.Акмед вытащил одну из обернутых в мешковину пластин. В его руках оказался маленький лист блестящего зеленого стекла толщиной с большой палец.— Это образец нужного зеленого цвета, такой есть для каждого цвета, — добавил он, протягивая его Теофиле. — Кроме того, нужно будет произвести испытание на прозрачность в солнечных лучах. Если все сделано правильно, появится определенная руна, но только в том случае, если лист будет иметь необходимую толщину.Теофила рассеянно водила рукой по осколкам стекла на столе.— Насколько я понимаю, вам не доводилось видеть руну.— Вы правы.— Ничего удивительного. Вы используете совсем не те материалы.— Да? А что нам следует использовать?Она взяла один из осколков, тщательно осмотрела его, а потом поднесла к свету.— Во-первых, для получения пепла нужно взять другое дерево. Какое соотношение пепла и песка вы берете?— Полторы части пепла на одну часть песка.Панджери покачала головой:— Нет, два к одному. Кроме того, потребуется более тщательное просеивание. И другое дерево. В этом слишком высокое содержание поташа.Акмед задумался. Они сжигали деревья, о которых упоминал Гвиллиам, — их рубили на лесных прогалинах к востоку от Канрифа, неподалеку от высохшего каньона.— Когда строилась башня, использовали то же самое дерево, — возразил Акмед, взяв покрытый пятнами желтоватый кусок.Теофила приподняла бровь.— Вы уверены? — чуть язвительно поинтересовалась она, вновь посмотрев на осколок стекла. — Здесь растут самые разные деревья. Вы ведь брали мягкую древесину восточных лесов, не так ли?— Да.Она усмехнулась:— Вам следовало обратить взгляд на запад, а не на восток. У подножия гор, на западном краю ваших владений, растет вишня или, что еще лучше, бук. В них больше натрия, а именно он необходим для производства стекла. Кроме того, в степях вы найдете полынь и крапиву — мы проезжали мимо зарослей по дороге сюда, этого нам хватит, чтобы украсить витражными стеклами все вершины Зубов, как вы того хотели! Наконец, мы можем собрать сексоз.— Сексоз?Панджери кивнула:— Соляные корки, их можно найти на засушливых землях, которых немало между Илорком и Сорболдом. Во всяком случае, в степях отыскать их совсем не трудно. Вероятно, это все, что осталось от древних озер с соленой водой. Всякий раз, когда панджери натыкаются на них, они собирают сексоз. Из него получаются прекрасные добавки.Акмед слушал Теофилу с благодарным восхищением. В ее голосе звучала такая уверенность, что после стольких месяцев сомнений и разочарований, ошибок и неудач у него в душе вновь затеплилась надежда на успех.— Я доставил сюда бочки с минералами, неоходимыми для окраски стекла, — быстро проговорил он, переступая через осколки и кивая вошедшему в башню Руру. — Я предположил, что вам потребуется марганец для пурпура, медь для красного, железо для желтого, кобальт для синего…— Возможно, — перебила короля Теофила. — Иногда я использую окиси металлов, но у меня есть и собственные рецепты. Различные виды пепла, а также разные температуры дают разные цвета.— А каковы ингредиенты?Панджери даже не улыбнулась.— Ваши двести тысяч золотых купили мое время и труд, — напомнила она. — Но не секреты.Рур поманил к себе короля. Акмед нетерпеливо дернул головой, и тогда фирболг откашлялся и заговорил. Он так редко открывал рот, что король болгов и Шейн с удивлением на него воззрились.— Ваше величество, — произнес Рур и вновь поманил к себе короля.Акмед отбросил осколок стекла и пересек комнату. Он взял кусочек промасленной ткани, протянутый ему Руром, — послание, принесенное почтовым голубем.Акмед сразу узнал почерк Грунтора.Он долго смотрел на письмо, пытаясь уловить смысл, а потом витиевато выругался на болгише.— Я должен уехать, — повернулся он к Руру. — Когда я вернусь, не знаю. Позаботься о том, чтобы Теофила получила все, что ей потребуется, абсолютно все. Пусть литейщики начнут работу по ее заказам. Посели ее в покоях для послов. Однако не позволяйте ей разгуливать по коридорам Котелка, пока меня не будет.Рур кивнул.— Отправляйся к квартирмейстеру, пусть он приготовит все необходимое для моего путешествия. Я прямо сейчас еду в Сепульварту.Потом Акмед вернулся к панджери и Шейну.— Я должен немедленно уехать, Теофила. — Он быстро огляделся. — Рур позаботится обо всем, что вам потребуется. Я… как только вернусь, сразу же включусь в работу. Вы уже поняли, что требуется сделать, и сможете обойтись без моего присутствия?— Мне нужны чертежи.— Хорошо. Шейн, позаботься о том, чтобы Теофила получила чертежи.И король болгов выскочил в коридор.Он бежал по длинным туннелям, мимо удивленных стражников, рабочих, ремесленников и обычных болгов, молча уступавших ему дорогу. У короля было такое лицо, что никому не хотелось оказаться на его пути.Акмед свернул в узкий туннель, служивший в качестве вентиляционного прохода для горячего воздуха, который зимой подавался в Котелок, чтобы обогревать помещения. Сейчас этот проход не использовался. Акмед быстро выбрался по нему на восточный скальный уступ, откуда открывался вид на Кревенсфилдскую равнину. Акмед постарался успокоить выпрыгивающее из груди сердце, он сделал несколько глубоких вздохов, пока не нашел внутренний центр, сфокусировавшись на собственных вибрациях.Затем, не в силах сдержать дрожь, король закрыл глаза и отвел в сторону вуаль, позволив порывам теплого летнего ветра коснуться кожи. Он пытался отыскать знакомый ритм.Лишь равнодушный свист ветра был ему ответом.Он забросил более широкую сеть, максимально открыл разум, и от усилий у него тут же заболела голова. Акмед прочесывал самые укромные места, использовал каждый порыв ветра, отчаянно пытаясь поймать хотя бы отдаленный отголосок биения сердца Рапсодии, ритм которого был знаком ему не меньше, чем собственный. Он ждал долгие мгновения, пробуя воздух, вдыхая его как можно глубже, словно рассчитывая, что сумеет уловить частичку Рапсодии.Ничего.«Рапсодия», — беззвучно позвал он, бросая ее имя ветру, словно сеть, а потом вытаскивая его обратно силой разума, надеясь поймать хоть малый фрагмент, хоть что-нибудь.Ничего.Холодные волны страха поднимались и опадали, сжимая его сердце.Он едва ли их чувствовал.Акмед попробовал обнаружить биение сердца Грунтора и тут же ощутил его своей кожей — знакомый ритм жизненной силы друга. Он чувствовал голоса сердец тысяч других людей, спасшихся с Серендаира.Только Рапсодии нигде не было.Прекратив поиски, Акмед поспешил к конюшням, где квартирмейстер уже оседлал его лошадь, и помчался на запад в сторону Сепульварты, прежде чем большинство болгов успели осознать, что он вернулся.
Омет вернулся на свое рабочее место в башне, завершив очередную проверку образцов в печи для отжига, и почти сразу же обнаружил незнакомку там, куда попасть было так же трудно, как и в личные покои короля фирболгов.Незнакомка беседовала с Шейном и Руром, опустившись на корточки возле груды древесного пепла и кусков стекла. Он не сразу сообразил, что это женщина, поскольку у нее была стройная фигура, короткие волосы и такой агрессивный взгляд, что поначалу он принял ее за мужчину.Однако все сомнения разрешились, когда его заметил Шейн.— О, Песочник! — воскликнул нескладный мастеровой, жестом приглашая Омета войти в комнату. — Ты должен познакомиться с панджери, мастером витражных стекол Теофилой. Ее нанял наш король. Теофила, это наш мастер стекольщик, Песочник.Сидевшая на корточках женщина подняла взгляд и кивнула, ее бесстрастные глаза, на мгновение остановившись на Омете, вспыхнули, но она тут же отвернулась.— Слушай, Песочник, чертежи у тебя? Король велел отдать их Теофиле.Теофила и Рур вновь посмотрели на него. Когда их глаза встретились, Омет неожиданно побледнел и крепко стиснул челюсти, чтобы не выдать своего волнения.— Ну? — нетерпеливо осведомился Шейн. — Так есть у тебя чертежи или нет?— Э… с собой нет, — солгал он, стараясь держать спину прямо, чтобы никто не заметил холщовой сумки, которую он успел засунуть за пазуху. — Должно быть, я оставил их возле печей. Мне нужно за ними сходить.— Ну, ради богов, не потеряй чертежи. Король засунет тебя в печь, если с ними что-нибудь случится.Омет провел ладонью по вспотевшим волосам:— А где… где король?Шейн поднял взгляд от кучи пепла:— Только что уехал по какому-то срочному делу. Сказал, что не знает, когда вернется. — Шейн заметил, куда устремлен взгляд побледневшего Омета, и рассмеялся. — Подтяни штаны, мальчик. Ты еще слишком для нее молод.Женщина закатила глаза и резко бросила:— Сегодня мне чертежи не нужны. Сначала я хочу посмотреть кузницу и печи, а также инструменты и материалы, которые у вас есть.— Очень хорошо, мамочка.Если бы у Шейна был хвост, он бы им вильнул.— Прошу меня простить, — быстро произнес Омет и выскользнул из комнаты.Завернув за угол, он оперся о стену, потому что у него внезапно закружилась голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57