Вереница продвигалась все дальше и дальше, и на смену мраку так и не приходил рассвет. Дорога медленно поворачивалась, как будто делая витки внутри огромного Вавилона Землянам казалось, что они уже многократно обогнули пропасть по этой ужасающей спирали; но действительные размеры ошеломляющей бездны оставались непостижимы.Мрак вокруг, абсолютный и неизменный, был древнее солнца и заполнял пещеры всю прошедшую вечность. Чудовищным бременем тьма нависала над ними, пугающе зияла под ногами. Откуда-то снизу поднималось все усиливающееся зловоние застоявшихся вод. И по-прежнему не раздавалось ни звука, лишь мягкое и равномерное шлепанье ног, спускающихся в бездонный Абаддон.Наконец, как будто по прошествии столетий ночи и мрака, движение в бездну прекратилось. Беллман, Чиверс и Маспик почувствовали, как ослабло давление скучившихся тел, но мозги по-прежнему продолжали пульсировать нечеловеческим ритмом ужасного спуска. Здравый смысл медленно возвращались к ним. Беллман поднял фонарь, и пятно света осветило толпу марсиан. Многие уже разбрелись по большой каверне, где заканчивалась окружающая пропасть дорога. Другие же оставались поблизости, будто сторожили землян. Они настороженно вздрагивали при каждом движении Беллмана, как будто улавливали их каким-то сверхъестественным чувством.Справа ровный пол пещеры резко обрывался. Подойдя к краю, Беллман увидел далеко-далеко внизу фосфоресцирующие отблески, как светящиеся огоньки подводного царства. Его обдало зловонным дыханием теплого ветра, он услышал вздохи вод, накатывающихся на скалы. Вода колыхалась в этой бездне неисчислимые тысячелетия, пока происходило высыхание планеты.Преодолевая головокружение, Беллман отошел прочь. Его спутники обследовали пещеру. Похоже, она была искусственного происхождения: лучи фонарей то в одном, то в другом месте выхватывали из мрака громадные колонны, испещренные глубоко врезанными барельефами.Кто и когда их вырезал, такая же неразрешимая загадка, как и происхождение вырубленной в скалах дороги. Детали барельефов напоминали видения сумасшедших. Они шокировали взгляд подобно сильному удару в тот краткий миг, когда их обегал луч фонаря, передавая нечеловеческое зло и низменные чувства.Пещера уходила далеко в глубь скалы, вдали ее многочисленные выходы разветвлялись. Лучи фонарей изгоняли колышущиеся в нишах тени и высвечивали неровности стен, уходящих вверх в недоступный мрак. Отсветы дрожали на существах, похожих на чудовищные комки живой плесени, на короткое мгновение оживляли бледные, похожие на полипы растения, прилипшие к темным камням. Место это угнетало, подавляло чувства и сокрушало мозг. Свет и зрение были незваными гостями в этих владениях слепых. Почему-то земляне твердо решили, что бегство отсюда невозможно. Странная апатия охватила их. Они даже не обсуждали свое положение, а просто стояли, равнодушные и молчаливые.Вскоре из зловонного мрака появилось несколько марсиан. Все с тем же словно контролируемым автоматизмом, они синхронно собрались вокруг путешественников и принялись подталкивать их в зияющую внутренность пещеры.Отвратительного вида толпа все увеличивалась. Трое несчастных шаг за шагом продвигались в этой жуткой процессии прокаженных. По мере продвижения перед ними открывались все новые и новые залы, где все новые и новые мерзкие существа дремали во мраке. Землян сковывала слабая, но постепенно усиливающаяся сонливость, какую вызывают ядовитые испарения. Они пытались противиться губительному сну. Дурман усиливался, они наконец приблизились к внушающему ужас источнику.Между уходящими ввысь колоннами возвышалось нечто в виде алтаря, он состоял из семи наклонных, пирамидальных ярусов. Наверху находилась фигура из светлого металла: невообразимо чудовищная и отвратительная, она не превышала размеров зайца.Когда земляне стали рассматривать изображение, их странная, неестественная сонливость усилилась. Марсиане же проталкивались вперед, как идолопоклонники, собирающиеся перед своей святыней. Беллман почувствовал, как чьи-то пальцы сжимают его руку. Обернувшись, он увидел совершенно удивительное существо. Это создание с зияющими пустыми глазницами вместо глаз, такое же бледное и грязное, как и обитатели пещеры, безусловно, когда-то являлось человеком!Из одежды на нем сохранилось только несколько полу истлевших от времени лохмотьев цвета хаки, он был бос. Его белая борода и волосы были покрыты слизью и всевозможным сором. Вероятно, когда-то он был не нижеБеллмана, но сейчас согбенная спина и крайняя истощенность уравняли его с окружающими карликовыми марсианами. Человек дрожал, и почти идиотский вид безнадежности и ужаса застыл на его лице.— Боже мой! Кто вы? — вскрикнул Беллман. От внезапного шока он почувствовал бодрость.В ответ незнакомец пробормотал что-то невразумительное, словно забыл слова человеческой речи или уже не был способен произносить эти звуки. Затем прохрипел, постоянно запинаясь и прерывая свое повествование:— Вы земляне! Земляне Они сказали мне, что вас захватили… так же, как они захватили меня… Когда-то я был археологом… Меня звали Чалмерс… Джон Чалмерс. Это было давно… Я не знаю, сколько лет прошло. Я прибыл в Чаур исследовать древние руины. Они захватили меня — эти существа из бездны… И с тех пор я нахожусь здесь. Побег невозможен… Обитатель Бездны следит за этим.— Но кто эти существа? И чего они хотят от нас? — спросил Беллман.Чалмерс, казалось, восстановил свои силы. Его голос зазвучал более отчетливо.— Они — дегенерировавшие остатки древней марсианской расы Иорхи, которая существовала еще до Айхаи. Все полагают, что они полностью вымерли. Руины их городов все еще сохранились в Чаур. Насколько я смог выяснить — а я теперь говорю на их языке, — это племя было загнано под землю высыханием рек. Они последовали за уходящими водами подземного озера, лежащего на дне этой бездны. Сейчас Иорхи мало чем отличаются от животных, они поклоняются таинственному монстру, живущему в озере… Обитателю Бездны, как они его называют… существу, которое может подниматься по отвесной скале. Маленький идол, которого вы видите на алтаре, — это изображение монстра. Сейчас они собираются провести одну из своих религиозных церемоний и хотят, чтобы вы приняли в ней участие, А я должен проинструктировать вас… Это начало вашего посвящения в жизнь Иорхи.Слушая странное заявление Чалмерса, Беллман и его спутники испытывали чувство, смешанное из отвращения и удивления. Бледное безглазое существо со спутанной бородой, стоявшее перед ними, казалось, несло отпечаток той же деградации, которую они заметили у жителей пещеры. Его уже вряд ли можно было назвать человеком Без сомнения, землянина надломил ужас долгого плена, а пустые глазницы Чалмерса невольно наталкивали на вопрос, который никто из троих не решался задать.— А что это за церемония? — не сразу спросил Беллман.— Пойдемте, я покажу, — в срывающемся голосе Чалмерса прозвучала странная живость. Он потянул Беллмана за рукав и начал подниматься на пирамиду алтаря с уверенностью, говорящей, что путь этот ему хорошо знаком.Беллман, Чиверс и Маспик последовали за ним, двигаясь как во сне. Изображение идола не было похоже ни на что из всего виденного ими на красной планете или где бы то ни было. Изваяние из странного металла, светлее золота, оказалось фигурой горбатого животного, покрытого гладким панцирем, из-под которого по-черепашьи выглядывали голова и конечности. Голова, плоская и треугольная, как у ядовитых змей, была безглазой. По углам безжалостного рта изгибались вверх два длинных хоботка с присосками. Существо обладало двумя рядами коротких ножек, расположенных под панцирем, по земле спиралью извивался длинный хвост. Основания лап были круглыми и напоминали маленькие перевернутые бокалы.Грязный идол — плод воображения чьего-то безумия — казалось, дремал на алтаре. От него буквально излучался незаметно подкрадывающийся ужас, притупляя чувства исходящим от него оцепенением. Такие же излучения исходили когда-то от первобытных миров до того, как появился свет, когда жизнь кипела и лениво пожирала все вокруг в темном, слепом пространстве.— И это чудовище действительно существует? — Беллман слышал свой собственный голос через наползающий покров дремоты, как будто кто-то другой заговорил и разбудил его.— Это Обитатель Бездны, — пробормотал Чалмерс. Он наклонился над идолом, и его вытянутые пальцы трепетали в воздухе, словно он собирался приласкать бледный ужас. — Иорхи создали этого идола очень давно, — продолжил он. — Я не знаю, как он был сделан… И металл, из которого его отлили, ни на что не похож… Какой-то новый элемент. Поступайте, как я… и темнота вам уже не покажется такой противной… Вам не будут уже нужны глаза. Вы станете пить гнилую, вонючую воду озера, поедать сырых слизней, слепых рыб и озерных червей, находя их вкусными… И вы не узнаете, когда Обитатель Бездны придет и возьмет вас.Он принялся ласкать изваяние, поглаживая горбатый панцирь и плоскую змеиную голову. Его слепое лицо приняло выражение мечтательной апатичности курильщика опиума, речь превратилась в бессвязное бормотание, напоминая звуки плещущейся жидкости. Чалмерса окружал ореол странной, нечеловеческой порочности.Беллман, Чиверс и Маспик, с удивлением наблюдая за ним, внезапно заметили, что на алтарь хлынули бледные марсиане. Некоторые протиснулись на другую сторону и, расположившись напротив Чалмерса, также принялись гладить изваяние. Совершался как бы некий фантастический ритуал прикосновения. Они водили тонкими пальцами по отвратительным очертаниям, их движения, казалось, следовали четко расписанному порядку, от которого ни один не отклонялся. Марсиане издавали звуки, напоминающие писк сонных летучих мышей. На их мерзких лицах был написан наркотический экстаз.Фанатики у алтаря, совершив свою причудливую церемонию, отходили от изваяния. Но, уронив голову на покрытую лохмотьями грудь, Чалмерс продолжал медленно и сонно ласкать идола. Со смешанным чувством отвращения и любопытства земляне, подталкиваемые стоящими позади марсианами, подошли ближе и положили свои пуки на горбатую фигуру. Процедура казалась им чрезвычайно таинственной и отталкивающей, но неразумно нарушать обычаи захвативших их марсиан.На ощупь изваяние казалось холодным и липким, будто совсем недавно лежало в куче слизи. Но под кончиками пальцев идол пульсировал и увеличивался, словно живой.Тяжелыми нескончаемыми волнами от него исходила энергия, которую можно было описать только как наркотический магнетизм или электрические колебания. Возможно, неизвестный металл испускал какой-то мощный заряд, воздействующий на нервные окончания благодаря поверхностному контакту. Беллман и его спутники почувствовали, как таинственная вибрация пронизывает их тела, заволакивает глаза и наполняет кровь тяжелой сонливостью. В дреме они размышляли, пытаясь объяснить себе этот феномен в терминах земной науки. Но наркоз стал усиливаться, в опьянении они забыли о своих предположениях.Плавающими в странной темноте чувствами они смутно ощущали давление тел, сменяющих друг друга на вершине алтаря. Вскоре часть из них, видимо, пресытилась наркотическими излучениями и вынесла с собой путешественников по наклонным ярусам алтаря. Вместе с обмякшим, отупевшим Чалмерсом они оказались на полу пещеры. Изыскатели все еще держали фонари в онемевших пальцах, поэтому увидели, что пещера кишит бледным народцем, собравшимся на эту дьявольскую церемонию.Сквозь неясные очертания теней земляне наблюдали, как люди бездны бурлящим потоком взбегают на пирамиду, а затем скатываются вниз, как ворсистая лента, пораженная проказой.Чиверс и Маспик, под влиянием излучения опустились на пол пещеры и забылись тяжелым сном. Но Беллман, обладавший большей сопротивляемостью организма, казалось, медленно падал и плыл в мире темных грез. Он испытывал доселе неизвестные ему ощущения. Вокруг нависла некая почти осязаемая могущественная сила, для которой он не мог подобрать видимого образа. Сила источала энергию, вызывающую дурной сон. В этих сновидениях Беллман, забывая последние проблески своего человеческого «я», почему-то отождествлял себя с безглазым народцем. Он жил, как они, в глубоких кавернах, и двигался по темным дорогам. Но как будто из-за участия в — непотребном мерзком ритуале он был чем-то еще — существом без имени, которое управляло обожающим его слепым народцем; созданием древних зловонных вод. Из непостижимых глубин он периодически выходил на поверхность, чтобы с жадностью набрасываться на все живое и пожирать его. В этой двойственности бытия Беллман одновременно насыщался безглазым народцем на своих пиршествах и пожирался вместе со всеми. В качестве третьего элемента, составляющего гармонию личности, был идол, только в осязательном, а не в зрительном плане. Здесь не имелось ни проблесков света, ни даже воспоминаний о нем.Когда он перешел от этих неясных кошмаров к тяжелому беспробудному сну, и были ли они вообще, Беллман так и не понял. Его пробуждение в темноте напоминало продолжение сновидений. Приоткрыв слипшиеся веки, полу луч фонаря. Свет падал на нечто, чего он сначала не мог уразуметь все еще притупленным сознанием. Сперва им овладело беспокойство, зарождающийся ужас пробудил к жизни все его чувства.Не сразу он понял, что лежащее на полу нечто было ни чем иным, как наполовину съеденным телом Чалмерса. На обглоданных костях виднелись лохмотья полу истлевшей материи. Голова хотя и отсутствовала, останки явно принадлежали землянину.Шатаясь, Беллман поднялся и осмотрелся вокруг взглядом, затуманенным пеленой мрака Чиверс и Маспик лежали в тяжелом оцепенении, а вдоль пещеры и на всех семи ярусах алтаря валялись поклоняющиеся изваянию марсиане. Выбираясь из летаргического сна, Беллман услышал какой-то знакомый шум: звуки скользящего тела и равномерного всасывания, — он постепенно стихал среди массивных колонн и спящих тел. В воздухе висел запах гнилой воды.На каменном полу Беллман различил мокрые отпечатки странной круглой формы. Их могли бы оставить, например, ободки перевернутых больших чашек. Словно отпечатки следов ног, они уходили от тела Чалмерса во мрак внешней пещеры, обрывающейся в бездну. Туда же удалялся странный шум, теперь уже почти неслышимый.Безумный ужас охватил Беллмана, окончательно разрушая чары, все еще опутывавшие его. Он наклонился над Маспиком и Чиверсом и стал по очереди грубо трясти их.Наконец они открыли глаза и начали протестовать, сонно бормоча что-то.— Поднимайтесь, черт вас возьми! — пригрозил Беллман. — Нам представился случай сбежать из этой адской дыры, и самое время сделать это поскорей.Ему удалось поднять своих спутников на ноги после многочисленных проклятий и упреков. В полусонном состоянии они не заметили останков несчастного Чалмерса.Шатаясь, как пьяные, они ступали за Беллманом среди лежащих марсиан, а он уводил их прочь от пирамиды, с которой изваяние по-прежнему излучало дремоту на своих почитателей.Неимоверная тяжесть нависала над Беллманом, и одновременно — расслабленность, вызванная наркотическими чарами. Но он уже ощутил возвращение собственной воли и огромное желание сбежать из этой бездны, оттого, что обитало в ее темноте. Его спутники, порабощенные сонной силой, воспринимали его команды оцепенело и бессмысленно, словно быки на бойне.Беллман был уверен, что сможет вернуться назад тем же путем, по которому их вели к алтарю. Путь пролегал по тому же маршруту, которым следовало существо, оставившее на камнях круглые отметки зловонной мокроты. Проблуждав, как ему показалось, очень долго среди колонн с отвратительными барельефами, Беллман вывел, наконец, землян к обрыву в пропасть: к тому самому портику черного Тартара, из которого открывался вид вниз, в зияющую бездну. Там, далеко внизу, в гниющих водах расходились фосфоресцирующие круги, как будто в воду только что рухнуло тяжелое тело. На скале к краю пропасти тянулись влажные отпечатки. Они повернулись и двинулись прочь от обрыва. Беллман, содрогаясь от воспоминаний об ужасе пробуждения, разыскал ведущую по кромке обрыва дорогу вверх, которая должна привести их к утраченному солнцу. По его приказу Маспик и Чиверс выключили свои фонари, чтобы иметь в запасе батарейки.Неизвестно, сколько еще времени предстоит идти, а свет — первая необходимость путешественников. И одного фонаря Беллмана вполне достаточно, света им всем хватит, пока батарейки не разрядятся.Из пещеры, в которой вокруг гипнотизирующего изваяния лежали марсиане, не доносилось ни звука. Не было видно и никакого движения. Но ужас (Беллман сознавал, что подобного он никогда не испытывал за время всех своих приключений) вызвал у него приступ тошноты и едва ли не обморок, когда он стоял, прислушиваясь, у выхода из пещеры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13