А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Ты уж скажешь! — накинулся на него астрогатор Маккей. — Последние книжки — самые лучшие. Посерьезней и без ужасов.Никто не ждал такого пыла от кроткого маленького шотландца. Но раньше чем кто-либо успел возразить, слово взял капитан Норден.— Вот что, — сказал он, — тут не литературная дискуссия. Мистер Гибсон — знаменитый писатель, почетный гость, и мы его пригласили, чтоб он про нас написал. Дело не в рекламе («Как можно!» — насмешливо вставил Бредли), но, конечно, корпорация не желает, чтобы будущие пассажиры были... э... э... разочарованы. В конце концов, это действительно исторический рейс. Он заслуживает хорошей книги. Так что попытайтесь вести себя как следует. Ваша будущая слава, быть может, зависит от этих трех месяцев.— Смахивает на шантаж, — сказал Бредли.— Это уж как хочешь, — покладисто откликнулся Норден. — Конечно, я объясню Гибсону, что полный сервис будет у нас позже. Думаю, он поймет и не будет требовать завтрака в постель.— А посуду мыть он будет? — практично спросил кто-то.Раньше чем Норден справился с этой этической проблемой, на пульте зажужжало и послышался голос:— Космическая станция-1 вызывает «Арес». Ваш пассажир прибывает на борт.— Мы готовы, — сказал Норден и повернулся к команде:— Увидит, бедняга, наши бритые макушки и подумает, что угодил в тюрьму. Пойди встреть его, Джимми.Мартин Гибсон еще не совсем пришел в себя. В ракетке, доставившей его на «Арес», невесомость не мучила его. Но то, что он увидел в рубке капитана Нордена, ему не понравилось. Даже в условиях невесомости приятней притворяться, что где-то низ, а где-то верх. К несчастью, здесь думали иначе — двое членов команды висели наподобие сталактитов, а двое под странными углами торчали в воздухе; только капитан удовлетворял требованиям Гибсона. В довершение беды бритые головы придавали всем зловещий вид.Воцарилось молчание. Команда осматривала Гибсона. Все узнали его сразу — читатели привыкли к его лицу за два последних десятилетия.Сейчас ему шел пятый десяток. Он был невысокий, круглолицый, с резкими чертами лица; а когда он заговорил, оказалось, что у него глубокий, низкий голос.— Это, — сказал капитан Норден, тыча рукой в потолок, — наш инженер, зовут его Хилтон. Это доктор Маккей, астрогатор — нет, не врач: доктор физики. А вот настоящий доктор, Скотт. Бредли, мой помощник по электронике. А Джимми Спенсер, который вас встретил, — наш сверхштатный. Думает стать капитаном, когда подрастет.Гибсон не без удивления оглядел немногочисленную группу. Их было так мало — пятеро мужчин и юноша, почти мальчик. Вероятно, на его лице отразились эти мысли — капитан засмеялся:— Немного нас, а? Не забывайте, что космолет почти полностью автоматизирован. Да и вообще в космосе никогда ничего не случается.Гибсон внимательно оглядел тех, кто должен был стать на три месяца его единственными товарищами. Он не верил первому впечатлению, но всегда старался его запомнить; сейчас, увидев их впервые, он удивился — в них не было ничего особенного, если, конечно, не обращать внимания на позы и временное отсутствие волос. А ведь все они занимались делом, романтичнее которого не было на свете с тех пор, как последние ковбои сменили скакунов на вертолеты.По сигналу, которого Гибсон не понял, члены команды один за другим выскользнули с волшебной легкостью в открытую дверь. Капитан Норден сел в кресло и предложил Гибсону сигарету; тот не сразу решился ее взять.— Вы позволяете курить? — спросил он. — А как же кислород?— Они бы взбунтовались, — рассмеялся Норден, — если б я не давал им курить три месяца. А кислорода на это уходит немного.Гибсон подумал, что капитан Норден никак не укладывается в привычные литературные рамки. По лучшим — во всяком случае, по принятым — традициям капитан космолета — суровый старый волк, который полжизни провел в космосе и может с закрытыми глазами провести корабль через всю Солнечную систему. Когда он отдает приказ, команда вскакивает по стойке «смирно» (что нелегко в условиях невесомости), отдает честь и пулей несется выполнять задание. Но капитану «Ареса» не было сорока, и похож он был на преуспевающего чиновника. Дисциплины же Гибсон до сих пор не заметил. Позднее он обнаружил, что дисциплина на «Аресе» есть, только каждый сам отдает себе приказ.— Значит, в космосе вы не были? — сказал Норден, пристально глядя на своего пассажира. — Что ж, вам удалось написать немало на основании... э... минимальных личных впечатлений.Гибсон постарался беспечно рассмеяться.— Да, — сказал он, — обычно считают, что писатели должны испытать все сами. В молодости я много читал о космических полетах и, как мог, старался передать местный колорит. Не забывайте, что последние пять лет я об этом почти не пишу. Странно, что мое имя связывают именно с космосом.Норден не вполне поверил в его скромность — Гибсон не мог не знать, что именно книги о космосе создали ему славу.— Время у нас земное, по Гринвичу, — продолжал капитан. — Ночью мы не работаем, вахты не несем — приборы действуют сами, пока мы спим.Отчасти поэтому тут так мало народу. Пока что места хватает, у каждого отдельная каюта. У вас — пассажирская. Надеюсь, она вам понравится.Сколько вам разрешили взять багажа?— Сто килограммов.— Сто килограммов?Норден с трудом сдержался. Как всякий космонавт, он питал отвращение к лишнему грузу и не сомневался, что Гибсон взял уйму хлама. Ну что ж, это согласовано с компанией, и если груз не выше нормы, не ему сетовать.— Я скажу Джимми, чтоб он отвел вас в вашу каюту, — сказал Норден.— Он у нас вроде мальчика на побегушках. Многие так начинают — нанимаются в лунный рейс на время каникул. Джимми — парень смышленый.Он уже кончил колледж.Гибсон не удивился, что тут такой образованный мальчик на побегушках. Он пошел за Джимми, которого явно смущало его присутствие, в пассажирский отсек.Каюта была крохотная, но хитроумное освещение и зеркальные стены делали ее больше, а койка на «день» превращалась в стол. Почти ничто не напоминало о невесомости, и путешественник сразу почувствовал себя как дома.Следующий час Гибсон раскладывал пожитки и экспериментировал с кнопками. Особенно ему понравилось зеркальце для бритья, которое превращалось в иллюминатор. Он никак не мог понять, как это делается.Разложив почти все, он лег на койку и пристегнулся ремнями.Невесомость от этого не исчезла, но все же стало спокойней.Тут, в маленькой комнатке, которая должна была стать его вселенной на ближайшие сто дней, он мог забыть разочарование и неприятности, которые омрачили его отъезд с Земли. Теперь беспокоиться было не о чем. В первый раз за долгое время он полностью препоручил свое будущее другим. Приглашения, лекции, договоры — все осталось на Земле.Робкий стук разбудил его. Сперва Гибсон не понял, где он, потом все вспомнил и расстегнул ремни. Он еще плохо координировал движения и, пробираясь к двери, отскочил, как мяч, от стены, которую условились считать потолком. В дверях, переводя дух, стоял Джимми Спенсер.— Капитан шлет привет, сэр, и спрашивает, не хотите ли вы поглядеть на старт.— Конечно, хочу, — сказал Гибсон. — Подождите, сейчас возьму камеру.С наблюдательной галереи, которая опоясывала «Арес», Гибсон впервые увидел звезды, не затемненные ни атмосферой, ни темным стеклом, — здесь, на ночной стороне корабля, солнечные фильтры были отодвинуты. В отличие от Станции «Арес» не вращался: система гироскопов удерживала его в одном положении, и звезды на его небе висели неподвижно. Увидев то, что он так часто и так тщетно пытался описать, Гибсон почувствовал, как трудно ему анализировать свои впечатления; а он ненавидел впечатления, которые нельзя пустить в дело. Как ни странно, не яркость и не количество звезд особенно его поразили. Он видел небо не хуже этого со стратолета или с горных вершин; но никогда раньше он не чувствовал с такой остротой, что звезды окружают его, что они рассыпались до самого горизонта, которого он лишился, и даже ниже, под ногами.Станция-1 сложной сверкающей игрушкой плавала почти рядом, и не было способа определить расстояние — чувство перспективы исчезло.Удивительно близко послышался голос:— Сто секунд до старта. Примите нужное положение.Гибсон машинально напрягся и повернулся к Джимми. Но раньше чем он сформулировал вопрос, его проводник бросил: «Я сейчас!» — и куда-то нырнул. Гибсон остался один.Следующие полторы минуты тянулись до отвращения долго, только голос мерно отсчитывал время, Голос был незнакомый — наверное, прокручивали запись:— Двадцать секунд до старта.— Десять секунд до старта.— Пять секунд... Четыре... Две... Одна...Что-то очень мягко подхватило Гибсона, и он заскользил по изогнутой, усеянной иллюминаторами стене. Не верилось, что вернулись низ и верх. Совершенно не ощущалось то безжалостное резкое ускорение, которое сопровождает старт химических ракет, — «Арес» мог разгоняться сколь угодно долго, выходя с нынешней орбиты на гиперболу, которая приведет его к Марсу.Гибсон быстро приспособился к новой обстановке. Ускорение было маленькое — он весил сейчас килограмма четыре и мог двигаться как хотел. Станция не сдвинулась, и только через минуту он понял, что «Арес» медленно удаляется от нее. Спохватившись, он вспомнил о своей камере, но, пока он решал, какую брать выдержку для шарика, сверкающего на густо-черном фоне, Станция очутилась далеко, и ее нельзя было отличить от звезд. Когда она исчезла совсем, Гибсон перебрался на дневную сторону, чтобы снять родную планету. Земля повисла тонким полумесяцем, слишком большим, чтобы уместиться в кадре.Как он и ждал, она медленно прибывала — «Арес» делал еще один виток.«Вот, — подумал Гибсон, — внизу вся моя жизнь и все мои предки, от первого комочка слизи в первобытном океане. Ни один мореплаватель, покидающий родную землю, не оставлял позади так много. Там — вся земная история. Скоро я смогу закрыть ее мизинцем».Так думал Гибсон на галерее, когда через час с небольшим «Арес» достиг расчетной скорости и освободился от земного притяжения. Нельзя было определить, когда же наступил и миновал этот миг — Земля по-прежнему занимала все небо, а двигатели все так же рокотали вдали.Только через десять часов их можно было выключить на все время полета.Когда эти часы прошли, Гибсон спал. Внезапная тишина и полная потеря весомости разбудили его; он сонно оглядел темную каюту и увидел точечный узор в раме иллюминатора. Как и следовало ожидать, звезды были совершенно неподвижны. Не верилось, что «Арес» мчится от земной орбиты с такой скоростью, что даже Солнце не может его удержать.Не совсем проснувшись, Гибсон потуже затянул ремни. Он знал, что в ближайшие сто дней не почувствует собственного веса. Глава 3 Тот же звездный узор заполнял иллюминатор, когда гулкие, как колокол, радиосигналы пробудили Гибсона от крепкого, без сновидений сна. Он торопливо оделся и поспешил вниз, на галерею — ему не терпелось узнать, где теперь Земля.Конечно, жителю Земли странно видеть на небе два полумесяца. Но они были тут вместе, оба в первой четверти, один вдвое больше другого.Гибсон знал, что увидит и Луну и Землю, и все же не сразу понял, что его родная планета меньше и дальше, чем Луна.К сожалению, «Арес» проходил не слишком близко от Луны, но и так она была здесь раз в десять больше, чем у нас, на земном небе. Вдоль линии, отделяющей день от ночи, ясно проступали кратеры; еще не освещенная часть диска смутно серела в отраженном Землею свете; а на ней — Гибсон резко подался вперед, не веря своим глазам, — да, на этой холодной поверхности светлячками мерцали точки, которых раньше не было. Огни первых лунных городов сообщали людям, что после миллионов лет ожидания жизнь пришла и на Луну.Вежливый кашель прервал его размышления. Потом кто-то невидимый сказал совсем просто:— Не зайдет ли мистер Гибсон в кают-компанию? Кофе еще не остыл, и пшеничные хлопья не все съели.Такого с ним не бывало. Он совершенно забыл о завтраке.Когда с виноватым видом он вошел в кают-компанию, команда горячо спорила о сравнительных достоинствах различных типов космолета.Говорил доктор Скотт (позже Гибсон обнаружил, что так бывало всегда) — по-видимому, человек возбудимый, легко теряющий самообладание. Его главным противником был суховатый, скептический Бредли, которому явно нравилось его поддразнивать. Иногда в бой вступал Маккей; маленький математик говорил быстро, четко, чуть педантично, и Гибсон подумал, что его настоящее место не здесь, а в профессорской.Капитан Норден поддерживал то одну, то другую сторону, не давая никому из спорщиков взять перевес. Юный Спенсер уже работал, а Хилтон сидел тихо и смотрел на остальных с явным интересом. Его лицо было навязчиво знакомо Гибсону. Где он мог его видеть? Ах, Господи, как же он забыл! Ведь это тот самый Хилтон! Гибсон оторвался от еды, повернулся в кресле и уставился на человека, который привел «Арктур» на Марс после величайшего подвига в истории космонавтики. Только шесть человек побывали на Сатурне, и только трое из них живы. Хилтон стоял когда-то на далеких лунах, чьи имена звучат как заклинания: Титан, Энцелад, Тефия, Рея, Диона; он видел блеск колец, слишком симметричных и совершенных, чтобы быть естественными. Он — в прямом смысле этих слов — побывал на краю света и вернулся в уютное тепло внутренних планет. «Да, — подумал Гибсон, — хотел бы я с ним потолковать...»Спорщики выплыли на свои посты, а Гибсон мысленно еще вращался вокруг Сатурна, когда капитан Норден придвинулся ближе и прервал его мечтания:— Не знаю ваших планов, но, думаю, вам интересно осмотреть наш космолет. В конце концов именно с этого начинают в ваших книгах.Гибсон машинально улыбнулся. Он боялся, что еще не скоро перестанут поминать его прошлое.— Да-да. Так легче всего объяснить читателю устройство космолета и передать местный колорит. К счастью, теперь уже не требуют описания космолета. А вот в шестидесятых, когда я начал писать про космонавтику, приходилось откладывать завязку на тысячу слов и описывать, как налажена связь в космосе, как работает атомный двигатель и так далее.— Значит, — с обезоруживающей улыбкой сказал Норден, — мне мало придется объяснять вам.Гибсон чуть не покраснел.— Я буду вам благодарен, если вы мне все покажете, — сказал он.— Ладно, — ухмыльнулся Норден. — Начнем с рулевой рубки. Ну, полетели.Следующие два часа они летали по лабиринтам коридоров, которые, подобно артериям, пронизывали шарообразное тело «Ареса». Космолет был разделен широтами, как глобус. На севере находились рабочие помещения и каюты космонавтов. На экваторе — большая кают-компания, занимающая весь поперечник шара, и — поясом — наблюдательная галерея. Южное полушарие занимали запасы горючего и приборы. Теперь, когда «Арес» выключил двигатели, северное полушарие было обращено к Солнцу, а необитаемый юг остался в тени. На Южном полюсе была надежно запечатанная дверца с табличкой: «Открывать только по приказу капитана». За дверцей тянулась стометровая труба, соединяющая основной шар со вторым, поменьше. Сперва Гибсон не понял, для чего тут дверь, если ни один человек никогда в нее не войдет; но вспомнил, что существуют и роботы Комиссии по атомной энергии.Как ни странно, удивительней всего оказались не технические чудеса — Гибсон ожидал их встретить, — а пустые пассажирские каюты, плотно пригнанные ячейки, занимавшие весь умеренный пояс северного полушария.Они ему не понравились. Дом, куда никто еще не входил, бывает порой тоскливее покинутых развалин, где хоть когда-то была жизнь. Здесь, в гулких коридорах, освещенных проникавшим сквозь стены голубоватым и холодным солнечным светом, охватывало безнадежное ощущение пустоты.Гибсон вернулся к себе совершенно измотанный и умственно и физически. Норден — вероятно, не без умысла — оказался даже слишком добросовестным гидом. Да, хотел бы Гибсон знать, что думают эти люди о его творчестве! Конечно, рано или поздно придется работать; но пока его машинка была еще в багаже, и он ее не видел. Ему представилось было, что на ней — ярлык: «В космосе не требуется». Но он мужественно преодолел искушение. Как большинству писателей, живущих не только литературным трудом, ему было труднее всего сесть за работу. Но стоило ему начать — и все шло как по маслу... иногда.
***
Его отпуск продолжался целую неделю. К концу седьмого дня Земля была всего лишь самой сверкающей из звезд, а потом и совсем исчезла в ослепительном блеске Солнца. Теперь нелегко было поверить, что где-то, кроме маленькой вселенной «Ареса», есть жизнь. И команда состояла уже не из Нордена, Хилтона, Маккея, Бредли и Скотта, а из Джона, Фреда, Энгюса, Оуэна и Боба.Он узнавал их все лучше, хотя Хилтон и Бредли относились к нему настороженно и он не мог их раскусить. У каждого был свой нрав, и чуть ли не каждый считал себя умнее прочих.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Пески Марса'



1 2 3